сэр Артур Конан Дойл.
***
Трёхмачтовое судно «Labyr» с одним поднятым парусом – не было ни малейшего ветерка, – уже три дня стояло в уединённой бухте у берегов необитаемого острова. Минхо, третий помощник капитана, в ту ночь заменял на посту своего непосредственного начальника, учавствовавшего в знатной пьянке, которую они с квартирмейстером закатили накануне вечером по случаю удачной охоты на острове. Весь корабль ходил ходуном от их оглушающих песен и браных воскликов. Они предлагали и Минхо присоединится к ним, но, к его же горю, в нем чувство долга было сильнее желания пригубить лишнего. Хотя, на этот раз, чувство долга было лишь удобным оправданием, ведь поставить вахтенных – дело простейшее, ему не стоило утруждать себя такой утомительный работой. Но не все было так просто. В полночь их корабль по прежнему оставался стоять на якоре в никем не замеченной бухте. Море было спокойно, лишь иногда дул свежий прохладный воздух. На зеркальной поверхности воды отражался усеянный звёздами небосклон, а полная луна то и дело вплетала в неё свои серебрянные нити. В тропиках темнело рано и внезапно, поэтому перепад температуры был разительным. От воды поднимался пар, и Минхо даже не успел заметить, как корабль окутала непроницаемая дымка белого влажного тумана. Из кают под палубой отдалённо слышались крики и звуки пьяного веселья, но Минхо, оперевшись на деревянные поручни, наслаждался тишиной. Ему было всего двадцать пять, казалось бы, расцвет сил, но не тут-то было. Недомогание преследовало его по пятам, как натравленная собака-ищейка, не отступающая от своей жертвы. Нигде он не мог найти покоя. Внутри него постоянно происходили изменения, вызванные мощным эмоциональным всплеском. Непосредственно это выражалось в том, что внутренние органы начинали функционировать иначе. Это значило, что их состояние отражало каждую новую волну сокрущающего чувства, которое в последнее время захлестывало его всё чаще и больше. Медаки, к которым он обратился за помощью, в надежде, что его состояние лечиться, приняли его "болезнь" за обычную инфекцию, подхваченную на суше. Они сказали ему, что немало людей приходят к докторам с жалобами на недомогания, симптоматика которых схожа с лихорадкой. Тем не менее, выяснилось, что на самом деле, "болезнь" Минхо была вызвана потрясением. И проявлялась она не постоянно, а отдельными фазами, в которых ему свойственно было расширение зрачков, усиленное потоотделение в области ладоней и учащенное сердцебиение. При этом происходил выброс в кровь значительного количества адреналина, негативно воздействующего на организм и общее состояние здоровья. И Минхо долго не мог признаться самому себе, что страдает в физическом плане не от какой-то там болячки, а только от чувства влюбленности. Но в его понимании, в его мировоззрении, которое привило ему пиратское общество, это было так глупо, так ничтожно, что не стоило и внимания. Поэтому Минхо продолжал мучаться молча, не показывая никому бури, что скрывалось за показательным внешним спокойствием. Глубоко вздохнув, он уже был готов отойти от поручней, как вдруг откуда-то отовсюду зазвучал красивый, знакомый до боли в сердце, голос. Минхо встрепенулся и замер на полпути. Пение оборвалось и стихло, бесследно растворившись в тумане. Наступившая тишина была настолько пронзительной, что Минхо почудилось, словно он слышит собственное сердцебиение. Даже звуки пьяной попойки внизу были уже не слышны, во всяком случае для него. Его слух напрягся до предела, пытаясь снова уловить в воздухе знакомые вибрации. У Минхо вспотели ладони. Он бросился вниз по трапу, на нижнюю палубу и стал выглядывать в тумане владелицу изумительного голоса, поразившего его с первого раза и до глубины души. Минхо всё ещё не видел её, когда краткая песнь повторилась вновь, но тогда уже он твердо знал, что это не просто песнь – это зов! Она зовёт его, он нужен ей! И кто он такой, чтобы противиться ей и воле своего сердца? Скинув с себя комзол и тяжелые кожаные сапоги, он перелез за поручни. На секунду в его голову прокрались сомнения. Сколько раз он слышал от бывалых пиратов о русалках, сколько раз смеялся над глупостью моряков, что не смогли устоять обаянию демонов, качающихся на морских волнах! Неужели и ему придётся примкнуть к числу тех несчастных, что покончили собой?... А даже если и так, то лучше встретиться со своей смертью смело, лицом к лицу, нежели медленно умирать от проклятых любовных чувств! Минхо в последний раз оглянулся на палубу, зная, что когда оттолкнется и прыгнет в воду, то это плавание будет определенно в один конец. С кораблём его связывало очень многое, на нём были его друзья, его команда, которая сейчас беззаботно выпивала внутри, но там, в море его душа, а разделять душу и тело он был не намерен, поэтому не тратя много времени на раздумья, вытянул руки над головой и плавно, красиво вошёл в воду. В капитанской каюте, где выпивали и играли в кости пираты, было очень душно, поэтому второй помощник капитана Ньют вышел подышать свежим воздухом наверху. Услышав всплеск за бортом, он пошёл посмотреть что там и проверить, не произошло ли какой-нибудь беды. А она произошла. Но когда Ньют увидел Минхо, плывущего прямиком в туманный омут, было слишком поздно. Ньют был уверен, Минхо слышит его крики и просьбы вернутся, но не может сделать это, потому что заколдован – навеки пленён коварным мстительным созданием, которое породили морские глубины. — Минхо, стой!... Возвращайся, Минхо!... Она погубит тебя! Погубит, чёрт возьми!... Вопли Ньюта ещё долго витали над палубой и даже призвали нескольких матросов, но для Минхо не существовало никакого голоса, кроме того, что весьма удачно играл на его сердечных струнах. Корабль давно исчез позади, даже не слышно было кряхтения старых досок. Минхо оглянулся. Вокруг белым бело за исключением тёмной воды и не менее тёмного неба, в котором расточает своё серебряное богатство владычица луна. От её прозрачного, голубоватого света искрятся капельки тумана и Минхо понял, что здесь, именно здесь, в этом волшебном месте он умрёт, чтобы родится вновь. Недалеко от него из воды поднимался одинокий камень. Устав балансировать на поверхности воды, Минхо вылез на него, сел и оглянулся, проводя рукой по глазам, как бы избавляясь от поволоки, которая не давала ему видеть ту, с которой он сегодня уйдёт из этого мира навсегда. — Где ты? — спросил он у тихой пустоты, которая ответила ему многозначительным безмолвием. — Я знаю, что ты здесь... Я слышал тебя. Снова ничего. Минхо сидел на камне посреди воды и чувствовал себя прескверно, словно у тумана вдруг появились глаза и теперь пристальный взгляд ощупывает его со всех сторон. Ему было неприятно, мокрая одежда неприятно облепила тело и теперь пронизывала его холодом, но он ждал. Вдруг он краем глаза уловил под водой какое-то движение и сразу встрепенулся. Секундой позже из воды появилась девичья голова, шея, плечи, усыпанные веснушками и грудь, обтянутая полоской какой-то белой ткани. — Это ты... — выдохнул Минхо, вздрагивая от неожиданности её появления. Это дивное создание, похоже, не понимало человеческого языка. Она, по всей видимости это была именно девушка, не понимающе посмотрела на него своими выразительными глазами и наклонила голову вбок, тогда как Минхо был просто не в силах оторваться от созерцания её удивительных глаз. Это был не просто серый цвет, это был цвет, какой бы имели расплавленные жемчужины – молочно-перламутровый, и в лунном цвете он отливал всевозможными оттенками художественной палитры. Девушка обладала редкой красотой и изяществом, которому могли бы позавидовать многие родовитые дамы, с детства обучающиеся манерам и поведению. Её длинные белые волосы струились по спине и расплывались где-то в воде. Кожа была бледной, очень тонкой, чуть ли не прозрачной, оттого, что почти не видела прямых солнечных лучей, и такой же нежной, как у новорождённого ребёнка. На её груди красовалось ожерелье из морских раковин и жемчуга, и что-то вроде золотого гребня блестело в волосах. Ей тоже было в диковинку видеть человека так близко, поэтому пока взгляд Минхо блуждал по ней, она с интересом рассматривала его в ответ. В подводном царстве не было смуглых людей и ей стало интересно, что же будет, если прикоснуться к нему. Она осторожно протянула к нему руку с перепонками между пальцев и провела ею по чётко-выраженной скуле Минхо. Их взгляды встретились, и Минхо вдруг прильнул губами к её холодным мокрым губам в слепой непреодолимой тяге. Она не ожидала от него такого напора и вздрогнула, словно от ожога. Хотя, кто знает... Возможно, губы Минхо действительно обжигали её, тогда как она сама своим холодом тушила его внутренний пожар, разгорающийся с неистовой силой и сжирающий все чувства, оставляя одну только безрассудную страсть. Минхо отлично знал, что это конец, – он целуется со своей смертью, – но та его часть, которую не поразила "любовная" болезнь, торжествовала. По крайней мере, он уйдёт красиво. Её руки с полупрозрачными плавниками обвивали его шею в смертельном захвате, а холодное тело прижималось к нему. Скользнув ладонью ниже по её хребту, к пояснице, Минхо почувствовал жесткую крупную чешую. Ну конечно... Она же дитя океана... Отстранившись от неё после длительного поцелуя, Минхо усмехнулся и раскинул руки, мол, делай, что следует. Она лишь улыбнулась, обхватила Минхо двумя руками и нырнула в воду, утаскивая его на глубину, в своё царство. Минхо даже не думал сопротивляться... Пока он ещё не утратил способность мыслить, он смотрел широко открытыми глазами на поверхность воды, над которой светила луна и думал о том, что всегда наблюдал за этой тонкой гранью с другой стороны. Но то была жизнь. А сейчас смерть. Значит, полная противоположность. Всё сходится, всё логично. Она обнимает его, прижимается головой к его груди, а он чувствует, что проваливается в бездну, из которой ему не выбраться. Медленно всплывают вверх последние пузырьки воздуха, вырывающиеся из его легких. Её белые волосы так волшебно развиваются в воде, а движения тела и хвоста такие плавные, грациозные... Она – дитя океана... Она прекрасна, как и стихия, породившая её. И этот факт точно не оспорим.