***
Когда ты начинаешь вздрагивать от того, как он закидывает руку тебе на плечо, обнимает тебя и держит за руку - это нормально. Ты не совсем понимаешь, как оправдать самого себя, но и не особо придаешь своей реакции значения. Переключаешься на другие вещи, которые кажутся более важными. Надеешься, что это - единичные случаи. Когда ты задерживаешь свой взгляд на его лице явно дольше, чем это следовало бы делать, твои зрачки обводят его скулы, нос, глаза и сухие губы - это слегка напрягает тебя, но ты усердно делаешь вид, что ничего не происходит. Все нормально. В смысле, это явно странно, и ты уже копаешься в себе глубже, чтоб выяснить хоть что-то, но не находишь ни одной ниточки, за которую можно зацепиться, дабы сформулировать причины своего поведения. Поэтому просто пытаешься убежать от этого. Когда он переодевается в вашем номере отеля на твоих глазах, стягивает с себя футболку, и ты не утыкаешься в телефон в томительном ожидании, а пристально смотришь на подтянутое тело, обрамляемое солнечными лучами летнего солнца, уходящего в закат, и вдруг понимаешь, что хотел бы до него дотронуться - вот это вгоняет тебя в ужас. Ты быстро идешь в ванну не сказав ни слова, вслед слышишь насмешливое: "Бля, ты стесняться что-ль начал?". Стоишь возле зеркала над раковиной, оперевшись о нее ладонями. Разглядываешь себя так пристально, как только можешь, и не понимаешь, что не так? Что, нахуй, происходит? Ментально ты вновь пытаешься убежать от своих мыслей, казавшимися на тот момент чудовищными, но он буквально стоит за дверью в ожидании тебя. Он уже у тебя в голове. И в сердце. Блять. Прошел месяц. Два. Все стало настолько очевидно для самого же себя, что Степе даже и гадать не надо, что с ним происходит. Он уже набесился, накидался хрупкими и не очень вещами по всей своей квартире, насрывался на знакомых, друзей, родственников. Сейчас уже просто устал. Желания бороться с собой и собственным нутром не осталось. Вначале Стефану было страшно. Боязливо, что кто-то может обо всем узнать. Что его образ крутого рэпера, трахающего каждую девушку, которую он только пожелает, рассыпется на маленькие кусочки. Оставит парня пустым и разбитым. Но сейчас он словно обессилил. Все, что Степа может сделать со своими чувствами на данный момент - лежать на захламленной кровати съемной квартиры и смотреть в потолок. Он уже не боится, ничего не ждет и не хочет. Лишь бы вся эта срань наконец прекратилась. Иногда Дунаевский думал, как бы ответил Даня, узнав все. Вообще все. Как Стефан смотрит на него, что думает и какие ему снятся сны с его участием. Хотя, вопрос стоял скорее не в том, как отреагирует товарищ, а сколько секунд понадобится Даниилу, чтоб послать Степу нахуй. Поверить в то, что все это будет взаимно - просто смешно. Смешно настолько же, насколько и больно. Звук рингтона ударяется о стены комнаты и рикошетит шатену в уши, от чего тот недовольно морщися, приподнимается на локтях и смотрит в экран смартфона. А там он. Бля-я-ять. Он считанные секунды думает: "Брать или не брать?", но все же поднимает трубку, поборов некоторую тревогу. — Алло, да? — Стефан молится всем богам, которых только знает, чтобы его голос звучал максимально обыденно и непринужденно. — Степ, приезжай, давай, сюда, — Дмитриев, очевидно, пьяный. Очень уж заметно, что формулировка этого крайне неточного предложения далась ему с трудом. — Чего? Куда? Поконкретнее давай. Из динамика, среди разрывающих ушные перепонки песен своих коллег, еле слышно прозвучало название столичного клуба. А Стефан с головой ныряет в смятение, не зная, что ответить. Он уже представляет, как приедет туда, не в силах отказать. Будет пожирать Даню взглядом, рассматривать шею, лицо, худощавые руки. Глазеть на него, как будто на античную статую в музее. А через мгновение проводит взглядом друга и его новую пассию, направляющихся в сторону туалета. И он прекрасно знает, чем они будут там заниматься. Потом, он скажет что-то вроде: "Чет заебался сегодня, я пойду", закажет такси, и уедет домой с полным разочарованием, злостью и комом в горле. Но даже несмотря на все уже давно известные Степе минусы его присутствия на очередной медийной тусовке, он соглашается приехать. Словно одна из бездумно влюбленных в Даниила девочек. — Жду тебя, Степ. Безумно. Стефан думал, что выучил уже все возможные варианты событий, которые могли бы произойти с ним на такого рода мероприятиях. Но совсем недавно, буквально считанные секунды назад, осознал, что, видимо, какой-то из них он не учел, потому что был прижат к деревянной дверце с такой силой, что стукнулся об нее головой, сделав резкий вдох сквозь стиснутые зубы, в то время как чужие руки проворно залезли под футболку, "запинаясь" подушечками пальцев о каждый позвонок на спине. Даниил что-то шептал в губы напротив, а шатен не мог разобрать и слова. Мозги стремительно начинали плавиться, и вот-вот потекли бы через уши. Жарко до головокружения. Степа застыл как статуя, попросту не веря, что все происходящее - реально. Он пытался вспомнить, принимал ли он что-либо за последние пол часа, но в голове не проскользнул образ ни одной крошечной таблетки, ни одной бутылки со спиртным. Хотя, такие визуальные галлюцинации тянули бы на что-то, вероятно, внутривенное, не меньше. Дунаевский уверенный в себе, резкий, не стесняющийся ничего парень. Но почему-то позволяет своему "брату", "кенту", "лучшему другу" оставлять свои отпечатки на собственном теле где он только пожелает, заставляя Стефана чувствовать себя беспомощным. Когда к нему приходит осознание этого контроля с чужой стороны, он все же пытается воспротивиться. — Какого хуя, что ты делаешь?! — он сразу переходит на крик, в попытке сделать вид, что ему противно до омерзения. Но не понимает, насколько хорошо или плохо у него это получается, потому что перед глазами все происходящее ходит волнами, и выдавить из себя даже эти пять слов выдалось с большим трудом. — Да ладно, скажешь, что тебе не нравится? — Даниил прошептал в самое ухо эти слова настолько игриво и лукаво, что Степа, наверное, вот-вот бы сдался. Предал бы себя. Карьеру. Борьбу с этими чувствами. А может даже семью и друзей, перед которыми усердно удерживал у собственного лица маску обычного гетеросексуального мальчишки. Лишь бы, наконец, ощутить желанное тепло. Почувствовать, что он любим в ответ. Даже если Даня сейчас не понимает что творит и на утро ничего не вспомнит, или, что еще хуже, посмотрит на товарища с яростью в лице и отвращением в глазах. Но Дунаевский все еще упорно держится, продолжая играть в "нормального" человека. Только не очень понимает, в чьих глазах хочет таковым казаться. — Почему мне должно нравится твое пидорское поведение? — Стефан упирается ладонями в грудную клетку блондина, и с силой отталкивает от себя пьяное тело, пахнущее спиртным и дорогим одеколоном. Честно, Степа всегда подмечал, как сегодня пахнет объект его обожания. А когда ловил себя на том, что специально внюхивается в чужой аромат, пока находится на неприлично малом расстоянии от Дмитриева, хотел побиться головой об стену, или сразу спрыгнуть с какой-нибудь элитной московской многоэтажки, чтобы больше никогда не испытывать такого позора. Но Даниил сдвигается лишь на жалкие миллиметры, продолжая стоять словно каменная стена. Уголки его губ поднимаются вверх еще больше чем прежде, и с уст летит беззлобный смешок. — А твое пидорское поведение тебя полностью устраивает? Стефан застывает намертво. Теперь, он словно бездвижная кукла, неспособная вымолвить и слова. Неужели Даня догадался? Шатен пытается вспомнить у себя в голове все моменты, в которых мог попасться с поличным со своими блядскими чувствами, но он ни разу не замечал косого взгляда в свою сторону, резкого физического или ментального отстранения, или, тем более, прямолинейных речей о том, что Дмитриев подозревает его в чем-либо. В каком месте он допустил косяк? Наверное, где-то в моменте, когда его руки опустились из-за осознания всей безисходности ситуации, и парень решил расслабиться, пуская все на самотек. Он в импровизированной тюрьме, состоящей из чужих рук, ног и туловища. Сейчас ему просто напросто некуда бежать, как он делал это обычно. — В смысле? — он задает вопрос, словно совсем не понимает о чем речь, но опущенные вниз карие глаза и поджатые губы говорят сами за себя. — Я не слепой, знаешь, — Даниил опускается ниже, и выдыхает раскаленный воздух прямо в чужую шею, а у Стефана, сейчас, кажется, окончательно сорвет крышу, - Я заметил, как ты стал засматриваться на меня в последнее время. Вижу это боковым зрением. И, походу, даже чувствую это, или типа того. Или, например, теперь ты съеживаешься, когда я кладу голову тебе на плечо... Парень перечисляет все. Вообще все. Все моменты, в которых Степа хочет выстрелить себе в лицо от невыносимого стыда. За которые ненавидит себя утром, днем и вечером. Винит себя за них каждый раз, когда его голова, по-хорошему, должна освобождаться от тревожных мыслей. Он не знает, могло ли быть хуже даже в самых страшных его кошмарах, а потом вспоминает, как сквозь невообразимую злость на себя и друга, он, с рукой под резинкой своих боксеров, думал о его худых длинных пальцах, и представлял то, что вслух не скажет даже под дулом пистолета. На душе становится и легче, от того что об этом Даниил не знает точно, и стыдливо одновременно, от воспоминаний о своих "противных мечтах". Стефан смотрит в пол, словно провинившийся щенок. Он не может подобрать ни одного опровергающего факта, потому что все сказанное - правда. Ему нечем крыть. — Зачем? Дмитриев, в растерянности, склоняет голову чуть влево, но на лице все та же ухмылка и чуть сощуренные глаза. — Что "зачем"? — Зачем ты вот "это" со мной делаешь? Степа уже давно закрыл бы багровое лицо руками, но, видимо, желание показаться чуть брутальнее и смелее до сих пор бурлило в нем. Причем настолько мощно, что он нашел в себе силы поднять взгляд, и посмотреть в голубые глубокие глаза напротив. Хоть они почти и одного роста, но Стефан будто глядит на него снизу вверх, чувствуя себя еще более подвластным чем раньше, но все же продолжает держать зрительный контакт. А Дмитриев расплывается в еще более широкой улыбке, и даже начинает хихикать. — Друзьям надо помогать, Степ, — он опускает ладонь на талию юноши, а другой останавливается на затылке, слегка сжимая кудрявые пряди, — Ты ведь хочешь меня, или что-то вроде того, да? Я могу выручить тебя. Мне для тебя ничего не жалко. Подумай, — Даниил притягивает бедолагу к себе, соприкасаясь своим пахом с чужим. И Стефан чувствует. Чувствует бугор в штанах напротив, и не верит, что не спит. Думает, что вот-вот поплавится в чужих конечностях. Блять. Блять. Блять! Степа обхватывает чужое лицо руками и тянется за поцелуем. Он покусывает приоткрытые губы напротив, проводит по ним горячим языком. Дунаевский с головой ныряет в мир своих грязных и неправильных мыслей, которые уже как пару месяцев пытается запихнуть вглубь себя, но все его попытки тщетны. Ему уже все равно, как на него посмотрят. Что подумают. Какие шепотки пойдут при виде него. Он просто хочет почувствовать облегчение в своей безвыходной ситуации хотя бы на минуту, на мгновение. Стефан позволяет ему снять с себя футболку, а затем нетерпеливо стянуть низко-сидящие джинсы. Не против того, что он спускает с него и боксеры, в которых уже выпирает набухший от нетерпения член. Но самое "гадкое", чему он не противиться - его нахождение внутри себя. У парня слезятся глаза, дрожат ноги и руки, а с уст срываются резкие вздохи, стоны и его имя в уменьшительно-ласкательном.***
Парень несколько раз неудачно чиркает зажигалкой, и когда злость от этой глупой ситуации начинает закипать в нем, огонек, словно по волшебству, наконец, поджигает кончик сигареты, и Стефан пропускает в свои легкие ядовитый дым. Просто смотрит перед собой, сидя на кровати, и старается ни о чем не думать. Ни о работе, ни о друзьях, ни тем более о своем "сексе по дружбе" с парнем, лежащим рядом с ним в считаных сантиметрах. Хотя, с последний пунктом получается пока не очень. Он вспоминает все с самого начала, свои и чужие слова, поступки. И думает, что было бы, не предложи тогда Даня все это? Мучался бы он дальше, или все же смог бы отпустить? — Штраф полторы тысячи, еблан, — блондин, наконец, подает признаки жизни, и сквозь полусон пытается вести непринужденный разговор, — До балкона не дойдешь что-ли? — Да поебать, честно. Дмитриев приподнимается в локтях и потирает сонные глаза. Осветленные отросшие волосы небрежно лежат по всей голове, в каких то местах перекрывая черты лица. Парень запускает в них пятерню и откидывает шевелюру назад. Мало-что спросонья разглядеть можно, а с нависшими на глазах прядями и подавно. — Ладно, мне тоже дай-ка одну, а, — Даниил, не дожидаясь ответа, самостоятельно тянется к тумбочке с чужой стороны кровати, упираясь одной рукой о матрас, а второй хватая пачку "Winston". Достает последнюю тонкую, и кидает опустевшую упаковку куда-то на пол, даже не смотря. Кладет ее в рот и закусывает зубами, а Степа почти мгновенно достает огниво и пару раз щелкает мелкой шестеренкой, перед тем, как сигарета наконец подожгется. Парень глубоко вдыхает, а затем выдыхает сигаретный дым в потолок, прикрывая глаза. Блять, красивый. — Ты, — Даня раскрывает веки, продолжая смотреть куда-то вверх, и после сказанного слова замолкает на несколько секунд, - Я в ахуе, почему ты соглашаешься каждый раз? — В плане? — В плане того, что ты сейчас сидишь здесь, без трусов, — после сказанного, из уст блондина едва слышно доносится "пизде-е-ец", и тот снова падает на кровать, но его взгляд ложится уже не на натяжное белое полотно, а на русого парня напротив. Стефан не особо понимает, что может ответить на это, сохранив свою, не так давно пошатнувшуюся, гордость. Поэтому отвечает вроде и честно, но не говорит ничего прямым текстом. — Ты ведь и так знаешь. Сам тогда, месяца два назад, сказал мне, что все заметил. Зачем спрашиваешь? — и он вновь затягивается сигаретой. А Даниил молчит какое-то время, не найдя что ответить. Чувство неловкости и комфорта сливаются в таких моментах в одно целое, мешаясь с сигаретным дымом. Сейчас Степе хорошо, намного лучше, чем когда он страдал у себя в квартире, не зная куда деться от своей "мерзкой" натуры. Даже если между ним и его "братиком" такого рода связь, наполненная передружбой и недоотношениями в одинаковых пропорциях, Дунаевский вполне счастлив. Он знает, что хочет большего. Хочет гулять за ручку в парках в центре города. Ходить на приторные свидания в кафешках. Засыпать под скучный фильм в кинотеатре, положив голову на чужое плечо. Но рисковать тем, что он имел сейчас - попросту глупо. Так что, его влажные мечты, вероятно, останутся таковыми навсегда. — Степ. — А? — Знаешь, ты ведь, — Даня отводит голову в другую сторону, и через несколько секунд продолжает мысль, — очень симпатичный, и голос у тебя, — слышится глубокий вдох и выдох, — красивый. Шатен зеркалит положение Даниила, находясь в смущении, и они оба сидят на кровати, отвернувшись друг от друга. — Спасибо, — это безумно приятно, но когда они наедине, Дмитриев крайне редко говорил такого рода вещи, от чего Степа всегда был в растерянности, и не знал, как правильно нужно отреагировать. — Да, в общем, ты... блять, милый, короче. — Ты на что-то намекаешь? — юноша не знает, что переполняет его на данный момент больше - восторг или смятение. — Хочешь мутить со мной? По настоящему. Стефан давится серым полупрозрачным дымом, и никак не может прокашляться.