Травма

"Кстати, на прошлой неделе я встретил его в пустыне, куда отправился за творческим вдохновением. Если он собирался исследовать древние письмена, то почему не взял меня с собой? Мы бы разделили траты на дорогу." Фраза, которую Тигнари и Сайно наверняка восприняли, как очередную возможность пожаловаться на "ненавистного соседа", хотя оба они понимали, что Кавех просто слишком любит говорить о человеке, чувства к которому у него уж слишком необъятны. Возможно, в данной интерпретации и есть доля своей правды, однако смысл этих слов был куда глубже. Неужели тот, кто весьма недолюбливает яркое солнце, и в самом деле поплетется в жаркую пустыню ради вдохновения? Еще довольно давно, когда Аль-Хайтам в студенческие годы отправлялся в пустыню ради очередных исследований, Кави взял с него чуть ли не клятву о том, что он при возможности всегда будет звать будущего архитектора с собой. Ну или, как минимум, очень заранее предупреждать его о своем отсутствии. На первый взгляд, это может показаться желанием не упустить возможность изучения древней архитектуры не в одиночестве, но... В этом скрывалось, и до сих пор скрывается, огромное количество переживаний. В тот день, о котором Кавех упомянул Сайно и Нари, Хайтам поднялся непривычно рано и сразу же после завтрака, объявив о своем намерении отправиться в пустыню, покинул дом. Сонный Кави, допоздна сидевший за одним из своих проектов, спросонья не сразу осознал суть чужих слов, а потому улегся обратно спать вплоть до полудня. И только после повторного пробуждения, он вскочил с кровати, как ошпаренный, второпях собрался и помчался вслед за Аль-Хайтамом, к счастью, догадываясь куда именно тот намеревался сходить. Думаю, несложно догадаться, что после этого Кавех еще довольно продолжительное время отчитывал секретаря академии за то, что он не соизволил немного подождать, когда его сосед проснется, да мог хотя бы разбудить. Кави боялся. Слишком боялся, когда его самый близкий и родной человек в одиночку уходил туда. В бескрайнюю пустыню, что способна сожрать без остатка даже самых опытных искателей приключений, не говоря уже о ее зачастую не самых дружелюбных обитателях. Слишком боялся вновь пережить то же, что и в детстве. Слишком боялся, что он уже ни с чем не справится без Хайтама, что сразу сломается. Несмотря на то, что секретарь академии старался выполнять просьбу Кавеха, однажды он все же вновь отправился в пустыню один, планируя задержаться там не на один день. Но соседа он не стал звать не из-за забывчивости или какой-то упрямости: у Кави в тот день было назначено несколько встреч, после которых пришлось бы еще и засесть в комнате за работой из-за поджимающего дедлайна. Лишнее беспокойство ему бы было явно ни к чему, да и в одиночестве никто бы не отвлекал от работы. Когда архитектор вернулся вечером домой, то его ожидала лишь одна записка со скупым содержанием: «мне срочно понадобилось в пустыню; скорее всего надолго задержусь». Вот Архонты, ну что за придурок?? Недовольный вздох раздался чуть ли не на весь дом, но, к сожалению, у Кавеха действительно не оставалось иных вариантов, кроме как направить все свое внимание и мысли на работу. Хоть и, признаться, в процессе, он то и дело далеко не лестно высказывался об Аль-Хайтаме Мехраку. И подобным образом, первые часов 6 прошли относительно спокойно. Но едва рубиновые глаза оторвались от чертежей к циферблату на столе, как вечно солнечное лицо побледнело. Конечно, не могло не радовать, что время пролетело столько незаметно, но, чтобы его прошло так много... Даже непривычно, что в процессе его никто не гнал спать, а после нескольких неудачных попыток, никто его не уговаривал прерваться хотя бы ради перекуса с чаем или кофе. Кави нервно прикусил внутреннюю сторону щеки, задерживая уставший взгляд на пустующем рабочем столе Хайтама, не замечая того, как его брови невольно нахмурились, а указательный палец принялся ковырять ногтем заусенец на большом. Однако, стоило тому заметить на себе печальный взор Мехрака, как Кавех в ту же секунду отмахнулся от него руками, не позволяя издать и звука. – Нечего на меня так смотреть! Я ничуть не беспокоюсь и сейчас спокойно пойду спать… Только немного перекушу. Стоит сказать, что Кавех всегда старается избегать ночных приемов пищи, да и никакого аппетита у него не было. Слишком очевидная попытка потянуть время, чтобы все же дождаться возвращения Аль-Хайтама. – Кто вообще так говорит: «надолго задержусь»??? Неужели так сложно добавить хотя бы немного конкретики, дописать еще парочку слов? Что для него означает это «надолго»?? Для меня оно прошло уже несколько часов назад! Этот чертов идиот никогда не умел понятно излагать свои мысли, как и чувства! Никогда не пойму, как человек может иметь эмоциональный диапазон, как у зубочистки! Кави уже второй час сидел на кухне в компании с бутылкой вина, съев лишь небольшое количество винограда и несколько персиков зайтун – к сожалению, их успокоительный эффект, о котором как-то рассказал Хайтам, совершенно не оправдал ожиданий парня. Кроме того, его бокал за все это время опустел только на половину: даже любимый алкоголь вставал комом в горле из-за мерзкого чувства тревожности, сдавившего грудь с такой силой, будто на Кавеха всем весом навалился вьючный як. Единственным слушателем являлась пустота, заполонившая собой всю комнату, окружившая Кави со всех сторон и проглатывающая все его жалобы, что были вынуждены остаться без ответа. Пусть она и идеально справлялась со своей ролью, никогда не перебивая, вот только, казалось, что она уж слишком внимательно «слушала», будто нависая прямо перед лицом и неприятно заглядывая в глаза, своим безмолвием заставляя беспокойные мысли звучать все громче и громче. Нужно лечь спать. Да, определенно. Чем раньше удастся провалиться в глубокий сон, тем скорее пройдет это несчастное «надолго», и на голову Хайтама обрушатся тысячи гневных недовольств, на обсуждение которых не хватит даже целых суток. Этот баран наверняка будет пытаться спорить, либо же вовсе не слушать соседа благодаря своим наушникам, но Кавех намертво к нему прицепится, пока не донесет до секретаря каждое слово и не услышит в ответ самые искренние извинения. Вдобавок ко всему, нужно будет обязательно вынудить его скинуть часть долгов за арендную плату в качестве компенсации за моральный ущерб. Под подобные успокаивающие мысли Кави поспешил принять теплый душ и приступить ко сну, игнорируя, что стрелки настенных часов уже приближались к шести утра. К полудню парень вновь с головой погрузился в работу. Казалось его глаза потеряли свой яркий блеск и даже потускнели, а под ними виднелись темные мешки: к сожалению, уснуть так и не удалось только из-за одного вида огромной пустующей кровати. Даже после того, как Кавех перетащил одеяло с подушкой в гостиную и устроился там в обнимку с одной из кофт Аль-Хайтама, он еще долгое время ворочался, вскоре смирившись и оставив все попытки забыться во сне. Но даже сейчас ему не удавалось ничего сделать, и он с неприязнью смотрел на свои работы, постоянно все переделывая, параллельно роняя так же чуть ли не все, что попадалось под руку. Таким образом, ближе к вечеру он уже был буквально весь завален кучей исписанных и перечеркнутых чертежей, свернувшись посреди них калачиком и искусывая свои губы. Но вдруг он резко округлил глаза и приподнял голову: послышался звук отпираемой ключом двери. Кави вскочил с пола настолько быстро, насколько это было вообще физически возможно, поднимая в воздух несколько листов бумаги, на одном из которых парень успешно поскользнулся. От грохота после падения Хайтам, едва переступивший порог, чуть слышно вздохнул, но не успел тот сделать и нескольких шагов, собираясь найти своего растяпу и помочь ему подняться, как золотистая растрепанная макушка уже появился перед его глазами. В следующий же миг на него накинулись с настолько крепкими объятиями, что секретарь академии немало оторопел. – Постой, Кавех, что- Хайтам немного отстранился с недовольно нахмуренными бровями, но тут же ошарашено замер, даже потеряв от удивления дар речи: на него взирали глаза, мокрые от стекающих по скулам слез. Секретарь несколько секунд лишь двигал губами, подобно выброшенной на берег рыбе, пока он наконец не коснулся ладонями щек спутника, утирая большими пальцами безостановочные соленые капли. – Кавех? Что случилось? В чем дело?? – С-серьезно?! – блондин отвечал сквозь всхлипывания, недовольно смахивая с лица теплые руки, принявшись активно жестикулировать (пару раз Хайтаму даже пришлось уворачиваться), – Да как...! Как т-ты можешь вообще спрашивать!? Архонты, я-я ведь уже просил тебя… Почему же д-до тебя никак не доходит?? Как ген-ниальный ум академии не может понять такой п-простой вещи?! А если ты, придурок, однажды тоже… Тоже уйдешь и… Ком в горле слишком мешал договорить, а потому Кави лишь отвернул лицо и попытался вытереть поток слез, лишь сильнее их размазывая. –…терпеть тебя не могу. Только и смог через пару мгновений пробурчать себе тот под нос. Его собеседник же, казалось, и в самом деле ничего не понимал, только растерянно хлопая глазами на все эти слова, сказанные с трудом из-за слез. И только на последней пусть и незаконченной фразе этот «пень» наконец начал что-то да осознавать. И как только при всей своей догадливости он так долго не мог сообразить, какую травму в душе Кавеха оставил поход его отца в пустыню. Аль-Хайтам ущипнул себя за переносицу, впервые в жизни мысленно согласившись с тем, какой же он придурок, и шумно вздохнул. – З-знаешь, что? Кави, все тщетно пытаясь успокоиться, так и не смог договорить: крупные руки неожиданно загребли его в теплые и крепкие объятия, а одна из ладоней мягко и ласково легла на его макушку. Он растерянно захлопал глазами, пока спутник все сильнее прижимал его к себе, пропуская золотые прядки через пальцы. – Прости меня. Пожалуйста прости, Кави. Как часто этот человек вообще извинялся? Никогда?? Даже не верилось, что Хайтам наконец все понял. Практически сам, да еще и так быстро извинился. Возможно, Кавех еще не раз будет упоминать о дне, «когда этот сухой на эмоции булыжник впервые в своей жизни искренне извинился по собственной инициативе», а сейчас же парень только шумно шмыгнул и уткнулся носом в грудную клетку спутника. Сложно сказать, сколько они так простояли: может пять минут, а может и полчаса, но, очевидно, что Хайтам ждал, когда Кави полностью успокоится, а первое, что он сделал, прежде чем отстраниться – мягкий поцелуй в лоб. Знал бы он, что блондин из-за этого кинется ему на шею и начнет исцеловывать в ответ, то, скорее всего, воздержался бы. – Я так понимаю, я прощен? – Все зависит от такого, насколько уменьшится мой долг, – раздался в ответ довольный смешок. Хайтам не смог удержаться от улыбки.