Последнее письмо

«Слишком уж часто я стал встречать рассвет. Тебе не кажется это странным? Ты ведь знаешь, как я люблю поспать. А может уже и не помнишь этого… Сколько прошло лет с тех пор, как ты вышел последний раз из нашего дома, оставив на тумбочке ключи и забрав лишь самые необходимые вещи? Кажется, 6. Я не помню. Я давно уже потерял счёт времени. Иногда кажется, что это было только вчера, а иногда, что уже прошли десятки лет. Кстати, остальное я так и не решился выбросить, каждая твоя вещь до сих пор лежит на том же месте. Я всё так же работаю, общаюсь с теми же людьми. Они все смотрят на меня как на прокаженного, не понимая насколько мне больно. А помнишь какими ярко-зелёными были мои глаза? Говорят, что они больше не сияют. Это как столовое серебро, когда его не натираешь , оно чернеет и теряет свою привлекательность. Я надеюсь, твои глаза ничуть не изменились. Знаешь, не так-то легко их рассмотреть на колдографиях в «Ежедневном пророке», ведь на них всегда тебя окружает очень много народу. Аристократ. Но ты мне всё ещё кажешься таким же родным, и я всё ещё жду тебя дома, зарываясь в бумаги и книги. Скоро, наверное, превращусь в скелет. Нет, я ем, но всё равно истощён. Я даже научился играть на фортепиано, потому что это твой любимый инструмент. Часто вспоминаю твои поцелуи и то, как ты прикасался ко мне, скользил губами по шее, плавно, крепко обнимая, входил в меня и трахал до изнеможения, шепча на ухо слова о любви. Слышал, ты женился и у тебя есть сын. Я рад за тебя, если ты счастлив и искренне желаю тебе всего самого лучшего. Хочется ещё многое тебе сказать, но всё как-то слишком бессвязно. Единственное желание: увидеть тебя, хотя бы проходящего мимо моего окна, но ты в Лондоне, а я до сих пор в нашем «убежище» в Хогсмиде. Помнишь наш небольшой домик, скрытый от чужих глаз и ничем внешне не приметный? Здесь всё так же тепло, но больше не уютно для меня, я больше не могу поддерживать защиту вокруг дома, на это не остается сил. Я даже не знаю, где валяется моя волшебная палочка». Всё достаточно, складываю письмо в конверт и привязываю к лапе совы и, открыв окно, отпускаю её в полёт. Это уже третье письмо за неделю, и с каждым разом в них всё меньше смысла и строки становятся всё более нелепыми. Кажется, я теряю рассудок и с каждой минутой становлюсь всё слабее и слабее. Единственный человек, который всё ещё помнит о моём существовании – Гермиона, которая каждый день приносит продукты и всеми силами старается мне помочь, но всё напрасно – от прежнего Гарри Поттера осталось только упрямство. С трудом добираюсь до кровати и обессилено сваливаюсь на холодную постель, которая вводит меня в ещё большее уныние. Я быстро засыпаю, но спустя какое-то время меня будит Гермиона. В её голосе слышна горечь и грусть от того, что ей приходится видеть каждый день, и это единственная причина встать и позволить ей себя накормить. Я молча съедаю принесенный ею вареный картофель и тыквенный пирог, запив горячим чаем, всё так же молча возвращаюсь в постель. Ей этого достаточно, что бы понять, что сейчас лучше оставить меня одного. «Наконец-то ушла!» - проносится в моей голове. Последние оставшиеся силы я направляю на поиск колбы с зельем, которая давно меня дожидается в какой-то из шухляд. Наконец-то желанный пузырёк оказывается в моей руке, и пальцы крепко сжимают стеклянные стенки сосуда. Больше не раздумывая о правильности своего решения, я залпом выпиваю яд. Обжигающая боль подкосила меня и я рухнул на пол. Перед глазами всё плывет, и я лёгкими толчками проваливаюсь в темноту, отдалённо слыша крики вокруг меня. Кто-то пытается меня спасти, и, кажется, я вижу твои светлые волосы, ты склоняешься надо мной и лёгкими пощёчинами пытаешься привести меня в чувства, так отчаянно что-то крича. Но я уже не слышу. Я почти достиг своего убежища, где мне будет комфортно, где наконец-то меня отпустит эта тупая ноющая боль. Слишком поздно, мой милый, слишком поздно…