Не знаю.
Не знаю, что случится в конце,
Но за это творчество я заплатил
Огромную цену.
Олегу двадцать пять. Олег взрослый и известный медиум, которого, наконец, начали воспринимать всерьез и даже ставить с братом на один уровень по силе. Младший Шепс так долго к этому стремился и вот, наконец, смог добиться уважения к себе, но стоило ли оно того? Был ли он рад такому исходу, учитывая последствия таких сильных стараний? Нет. Разочарование пришло после достижения успеха, он не чувствовал ни радости, ни гордости за самого себя. Наоборот, вместо положительных чувств, его стало настигать предчувствие неизбежности ужасного. Олег отрешенно смотрел в асфальт, не замечая людей, сталкивающихся с ним и обходящих его стороной. Казалось, он не думал вообще ни о чем, в голове была пустота. Будто белый шум обволакивал мозг, раздавался в ушах и полностью отрезáл от реального мира. Или не шум это был, может это тишина кричала. Он не ощущал тела, времени и вида вокруг, до дома вели ноги, Шепс на автомате шел привычной ему дорогой, даже не оглядываясь на унылые стены соседних домов с номерами и названием улицы. Недовольные пешеходы кричали ему что-то вслед. Или не ему вовсе, может они и не кричали даже, может и прохожих никаких не было. Зашел в пустую и темную квартиру, сквозь пелену слыша звон падающей на полку связки ключей. А ключи ли это были? Может мозг пытался вернуть парня в реальность, может придумал этот звук ключей? Может дверь вообще была открыта, Шепс забыл закрыть ее после ухода? Звук отрезвил, вернул сознание, Олег проморгался несколько раз, будто избавляясь от влияния нереальности, возвращаясь сюда, в этот город, в квартиру, в темный и холодный холл. Он огляделся вокруг, на еле видимые из-за выключенного света стены, осознавая, что уже добрался до дома. Зрачки сузились, в голове забегали неспокойные мысли, словно муравьи, чей домик разбил какой-нибудь ребенок. Когда он успел вернуться? Почему не помнит? Парень запустил руку в отросшие волосы и сжал их пальцами, пытаясь привести себя в чувства. Если бы сейчас его кто-нибудь увидел, Олег точно столкнулся бы с обеспокоенным взглядом. Но Шепс был один. — Один... — задумчиво вторил мыслям вслух. Не глядя на место выключателя, на ощупь нажал и сощурился от резкого света. Олег прошел на кухню и нажал на кнопку включения чайника, собираясь сделать кофе, который всегда так помогал успокаиваться. Нарочно громко гремел чашками, бил чайной ложкой о кружку, засыпая сахар, стучал пальцами о стол, ожидая, пока чайник щелкнет. Он не мог позволить, чтобы тишина наступила, а мысли завладели его ложно созданным спокойствием. Дома, когда парень оставался совсем один, в полной тишине и, зачастую, в темноте, навязчивые и ненужные никому мысли и голоса заполняли голову, путались, заставляли кричать и метаться от беспомощности. Он перебирал в руках пустой пакетик от растворимого кофе, шуршание которого так необходимо отвлекало. От залившегося кипятка шел пар. Олег сидел за столом, положив голову на руки и наблюдал за исходящим теплом. Сам не осознавая, что делает, приподнял голову и приставил ладонь прямо к кружке, накрывая ее. Первые пару секунд слабое тепло касалось руки, но уже вскоре пар стал горячим, обжигая, будто царапая. Но Шепс руки́ не убрал. Продолжал держать ее над кипятком, даже в какой-то степени наслаждаясь резкой болью. Словно завороженный он смотрел на собственные подрагивающие и покрасневшие пальцы, не спеша их убирать, хоть пар уже сильно жег кожу. Из ниоткуда взявшийся писк в ушах заставил прийти в себя и резко оторвать руку. Олег непонимающе переводил взгляд с горячей кружки на прижатую к груди дрожащую ладонь. Что он только что сделал? Зачем? Откуда такой ненормальный порыв нанести себе вред? Он, шатаясь, встал и подошел к раковине, сразу же выкручивая холодную воду на максимум и сунул под струю обожженную конечность. — Сука, — прошипел сквозь сжатые зубы от резкого контраста температуры. Уже сидя с бинтом, он потягивал кофе, держа кружку здоровой правой кистью. Залипал в телефон, надеясь отвлечься от непонятного и ненужного состояния. Что с ним происходит? Не впервой ведь выпадает из реальности, но так же в принципе быть не должно? Голова раскалывалась, хотелось скорее выпить таблетку и лечь спать, но мысли о том, чтобы выключить свет и закрыть глаза доводили до паники. Даже моргание давалось с трудом. В сонном состоянии глаза закрывались на более длительное время, тогда темнота окутывала, заставляла дрожать и кусать губы, чтобы хоть как-то оставаться в здоровом рассудке. Хотя о чем может идти речь, если Шепс не спал уже трое суток? Ему стоило купить успокоительное, не может же он дальше так жить? И до сумасшествия недалеко. Насколько сложно было каждый день улыбаться, каких трудов стоило выходить из дома, ехать на испытания, выглядеть нормально и адекватно для камер. Но, раз никто ничего не говорит, значит, играть свою роль получалось хорошо. Разве что Саша частенько обеспокоенно, как будто о чем-то догадываясь, смотрел на брата. Но это ведь Саша.Вечером, в холоде, в маленькой комнате,
В этом злом городе я тону в омуте.
Даже телефон не смог спасти от собственных мыслей. Невнятный голос и странный шум нарастал, становился громче, как и паника, которая четно пыталась спасти Олега и заставить его помочь самому себе. Шепс из последних сил барабанил по столу пальцами и тихо шептал «нет, нет, нет, уйди». Руки тряслись, тело тоже пробивала дрожь, в квартире вдруг стало слишком холодно. — Нет, нет, нет, да ты что, издеваешься? — сдаваясь, Олег откинул телефон, упираясь локтями в стол. Он зарылся пальцами в волосы, с силой их сжимая и зажмуривая глаза до звездочек под веками. «Олег — неразборчиво прошептал, возможно, даже знакомый голос. — Ты нам не рад?» — Уйди, уйди, уйди, — словно одержимый повторял он, с каждым разом все громче. Шепс знал, вступать с ними в диалог нельзя. Все, что угодно, но только не вступать в диалог. «Ты не хочешь, чтобы мы уходили — настойчиво продолжали шипеть. Голос будто отпечатывался в мозге, от него нельзя было укрыться, убежать, избавиться. Он не исчезал, как не пытайся. — Ты сам к этому шел, ты сам до этого довел, ты сам во всем виноват» — ведь именно так работает внушение. Олег даже верить им начинает, только стараниями остатков здравого сознания и непонятного, поддерживающего в реальности голоса, он продолжает громче повторять такое пугающее «уйди». Этой ночью заснуть он не смог. Четвертые сутки. Метался по комнате от каждого звука, боясь снова услышать настойчивый голос мертвых, с силой вжимал ногти в предплечья, запрещая себе проваливаться в неосознанность, прижимался к стене, обнимая колени руками и безучастно смотря в несуществующую точку. Он не знал, как пройдет следующий день. Он боялся следующего дня.***
Только на улице посветлело, он схватил куртку и вышел на свежий воздух. Находиться в квартире было невозможно. До выезда на съемки оставалось несколько часов, которые Шепс собирался провести на улице, а дальше и отвлечься получится. В кармане нашлась неполная пачка сигарет. После осознания такой необходимой сейчас дозы никотина, все отошло на второй план. Он дрожащими пальцами щелкнул зажигалкой, которая, наверняка, скоро закончится, и поднес зажженную сигарету к губам, с упоением затягиваясь. Он чувствовал, как дым жег легкие, как проникал в каждую клеточку тела, заставлял сердце успокаиваться, а все мысли вытеснял.Не сошел с ума, и вполне осознано
Я вдыхаю этот яд вместе с воздухом.
— Что я говорил про курение? — в голове вдруг раздался голос, но он не пугал. Наоборот, был чуть обеспокоенным, строгим, но заботливым. Саша. Олег не понял, правда ли слышал голос, или это мозг подсовывал старые слова брата о вреде никотина. Столько раз просил не курить, а сам-то постоянно с пачкой в кармане ходил. — Прости, Саш, — он и не знал даже, за что извинялся. Он чувствовал и вину перед старшим братом, и даже обиду или злость на него. Но брат всегда был рядом, когда нужно. Даже не всегда физически, иногда он появлялся образом в голове, вот прям как сейчас. Олег шептал извинения в пустоту, понимая, что никто его не услышит. Хотя, возможно, ему хотелось увидеть брата. Ему нужна была помощь. С раннего выхода на улицу и до приезда такси, он успел выкурить четыре сигареты. Слишком много, слишком вредно, слишком опасно. В последнее время все было слишком.***
Олег был благодарен всем богам, сегодня не его тройка, отмучился уже. От него требовалось лишь стоять в готическом зале и ставить оценки. Шепс упирался руками в умывальник, даже не решаясь поднять глаза на зеркало. Он знал — ему не понравится то, что он увидит в отражении. И. Он боялся. Правда боялся увидеть в отражении не себя, а то, во что превратился. — Гримеры справятся, — в пустоту прошептал он. И это было правдой. Что бы сейчас не творилось на лице — гримеры справятся со всем. И с огромными синяками под глазами, и со слишком бледной кожей, и с опухшим лицом, даже с ссадинами справились бы. Олегу останется лишь нацепить улыбку, созданную специально для камер, которую еще никто не разгадал. Никто не понял, что скрывается за маской, а значит, он все делал правильно. Так и не глянув в зеркало, он умылся и на ощупь взлохматил волосы. Ему нужно выйти. Выйти и предстать перед коллегами и камерами, сверкая уверенной улыбкой. На самом деле, он не был уверен уже ни в чем. Даже в том, что он сейчас на самом деле тут, уверен уже не был. Но, уже выходя, он все-таки столкнулся с братом. Тот сразу потерял свое собственное ложно-спокойное лицо и с беспокойством заглянул в глаза Олегу. В его синих линзах будто отражалось все нутро Олега, брат будто видел его насквозь. Младший Шепс, не выдержав, отвел глаза, будто его сейчас будут отчитывать за что-то. Конечно, Саша мог отметить его рассеянность в последнее время, но осуждать не будет. Даже если что-то и прочитает в усталом и напуганном взгляде Олега — точно не осудит. — Сколько ты спал? — вопрос застал врасплох. Олег не помнил, сколько спал в последний день перед продолжительной бессонницей. Он был бы и рад поспать, но страх перед постоянными кошмарами был сильнее. Терпеть это было просто невозможно, лучше от отсутствия сна с ума сойти, чем каждую ночь просыпаться в поту, а потом несколько часов пытаться в себя прийти, шарахаясь от каждого шороха и прижимаясь к стене, будто та могла его защитить. Так и не получив ответа, Саша, прекрасно поняв все, перефразировал: — Скажу по-другому. Ты спал сегодня? — вновь Олегу показалось, что его сейчас отругают, как маленького ребенка, который из упрямства отказывается спать. Сил хватило только на отрицательное покачивание головой. — Почему? Олег? — брат положил руку на плечо, призывая все же посмотреть в глаза. Олег совершенно неосознанно дернулся от прикосновения, сам даже не понял, как это произошло. Не было у него цели так себя вести. — Дела были, пришлось пожертвовать одной ночью. Сегодня раньше лягу, — собравшись с мыслями, он нашел силы соврать и придать лицу менее жалкий вид.Меня от счастья закрутит, и я клянусь: — Я в порядке! Да убери свои руки!
Улыбнувшись, — впрочем, Сашу эта улыбка не обманула — младший Шепс обошел брата и, не оглядываясь, направился в съемочный зал.***
Конечно, он поставил брату десятку. По-другому и быть не могло, Саша, как обычно, безупречно справился с заданием. Снова справился лучше, чем сам Олег, получивший девятку. Олег снова не дотянул, снова недостаточно старался, снова недостаточно вложил сил. От злости на самого себя хотелось ударить стену, разбить что-нибудь, накричать на кого-то, но Олег продолжал невозмутимо и немного отрешенно стоять среди остальных экстрасенсов, иногда показушно улыбаясь. Когда прозвучало долгожданное «Стоп, снято!», Олег постарался как можно быстрее и незаметнее сбежать от чужих глаз. Уставший, он быстрым шагом направлялся к выходу, не замечая обращенных к нему реплик. Он бы так и благополучно ушел, ни с кем не сталкиваясь, если бы не брат, схвативший его за запястье, призывая остановиться и поговорить. «Что же тебе так поговорить-то хочется», — с раздражением подумал младший Шепс, натягивая улыбку и оборачиваясь. — Олег, ври другим, даже самому себе, но меня ты обмануть не сможешь, — строго сказал брат, видимо, надеясь таким тоном призвать Олега к благоразумию. Не получится. Олег двадцать пять лет знает Сашу, научился легко игнорировать любые нравоучения. — Я и не вру. А тебе, по-моему, пора вспомнить, что мне уже не пятнадцать, — не меняя улыбки, на одном дыхании. Саша должен был привыкнуть к его грубости и резкости. Олег всегда такой. «Не всегда» — настойчиво шептали в уши. Олег не верил им. Он не слабак, он не сдался под натиском всех этих мертвых голосов, его настроение от них не зависит. Они вообще никак не могут им управлять. «Ну да. Эта ночь тому пример. Как ты метался, пытаясь избавиться от нас» — как не вовремя они решили поиздеваться над ним. Олег уверен, если у этих голосов есть тело — оно сейчас улыбается хищным оскалом. Эта противная ухмылка так и сквозила в нем. — Ты понимаешь, что я это просто так не оставлю? — Не понимаю, что ты собрался «не оставлять», — он согнул пальцы, изображая кавычки, — забей, говорю ж, не туда ты лезешь, — он, воспользовавшись замешательством брата, вырвал руку, повернулся и быстрым шагом направился на выход. Не хотелось думать о том, что Саша реально решит что-то предпринять. Он даже не понимает, что с Олегом, может ли он что-то сделать?Спросишь: «Что не так?» Силы соберу в кулак И, закрыв глаза, уйду во мрак.
***
Дома тихо, холодно и пусто. Нет отвлекающего шума машин и гомона прохожих. Есть только собственные громкие мысли и шепот неугомонных мертвых. Мертвых, которые, похоже, все-таки имеют над Олегом власть. Сильнейшую власть, которой он не может противостоять. Мысль о том, что кто-то может управлять им, а он и слова вразрез не скажет, была страшнее всего. Нечто в любой момент может завладеть его телом, приказывая и направляя, а он беспрекословно будет следовать ему. Навредит близким, навредит себе, навредит посторонним. Шум. Ему был нужен любой шум, который сможет отвлечь. И он начал говорить. Говорить вообще обо всем, озвучивать свои действия, вслух вспоминать какие-то стишки и песни, лишь бы хоть как-то заполнить тишину и заглушить самого себя же. «Ну давай-давай, ты все равно не сможешь вечно говорить. Да и это, как видишь, тебя не спасет» — продолжал, словно назойливая муха, явно насмехаясь над парнем. Куда ж от него деться можно? — Заткнись! Надо на улицу пойти, я так не вывезу, нужны люди, хоть кто-то, я не могу, я не выдержу, — только вернулся, снова надевает куртку, намереваясь выйти. Снова в холод, зато к людям, в реальность. Как скрыться от этого чертового голоса? Когда он появился, зачем? Что ему надо? Свести Олега с ума? Наверняка, скоро у него это получится. В последнее время Шепс все реже ощущал себя в реальности, понимал свое существование, чувствовал что-то. Отчего? Ответ нашелся сам, за второй сигаретой. Осознание того, что он сам сознательно вогнал себя в эту дыру, накрыло резкой волной, аж глаза заслезились. Полез в эзотерику, решил развиваться, лучше брата стать. Стал? Доволен? Этого хотел? Опираясь локтями о карниз, схватился за голову, предварительно туша и выкидывая сигарету. «Дошло наконец? И полгода не прошло, туповат ты — голос засмеялся, пока Олег пытался не дать волю слезам. Сам виноват, соперничать вздумал, доказать хотел, что способен на что-то. — Ну как, способен? Добился славы и уважение? Рад?» — Да заткнись ты уже, — надломленным, хриплым голосом прошипел Шепс, тяжело дыша. Мертвые. Слишком много, Олег переборщил, заигрался, не заметил, когда с катушек слетать стал. Сам вовремя не остановился, и остановить его никто не смог. Ведь предупреждали, и Саша, и родители, даже друзья Самарские, все предупреждали. Три простых действия: прокашляться, сказать пару фраз в пустоту — отрегулировать голос — и набрать номер старого друга с родного города. Разговор был недлинным, зато отрезвляющим, словно водой окатило. Нужно было просто с кем-то поговорить, хоть на время спастись от себя. Ему внезапно стало противно находиться в собственном теле, понимание ошибки, совершенной так давно, очень хорошо этому поспособствовало. Хотелось убежать, спрятаться, закрыться от самого себя, невыносимо было быть собой, чувствовать и понимать своей головой. Как уйти от самого себя? Никак, здесь выхода нет. Уже никто не спасет и ничто не поможет. Лежа на кровати под тихую музыку, Олег думал, что проведет очередную ночь без сна, но жуткий и неспокойный сон все-таки нагнал его, завлекая в бессознательность.И не нашел себе места… Вся память в маленьком отрезке. И как в ночи мотылёк, и так бьётся лапками в лампу Безрезультатно и так бесполезно.
***
Он в бассейне. Стоит у бортика, окруженный пустотой и оглушительной тишиной. Вокруг ни души, ужасающе и успокоительно одновременно. Он ныряет. Чувствует, как вода полностью окутывает тело приятной теплотой. Он не видит дна. Только темная-темная глубина, сразу вводящая в панику. Захотелось закричать. Моментально начинает всплывать. Уже чувствует, что воздуха не хватает, слишком мало. Подозрительно долго пытается всплыть, но света не видно, будто на месте стоит. Легкие обжигает, голова кружится, в глазах темнеет. Олег резко идет на дно. Самое отвратительное пробуждение в его жизни. Он задыхается. Не только во сне, уже в реальности первые десять секунд он забывает как дышать. Следующие десять уходят на то, чтобы резко начать втягивать воздух мелкими вдохами, а только потом он замечает кромешную тьму за окном. Телефон говорит о восьми часах утра. Олег больше не уснет. Завтра он обязательно примет снотворное и успокоительное, но сейчас ему нужен лишь кофе. По пути на кухню Олег зашел в ванную, чтобы ополоснуть лицо и хоть немного освежиться. Он примет душ, но не сейчас. Свет в квартире так и горел всю ночь. Шепс начал думать о счетах, которые придут за электричество, но решил мысль не заканчивать — сейчас не до этого. А будет ли вообще когда-нибудь до этого? Все чувства и желания притупились, он даже не был уверен, что ему все еще хочется участвовать в битве. В битве, в которую он с таким рвением хотел попасть. Но в последнее время его преследовала лишь паника и агрессия, от которой Олег так сильно хотел избавиться. Он метался от одного решения к другому, не знал, к кому пойти, кому рассказать, как помочь самому себе. Но от метаний лучше не становилось. Паника с каждым днем росла, даже в собственной защищенной квартире Шепс не чувствовал себя в безопасности. Каждый раз нужно было уговаривать себя, как выйти на улицу, так и вернуться домой. Страх присутствовал двадцать четыре часа в сутки, не оставляя ни на минуту. Он будто по-умолчанию был пристроен к нему, на фоне, словно музыка, был постоянно, отвлекая от важного. Агрессия копилась и выплескивалась на совсем не виновных в этом людей — коллег, друзей, Сашу. Хотелось кричать на всех и каждого, пусть даже от этого не легчало. Только все усугубляло, ухудшая отношения с людьми вокруг. Совсем никого у него не останется, если он так будет к близким относиться. Олег ничего не мог с этим поделать. Хотел, но не мог. Постоянно срывался на каждого, кто неправильно подышит. Как его продолжали терпеть — он не понимал. Стоит этим людям подальше от него держаться, он ведь скоро руки поднимать начнет, совсем потеряв контроль над своим телом и эмоциями. Этого он и боялся больше всего. Телефон завибрировал, оповещая о сообщении. Шепс не хотел смотреть на экран, он знал, что там увидит. Саша услужливо напоминал, что сегодня нужно явиться в мастерскую. Обоим. Снова бешеные фанаты, не дающие прохода, снова Сашины вопросы о самочувствии, снова маска спокойствия и радости, снова, снова, снова. Он предпочел оставить сообщение проигнорированным, просмотрев лишь через шторку уведомлений. Брат и сам прекрасно знал, что Олег увидел, принял к сведению и обязательно приедет. У Олега не было выбора, он сам себе его не давал, заставляя себя каждый раз выходить к фанатам, обниматься, фотографироваться, поддерживать. Он по-другому не мог. Просто позволить себе не мог. Нельзя. Если он совсем обленится, перестанет ходить в мастерскую, забьет на все это и не будет себя заставлять сделать хоть что-то — потонет. Не сможет самостоятельно всплыть со дна болота, когда сам себя туда и согнал. Сам утопился, сам шел на дно, по собственной воле и собственными усилиями. Сначала было просто. Несколько лет назад — когда его знали только за счет старшего брата — он иногда зависал в мастерской. С радостью принимал малое количество фанатов, которые иногда подходили к нему после Саши, с удовольствием делал фотографии, обнимался с каждым и ставил автографы. Но так было только сначала. Популярность принесла за собой неугомонных фанатов, желающих внимания, которого Олег не мог дать каждому. Они все искренне просили, чтобы ребята были поспокойнее, с пониманием относились к участникам, но зрители откровенно начинали борзеть. Пользуясь добротой экстрасенсов, обступали и находили везде, наглели, закидывали подарками, проходу не давали, лишь бы увидеться с кумиром. Это было просто невыносимо. Таких невозможно было терпеть, каких трудов стоило не кричать и не злиться в открытую. Ненависть поглощала и чуть не вырывалась, когда ненормальные зрители вновь отказывались следовать правилам и уважать участников. Он вызвал такси. Через силу, борясь с сильным желанием остаться дома и послать и Сашу, и фанатов. Все настолько сильно задолбало, что сил уже не было все это терпеть. Он даже перестал в мастерской улыбку вымучивать, — за что часто от брата получал — когда дети подходили фотографироваться. Им не было важно, как чувствует себя Олег, как тот выглядит. Им просто нужна была фотография. Он перестал улыбаться, полностью открывая для всех свою усталость, но этого до сих пор в упор не замечали. Или не хотели замечать. В лифте душно. Душно и в такси, рядом с болтающим на нерусском водителем. Голова разболелась уже на подъезде к зданию, у которого собралось огромное количество девочек. Он морально готовился к тяжелейшему дню в компании Саши и кучи фанаток. Когда он стал уставать настолько? Даже сил потерпеть такую компанию не оставалось. Раньше ведь мог все это выдерживать. Он больше не может. Ничего уже не может.И лишь бы не было холодно нам, мы сжигаем других, И лишь бы не было холодно вам, я сжигаю себя, И если б не было смысла, я б не отдал ни строки, Ведь кем бы ни был, всё равно в конце ожидает петля нас.
***
У Олега не было сил. Не было сил вставать утром с кровати, не было сил ездить на съемку, не было сил возвращаться домой. Говорить, врать и улыбаться камере стало невыносимо сложно, но необходимо, даже отказаться нельзя было — поздно спохватился. Сердце с каждым днем неумолимо просило остановить это все и попросить о помощи, Олег не слушал его — сам справится, не маленький. Чувство неизбежности чего-то ужасного росло, не прекращая. Саша, как будто понимая, что что-то не так, с подозрением поглядывал на младшего брата, а на съемках старался всегда находиться рядом, становясь причиной частого шепота голосов. Олег и не подозревал, что брат чувствует ту же неизбежность и видит во взгляде младшего весь тот страх и отчаяние. Саша хотел помочь. Постоянно приходил к Олегу домой, даже не предупреждая, просто говоря, что через десять минут будет, а Олег еле успевал прибрать собственноручно созданный бардак, который может намекнуть брату о том, что Шепс-младший так отчаянно пытается скрыть. Съемки битвы не заканчивались. Будто этот проект вечный, и Олегу придется всю жизнь терпеть это, не зная, куда себя деть. Даже такая прекрасная компания в виде Димы и Лины не могла спасти ситуацию и хоть немного разукрасить невыносимые съемки. Голоса смешивались и путались, помимо нужных в данный момент мертвых, которых так хотели услышать родные, прибавлялись неизвестные голоса погибших в округе. Неизменный шепот, не покидающий нигде, и тут доставлял дополнительные неприятности. Олег с трудом отделял нужную информацию от гомона других, приваливаясь к забору. Он был уверен, что выглядел жалко. Если он ничего с этим не сделает, зрители начнут ставить низкие оценки, в нем разочаруются, все, что он с трепетом и рвением выстраивал на протяжении нескольких лет, с грохотом рухнет, накрывая его обломками, из-под которых его уже не достанут. Он заигрался, он переборщил, он не смог вовремя остановиться. Все это больше не играет ему на руку, наоборот, именно это его и погубит. Он прогнется под натиском, слишком сильно сжимает и давит на него когда-то любимая эзотерика. Олег больше не справляется.И нас рвет на куски, И я старался не теряться, но пропал, ты прости, Моя тропа позади, и я слетел на обочину, Ведь смотрел в пустоту так долго и сосредоточенно, извини.
***
Саша не думал, что когда-нибудь почувствует такое сильное жжение под сердцем, призывающее сразу бросить все и ринуться к брату. Такси ехало безумно долго, заставляя Шепса в панике барабанить пальцами по коленке и проверять телефон на наличие ответа от Олега каждые двадцать секунд. Простое «Олег, ты как?» оставалось без ответа уже десять минут. Дождь за окном, под стать Сашиному настроению, барабанил по крыше машины, жутко раздражая. Голова разрывалась, как и душа, все не успокаивающаяся, наоборот, только сильнее разжигающая непонятное, ужасное предчувствие. Почему Саша так долго тянул? Почему не поговорил с братом, пока не поздно? Почему, почему, почему? Впервые он не знал ответа на собственный вопрос, за что так сильно вжимал ногти в ладони, пытаясь успокоиться. Ничто не могло прогнать жуткое чувство, которое с приближением к Олежиному дому все усиливалось и усиливалось, отгрызая куски сердца.Через переулки, кварталы, по городам…
Саша быстро всучил водителю сумму, которую заранее отсчитал, чтобы не тратить время, которое и так поджимало. Душа разрывалась, Саша приближался к дому. Чертов въезд, куда не мог проехать таксист, пришлось бегом бежать от машины, пролетая через шлагбаум, вбегая в арки, пробегая чужие подъезды. Саша шептал себе под нос «Олеж, Олеж, подожди немного, пожалуйста, я скоро буду», прекрасно понимая, что не услышат его нужные уши. Почему нельзя просто остановить время, пока Шепс бежит лишние километры?Как в той самой песне, разбившейся пополам…
Саша вбегает наконец в нужный подъезд, на ходу доставая связку ключей и ища нужный, от Олежиной квартиры. Он давно сделал дубликат, Олег не противостоял. Лифт ехал слишком долго, Шепс ходил по кругу, пока цифры над аркой сменялись. Двери открылись, он быстро вошел, нажимая кнопку нужного этажа. В руке крутил связку ключей, палец начинал болеть от трения. Игнорировать зуд в груди уже было невозможно, Саша почти тут, с Олегом, продолжает шептать просьбы.Мой голос вновь пролетает меж мокрых крыш, Разнеся, будто звук отчаянья, эту песню ты слышишь…
Входная дверь открывается от четырех поворотов в замочной скважине, Саша не раздевается, не снимает обувь, сразу идет в нужную комнату. Идет, не бежит. Сердце успокоилось. Не так успокоилось, как нужно было. Все, что могло произойти, уже произошло. Ничего нельзя было исправить. Трясущимися руками он отворяет дверь в комнату и застывает на пороге. Внутри все обрывается. Саша опоздал.Там, где я оставил жизнь у твоих ног,
Вырастет когда-нибудь новый цветок,
Лепестками до самых небес,
И нам хватит страдать, прошу, мы устали в конец.
***
Саша сидел в душной комнате на неудобном кресле, не смотря в глаза собеседнице, что сидела напротив. Было ошибкой приходить на интервью. Он же знал, какими вопросами будут наполнены все реплики заинтересованной девушки, что он не сможет держать лицо на таких вопросах. — Вы пытались связаться с братом? — она будто заранее знала ответ. Думала, что знала правильный. Каждый думал, что, раз Шепс — медиум, свяжется с погибшим братом. Все они были неправы. Саша даже не пытался. Думал, но не пытался. Самоубийцы не говорят. И Олег не заговорит.