this holy skin

«Джон Уик». Спина Джона напрягается. Его сердце пропускает удар. Это было так давно, но он узнает этот голос где угодно. Он поворачивает голову, осматривая каждый выход и вход — никто не блокирует его побег, никого подозрительного — прежде чем нацелиться взглядом на человека рядом с ним. Он высок, почти такого же роста, как Джон, сложен и красив, смуглая кожа, темные глаза, суровый вид и острые челюсти. Он одет в строгий черный костюм, черный галстук, белую классическую рубашку, наряд почти такой же, как у Джона. Никто в мире не смог бы сказать, кроме Кассиана, который заметил небольшую осторожность Джона и находит это забавным. — Кассиан, — равнодушно произносит Джон. — Приятно видеть тебя здесь.— Кассиан указывает на свободное место рядом с Джоном.— Могу ли я присоединиться? — Ага. Когда Кассиан садится рядом, его колено ударяется о колено Джона почти непреднамеренно. Джон использует все до последней капли тщательно отточенной самодисциплины, чтобы удержаться от того, чтобы не засунуть руки в лацканы пиджака Кассиана и не сделать то, о чем он в конечном итоге пожалеет прямо здесь, в баре «Континенталь». — Месье Уик, ваш бурбон.— Весомый звук хрусталя, ударяющегося о твердую кварцевую столешницу, подчеркивает тот факт, что они здесь не одни.— Могу я принести что-то для вашего друга? — Джин с тоником,— одновременно говорят Джон и Кассиан. В уголках глаз Кассиана появляются морщинки и он расплывается в улыбке. — Рад тебя видеть, Джон, — говорит он— Прошло много времени. — Ага.— Джон сморгнул слишком недавние воспоминания о холодных, сырых камерах, неумолимом заключении.— И я тебя. На лбу Кассиана появляется небольшая морщинка, в глазах таится тысяча вопросов. Бармен возвращается с напитком, который Кассиан принимает с кивком.— Так. Ты здесь по делу? — Да. Бизнес. Ты? — Тоже. Ты давно в городе? — Всю неделю,— говорит Джон.— А ты? — Всю неделю. Джон поворачивается к Кассиану. У него начинают течь слюнки, когда он украдкой разглядывает его длинные ноги и большую руку, лежащую на бедре. — Ты хорошо провёл время? Кассиан кивает. "Конечно." — Было ли что-нибудь интересное с тех пор, как я видел тебя в последний раз? — Ну знаешь, здесь и там. — хм. — Ты работаешь сегодня? — Нет, ты? — Не сегодня.— Кассиан бросает на Джона взгляд, полный накопленного желания, которое тлеет глубоко в его животе с тех пор, как начался их разговор.— Ужин? — Конечно. — Где? — Я думал остаться здесь. — Идеально.— Локоть Кассиана приближается к локтю Джона, не касаясь его, но Джон чувствует тепло его тела, излучаемое сквозь ткань пиджака.— В настроении для чего-нибудь особенного? Джон делает глоток в тщетной попытке скрыть кровь, залившую его щеки. — Я бы предпочел не готовить много, если ты не против. Рука Кассиана сжалась ещё сильнее на бедре.— Хорошо. Что-нибудь еще? Джон наклоняется ближе, встречается взглядом с Кассианом.— Если ты недавно сталкивался с какими-нибудь интересными новыми вкусами в своих путешествиях, я бы хотел попробовать их. Блять. Я чувствую себя… авантюристом... — Авантюрный, — говорит Кассиан, его глаза горят обещаниями.— Я могу поработать с этим. Пространство между ними вдруг как-то кажется что увеличилось, далеко но и не достаточно, учитывая их окружение. Джон приводит себя в порядок, возвращается к своему напитку. Кассиан делает то же самое, и они погружаются в дружеское молчание. Пока он пьет, Джон позволяет своим глазам блуждать, задерживаясь на профиле Кассиана. Это тот самый профиль, на который он смотрел с тех пор, как был мальчиком, сидел рядом с Кассианом на уроках или боролся за то, чтобы отдышаться на мате после изнурительной ночи тренировок. Позже он был постоянно в долгих поездках и бесконечных наблюдениях, втиснутый в невозможные пространства, в ожидании точного момента, чтобы выполнить одно невообразимое задание за другим, а в более поздние годы, лежа рядом с ним в постели, освещенный лунным светом, просачивающимся через окна... За прошедшие годы он на удивление мало изменился: только на плавном склоне его носа появилась лишняя выпуклость из-за слишком большого количества переломов, а на нижней стороне челюсти — ужасная полоса выпуклой белой рубцовой кожи. Джон мог нарисовать его по памяти, он уверен: он провел одну из самых темных ночей в своей жизни, реконструируя его мысленным взором. Теперь, когда он снова каталогизирует это знакомое лицо, его пальцы чешутся, почти одержимые желанием прикоснуться к его щеке, чтобы увидеть, так ли верна его осязательная память, как и зрительная. Хуже того, он жаждет развязать язык, освободить голос и, может быть, разум. Ему так сильно хочется рассказать Кассиану все о том, где он был последний год, о жестокости, оскорблениях и страхе. Ни одна из этих концепций не чужда ни одному из них, но тюремное заключение добавило новый слой безнадежности в мировоззрение Джона, и с тех пор, как он вернул себе свободу, он барахтается в бесконечном озере, холодном и темном. Кроме работы, конечно. Джон всегда может рассчитывать на то, что работа заземлит его, утешая своей неизменностью. Он предпочел бы рассчитывать на Кассиана. Близость и доверие редко встречаются в этой жизни; на самом деле их активно обескураживают и депрограммируют, если не особенно среди сверстников. Каким-то образом они с Кассианом упустили это, и Джон не уверен, считать ли себя счастливым или проклятым, чтобы понять, что он держит абсолютно все необходимое, чтобы сокрушить Кассиана, в своей ладони, и что Кассиан может сделать то же самое с ним в любой момент. Чем дальше он будет блуждать по этому левому пути, тем больше сил будет работать, чтобы оторвать его от того немногого, что ему дорого. На данный момент все, что он может сделать, это позволить себе смотреть, находя утешение в их физической близости, зная, что она конечна, как и все вещи. — Джон.— Кончики пальцев Кассиана касаются обнаженного запястья Джона между манжетом его рубашки и часами.— Я должен идти. Джон лезет в свою куртку за запасной ключ-картой. Он подсовывает её под барную салфетку Кассиана, наблюдая, как его ноздри раздуваются. «Комната 717. 8 часов». — Это уже поздний ужин.— Кассиан хватает салфетку и прячет ее в нагрудный карман. — Как насчет 7? — Сойдёт. Кассиан кладет золотую монету через барную стойку, прежде чем встать и поправить пиджак. — Тогда увидимся. "Увидимся." Глядя, как Кассиан уходит, Джон так крепко сжимает свой стакан, что тот трескается в его кулаке.

***

Визит Джона к портному длится дольше, чем он ожидал, поэтому к тому времени, когда он возвращается в номер, Кассиан уже ждал его. Он стоит перед панорамными окнами, шторы широко раздвинуты, чтобы тот мог любоваться видом,— Добрый вечер, Джон. — И тебе, Кассиан.— Джон запирает дверь на засов.— Прости, я опоздал. Ты готов к ужину? — Конечно.— Кассиан поворачивается к Джону, вертя в руке хрустальный стакан. — Я налил себе выпить, надеюсь, ты не против. —Нисколько.— Джон пересекает комнату, моет руки в маленькой раковине, прежде чем налить себе на два пальца напиток Блэнтона. Он прислоняется к стойке и поднимает свой стакан, который встречает со звоном стакан Кассиана. — Знаешь, теперь мы можем говорить откровенней, — говорит Кассиан, кладя руку на стойку рядом с рукой Джона, сокращая расстояние между их телами.— Я скучал по тебе, Джон. Джон переносит свой вес. Он не ожидал, что так отвык от желания Кассиана, первого приветственного положительного интереса, проявленного к нему после месяцев, проведенных в аду.— Тебе не обязательно это говорить. Кассиан хмурится.— Ты же знаешь, я не говорю ничего, чего не имею в виду. Особенно тебе. Джон отводит глаза, грудь наполняется ноющим теплом, которое он не знает, как определить. Кассиан наклоняет голову, чтобы встретиться взглядом с Джоном.— Ты… хочешь мне что-нибудь сказать? —Что? —Не знаю.— Кассиан пожимает плечами.—Что-либо. Джон не отводит взгляд. В его голове всплывают воспоминания из прошлой жизни, когда он ковылял обратно к койке, которую он делил с Кассианом, с синяком под глазом, или с рукой на перевязи, или еще хуже. Кассиан всегда садился на край его кровати, часто с похожими травмами, иногда именно ему поручили нанести раны Джону, в зависимости от урока, в зависимости от дня. Иногда он что-то говорил, но чаще всего молчал, предпочитая вместо этого просто сидеть и заявлять о своем присутствии. Я здесь. Я понимаю. Ты можешь поговорить со мной, но ты не обязан. Джон делает большой глоток бурбона, наслаждаясь едва уловимым жжением в горле. Как бы он ни хотел открыться кому-то, кто знает его, кому-то, кому не все равно, но он боится, что рассыплется в прах, если откроет эту дверь. Больше всего на свете он хочет отключить свой разум, проскользнуть в свое тело и забыть. Он стучит стаканом, сжимает лацканы пиджака Кассиана и притягивает их тела друг к другу.— Я не хочу говорить. —Мы и не обязаны.— Зрачки Кассиана расширяются. — Ты голоден, Джон? —Изголодавшийся.— произнёс он задыхаясь от тепла. Ловкие пальцы расстегивают пуговицы на пиджаке Джона, ослабляют узел галстука у основания горла.— Все еще хочешь, чтобы я взял поводья? —Да,— шепчет Джон. — Все еще жаждешь приключений? — Да. Губы Кассиана растягиваются в полуулыбке, и он больше ничего не говорит, продолжая раздевать Джона, так же искусно обращаясь с застежками и пряжками нагрудной кобуры, как и с крошечными пуговицами на своей рубашке. Джон сглатывает вздох, наблюдая, как Кассиан опускается на колени, чтобы расстегнуть ремень, и на мгновение проводит кончиками пальцев по голому животу Джона, жест столь же благоговейный, сколь и жадный. Он баюкает икры Джона, стаскивая с него ботинки, и, прежде чем снять с него штаны, скользит массивной рукой за колено Джона вверх по его бедру, пока кончики его пальцев не цепляются за почти незаметную кобуру для ножа. — Чуть не промахнулся, — говорит он, засовывая клинок Джона в задний карман. — Сними и подвязки для носков,— говорит Джон, устраиваясь на подлокотнике роскошного изумрудного дивана, пока Кассиан помогает ему вылезти из штанов, по одной ноге за раз. К тому времени, как Джон лишается оружия и всей одежды, за исключением черных трусов, он настолько возбужден, что едва может думать. — Подожди меня в спальне. Кассиан медленно поднимается на ноги, и с жадностью рассматривает тело Джона. — Я принес кое-что, думаю, тебе понравится. Джон повинуется, его сердце колотится, когда он становится на колени рядом с нетронутой кроватью, сцепив руки за спиной. Шаги Кассиана медленны и неторопливы по богато украшенному мраморному полу; Дыхание Джона становится тяжелее в тишине между каждым шагом. Когда он, наконец, материализуется перед ним, все еще полностью одетый, он держит в руках кусок аккуратно намотанной черной веревки. Ой — Это самая сильная реакция, на которую я мог надеяться,— говорит Кассиан, многозначительно глядя между ног Джона.— Я собираюсь связать тебя.— Он разматывает веревку со сдержанной элегантностью, позволяя ей скользить по голой плоти верхней части бедер Джона, его груди, разжигая такое сильное желание, что Джону приходится прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы подавить шум. — И я посмотрю, сможешь ли ты выпутаться из этого плена. — А если я не хочу?— Джон поднимает глаза, чтобы встретиться с Кассианом.  Кассиан фыркает сквозь нос, приятное зрелище, хоть и неожиданное.— Ты должен хотя бы попытаться, Джон. Иначе будет не так уж интересно. — Может быть, только для тебя. Кассиан стреляет в Джона взглядом, от которого его желудок превращается в слизь. — А если я не смогу выбраться из неё? Кассиан становится на колени, чтобы пригладить непослушную прядь волос Джона за ухом, прикосновение настолько нежное, что почти вышибает дыхание из легких Джона. Он наклоняется так близко, что его губы касаются раковины уха Джона.— Тогда ты мой, и я могу делать с тобой все, что захочу, и так долго, как захочу. Джон горит. — Ты сможешь справиться с этим, Джон? Он кивает. — Хорошо. А теперь ложись на кровать. Это сюрреалистично, первое прикосновение веревки к коже Джона. Это мягче, чем ожидал Джон, особенно поначалу, но что никогда не перестает удивлять его, так это то, насколько медитативно просто лежать и позволять маневрировать собой, позволять себя связать. После того, как он провел так много своей жизни, уступая контроль неизвестному или известному и ужасному, есть что-то невероятно приятное, почти священное в том, чтобы отдать свое тело тому, кому он доверяет. Кассиан связывает его так же, как он делает все, дотошно и методично, с достаточным количеством голодных ласк между ловкими узлами, чтобы удерживать его в присутствии, усиливая возбуждение, которое уже угрожает настигнуть его. Часть Джона хочет освободиться, сказать Кассиану, чтобы он прекратил то, что он делает, и просто взял его уже, но это так редко, что у них есть такой отрезок времени, чтобы побаловать друг друга, насладиться друг другом, поэтому он молчит, наблюдая за работой Кассиана. Их взгляды время от времени встречаются, задерживаясь долго и жарко, прежде чем мягко ускользнуть, как прилив, цепляющийся за любимый берег. Когда Кассиан закончил связывать верхнюю часть тела Джона, он выдохнул и отступил назад. Джон наблюдает, как он сбрасывает куртку, аккуратно складывая ее на спинку стула, прежде чем целенаправленно расстегнуть манжеты рубашки, по одной за раз, и закатать рукава до локтей. Слюна скапливается во рту Джона, когда дюйм за дюймом обнажается сильное предплечье, и в следующий раз, когда Кассиан находит его взгляд, Джон может сказать, что его терпение подвергается испытанию. К тому времени, когда он заканчивает, Джон лежит лицом вниз на кровати, полностью связанный, уже на грани потери того небольшого самообладания, которое ему удалось сохранить. Его руки согнуты в локтях за спиной, запястье связано с противоположным запястьем, веревка туго натянута на его груди, прижимая его плечи к туловищу. Его ноги согнуты в коленях, лодыжки обмотаны веревкой и привязаны к бедрам, колени широко расставлены. Обездвиженный, уязвимый, полностью во власти Кассиана. — Боже, мистер Уик.— Тупые ногти Кассиана царапают верхнюю часть бедра Джона, оставляя за собой след гусиной кожи.— Во что ты сейчас вляпался? Стиснув зубы, Джон немного извивается, проверяя прочность своих пут. Он разминает пальцы, касаясь каждого отрезка веревки, какой только может, записывая ощущение каждого узла на своей коже. Он вычисляет, по крайней мере, четыре различных способа, которыми он мог бы освободиться, если бы действительно захотел. Но он этого не делает. Вместо этого он еще немного борется, кряхтя от напряжения, в основном для пользы Кассиана. Пот катится по его лбу к тому времени, когда он вытягивает шею, чтобы посмотреть на Кассиана, который ухмыляется ему сверху вниз, скрестив руки на груди. — Это лучшее, что ты можешь сделать? — Боюсь, что так. — В таком случае…— У Джона перехватывает дыхание, когда Кассиан собственнически расправляет ладонь между его лопатками, прежде чем медленно провести ею по спине, по растущей коллекции шрамов и татуировок, кончиками пальцев цепляясь за каждую тугую петлю веревки.— Интересно, сколько времени это займет. — Сколько времени займет что? Кассиан тянется сквозь его ноги и хватает его, сжимая пальцы ног, прежде чем пытаться снять его нижнее белье. — Чтобы ты умолял меня о твоем освобождении. Веки Джона закрываются. Он пытается дышать сквозь ощущения, когда Кассиан гладит его с достаточной скоростью и трением, чтобы свести с ума. Кассиан всегда был терпеливее его, и Джон не может не в бреду вспомнить одно из их первых совместных заданий. Их было не больше пятнадцати, может быть, шестнадцати в то время, и им было поручено уничтожить одного из менее грозных врагов Директора из снайперских винтовок с соседней крыши. Было очень холодно, и цель была в их прицеле почти час, но когда Джон, наконец, сжал палец вокруг спускового крючка, Кассиан положил руку ему на предплечье. —Подожди, — сказал он. — Это точный выстрел, — ответил Джон.— Нет шума. Без залога. Хватка на его предплечье усилилась.—Ждать. В конечном счете, это пошло им на пользу: цель приняла двух посетителей, людей, которые обнаружили бы тело слишком рано, потенциально скомпрометировав русских цыган. Так что они жались друг к другу на этой крыше, пока серый зимний день переходил в ночь, переживая длительные визиты, а затем вечерний ритуал цели. Как только она устроилась в кресле у огня, а Джон уже давно исчерпал свое терпение, рука Кассиана вернулась к руке Джона. Джон встретился с ним взглядом, палец расслаблен, но завис, и в тот момент, когда подбородок Кассиана опустился в одобрительном кивке, Джон сжался. Больше никаких вопросов, только доверие. Они выполнили свою миссию при максимально идеальных и чистых обстоятельствах, и все потому, что Кассиан точно знал, что делает. Джон сейчас думает о той ночи, пока его мускулы сокращаются, а рука Кассиана становится скользкой от его похоти. — Хорошо себя чувствуешь, Джон?— Голос Кассиана низкий, но спокойный. — Да... — Достаточно хорошо, чтобы кончить? —Да.— Он мог кончить прямо сейчас. Он мог бы отделаться только так. Часть его хочет этого хочет, так сильно, так, так сильно... Но если он дождется… — А ты хочешь этого? — Да... — Правда? Джон почти сдается, почти говорит «да, пожалуйста». Вместо этого он сжимает руки в кулаки у поясницы и ждет. Кассиан мычит, и Джону приходится проглотить стон, когда великолепное тепло его руки исчезает. Раздается какой-то шорох, затем тихий звук выкидного ножа, того самого, который Кассиан снял с Джона. Каждый волос на затылке Джона встает дыбом. Он вытягивает шею в отчаянной попытке мельком увидеть Кассиана позади себя, увидеть хоть что-нибудь. — Ты хорошо выглядишь в таком виде, Джон. Плоская часть лезвия врезается в подошву ноги Джона, холодно и неожиданно. Джон задыхается, затем нож исчезает, только чтобы вернуться к его верхней части бедра. — Но ты бы выглядел еще лучше… Нож скользит между тканью трусов Джона и его кожей.—…если бы ты был голым. Зубы Джона находят нижнюю губу, когда Кассиан двумя ловкими движениями запястья срезает с него нижнее белье. Он, не теряя времени, откладывает нож и проводит ладонями по заднице Джона, разминая. Лицо Джона горит, когда он думает о том, как он должен выглядеть прямо сейчас, грудью прижавшись к кровати, стоя на коленях, широко расставив ноги, сильно колет и капает между бедер… Все мысли покидают его, когда слюна Кассиана попадает в его дырку, горячая и вязкая. Палец Кассиана быстро следует за ней, растирая слюну вокруг входа, увеличивая давление, пока Джон не начинает тяжело дышать и откидывает бедра назад, молча молясь о большем. Его рот открывается в протяжном стоне, когда другая рука Кассиана снова смыкается вокруг его члена, на этот раз скользкого от смазки. Он не был готов к этому натиску ощущений, горячему отчаянию, усиленному отсроченным удовлетворением. Капелька пота скатывается по виску Джона, когда он отчаянно пытается одновременно трахнуться в кулак Кассиана и втянуть палец внутрь себя, веревка обжигает его кожу там, где он борется с ней. Восхитительный жар вспыхивает снизу живота, и Джон не может остановить звуки, которые вырываются из его горла, пока он гонится за нарастающим в нём блаженством. — Я жду одно слово, Джон, — тихо говорит Кассиан.— Всего одно слово, и я отпущу. Как бы ни кричало его тело, чтобы он капитулировал, Джон еще не готов сдаться. Он кусает губы, чтобы сдержать мольбы внутри. Кассиан резко останавливается, никакой пощады. Джон сжимает зубы в отчаянии, когда его надвигающийся оргазм отступает, дырка сжимается, член пульсирует, когда он тщетно извивается. Он пытается вспомнить время, когда он чувствовал себя так, как будто его одновременно сжигают заживо, но он не может сгореть, как будто ему хочется и выползти из кожи, и еще больше потеряться в непрекращающейся боли в животе, но он жаждет этого, жаждет большего. Он вонзает ногти в собственные ладони, будто хочет до крови, но прежде чем он успевает прийти в себя, Кассиан шире расставляет колени и прячет лицо между его ягодицами. — Черт, — выдыхает Джон. Его зрение затуманивается, когда Кассиан облизывает его, попеременно указывая языком, чтобы обвести его чувствительную кожу, и лаская его широкими движениями, впиваясь ногтями в кожу его задницы там, где он держит его открытым. Это так хорошо, слишком хорошо, но в то же время недостаточно, и Джон никогда так остро не осознавал, насколько он пуст, жаждет быть растянутым и наполненным. Он почти теряет сознание, когда рука Кассиана возвращается к его члену, яростно дергая его, пока он работает языком. Джон вскрикивает, быстро теряя логический разум, когда он восстанавливает каждую крупицу земли, которую он потерял в погоне за своим освобождением, член истекает спермой сквозь пальцы Кассиана, лицо мокрое от его собственной слюны. Когда слюна Кассиана стекает по внутренней стороне его бедер, так близко. , так чертовски близко… Ждать. — Кассиан, — выдыхает он, настойчиво, отчаянно. Рот Кассиана отрывается, а рука нет. — Ты близко? — Да..— на выдохе отвечает Джон. — Хочешь кончить? — Д-да. — Скажи мне то, что я хочу услышать, и ты можешь кончить мне на руку, детка. Ждать. Джон зарылся лицом в пропитанное слюнями покрывало, едва сдерживая всхлип. — Будь по-твоему, мистер Уик, — говорит Кассиан, успокаивающе поглаживая поясницу Джона, когда тот отстраняется.— Хм. Думаю, тебе нужно время, чтобы успокоиться. Джон не мог бы быть менее спокойным, даже если бы попытался. Он провод под напряжением, он пороховая бочка, чья искра просто вне досягаемости. Он подвешен в изысканном чистилище, пальцы дергаются, сердце колотится, несмотря на прерванный оргазм и затяжную мягкость прикосновения Кассиана. Его прикосновение, предназначенное только для того, чтобы принести ему удовольствие и уверенность, а не насилие и боль, проблеск того, какой могла бы быть жизнь, если бы все было иначе. Это ошеломляет в большей степени, чем прямой сексуальный контакт, и Джон приходит в ужас от внезапного жжения слез в его глазах. Матрац проваливается, потом Кассиан встает. Джон быстро сморгнул слезы, наблюдая, как тот вытирает рот находящимся поблизости полотенцем для рук, затем, бросив долгий, пылкий взгляд на дрожащее тело Джона, он выходит из комнаты. Джон почти зовет его вдогонку, но, кажется, не может найти свой голос. Прислушиваясь к звуку бегущей раковины в ванной, Джон закрывает глаза. У него напряжение в пояснице, все тело болит, он сильно потеет между тыльной стороной коленей и бедрами. Натирание веревки, несомненно, окрасило его запястья раздражающим пятнисто-красным цветом, но все это не имеет значения. Все, что имеет значение, это его скорое освобождение, и все, чего он хочет, это Кассиан. — Ты должен увидеть себя, Джон. Глаза Джона распахиваются. Кассиан проводит пальцами по влажным от пота волосам Джона, царапая ногтями кожу головы Джона почти настолько, чтобы свести его с ума. «Все связаны и отчаянно нуждаются во мне. Я мог бы привыкнуть к этому». Джон дает слабый толчок, слишком далеко зашедший, чтобы заботиться о насмешливых словах. Он в отчаянии, о чем свидетельствует жидкость, стекающая по его внутренней стороне бедер и скапливающаяся на кровати, если не что иное. — Как бы мне ни нравился этот вид, я собираюсь перевернуть тебя сейчас. Джон дрожит, когда Кассиан переворачивает его на спину, прижимая его руки к себе. Он угощает себя своим первым настоящим взглядом на Кассиана с тех пор, как они начали. Он хорошо выглядит. Он все еще одет, но более чем слегка растрепан: он ослабил галстук на шее, и сквозь белую классическую рубашку видны пятна пота, соблазнительно облегающие его подтянутое тело. Губы Джона приоткрываются. Третьему это может показаться не так, но Кассиан так же близок к тому, чтобы сойти с ума, как и Джон, и есть что-то в том, чтобы видеть этого человека, его двойника, его коллегу, кого-то столь же холодного и смертоносного, как он, растерянным, что переполняет Джона силой. Он предполагает, что Кассиан должен чувствовать то же самое, когда он наслаждается видом Джона, связанного перед ним в добровольной покорности, жаждущего большего. — Черт, Джон.— Ненасытные руки бегают по бедрам Джона, по его животу, груди. "Посмотри на себя." Джону приходится отвернуться, лицо пылает, потом его спина выгибается, и он издает бесстыдный стон, когда Кассиан берет его в рот. Жарко, и влажно, и чудесно, и Джон в одно мгновение мчится обратно к краю, желание расплавленное и бурное внутри него, божественное и несостоятельное. Кассиан стонет вокруг него, как будто ему это нравится, потные ладони сжимают бедра Джона так сильно, что у него болят бедра. Когда Джон думает, что больше не может, Кассиан снова вводит в него палец. Он кричит, зрение расплывается, разум пуст, если не считать ощущений. Он сжимает свои запястья, пока Кассиан работает, просовывая ему второй палец, идеально растягивая его, трахая его, когда он глубоко вводит его член в горло. — Кэсс, — стонет он.— Кассиан. Как и ожидалось, Кассиан останавливается, его пальцы глубоко впиваются.— Джон? - Я кончаю, — Да?— Кассиан сгибает пальцы, вызывая прерывистый всхлип и сотрясающий тело спазм. — Хочешь кончить? — Да, пожалуйста! Пожалуйста, Кассиан, заставь меня кончить. — Хорошо, Джон, очень хорошо, — говорит Кассиан, и его голос становится более глубоким от возбуждения. Прежде чем он сможет вернуться к своей задаче, Джон успевает выдохнуть: «Подожди». "Ждать?" — Не… не так. — Как ты этого хочешь? Джон тяжело сглатывает. «Трахни меня». Кассиан падает лбом на бедро Джона, тяжело дыша на мгновение, смакуя просьбу.  Джон вытягивает шею, чтобы посмотреть Кассиану в лицо. — Пожалуйста, Кассиан. Кассиан быстро вскакивает на ноги, расстегивая ремень, его руки трясутся. Грудь Джона вздымается, когда он смотрит, как тот стягивает штаны, пожирая Джона кроваво-темными глазами. — Быстрее, — хрипит Джон. — Я понял тебя.— Кассиан кладет руку рядом с головой Джона, удерживая его взгляд, пока он входит между связанными бедрами Джона. Его глаза закатываются, когда он толкается внутрь, почти не встречая сопротивления со стороны открытого, чрезмерно возбужденного тела Джона. — Блядь, Джон. Первые несколько толчков восхитительны, томны и глубоки, затем они слишком медленны, и руки Джона бесплодно хватаются за влажное покрывало, когда он нетерпеливо качается, чтобы встретиться с Кассианом. — Сильнее?— выдыхает Кассиан. — Сильнее, — задыхается Джон. Кассиан дает Джону то, что он хочет, безудержно вонзаясь в него. В особенно сильном ударе он устремляется вниз, чтобы вцепиться губами в нежную кожу шеи Джона, просто целуя его в течение нескольких мгновений, прежде чем всосать ужасный синяк в его плоть. — Хорошо, — выдыхает Джон, поток похоти согревает его кровь. — О… да, вот так. Кассиан погружает руку в волосы Джона, баюкая его голову и уделяя внимание его шее, целует, облизывает, кусает и сосет, жестко и глубоко трахая Джона. Джон может только потеть, корчиться и стонать там, где он связан и пойман в ловушку под своим телом, не более чем ободранный нерв, чрезмерно возбужденный, парящий на краю пропасти, не похожей ни на что из того, что он когда-либо испытывал, одновременно тоскующий по своей кульминации и молящийся, чтобы это никогда не наступило. конец. Он не осознает, что с каждым выдохом выдыхает имя Кассиана, пока Кассиан не испускает греховный стон. — Мне нравится, когда ты произносишь мое имя,— шепчет он на их родном языке. Он проводит губами по бороде Джона, все еще сжимая рукой его волосы. Он ускоряет темп своих бедер, шепча на ухо множество грязных похвал, когда он протягивает руку между их телами. Джон беспомощно и низко хнычет, и Кассиан целует его в челюсть, в щеку, в висок, прежде чем вздохнуть свое имя, тихо и благоговейно, как молитва: «Джардани, Джардани». Затем рот Джона отвисает, и все, что медленно бурлило в нем, достигает апогея. Он испускает серию лихорадочных вздохов, когда он зависает на вершине своего удовольствия на один роскошный, мучительный момент. Кассиан сильно дергает его, и Джон зажмуривает глаза и поддается неизбежному шквалу экстаза с гортанным криком, горячие слезы катятся по его лицу, когда он сжимается вокруг Кассиана и кончает, и кончает, и кончает, и кончает. Сквозь туман своей сексуальной дымки Джон смутно улавливает звуки удовольствия Кассиана, толчки его оргазма пробегают по нему с каждым погружением его толстого члена, пока он не замолкает с протяжным стоном, заливая тело Джона теплом его освобождения. Когда дискомфорт от его длительного рабства начинает проникать в послесвечение Джона, Кассиан осторожно переворачивает его на живот, произнося успокаивающие слова, которые Джон не может разобрать, пока он разрезает веревку. Джон может только стонать, позволяя своим конечностям плюхнуться на кровать, расслабление суставов почти такое же блаженное, как и его оргазм. — Привет, Джон. В поле зрения появляется лицо Кассиана.— Всё хорошо? - Ага..— Джон тяжело вздохнул, его тело стало податливым, как желе, а в животе поселилось глубокое утешение. Джон находит в себе силы перевернуться на спину, используя только что освободившиеся конечности, чтобы схватить Кассиана за плечо. Мгновение он вглядывается в его лицо, наблюдая, как его опьяненная сексом улыбка превращается во что-то открытое, уязвимое, затем он тянет его вниз, чтобы поцеловать в губы. Кассиан отвечает на поцелуй, как будто умирает от желания сделать это, позволяя гравитации удерживать его наполовину поверх Джона. Его промокшая от пота и спермы рубашка прохладно касается горячей кожи Джона. Руки Джона находят лицо Кассиана, пальцы скользят по шраму на его подбородке, когда он просовывает язык между губ, соленые остатки его слез смешиваются с их слюной. Кассиан вздыхает ему в рот, и Джону кажется, что он мог бы лежать там вечность, целуя его, целуясь. И, возможно, он мог бы, если бы ему была дана какая-то другая жизнь. Когда их рты, наконец, расходятся, Кассиан прижимается лбом к лбу Джона, долго дыша, прежде чем встать, чтобы избавиться от грязной рубашки. «Знаешь, однажды, Джон, тебе придется придумать, как вырваться из этих оков». — Я уже могу выбраться из них. — Конечно можешь. — Хотя я сомневаюсь, что кто-то из моих меток будет заинтересован в том, чтобы связать меня, если они когда-нибудь поймают меня и нокаутируют. — Эй, я не знаю. Мы связываемся с некоторыми довольно извращенными ублюдками.— Кассиан хихикает, качая головой, и Джон снова переносится в свою юность, не ложась спать при выключенном свете, чтобы рассказывать друг другу истории или читать книги под одеялом, делая все возможное, чтобы подавить хихиканье и молчать. Они никогда не были в безопасности, на самом деле, но в этих воспоминаниях есть безопасность. Это не то, о чем Джон часто позволяет себе размышлять, но еще одна вещь, которая сохраняет его целостность во время раздоров: воспоминания о знакомстве, безопасности, самом близком к дому, что он когда-либо знал. Кассиан, всегда Кассиан. Его мысли должны быть написаны на его лице, потому что Кассиан становится тихим и серьезным. Он проводит рукой по волосам Джона, и на мгновение кажется, что он хочет что-то сказать. Затем вместо этого он просто ложится на кровать рядом с Джоном, глядя в потолок, не говоря ни слова, просто давая понять о своем присутствии. Позже, когда Джон тянется через кровать, чтобы взять его за руку, Кассиан позволяет сделать ему это.