Неправильный

Без линз хорошо. Без линз можно спокойно не увидеть одну из ступенек крутой лестницы между этажами и полететь к чертям вниз, со вкусным хрустом ломая шею. Без линз можно не всматриваться в выражение лиц случайных знакомых, которые заметят тебя, варящего кофе в час ночи, на кухне. Без линз небо кажется чище и трава зеленее, потому что вся картинка смазывается в однородное цветастое пятно, перетекающее градиентом из тёмно-синего в тёмно-зелёный. Голова правда болит адово, из-за чего линзы и пришлось снять, давит на глаза с охуительной силой, но это не кажется чем-то важным, если благодаря своей полуслепоте можно просто не заметить блестящего рыжего таракана на стене общажной кухни. Без линз хорошо. Он ничего не видит. Он не видит собственного отражения в зеркале, которое в противном желтоватом свете выделяет все неровности и без того отвратного на вид лица. Как же он себя ненавидит, как же хорошо, что он может не видеть это. - Ну привет, - знакомый голос выводит из транса, голос, который сейчас хочется слышать меньше всего. Чонгук рефлекторно переводит взгляд на вошедшего человека, видит только очертание его силуэта, но ему не надо большего, чтобы узнать обладателя этого блядски низкого бархатного баритона с вечно заигрывающими нотками. Тэхен он всегда такой - это не харизма, нет. Харизма подавляет, лишает человека права голоса, заставляя подчиняться. Харизма более грубая, и ей, если очень постараться, можно научиться. Это обаяние. Ненавязчивое, которое парень источает всем своим стройным телом, которое он несет в своих карих искрящихся глазах, от которых видно сейчас только два темных пятна. Обаяние, которое играет в каждой его квадратной улыбке, от которой хочется отвернуться, потому что слишком хорошо, слишком слепит. Оно не лишает воли, оно не выбивает воздух из легких и не заставляет завидовать - оно окутывает мягким одеялом с ног до головы и располагает к себе. Чонгук молчит. Кивает смазано, хотя хочется кричать - благо, горло болит, как еще одна причина не натворить дел и не наговорить вещей, за которые потом будет стыдно. Он болеет, и это не только о простуде. Ким моет свою ебучую сковородку и уходит также незаметно, как пришел, а где-то у Чона в подсознании, в самой глубине души гадко на сердце тепло разливается и ставится мерзкая кислотно-зеленая галочка напротив пунктика "в очередной раз случайно увидеть Тэхена". И похуй, что учатся на одном курсе, в одной группе, что живут в соседних блоках, буквально друг напротив друга; что Чонгук уже дышит этим блядским Тэхеном. Хочется отогнать от себя эти мысли, но Чонгук слишком осознанный и эмоционально зрелый, чтобы с разбитым ебалом однажды самому себе не признать того, что он готов торчать 24/7 на кухне и подгадывать те моменты, когда Тэхен может туда прийти, чтобы побыть с ним хоть немного. Благо, остатки разума все же напоминают ему о хуевости и нелепости этой затеи, поэтому если он увидит Кима - это здорово, если нет - просто придет готовить свой ебучий кофе еще через час, в тайной надежде, что парень выползет разогреть свой ужин в микроволновке. Когда он стал таким сентиментальным? До противного зависимым от чужого низкого смеха, от глупостей, которые иногда Тэхен творит в их компании, от умных изречений, которые вырываются из него при редких полуинтимных разговорах. Чонгук на самом деле чувствует себя паршиво от того, что из-за своей слепой влюбленности засрал их начинавшуюся дружбу. Просто попросил не лезть к нему с расспросами о настроении, ведь "я знаю, что тебе все равно", а теперь то ли жалел об этом, то ли злился на самого себя, то ли грустил от того, что после этого расспросы Тэхена и правда прекратились - то ли тот не хотел нарушать личную границу, то ли и вправду ему было все равно. Без линз хорошо. Если бы Чонгук не носил линзы, он бы, может, никогда не увидел этого красивого лица. Никогда не увидел бы на себе те блядские оценивающие взгляды, когда полупьяный лежал на столе в их компании и оттягивал воротник белой рубашки. Но Чонгук не совсем слепой! Он прекрасно все видит и замечает. Он очень, просто отвратительно плохо и долго сближается с людьми, поэтому вместо поддержания разговора зачастую просто слушает и наблюдает. Наблюдает своими почти незрячими глазами и замечает малейшие детали, иногда неправильно их интерпретирует, да, но знает многое из того, чего не знают остальные, не способные так долго и пристально следить за чужой мимикой и какими-то неосознанными действиями. Взгляд Тэхена такой странный, особенно когда он пьяный и ему уже почти без разницы, где и с кем. Он мажущий, обвалакивающий, как его сраное обаяние. Его ладони большие и уверенные, когда лежат на бедрах Чонгука так до боли правильно и приятно весь вечер, пока они все смотрят какие-то несмешные видео с ютуба и ждут доставку, потому что бухло кончилось и в горле пересыхать начинало. Его пальцы длинные и уверенные, когда перебирают ребра Чона, словно клавиши пианино, когда они оба полуголые лежат и Чонгук жмется к горячему и бухому телу, потому что в нем градуса от алкоголя меньше, потому что в нем градусы любовь эта дурацкая поднимает, а одеяло тонкое где-то в ногах сбилось. Его смех хриплый и тихий-тихий, до невозможности пьяный, тонет где-то в макушке каштановых волос, потому что Чонгук ебаный девственник и дыхание задерживает, чтобы не застонать от этой незатейливой ласки. Ему то ли щекотно, то ли хорошо, то ли очень-очень пиздецки плохо, то ли все сразу - он не уверен. Он уверен только в неправильности происходящего. Тэхен знает о его чувствах прекрасно, но пластинки чуть отросших ногтей все еще скребут тонкую кожу на ребрах, вызывая теплые мурашки по всему телу. С ними на диване этом ебучем лежит еще как минимум один человек, потому что спальных мест на всех не хватает, а чужая улыбка все еще путается где-то в Чоновской макушке. Окно открыто, за ним март, а он все еще задыхается. А еще он в линзах и прекрасно видит в полусумраке комнаты подтянутую смуглую грудь, в которую носом упирается и ароматом чужого тела затягивается похлеще, чем вишневым чапманом. Взгляд Тэхена такой отвратительно заинтересованный, когда он смотрит на нее. Его большая сильная ладонь отвратительно аккуратно ложится на ее худую тонкую спину, когда она придвигается ближе, чтобы посмотреть какое-то очередное несмешное видео из тиктока на протянутом телефоне. Она так отвратительно правильно кладет голову на его грудь, как Чонгук когда-то тем пьяным вечером, что его собственная больная от температуры голова взорваться готова от одного только этого вида. Чонгук весь такой отвратительно неправильный, погрязший в ненависти к себе. Закрывшийся от тех, кого считал друзьями, закрывшийся от Тэхена, которому, кажется, действительно все равно. Без линз хорошо. Он ничего не видит, он ничего не чувствует. Он будто бы не существует.