Ночь

Ей всегда было страшно. Злата нервно прятала взгляд и гнула пальцы, скрывая тревогу глубоко внутри. На лице все такое же полумертвое спокойствие — внутри безудержная кровавая буря. Ее разрывало изнутри что-то страшное, от чего никак нельзя убежать. Все говорили: научись контролировать. Злата научилась, но теперь эти эмоции только и сидели внутри, никак показываясь снаружи. Все хорошо, она научилась, теперь никаких случайных поломок мебели, никаких белых бесформенных рук и безжизненных глаз. Все под контролем, так? — Почему ты продолжаешь себе врать? — Злата полулежала на Никите, они развалились на ее небольшой кровати поздно ночью. Никита будто заранее понимал, в какие ночи Злату одолеет этот невыносимый страх — он приходил сам, чуть позже отбоя, чтобы точно никто не видел. Они обычно болтали допоздна и Злата засыпала на мужском холодном плече — Никите спать не надо, он всегда стерег ее покой. — И что же я соврала? — Злата говорила прямо под нос, еле слышно. Саня всегда ругался на ее тихую манеру речи, но повышать голос до сих пор страшно. Да и зачем? Никита и так услышит. — Ну вот я смотрю на твое лицо и понимаю, что ты опять эмоции наигрываешь, — Злата приподняла взгляд, а сердце начало стучать быстрее, — и не смей сейчас утверждать, что я не прав. Никита аккуратно запустил пальцы в каштановые волосы и начал медленно чесать голову девушки. Даже когда она довольна, она промолчит. Даже когда уютно, мышца не дернется. Даже когда будет выть от боли, она сдержится и будет изображать безразличие. Никита — робот, но даже у него эмоций больше, чем у Златы. Шестнадцатилетней Златы, сгорающей внутри от вечной тревоги. За окном несмело падали капли с неба, начиная свою ночную песнь. Где-то вдалеке были слышны первые громовые раскаты, а значит, ливень на весь грядущий день обеспечен. Злата посильнее прижалась к твердой груди, отдавая свое тепло. — Если поддамся настоящим эмоциям, что из меня получится? Думаешь, я не знаю, как поначалу раздражала всю организацию своими истериками и допросами? — Речь становилась все тише и тише, Никите бы пришлось напрячь слух, будь он обычным парнем. — Я рассказывала, как я разревелась перед Джонни три года назад? Он даже не поверил, что мое поведение настоящее. Я сама не знаю, не наврала ли я ему тогда. Он почти ничего не ответил и ушел. Спасибо, что не послал. Хотя, может и должен был. Она говорила до абсурда спокойно, будто вся эта ситуация ее абсолютно не касалась. Будто это не Злата боялась сделать и шаг в организации, будто это не она тряслась в истерике перед мужчиной и кричала на него, и это не Злата намеренно разбила все зеркала в своей комнате пару дней назад. Ее голос был пугающе безразличен, он сливался с далёким шумом дождя и грома, превращаясь в тонкую нить. — Я тебя раздражаю? — Злата нервно хихикнула и помотала головой, — Ну и Саня, конечно же, тебя не раздражает, — Смешок откуда-то снизу раздался чуть громче. Злата любила их обоих, но как же забавляли эти вечные ссоры, словно между маленькими мальчишками. И глупые уколы в сторону друг друга тоже. — Я бы сказал, он даже поагрессивней тебя будет. У тебя вон, — Никита махнул в сторону неубранных осколков, — только одно зеркало, а у него вся стена в дырках. И что? А я? Ты бы знала, как меня ненавидел твой отец. Отвратительный мужик, прости, пожалуйста, но бесил я его замечательно. И ничего, вроде живые, вроде нас даже любят, — Парень наклонился чуть ниже, чтобы оставить быстрый поцелуй на макушке, — как минимум, ты любишь. Я ведь прав? Злата молчала, медленно растекаясь, как раскаленное железо. Три года назад она бы и не поверила, что после неловкого вопроса о его мертвой девушке, Никита ее запомнит, а потом они и сами начнут встречаться. Все начиналось просто ужасно: Злата хотела узнать, правда ли он такой же нелюдь, как и она. Узнала — оказалось правдой. В комнате было свежо, пахло сырой землей и хвоей из-за приоткрытого окна. На «богато‐серых» (Никите до сих пор смешно с названия от Златы) стенах неаккуратно висели плакаты, следя за каждым движением. Девушка начала ворочаться, пытаясь поудобнее устроиться — никак не получалось, сон просто не приходил. Она правда старалась изматывать себя до изнурения на тренировках, но потом наступала ночь, а вместе с ней тревога и бессонница. — Не могу уснуть, — Она проигнорировала вопрос Никиты: ответ ему и так очевиден, — Я задолбалась с этой бессонницей, я словно устаю, но не до конца. И мыслей… Много. И не затыкаются никак, я не могу уже. Прости, — Злата выдала все одним потоком, лишь в конце испугавшись чего-то и добавив глупое «прости». Действительно, глупое. — Если хочешь, я помогу уснуть. А заодно напомнить, что такое эмоции, как тебе идея? — В его голосе прозвучал намек, который вечно заставлял Злату смущаться. Никита был тем еще клоуном — он часто предлагал что-то непристойное, где страдала лишь Злата, а он даже толком не раздевался. Что‐то было не так, но как же поставить блок на рефлексию в собственном разуме? — Ты ведь опять поиздеваешься и перестанешь. — Но я же знаю, что тебе нравится издеваться в ответ, — его голос значительно повеселел, — да и в целом, тебе много что нравится… Никита наклонился к бледной шее и оставил крохотный поцелуй прямо за ушком. Злата неохотно приподнялась, чтобы их лица оказались на одном уровне — парень сразу воспринял это как хороший знак и снова припал к шее. По такому чувствительному живому телу прошла легкая дрожь, отзывающаяся мурашками на плечах и руках. Злата почувствовала, как огненное цунами внутри сменилось водным пожаром — все также волнительно, но не так страшно. Шум из леса усиливался вместе с нарастающим дождем. Злата сцепила руки за талией Никиты и положила голову ему на плечо, пока он медленно исследовал ее тело под рубашкой. Ледяные ладони только сильнее провоцировали на какие-то действия, хотелось извиваться, словно змее, но разум приказывал сидеть. — Снимешь? Или сегодня лучше тебя не раздевать? — Сквозь легкую насмешку было слышно настоящее волнение, и Злата покачала головой. Когда-нибудь ей не будет стыдно перед ним до конца. Когда-нибудь, но точно не сегодня. Никита понимающе шепнул на ухо «хорошо» и оставил поцелуй на лбу. Он не будет толкать на то, к чему не готова — но обязательно поможет полюбить себя и свое тело. Его руки опустились ниже, прямо под кромку свободных штанов. Злата дернулась, закрывая глаза. Все происходящее казалось каким-то сном или глубоким трансом — его пальцы скользнули под белье и прошлись по влажным губам. Хотелось резко двинуться вперед, но девушка так и сидела, практически не выдыхая. Никита еще раз провел пальцами и, найдя клитор, несильно прижал ладонь. Он ощущал, что еще пара его движений, и Злата оживет. На его коленях будто сидела безмолвная кукла — на деле, бомба замедленного действия. Но этот взрыв должен быть приятным. Парень начал массировать большим пальцем чувствительную точку, постепенно погружая указательный внутрь. Злата снова дернулась и прошептала что‐то невнятное, прежде чем укусить Никиту за плечо. Ее руки ухватились за мягкие пшеничные волосы парня и слегка дернули назад, чтобы он открыл шею. На нем все равно следы проходят быстро. Злата очень медленно оставляла красные отметки, украшая шею ниже и ниже. Она отвела воротник его футболки, собираясь прикусить ключицы, но Никита ухмыльнулся и вставил второй палец, ускоряя круги на клиторе. Кислород судорожно вышел из легких, а щеки покрыл яркий румянец. Девушка так и сидела: с приоткрытым ртом, жалобно требуя быть быстрее и едва двигаясь по мужским пальцам. Второй рукой Никита придерживал Злату за бедра, больно сжимая их — до сих пор не получилось привыкнуть к ее болевому порогу. — Только, пожалуйста, не издевайся… — Она снова тихо шептала. — Я по‐другому не умею, — Никита наращивал темп, ощущая как сжимаются мышцы девушки и предчувствуя ее скорую разрядку. Он снова вернулся к бледной шее, но, в отличие от Златы, не собирался оставлять никаких засосов. Хватит лишь мимолетных касаний носом вдоль сонной артерии, и… Девушка рвано втянула воздух и тут же выдохнула. Тело изогнулось и прижалось посильнее к мужской груди. Никита продолжал толкать пальцы внутрь, но постепенно замедляясь, выстраивая какой-то свой ритм. Воздух казался слишком плотным, а мысли внутри раскаленными спичками. Злате было хорошо и отвратительно одновременно — хотелось удариться головой от неконтролируемого удовольствия. — Пожалуйста, Никит… Я не выдержу, — Она жалобно проскулила и снова спрятала свое лицо в надежде скрыть пунцовые щеки. — Ладно, твою просьбу я выполню, — в последний раз введя пальцы до конца, он посильнее нажал на клитор, ощущая, как девичье тело содрогается от волны мягкого оргазма. Злата все также неровно дышала и тихо ворчала, а парень расцеловывал ее макушку. — Маленькая врушка. Дай посмотрю в глаза, — Парень приподнял ее подбородок. Злата уводила взгляд, боясь встретиться с этими чересчур живыми голубыми глазами. Почему-то было стыдно. До сих пор. — И не стыдно врать, м? — Поцеловал в лоб. — Не стыдно прятаться? — Поцеловал в переносицу — Не стыдно тебе, Злата? — Поцеловал в кончик носа. — Не мне тебе говорить, но будь живее. Тебя все равно все любят, правда, — Никита прижал к себе голову девушки, ощущая, как его футболка постепенно становится влажной. Ничего, если плачет — значит, поняла.