горький шоколад и неоправданные надежды

Кира, по правде говоря, к Геле, девчонке из соседнего подъезда относилась всегда с презрением. Новосёлова красилась слишком ярко, одевалась в свои блядушные наряды, едва прикрывающие задницу и звонко хохотала на всю улицу, повисши на плече одного из Кириных знакомых, с которым она крутила самокрутки, втюхивая их малолеткам на районе. Ангелину Кира и её компания называли «шлюхой Гелечкой» и за глаза, и в лицо, на что та обнажала свои кривоватые зубы в усмешке, бросая им в ответ: —На такую шлюху как я, мальчики, у вас денег в жизни не найдётся. И смотрела всегда так гордо, свысока, словно не её мать за волосы таскала по всему двору неделю назад, когда возвращаясь с работы увидела Гелю, целующуюся взасос с подружкой Катькой с соседней улицы. Словно не она на прошлой тусовке на чьей-то хате влила в себя бутылку водки, заблевав потом ковёр в прихожей. У Гели была гордость. Никому ненужная, дешёвая, временами излишняя, но была. Геля умела быть притягательной. Кира не знала, чем она притягивала взгляд. У девчонки не было пышных форм, даже наоборот кости почти просвечивали сквозь кожу, а лицо так и оставалось круглым и щекастым, сколько бы килограмм она не сбросила с помощью умеренного вызова рвоты. Нет, Кира не стояла под дверью туалета, когда Ангелина после съеденного куска пиццы сорвалась из-за стола. Кира не любила Гелю от слова совсем. Но отгоняла от неё пьяных друзей, которые лезли ей под юбку и швыряла в руки шоколадки, когда возвращалась со смены домой, бросая резкое: —Ты на скелет похожа, ущербная. Хочешь сдохнуть, сделай это по-быстрому. *** Геля жмётся к Кире сильнее, обхватывая её плечи дрожащими руками, тычется носом в ключицу, громко стуча зубами. Мокрые волосы прилипают к её щекам, лезут в рот, но Ангелина даже не пытается их убрать. —Ты отбитая нахуй, —рычит Кира ей в макушку, сжимая волосы на затылке.—Если б меня рядом не было, ты б в блевотине своей и подохла. Кира не умеет поддерживать людей, сопереживать и подавно, это умение, наверное, выдавалось где-то в Небесной канцелярии вместе с нормальной семьёй, но Кира проебала выдачу и первого и второго. —Спасибо тебе, —прошепчет Геля, когда Кира всё же оторвётся от неё, выходя из ванной. —Не нюхай, если не знаешь меры, Гель. В следующий раз меня не окажется рядом. *** Геля понятия не имеет, почему Кира раз за разом вытаскивает её из задницы без видимых на то причин. Почему промывает ей желудок при алкогольной интоксикации, даёт по роже своим друзьям, которые пытаются её трахнуть и носит ей ебучие горькие шоколадки, от которых Гелю давно воротит. Кира всегда оказывается рядом, когда нужна и это не дружба, даже не намёк на неё, но Геля осознаёт, что Медведева единственный человек, готовый приехать после первого звонка. —Почему ты мне помогаешь, Кир? —Ты ж сдохнешь, если меня рядом не будет, кис. *** Любить Гелю молча — это всё, что может себе позволить Кира. Глотать, слизанные с верхней губы кристаллические гранулы, может быть мефедрона, а может Гелиных пьяных обещаний, что такие же запретно-сладкие, как и любой наркотик. Но денег в Кирином кошельке не хватит даже на час с яркой девочкой Гелей, что с шестом, наверное, слилась воедино. Смотрится на нём настолько естественно и изящно, словно не стриптизёрша в скверном баре на окраине города, а одна из прим в Большом театре, фигурой которых она всегда бредила, не меньше. А Гелина натура, уже привыкшая к купюрам, засунутым в недешёвое кружево, купленное за деньги очередного холостяка за сорок, не согласиться на жизнь от зарплаты до зарплаты во вшивой коммуналке, площадью метр на метр, которую они снимут напополам. Геля — птица высокого полёта, регулярно стоящая на коленях, в коленно-локтевой и во всех позах в которые её ставит всё тот же Андрей Николаевич, отец всё той же до дрожи желанной Киры Медведевой, которая ебёт её в те дни в которые не ебёт её папаша. Гелю не смущает ни его обручалка на безымянном и новая жена, ни возраст, её чертовски гнетёт только его фамилия, идентичная с фамилией девчонки, таскающей ей плитки самого дешёвого горького шоколада и пачки «LD» с приторной вишнёвой капсулой. Девчонки, которая ради того, чтобы купить ей букет никому ненужных цветов, в две смены грузит мешки с цементом, пока Геля врёт ей о том, что она просто танцовщица, заедая горьким шоколадом поганое послевкусие спермы во рту. Кира об этом, конечно, не догадывается. Она молча тянет Гелечку к себе, укладывая яркую макушку себе на плечо и шепчет ей в висок: —Я денег накоплю, мы с тобой съебёмся отсюда куда подальше. Квартиру снимем, работу найдём, собаку заведём. Или кошку. Ты кого больше хочешь? Ангелина вязкий ком в горле едва сглатывает, на Киру стеклянными глазами глядя. —Собаку хочу. Они верные. Про себя добавляет: «А я нет, Кир. Лучше бы собаку приручила». —Будет собака. И всё, что захочешь у нас будет, Гель, веришь? —сухими губами прикасаясь к виску, не замечая слезу скатившуюся по её щеке. —Конечно, верю. *** Обученная ошибками Геля вышколенно бросает на пол подушку, стянутую с кресла, опускаясь на неё коленями, чтобы не получить новых синяков на бледной коже. Её тело должно быть идеально-гладким. Никаких синяков, щетины либо порезов от бритвы. Пальцы тянутся к пряжке ремня, расстёгивают пуговицу, цепляются за бегунок на молнии, резко дёргая его вниз. Геля сжимает его едва возбуждённый член, смоченной слюной ладонью, несколько раз проводя от головки вверх. Она обхватывает его губами, быстро дыша носом, расслабляет гортань, чтобы не выблевать на дорогие брюки, съеденный утром сухой кекс. Андрей Николаевич(называть его просто Андреем как-то неуважительно, а вот сосать каждые среду, пятницу и субботу очень даже почтительно) зовёт её всегда Гелечкой, зарываясь ладонью в волосы на затылке, толкаясь в глотку глубже. Он, что довольно странно, обращается с Гелей в какой-то мере вежливо, если сравнивать с остальными её клиентами. Максимум неуважения, которое он себе позволяет, это кончать ей в рот, щедро отплачивая за это после. «—Хорошая ты девчонка, Гелечка. Жаль только, что шлюха». Бросает он ей каждый раз, трепля по впалой щеке. И Геле самой жаль, что она шлюха. Но больше жаль Киру, которая рассказывает ей какой её папаша мудак, совершенно не зная, что он Гелю трахает регулярно, три раза в неделю. «—Он от нас с матерью съебался, сказал, что терпеть конченную алкоголичку не намерен. —Тебя с собой звал? —Если б звал, Геля, я бы не жила от зарплаты до зарплаты, в коммуналке, куда регулярно являются ёбыри матери. Шепчет она Геле, впечатывая докуренную сигарету в подошву кроссовок, швыряя окурок в соседскую клумбу. —Чаем угостишь? У меня мать дома просто, не хочу туда идти. —Чая нету, есть недопитая бутылка водки, будешь? —Пошли.» *** Кира к барной стойке подходит, облокачиваясь на неё, наклоняясь к бармену ближе. —Слушай, парень, Геля знаешь где? Максим, о чём говорит его бейджик, окидывает её взглядом, не прекращая натирать гранённый стакан до скрипа. —Геля сейчас занята, ты если её именно хочешь придётся подождать, —по всей видимости спутав её с парнем, отвечает он. —А чем занята не подскажешь? —уже напрягшись, хрипит Кира, сжимая в кармане шоколадку для Гели. —Чем ещё она может быть занята? У неё клиент, через полчасика приходи, она освободится. Кира усмехается горько, слегка жалко, по барной стойке пальцами постукивает, бросая парнишке: —Я её здесь подожду, коньяка плесни мне. Кира головой опирается на стойку, в голове прокручивая каждое Гелино: «Я танцую, они смотрят, ничего большего, ты мне веришь?». Кира верила. Верила, даже когда пацаны ей говорили, что Гелю с мужиком каким-то в тачке видели. Верила, когда синяки на её коленях видела, на что Геля отмахивалась. Верила, когда Геля трубку не брала по несколько часов, а потом запыханная перезванивала. Кира слепо верила в Гелину искренность, забыв о том, как искусно та умеет лгать. —Идёт твоя Геля, деньги за коньяк не забудь оставить. Кира на стойку швыряет купюру, спрыгивая со стула, движется к Гелечке, что пытается поправить смазанную помаду, касаясь губами щеки никого иного как её папаши. Папаши, которого Геля сама называла мудилой, когда Кира рассказывала о своём детстве и юности. Папаши, сперму которого она глотала несколько минут назад в привате. Мужчина открывает рот, чтобы Кире что-то сказать, но она отмахивается от него рукой, рычит: —Съебись нахуй, как съебался несколько лет назад, —дождавшись пока он уйдёт, Кира поворачивает голову к дрожащей девушке напротив. —Гелечка, так танцовщицы у нас в рот за деньги берут оказывается? Я оказалась недостаточно хороша и ты переключилась на моего отца? Кира ладонью зарывается в короткие, сожжённые осветлителем и краской волосы, оттягивает их до боли, в губы приоткрытые выдыхая напоследок: —Тебя не жизнь испортила, Гелечка, а натура твоя шлюшья. За Кирой захлопывается дверь, пока Геля продолжает стоять посреди бара с задранным до талии платьем, следами от дешёвой старой туши на щеках и плиткой дешёвого горького шоколада, который она ненавидит теперь ещё больше прежнего.