Предел Хейфлика

В этом мире было много того, что он не понимал до конца. Речь не шла о чём-то возвышенном, вроде смысла жизни — после того, как ответ Рэм, отправившей его читать Библию, ему не понравился, он смирился с тем, что пока был не в состоянии это понять. Гораздо сложнее было смириться с непониманием самых простых вещей, на которые больше никто, кажется, не обращал внимания. Дело было в том, как перед ужином Вэш прижимал руки к животу и чуть подпрыгивал на стуле, как маленькая пружина, повторяя, как жутко он голоден, и Най смотрел на него с любопытством. Тоже прижимал руку к животу, прислушиваясь к себе, но не чувствовал ничего. Рэм с улыбкой ставила перед ними тарелки, что-то говоря про растущий организм, и брат с жадностью набрасывался на еду, а Най лениво ковырял рагу вилкой, больше размазывая по тарелке, чем съедая. Он чувствовал вкус еды, и он был вполне приятен, но он не мог понять, что заставляло Вэша так зависеть от пищи. Иногда брат говорил, что хочет пить, и с радостью выхватывал из рук Рэм стакан с водой, ополовинивая его за пару секунд, а потом протягивал его Наю, и Най брал его и пил тоже, хотя и не хотел. Ему было всё равно. Его тело послушно перерабатывало и выводило из себя пищу и воду, но никогда не просило ещё. Сон он не понимал тоже: Вэш лежал, как мёртвый, по восемь часов каждые сутки, изредка посапывая и ворочаясь, и сначала Наю казалось, что брат притворяется, чтобы не играть с ним, и он пинал его по ночам, чтобы тот перестал. Вэш что-то бормотал в ответ, заторможенно моргал и пытался отпихнуть его: «Най, ты что, не видишь, что я сплю?», и Най пытался выпытать у него, в чём именно заключается этот его сон, но брат просто отворачивался от него, накрываясь подушкой, и в конце концов ему пришлось сдаться. Вэш явно не притворялся, и поэтому Най решил пытаться подражать ему: лежал рядом, честно закрыв глаза и стараясь ни о чём не думать и просто дышать с ним одновременно, — и порой действительно проваливался в какое-то странное состояние, в котором время текло очень быстро и его мозг показывал ему размытые образы того, что он никогда не видел, а окружающий мир переставал существовать. Но ему не нравилось быть зрителем в собственной голове, поэтому каждую искусственную ночь на корабле он проводил, просто лёжа в тишине и темноте и слушая ровное дыхание брата. Когда ему становилось совсем скучно, он трогал руками его лицо; раздвигал пальцами его веки, чтобы взглянуть на быстро мечущийся зрачок и понять, что ему снится. Обнимал Вэша одной рукой, чтобы он поменьше ворочался, и утыкался носом ему затылок. Смотрел на брата, пока тот смотрел свои сны. (Иногда ему казалось немного несправедливым то, что он помнил каждую такую ночь, а для Вэша они все проваливались в черноту забытья.) Вскоре он понял, что у него попросту отсутствовали базовые физические потребности. Ему не нужно было есть, пить, спать — Рэм с удивлением делала пометки в своём планшете, когда он рассказал ей об этом, а Вэш недовольно дулся, как будто его обделили при рождении. Най не мог сдержаться и порой подтрунивал над ним, за что получал редко попадавший в цель подзатыльник и обиженную гримасу, но потом всегда заползал к Вэшу под одеяло ночью — мириться. Тот, как правило, мириться не хотел и выворачивался из его объятий, требуя, чтобы он отстал, и тогда Наю ничего не оставалось делать, кроме как начать безжалостно его щекотать. Вэш пищал и отчаянно отбивался: беспомощно сучил руками и ногами, стараясь вырваться, пытался укусить и даже пнуть — но потом наконец сдавался и, тяжело дыша, объявлял, что прощает его. В одну из таких шуточных потасовок он как-то очень удачно заехал Наю по лицу локтем — что-то в его носу неприятно и больно хрустнуло, и Най тут же отпустил брата, прижав обе руки к лицу. Только что извивавшийся ужом Вэш замер, глядя на него округлившимися от испуга глазами, и Най поморщился, чувствуя, как боль медленно разливается по всему лицу. На глаза почему-то навернулись слёзы, и что-то тёплое потекло из носа на верхнюю губу, и он на автомате облизал её — солёное — и вытер рукой. На пальцах остались какие-то пятна, почти чёрные в полумраке их комнаты, и что-то щёлкнуло в его голове: кровь. Он уже видел её, когда случайно порезал Рэм ножницами, с которыми играл. Порез на её руке, спрятанный пластырем, полностью затянулся только через пару недель, оставив после себя маленький белёсый след. Но в тот раз крови было немного, а сейчас она всё текла и текла, и он не успевал вытирать её руками: она скатывалась по подбородку и шее, пачкая ворот рубашки. Вэш открывал и закрывал рот, не находя слов, и Най видел, что его нижняя губа едва заметно дрожит. Сейчас расплачется. Боль пульсировала в голове, сильная и горячая, как живая, и Най, часто моргая, осторожно ощупал нос, пытаясь понять, что произошло, чтобы можно было придумать, как остановить кровь, пока… — Н-най… Чёрт, не успел: глаза брата уже наполнились слезами. — Всё в порядке! — быстро прогнусавил он, зажимая себе нос и роняя кровавые капли на одеяло. — Мне совсем не больно, всё в порядке! Не бойся, это просто кровь! Было больно, но терпимо — хотя глаза всё равно почему-то были мокрыми. (Это всё от удара по носу? Ему на секунду стало интересно, как это связано, и он сделал мысленную пометку спросить об этом Рэм.) Вэш сел на кровати и осторожно коснулся его лица, и Най едва сдержался, чтобы не дёрнуться. Всё-таки больно было. — Прости меня… — прошептал брат, как будто боялся, что от звука его голоса Наю станет ещё хуже. — Прости, пожалуйста, я не хотел! Тебе очень больно? Сейчас, я позову Рэм… Он потянулся, чтобы встать, и Най резко схватил его за запястье, удерживая на месте. На бледной коже брата защёлкнулся кровавый браслет. — Не надо, — быстро сказал Най, зажимая себе нос краем одеяла. — Не зови её, она тебя отругает, а ты не специально… это я тебя щекотал, я сам виноват. Всё в порядке! — Какое в порядке? — в голосе Вэша послышались визгливые нотки. — У тебя кровь идёт… а вдруг ты умрёшь?! Откуда-то Най знал наверняка, что не умрёт от разбитого носа, но для испуганного брата это было бы слабым аргументом. Голова немного кружилась и гудела, кровь всё ещё сочилась, пропитывая ткань. Хватит, подумал он злобно. Хватит, заживай уже. Ну же. Пожалуйста. — Не умру я, кровь уже остановилась! — зачем-то соврал он. — Всё нормально! — Не ври мне! — Вэш вскинулся и схватил его за руку, которой он прижимал одеяло к лицу, и дёрнул на себя. — Вот видишь, всё ещё… Он внезапно осёкся, по-птичьи склонил голову набок и прищурился, вглядываясь в его лицо. Най провёл по нему рукой: всё ещё в крови, но как будто не такое влажное, как минуту назад; нос болел, но уже не так сильно. Неужели сработало? Вэш медленно отпустил его руку и вдруг как-то сгорбился, подтянул к груди колени и обнял их руками, пряча лицо. Его плечи мелко задрожали, и Най понял, что он не передумал плакать, и вздохнул: по носу получил он, и ему же теперь и успокаивать. Рэм любила повторять, что старшим братом быть нелегко, она была права. Най пододвинулся чуть ближе и обнял Вэша за плечи, аккуратно прислоняя к груди. — Ну, что ты… — неловко прошептал он, целуя брата в макушку, как это обычно делала Рэм. — Ничего страшного не случилось, всё хорошо… Вэш слабо помотал головой, едва снова не попав Наю по носу, и тихо заскулил. — Я сделал тебе больно, — пробубнил он в свои коленки, всхлипывая на каждом слове. — Мы просто играли, а я тебя… я не хотел, но ударил, и… — Вот именно, ты не хотел, — ласково проговорил Най, и Вэш поднял на него мокрые глаза. — Мне было совсем не больно, просто крови почему-то было много. Всё в порядке, правда, — добавил он с улыбкой. — Я знаю, что ты никогда бы не сделал мне больно нарочно, поэтому я не сержусь. Вэш прерывисто вздохнул, недоверчиво глядя на него, и слабо улыбнулся. — Правда-правда? — тихо спросил он. — Правда, — кивнул Най. — Пойдём в ванную, поможешь мне умыться? Вэш кивнул в ответ и с готовностью вскочил на ноги, чтобы помочь ему подняться. *** Маленький порез украшал руку Рэм как минимум неделю, прежде чем исчезнуть, поэтому Най не поверил своим глазам, когда взглянул на себя в зеркало на исходе той ночи. Его лицо было таким же, как и раньше, как будто ничего не было, и он оттянул ворот рубашки, пялясь на бурые пятна на белой ткани — единственное напоминание о том, что случилось ночью. Щёлкнул себя по носу, ожидая взрыва боли, но ничего не произошло. Хм. После того, как Най выяснил, что у него отсутствуют базовые физические потребности, ему казалось, что его тело больше ничем не удивит его, но он ошибался. Интересно. Жестоко ошибался, судя по всему. Он как во сне поднял правое предплечье, уставившись на тонкие вены, голубевшие под полупрозрачной белой кожей. Какая-то мысль завернулась в его голове, кусая себя за хвост, и он отрешённо взглянул на свои отросшие за ночь ногти на другой руке — а потом играючи полоснул себя ими от запястья до локтя. Длинный росчерк боли при движении — а потом лишь слабое, чуть пульсируещее жжение. Полосы тут же налились розовым; содранная кожа лежала на них маленькими белыми полукругами. Кое-где неуверенно набухали капельки крови, и Най отрешённо размазал их пальцем, превращая в рыжеватые разводы. Рука казалась чужой, никогда ему не принадлежавшей; он смотрел на неё так же, как смотрел в саду на то, как паук закутывает в кокон попавшую в его сети бабочку, чтобы потом впрыснуть в неё свой яд и высосать досуха. Он секунду колебался, словно выбирая удачный момент, а потом снова полоснул себя ногтями — на этот раз глубже, сильнее. А потом ещё. И ещё. К тому моменту, когда проснувшийся Вэш позвал его из спальни, он уже вымыл покрытую бурыми разводами руку и выковырял красно-коричневые кусочки кожи из-под ногтей. Его отражение в зеркале улыбнулось ему, и Най поднёс палец к губам и подмигнул сам себе. Прежде, чем выйти к брату, ещё раз взглянул на своё предплечье — такое же белое и чистое, как и час назад — и нежно провёл по нему пальцем, будто прося сохранить секрет. Конечно, Рэм в итоге обо всём узнала и слегка отругала их обоих, но он едва слышал её нравоучения за шорохом новых странных мыслей в своей голове. Они роились там, как муравьи, наталкиваясь друг на друга и замыкаясь в круг, и ему хотелось… хотелось… Он всегда был жадным до знаний, всегда внимательно слушал Рэм, когда она рассказывала им что-то о корабле или о мире, который люди покинули давным-давно, всегда потом читал в базе данных об этом, чтобы лучше разобраться, но ему редко когда удавалось изучить что-то… на практике. Потрогать руками. Разобрать на кусочки и потом собрать снова, чтобы увидеть в новом свете. На что ещё было способно его тело? Он начал с малого: выяснил, что чувствует жару и холод, но как-то притуплённо, будто что-то внутри него было уверено, что они не могут навредить ему. Вэш не мог даже залезть в горячую воду, которую Най набрал для них в ванной, и пищал, что сварится в ней, как креветка. Его щёки были красными от пара, поднимавшегося от ванны, и Най встал из воды, чтобы увидеть себя в зеркале. Прижал ладонь к лицу, проверяя собственную реакцию. Розовые. Розовые, совсем как у человека. Обманчивая обложка. Столько часов провёл в криозале, наблюдая за спящими в капсулах людьми, — и ничего. Ни намёка на простуду, которой пугала его Рэм, просившая одеться теплее. Его пальцы на ногах и руках не теряли чувствительность, губы не синели, мышцы не сокращались самопроизвольно, пытаясь согреть его, — ничего из того, о чём он читал до этого в базе данных. Как будто его телу было плевать на всё. Он мысленно делал пометки. Почему Рэм не сказала ему об этом? Не знала сама или не хотела, чтобы знал он? Почему-то ему тоже не очень хотелось делиться своими открытиями; хотелось продолжать и увидеть, когда он упрётся в черту. На корабле не так уж просто было достать что-то, чем можно было себе навредить. Где-то неделю Най экспериментировал с собственными ногтями и зубами: впивался в свою беззащитную кожу, каждый раз тщательно контролируя силу удара или укуса, и запускал секундомер. Неподвижно сидел в холодной сухой ванне, потому что её проще всего было отмыть, и отрешённо наблюдал за тем, как бегущая из раны кровь замедляла свой ток, а потом останавливалась вовсе. Как красно-коричневая корка появлялась ненадолго, чтобы вскоре отвалиться, обнажая тонкую розовую новую кожу, которая вскоре светлела и утолщалась, сливаясь с кожей вокруг, и уже никто не смог бы догадаться, что пару часов назад было на её месте. Переломы заживали дольше. Он не мог как следует сломать себе что-то специально и поэтому ограничился парой пальцев на руке, которую разбил о стену — было слишком громко, и он испуганно замер, боясь, что разбудил брата, но всё обошлось. Най знал, что человеческие кости нужно было фиксировать на время заживления, чтобы они срослись правильно, и не без удовольствия обнаружил, что его кости срастались правильно сами по себе. Он методично сжимал и разжимал кулак все несколько часов, что ушли на регенерацию, привыкая к жгучей боли, прошивавшей его кисть при каждом движении, однако зажившие пальцы не отличались от целых, и Най решил остановиться на этом. Вскоре ему удалось добыть скальпель из лазарета, и дело пошло быстрее. Он делал пометки у себя в голове: корпус, руки, плечи, бёдра, лодыжки. Ступни и кисти. Лицо. Шея. Сверял скорость заживления — приходилось всё помнить, никуда записать он это не мог — и глубину поражения тканей. Если ему удавалось сосредоточиться на ране, она затягивалась быстрее, даже будучи глубокой, но такое заживление сильнее утомляло его. К боли Най привык быстро — её было легко терпеть, когда он собственными глазами видел, что у неё не было никаких последствий. Отсутствие потребностей, регенерация… было ли ещё что-то ещё, чего он не знал о себе? Возможности маячили перед ним, призрачные и далёкие, как звёзды в чёрном космосе, и Най чувствовал, что скоро проколется, но просто ничего не мог поделать со своим любопытством. В одну из ночей он, как всегда, дождался, пока Вэш крепко уснёт под его боком, а потом тихо встал и прошёл в ванную. Заперся там, поставил набираться тёплую воду и достал скальпель из тайника, лениво крутя его в руках, как любимую игрушку. Это был один из последних экспериментов, что он планировал провести: он достаточно хорошо научился ускорять регенерацию, и ему было интересно, сможет ли он её замедлить. Най медленно разделся, залез в ванну и пару секунд покрутил скальпель в руке, глядя на своё отражение в нём, а потом привычным движением провёл им вдоль внутренней стороны предплечья, тщательно контролируя силу нажима. Эпидермис, дерма, подкожный жир… а, вот и оно. Боль поднялась вверх по руке, вгрызаясь в его нервные окончания, разрез защипало от воды, в которой тут же поднялось бесформенное алое пятно, и Най быстро, пока от потери крови не закружилась голова, взял скальпель в другую руку и повторил разрез. Как два брата-близнеца. Он усмехнулся этой странной мысли и откинулся на бортик ванной, лениво прикрыв глаза и позволяя боли, о которой орала каждая клетка его организма, разливаться по его расслабленному телу, зависая в нём колючей взвесью — неприятной, но безобидной. Кто бы мог подумать, что ещё совсем недавно он понятия не имел о… — Най? Проклятье! Он широко распахнул глаза, мгновенно придя в себя и вскинув голову, опасаясь худшего: он забыл запереть дверь а Вэш проснулся посреди ночи и пошёл его искать и нашёл его вот таким пялящимся в потолок лёжа в собственной крови и — Господи, Най, что ты наделал? Это была Рэм. Най почти успел вздохнуть с облегчением, но в следующее мгновение она подскочила к нему и выдернула его руки из воды, и он зашипел от неожиданно острой боли — травмированные ткани разошлись сильнее — и попытался вырваться, но она держала крепко. Слова завертелись на языке, наталкиваясь друг на друга, — нужно было срочно придумать что-то, чтобы объяснить это, но голова кружилась от потери крови, и Най смог выдавить только тихое: «Уйди». Рэм будто не услышала его, лихорадочно оглядывая ванную в поисках того, чем можно было бы остановиться кровь. В лазарете было всё необходимое, но он находился в другом крыле, и до него ещё нужно было… — Господи, Най, ты только держись! — её голос сорвался в крик. — Пожалуйста, не надо, всё будет хорошо… Уйди, повторил Най про себя, лихорадочно соображая. Замолчи, ты можешь разбудить Вэша, а у него от такого зрелища точно случится истерика. Я не пытался себя убить, я просто… я просто проверял. Его мысли стали медленнее, будто обрели вес, словно тупой и тяжёлый предмет, и он замахнулся ими, чтобы набрать момент. Уйди. Уйди. Ты ничего не видела. Уходи. Рэм вдруг замерла. Её глаза остекленели, а хватка на его руках ослабла, и Най выдернул их, снова засунув в воду. Она уже испортила его эксперимент, и теперь он хотел поскорее закрыть раны, чтобы успокоить её, но Рэм вдруг поднялась и обвела комнату невидящим взглядом. Постояла так пару секунд, словно манекен, а потом развернулась и медленно пошла к двери. От удивления и потери крови в голове было пусто. Рэм открыла дверь и вышла прочь, даже не посмотрев на него, и Най перевёл взгляд на свои сочащиеся кровью руки. Что он только что сделал? Это он заставил Рэм уйти? Но как? Больше не сдерживаемая регенерация вступила в свои права, спешно сворачивая кровь, но ему было плевать. Сердце билось как бешеное. Он и такое мог? Был только один способ это выяснить Утром Рэм казалась невыспавшейся и уставшей. Она сказала им, что ночью ей приснился очень страшный сон, а потом — ещё один, только ещё хуже, и как-то странно смотрела на Ная, всё время пытаясь получше рассмотреть его руки. За завтраком нашла какой-то пустяковый повод коснуться его и как будто незаметно провела пальцем по внутренней стороне его предплечья, пытаясь нащупать уплотнения келоидных рубцов, но Най не подал виду: знал, что она ничего там не найдёт. От скальпеля незаметно избавиться было сложнее, но он сделал это той же ночью, и поэтому, когда Рэм оставила их в саду одних ненадолго, сославшись на какой-то пустяк, он лишь с улыбкой проводил её взглядом. Чистая работа. Вэш дёрнул его за рукав, пытаясь втянуть в игру, и Най с удовольствием подчинился. *** Стива вытащили из криокамеры, когда им с Вэшем было чуть больше девяти месяцев, и Най от всего сердца проклинал тот день. Немолодой мужчина, исполнявший до него обязанности главного механика, любил нянчиться с близнецами и охотно устраивал им экскурсии по техническому нутру корабля, рассказывая, как именно работает такой большой и сложный механизм, и Най всегда внимательно слушал его, затаив дыхание. Но, к сожалению, в конце концов настал день, когда доброму Алексу пришла пора возвращаться в криокамеру, и ему на смену пришёл Стив. Этот ублюдок, конечно, исправно выполнял свою работу, но раздражал всех без исключения. Най видел это по лицам членов команды, когда он появлялся под вечер в кают-компании, пропахший алкоголем и распускающий руки. Все смотрели на него с презрением, но никто ничего не говорил, и он не мог понять почему. По-детски непосредственно спросил об этом у Рэм, но она лишь покачала головой и сказала что-то о том, что нужно быть терпимее к чужим слабостям. Наю не понравился её ответ. Стив был плохим парнем, совсем как из фильмов, которые они с Вэшем смотрели по вечерам. За глаза называл их ублюдками и мутантами, не стесняясь в выражениях, и кривил лицо и ругался, столкнувшись с ними в коридоре; часто спорил с Рэм и капитаном, недовольный тем, что им позволено было свободно ходить по всему кораблю. «Кто знает, что у них на уме? — говорил он. — Вдруг они что-нибудь сделают?» Наю действительно хотелось что-нибудь сделать. Будь у него револьвер, как у главного героя вестерна, он бы направил его на Стива и сказал бы следить за своим языком. Потому что он говорил гадости, а гадости расстраивали Вэша, которому, кажется, для счастья было необходимо, чтобы его любили все без исключения. (Не было ничего проще: Вэш был добрым чуть ли не до глупости, улыбчивым и милым, он любил обниматься и постоянно заглядывал в глаза, всем своим видом вымаливая похвалу и одобрение. Но Стива, как выяснилось, такое поведение раздражало только сильнее.) Плохие парни в фильмах делились на два типа: те, которые говорил гадости, но у которых кишка была тонка действительно сделать что-то плохое — они могли только чесать языком и испуганно затыкаться, когда рядом оказывался кто-то сильнее их. Но ещё были те, кто сначала говорил гадости, а потом исподтишка стрелял в спину главному герою или нападал на его любимую женщину — и только потом наконец получал по заслугам. Как-то Най спросил Рэм, почему обязательно нужно терпеть, пока злодей сделает что-то плохое, прежде чем наказать его, и она сказала ему, что хоть слова могут причинять боль, но наказывать следует только за реальные действия, наносящие кому-то ущерб. Это был странный ответ, но он в принципе редко когда до конца понимал аргументы Рэм. Оставалось только принять его, как и все остальные её странности. Най искренне надеялся, что Стив относился к первому типу ублюдков: громкий, вонючий и грубый — но по сути своей безобидный. Да, из-за него Вэш часто хныкал по ночам, не в состоянии понять, что в мире просто-напросто были плохие люди, которым не нужно было нравиться, но Наю всегда удавалось его утешить. Он залезал к Вэшу под одеяло и лежал так какое-то время, обнимая его со спины, а потом начинал дуть ему в уши и щекотать рёбра, чтобы он начал, как обычно, пищать и выворачиваться, чтобы наконец засмеялся, прося прекратить — и останавливался только тогда, когда в глазах брата стояли слёзы от смеха, а не от обиды. В этот раз Вэшу, похоже, снова досталось. Най был сам виноват — слишком увлёкся, читая в базе данных про жуков, и не уследил за ним, а Рэм была на дежурстве, — и поэтому теперь вынужден был наблюдать за тем, как брат молча лежал на кровати в позе эмбриона, накрывшись чуть ли не с головой. Даже не рассказал ему очередную глупую шутку на ночь — просто пожелал спокойной ночи и залез в постель, пряча заплаканные глаза. Най вздохнул и подошёл к его кровати. — Вэш? Брат что-то промычал, давая понять, что не хочет разговаривать, но Най так просто сдаваться не собирался. — Знаешь, что сказал один цыплёнок другому? Молчание. Най собрался с силами, готовясь изобразить смешной голос. — «Чё вылупился?» Пара секунд тишины — а потом брат всё же тихо прыснул со смеху, и Най вздохнул с облегчением и залез к нему в кровать, обнимая за плечо. — У тебя плохо получается, — тихо пробормотал Вэш. — Совсем не смешно. — Да ну? — усмехнулся Най. — А кто же только что смеялся? — Да я так… — Вэш притворно зевнул. — Из жалости… Он буквально напрашивался — и Най тут же вскочил, занимая более удобную позицию, и схватил брата за рёбра, чтобы выпытать у него признание своих комедийных талантов. Щекотка всегда работала как часы, и это был их маленький ритуал, который… Вот только в этот раз Вэш вскрикнул иначе: не наигранно-визгливо, а ниже и тише, и не начал отбиваться, а плотнее свернулся в клубок, будто пытаясь что-то спрятать. Най замер, глядя на него, и отдёрнул руки, словно их ошпарило кипятком. Какое-то неприятное предчувствие потопом залило его голову. — Вэш? Снова молчание — но другое, нехорошее. Най осторожно тронул брата за плечо, но тот дёрнулся, сбрасывая его прикосновение. — Вэш, что случилось? — По спине пробежал холодок от внезапной мысли: — Это я сделал тебе больно? Вэш тут же замотал головой, но не повернулся к нему, и Най замер в ожидании ответа. Что-то плохое. Случилось что-то плохое. — Нет, не ты… — наконец прошептал Вэш. — Я просто… Нет, не ты. Ярость захлестнула его, как неконтролируемая цепная реакция, и Най не услышал продолжение за шумом крови в ушах. Он крепко схватил Вэша за плечо и развернул на спину, как будто во сне услышав, как тот вскрикнул от неожиданности и, возможно, боли, но он просто не мог остановиться, ему нужно было… нужно было… Он рывком задрал на Вэше рубашку — и задохнулся, будто его ударили по горлу, перебив трахею. Най медленно моргнул, словно пытаясь обновить увиденное, как зависшую страницу на планшете, а потом его рука сжалась в кулак и ударила стену. Слишком сильно — он почувствовал, как хрустнули и сошли с места костяшки его пальцев, но приглушённо, как сквозь слой ваты, словно он сам был стеной, которую ударил. — Най! Вэш дёрнул рубашку вниз, тут же прикрывшись, но увиденное всё равно стояло у Ная перед глазами. Россыпь крупных синяков на выступающих рёбрах — уже почти выцветших из фиолетового в жёлтый, но всё ещё болезненных. Что-то ударило его по голове изнутри. А потом — ещё раз. И ещё. А, это билось сердце. Как непривычно. — Кто? — спросил он тихо; язык не слушался. Странное, ледяное спокойствие. Эпицентр урагана. Разумеется, он знал ответ. Вэш поджал губы и крепко обнял себя руками, как будто пытаясь заново спрятать то, что уже нашли. Он казался маленьким, совсем беззащитным со своими огромными блестящими глазами и тонкими запястьями. — Я сам виноват! — проговорил он быстро, пытаясь то ли оправдать, то ли оправдаться. — Я сам к нему полез, я просто хотел… Я не хотел расстраивать вас с Рэм, поэтому не сказал. Стив сказал, что на мне всё равно заживёт, как на собаке, и… — Вэш как-то нашёл в себе силы улыбнуться. — Похоже, он был прав. Мне уже почти не больно, ты просто надавил неудачно, вот я и… Най прижал палец к его губам, и Вэш осёкся. Почему-то это было ещё больнее — слышать, как он оправдывает взрослого мужчину, который несколько часов назад отпинал ребёнка по рёбрам. Отпинал его брата по рёбрам. Он прокрутил эту мысль ещё раз, словно играл со своим скальпелем. Сделал его брату больно. Невыносимо. Зачем-то, не отдавая себе отчёта об этом, он подумал о том, как эти синяки выглядели до того, как регенерация Вэша замела следы и передушила свидетелей. Представил себе уродливые лиловые гематомы с красно-фиолетовыми пятнами-созвездиями лопнувших сосудов и почувствовал, как слегка закружилась голова. Он хотел сломать Стиву все кости в его огромном, тупом, пропахшем алкоголем теле. Ломать по одной и смотреть, как их острые края разрывают беззащитные мягкие ткани, как лопаются сосуды, заливая всё вокруг и внутри кровью. Вырвать ему все зубы, выдавить глазные яблоки, вырезать его поганый язык и скормить ему же. Напоследок сломать рёбра с одной стороны — так, чтобы осколки проткнули лёгкое — и смотреть, как он медленно задыхается и синеет. Потом сломать рёбра и с другой стороны, но перед этим… Ах да. Ему даже необязательно было делать это самому — он мог заставить Стива сделать это с самим собой, как он заставил Рэм тогда уйти и спутать сон с явью. У него получилось бы. Наверняка. От осознания собственной силы приятно потяжелело в груди. Интересно, осознавал бы тогда Стив, что с ним происходит? Если нет, то это было бы… этого было бы недостаточно. Он мог бы заставить… Да, мог бы. Определённо, мог бы. Его тело медленно двинулось, чтобы встать. — Най! Он моргнул, сбрасывая пелену наваждения: Вэш крепко держал за запястье его руку у своего лица и смотрел на него так, будто тоже увидел картину, которая только что пронеслась у него в воображении. Вот только Вэш, конечно, был от неё в ужасе. — Ты ничего не сделаешь ему? — требовательно спросил он, крепче сжимая его руку. Най удивлённо посмотрел на брата. Он не ослышался? Тот дёрнул его за запястье, будто пытаясь разбудить. — Най, умоляю, ничего не делай с ним! Най ненавидел, когда у него было такое лицо — испуганное и растерянное, ищущее защиты у кого-то, кто обнял бы и успокоил, сказал, что всё будет хорошо. Он всё бы отдал, чтобы никогда не видеть его, и поэтому… Осознание ударило неожиданно и сильно: Вэш был напуган не из-за Стива, а из-за него. Эта мысль встрепенулась в его голове, а потом медленно и торжественно осела, покрывая пылью все остальные. Най глубоко вздохнул — не сейчас, не сейчас, потом — и нашёл в себе силы выдавить улыбку, молясь, чтобы она не казалась вымученной хотя бы на первый взгляд. Только сейчас обратил внимание на тупую боль, всё это время вгрызавшуюся в его правую руку. Ах, да. Он ударил её по стене. — Всё в порядке, — ласково проговорил он и погладил Вэша по лицу рукой, которую тот всё ещё крепко сжимал своими ледяными пальцами. Ледяными от ужаса. Соберись. — Я ничего не сделаю ему, я просто… — он запнулся, выбирая слова: разозлился? был в ярости? хотел задушить этого ублюдка его собственными кишками? — Я очень расстроился, что он сделал тебе больно. Вэш облегчённо выдохнул и расслабился, отпуская его, и Най медленно опустил голову на подушку рядом с ним, будто боясь спугнуть. — Это хорошо, — тихо проговорил Вэш. — Иногда, когда ты злишься, у тебя такое страшное лицо становится… Мне показалось на секунду, что ты сейчас пойдёшь и убьёшь его. Най почувствовал, как на лице появилась улыбка — о, с каким удовольствием он бы сделал сейчас именно это. Держи себя в руках. Ты нужен ему здесь и сейчас. Почему-то сильно болела голова, будто в его правый висок вбили раскалённый железный болт. — Не говори глупостей, — сказал он, стараясь не морщиться, и взъерошил брату волосы. — Ничего такого я делать не собирался. — Обещаешь? — Вэш пытливо заглянул ему в глаза и протянул ему руку с оттопыренным мизинцем. — Обещаешь, что ничего ему не сделаешь? Я обещаю больше к нему не лезть! Най посмотрел на его руку и заметил около локтя ещё один синяк, почти скрытый краем рукава. Не почувствовал, как стиснул зубы, только в какой-то момент услышал, как они скрипнули. Боль в виске пульсировала и вертелась, словно пыталась просверлить ему череп. Десятки возможностей лежали перед ним, как яркие игральные карты, и каждая из них умоляла выбрать её. Най мечтательно улыбнулся. — Обещаю, — сказал он и зацепился своим мизинцем за мизинец брата. — Обещаю, я даже пальцем его не трону. Сдержать это обещание было бы не так уж и сложно. *** Спустя пару ночей размышлений ему начало казаться, что вариантов было даже чересчур много. Они копошились в его голове, как неповоротливые отожравшиеся гусеницы, мечтающие поскорее превратиться в бабочек. Испортить изоляцию в месте присоединения газопровода к электронной пушке ионного двигателя? По регламенту обслуживания Стив как раз должен был бы находиться в зоне поражения. Резкая подача газа при закрытом дуле пушки разорвала бы уплотнительные керамические кольца, и разлёт осколков превратил бы Стива в кровавое месиво. Несовместимые с жизнью травмы. Или вывести из строя механизм магнитной фокусировки плазменного пучка, чтобы ублюдка мгновенно расплавило от плазмы? Можно было бы симулировать канал на проверку работоспособности управляющей шины, окислив контрольный пин на отключённом модуле и подключив на него передатчик с работающего. Тогда при тесте двигателя не сдерживаемый магнитной фокусировкой плазменный пинч расплавил бы стенки модуля и всё вокруг. Починить это всё было бы непросто, но как раз для таких случаев на корабле и стояла модульная система двигателей, поэтому это не было бы критично. Или можно было заставить Стива взять не тот конденсатор при плановой замене частей фемтосекундного лазера, разжигавшего плазму? Он бы явно не стал заморачиваться и выводить его на рабочую мощность с прогревом и по всем правилам, ведь торопился бы скорее налакаться пива в кают-компании, поэтому — бум, пробой конденсатора, Стив размазан по стенке. Конечно, всегда можно было просто размозжить ему голову внезапно вышедшими из строя автоматическими дверьми или заставить схватиться рукой за оголённые провода, но это было бы уже немного подозрительно. Стив был туп, но не настолько. Най вздохнул. Устраивать производственную аварию было безопасно для него, но чревато неприятными последствиями для корабля и всех, кто находился на нём, а маленький несчастный случай же, напротив, бросил бы на него тень в глазах Рэм, которая всё же что-то подозревала после той ночи, когда он впервые применил телепатию. Нельзя было исключать того, что члены экипажа знали о его способностях больше, чем он сам, и просто держали его в неведении, а сами постоянно были начеку. К тому же, казалось слишком милосердным дарить Стиву быструю, хоть и болезненную смерть — хотелось, чтобы он помучился, задыхаясь от обиды и осознания собственной беспомощности, прежде чем встретить свой конец. Боль в виске, оставшаяся с ним с той ночи, пульсировала, словно кивала и соглашалась с ним. Можно было попытаться как-то натравить других членов экипажа на Стива — но как? Он был отвратителен, но на деле почти исправно соблюдал субординацию и пил только в нерабочее время, да и капитана, за которым было последнее слово, похоже, на самом деле не так уж сильно раздражало его поведение — они уже не первый раз были на годовом дежурстве вместе и успели сработаться. (Да, он иногда приставал к Мэри, которая притворно громко вздыхала, требуя, чтобы он оставил её в покое, но что-то подсказывало Наю, что ей это нравилось. Он сам пару раз видел, как она вставала поближе к нему и как-то странно меняла позы, иногда томно вздыхая, когда Стив почему-то не обращал на неё внимания. Людские заигрывания в реальной жизни были такими же странными, как и в фильмах.) Того, что Стив избил Вэша, было бы недостаточно: Най понимал, что они с братом были случайными болтами в этом идеально отлаженном механизме корабля, и многие не понимали до конца, как к ним относиться. К тому же, по удивительному стечению обстоятельств записи камер того коридора, где всё произошло, оказались повреждены, а регенерация Вэша за ночь уничтожила последние улики. Брат никогда не напоминал о том случае, и иногда Наю казалось, что ему всё это приснилось. Это был просто дурной сон, те уродливые синяки на рёбрах и покрасневшие от слёз глаза — всего этого никогда не было. Ему уже снились кошмары, где корабль почему-то выходил из строя и он бежал по его бесконечным коридорам, пытаясь отыскать Вэша, чтобы спастись вместе, но не мог его найти; или где Вэш, весь в слезах, говорил ему, что ненавидит его, и бежал прочь, а сам Най не мог вспомнить, что именно сделал не так, и беспомощно стоял на месте, пялясь в его отдаляющую спину; или где Вэш смотрел на него так, будто видел впервые, и спрашивал: «Кто ты такой? Почему у тебя моё лицо?» Его кошмары были изобретательны, поэтому Най предпочитал не спать вовсе. Лишь изредка поддавался на уговоры брата, которому вечно снилось что-то доброе и пушистое, чтобы потом снова проснуться посреди ночи с бешено бьющимся сердцем и открытым в беззвучном крике ртом. Он бы всё отдал, чтобы это оказалось очередным дурным сном, но не мог себя обмануть. Видел, как Вэш едва заметно сжимался, пытаясь втянуть голову в плечи, стоило Стиву оказаться с ним в одном помещении; как он замирал на секунду при звуке его голоса, как начинали бегать его глаза, как он пытался стать маленьким и незаметным, чтобы ненароком не разозлить и не привлечь внимание. Най видел это и хотел сломать Стиву все кости в его огромном, тупом, пропахшем алкоголем теле; ломать по одной и смотреть, как их острые края разрывают беззащитные мягкие ткани, как лопаются сосуды, заливая всё вокруг и внутри кровью хотел вырвать ему все зубы выдавить глазные яблоки вырезать его поганый язык и скормить ему же и А, снова эта мысль. Най улыбнулся ей, как старой подруге. Кажется, придумал. *** Он кое-что понял из старых фильмов земной эпохи: люди страшно злились, когда что-то плохое происходило с их женщинами или детьми. Стоило злодею приставить дуло к виску возлюбленной героя, как тот тут же сходил с ума, соглашаясь на все его требования, лишь бы тот отпустил её, а потом без жалости расправлялся с ним и иногда даже плевал на его труп. Должно было сработать. Он выбрал идеальный день: после смены Мэри ушла к себе, а Стив сидел в кают-компании, глуша бутылку за бутылкой, чем-то явно раздражённый. Рэм возилась с Вэшем в саду, наверняка снова рассказывая ему какие-то глупые сказки, и хотя обычно Най не любил оставлять их наедине, но сегодня ему это было на руку. Чтобы оправдать своё присутствие в кают-компании, он подготовил пару вопросов об относительной навигации в космосе для Рона, который тоже любил проводить там время со своим напарником. Всё совпало так хорошо, что ему чудился подвох. Все были на своих местах, и он медленно подошёл к Рону и обратился к нему, краем глаза следя за Стивом. Тот, скривившись, бросил на него короткий мутный взгляд и снова уставился в свой планшет. Хорошо. Очень хорошо. Най опасался, что в самый ответственный момент его парализует от глупого волнения, но это не произошло: его мозг работал быстро и чётко, как хорошо охлаждаемый двигатель. Чуть польщённый интересом к своей работе, Рон начал рассыпаться в технических терминах, объясняя принцип работы навигационной системы, и Най слушал его вполуха, стараясь сосредоточиться на Стиве. Чувствовал клубок его мыслей, острых и тяжёлых, пропитавшихся алкоголем, и искал, как бы подступиться к нему. С Рэм было легко: её душа всегда была открыта нараспашку, а в ту ночь, когда она нашла его в красной от крови воде, от ужаса её разум стал ещё восприимчивее, поэтому у него и получилось так легко повлиять на неё, но Стив был сложнее. Най едва сдержался, чтобы не поморщиться от усилившейся головной боли: он не рискнул тренироваться на других людях, поэтому сейчас приходилось импровизировать на ходу. Мэри любит меня, осторожно слепил он из мыслей и медленно подтолкнул их к Стиву, как к злобной собаке, чтобы он сначала обнюхал, а потом жадно съел их, приняв за свои. Мэри любит меня, но пока что сама не понимает это. Я должен показать ей, как сильно я её люблю. Стив не двигался, задумчиво пялясь на бутылку в своей руке. Она лишь строит из себя неприступную: на самом деле она только и ждёт, когда я сделаю первый шаг. Сидит сейчас в своей каюте и только и ждёт, чтобы я пришёл к ней и сделал её своей. У него раскалывалась и кружилась голова и немели руки, и Най практически видел, как его давление ползёт вниз, угрожая свалить его с ног на месте, но останавливаться было нельзя: Стив как раз поставил бутылку на пол и замер в своём кресле. Она моя. Ничья больше. Нужно, чтобы она поняла это. Ну же, ещё совсем чуть-чуть. Я должен сделать её моей. — Най? — обеспокоенное лицо Рона вдруг оказалось прямо перед ним. — С тобой всё хорошо? Ты ещё бледнее, чем обычно. — Очевидно же, что ты заболтал бедного ребёнка до смерти, — прыснул его товарищ. Най помотал головой, пытаясь привести себя в чувство, и хотел сказать что-то, но тут за его спиной послышались нетвёрдые тяжёлые шаги: Стив поднялся из своего кресла и направился к выходу, едва не путаясь в собственных ногах. Най задержал дыхание. Неужели получилось? — Куда это он в таком состоянии? — сквозь зубы пробормотал Рон, провожая его полным презрения взглядом. — Отлить? — пожал плечами его напарник. — Нет, он в другую сторону пошёл… Что-то мягко ударило Ная по затылку: нельзя позволить ему пойти за Стивом раньше времени. Конечно, он не планировал, что тот обязательно должен был успеть навредить Мэри, но всё же его попытка это сделать должна была выглядеть достаточно убедительной, чтобы остальные не колебаясь засунули его обратно в криокамеру. Поэтому он мягко тронул Рона за рукав и попытался заглянуть ему в глаза, копируя любимую тактику Вэша и пытаясь абстрагироваться от настойчиво пульсирующей головной боли. — Кажется, — со смущённой улыбкой проговорил он, борясь с лёгкой тошнотой, — я почти понял, как работает рентгеновская навигация. Мы ориентируемся по пульсарам, совсем как моряки прошлого ориентировались по видимым звёздам? Рон мгновенно переключился на него и расплылся в улыбке, довольный своими педагогическими успехами. — Почти! Видишь ли, есть ещё пара особенностей, которые необходимо… Продолжение его лекции Най пропустил мимо ушей, напряжённо прислушиваясь и кусая изнутри щёку от тревоги. Получилось? У него действительно получилось? Или всё же эта мысль оказалась слишком сложной по сравнению с простым «уйди и забудь», которое он внушил Рэм, и Стив просто пошёл к себе отсыпаться, чтобы сбежать от навязчивых мыслей? В таком случае пришлось бы довольствоваться малым и заставить его схватиться за провода высокого напряжения, чтобы его уж наверняка поджарило до корочки, и никакого ему… Тяжёлый глухой удар прогремел где-то дальше по коридору, сразу за ним — ещё один, только чуть тише, а потом раздался пронзительный женский крик, и Най сжал кулаки, до крови впившись ногтями в податливое мясо ладоней. Чистое, неподдельное счастье продрало его тело электрическим импульсом, а радостный смех впился когтями в горло, скуля и прося его выпустить. Рон с напарником тут же подскочил и бросился к выходу, и Най, едва держа себя в руках, последовал за ними, чтобы не вызвать подозрений — и чтобы увидеть, какое у Стива будет лицо, когда он придёт в себя. *** Приговор вынесли быстро, всего за пару часов. Доказательства были на руках: записи с камер, показания бледной Мэри, нервно заламывавшей руки, бледные следы на её запястьях, царапины от её ногтей на лице Стива, который умолял о прощении со слезами на глазах. Орал, что не понимает, что на него нашло, что он никогда не хотел сделать Мэри больно, клялся, что больше никогда не притронется к бутылке и что подобное не повторится, если только ему дадут ещё один шанс. Во рту стоял металлический привкус: Най кусал щёки в кровь, едва сдерживая смех. Вэш стоял между ним и Рэм и попеременно жался к ним обоим, как будто не знал, что ему чувствовать, пока Стива, замотанного в какое-то подобие смирительной рубашки, опускали в криокамеру у всех на глазах. Показательное правосудие — чтобы больше ни у кого и мысли не возникло совершить нечто подобное. Умоляющий взгляд Стива метался по лицам присутствующих, словно пойманное под стеклянным колпаком насекомое, не осознающее того, что угодило в ловушку, из которой не выбраться. Най старался не смотреть ему в глаза всё это время, опасаясь, что не удержится и как-то выдаст своё счастье, но когда ублюдка уже подключили к системе переливания для замены его крови на незамерзающий раствор, он позволил себе последнюю маленькую вольность. Посмотри на меня. Зрачки Стива тут же дёрнулись, останавливаясь на нём, и его светлые глаза потемнели от страха; он пытался что-то крикнуть, но стекло камеры было абсолютно звуконепроницаемым. С секунду на секунду туда должны были подать газ, чтобы он угомонился, поэтому Най улыбнулся ему напоследок. Ты уже не проснёшься, мягко вложил он Стиву в голову. Когда ты уснёшь, я кое-что подкручу в настройках твоей криокамеры, и ты никогда больше не сделаешь Вэшу больно. Глаза Стива стали совсем круглыми от ужаса, он всё открывал и закрывал рот, пытаясь докричаться до остальных, но в этот момент капитан наконец нажал на переключатель, включая подачу усыпляющего газа. Най облизал давно пересохшие губы, наблюдая за тем, как взгляд Стива медленно стекленеет и тухнет, и неожиданно для себя крепко схватил Вэша за руку, не в силах справиться с эмоциями. Брат удивлённо покосился на него, но сжал его ладонь в ответ, и Най подумал, что во всей вселенной не было человека счастливее него в ту секунду. Голова приятно кружилась и совсем не болела, словно горячего гвоздя, сутками вращавшегося в его виске последнюю неделю, никогда не было и в помине. После того, как показательное выступление было окончено, Рэм попросила их быть хорошими мальчиками и дождаться её в своей комнате, потому что капитан вызвал её на разговор, недовольный тем, что она нарушила субординацию, резко высказавшись против такого быстрого суда. Най почти не слушал её, всё ещё опьянённый своим успехом, и послушно проследовал за братом в их каюту. — Ты кажешься очень счастливым, — осторожно проговорил Вэш, когда дверь закрылась за ними, и сел на кровать. — Ты так рад, что Стива засунули в криокамеру? Най тоже опустился на кровать рядом с ним и улыбнулся. Он был рад, что Стива засунули в криокамеру, из которой он никогда больше не выйдет живым, но уточнять это было необязательно. Не к чему было портить такой замечательный момент. Ему хотелось сжать ладонь брата в своей ещё крепче, хотелось прижать его к себе всего, поднять над полом и кружить, радостно смеясь. Как ему было не быть счастливым, когда всё сложилось так удачно? — Я просто… — он снова облизал губы, пытаясь выбрать самый невинный из поводов своей радости. — Я рад, что этот урод больше ничего тебе не сделает. Он получил по заслугам. Вэш неуверенно кивнул, будто не решаясь до конца согласиться с его словами. — Знаешь, мне пару раз казалось, что он как будто хотел извиниться — так смотрел на меня иногда, поджимал губы, но в итоге ничего не говорил, ругался на самого себя и уходил. Даже ублюдком меня ни разу не назвал с того дня, как… ну, ты понял. Что-то в его тоне подсказало Наю: брат каким-то образом простил урода, который избил его и даже не смог потом попросить прощения, но эта мысль разозлила его не так сильно, как он ожидал. Это всё уже было неважно. — Знаешь, Рэм говорит, что каждый человек в глубине души хороший и что даже последний ублюдок на самом деле хотел бы быть хорошим, просто не знает как. Что если мы сможем простить своего обидчика, то он увидит в этом добро и захочет исправиться. Най почувствовал слабое желание закатить глаза — да-да, любимые речи Рэм о том, что ненависть и месть не приносят счастья. Вот только радость, собиравшаяся сейчас пузырями под его рёбрами, была самой настоящей, неподдельной. Выкуси, Рэм. — Я очень хотел злиться на него, но всё же простил, а он всё равно напал на Мэри. Зачем он это сделал, Най? Вэш смотрел на него так, будто действительно не понимал, и Наю хотелось обнять его, прижать к себе и тихо прошептать на ухо, что всё это уже неважно. Что он уже обо всём позаботился. Что в мире просто были плохие люди, которых нужно было наказывать, чтобы они не делали больно хорошим людям. Он не мог признаться ему. Не мог рассказать, что именно сделал — Вэш бы точно не понял. У него бы снова было такое же лицо, как в ту ночь, когда Най увидел его синяки, — испуганное и умоляющее сказать, что это всё какая-то дурная шутка. Что Най не мог так поступить. Вот только он мог и сделал бы это ещё столько раз, сколько потребовалось бы. У него было только одно, до боли простое требование к людям: не делать Вэшу больно. — Я не знаю, — тихо сказал он. — Кажется, он был сильно влюблён в неё. Най улыбнулся брату и положил свою руку поверх его, немного сжав. Птичьи косточки его кисти мягко впились в его ладонь, и у него немного защемило сердце. — А люди делают самые разные глупости, когда кого-то любят. *** После того, как Стив заснул в объятьях жидкого азота, чтобы больше никогда не проснуться, всё ненадолго вернулось на круги своя, будто ничего и не было. Неделя летела за неделей, им исполнился год, и Най с удивлением смотрел на свечку на их общем торте, будто не понимая, как вся его жизнь могла уместиться в один оборот далёкой покинутой планеты вокруг звезды, которую он никогда не видел. Это была странная, немного тревожная мысль, особенно любившая сидеть в его голове по ночам, потому что его дни всегда были наполнены слабым, неприедавшимся счастьем Глупо было отрицать, что потом, много-много лет спустя, ему не хотелось порой вернуться сюда. Он никогда и никому (тем более Вэшу, особенно Вэшу) не признался бы в этом, но ему было хорошо там. Спокойно и хорошо. Он знал, что каждые день будет похож на предыдущий, как будто он никогда и не рождался окончательно, продолжая плавать в плодном пузыре, укрывавшем его от остального мира. Эти безмятежные дни были такими же яркими и короткими, как аккорды, которые он брал на фортепиано: его ноги не доставали до педалей, и он не мог заставить их длиться дольше, резонировать и стихать постепенно. Они обрывались быстро и чисто, стоило ему отпустить клавиши. Но когда Вэш подсаживался к нему и начинал играть вместе с ним, это становилось не так важно. Брат улыбался ему, довольный своей выходкой, и Най показывал ему язык, чувствуя, как в груди становится сладко и немного больно. Каждый из них поначалу гнул свою линию, но это было таким же маленьким ритуалом, как и все их шуточные потасовки: в конце концов они всегда сыгрывались, и дисгармония исчезала, оставляя только их мелодию, и мир вокруг ненадолго переставал существовать. Най хотел поймать это мгновение в янтарь, как древнего муравья, или засунуть его в формалин, чтобы он свернул в нём все непостоянные белки и радости, предотвращая разложение. Чтобы это мгновение было последним и единственным, что он помнил. Как наивно и по-детски. Разумеется, его желанию было не суждено сбыться, потому что вскоре после того, как им исполнился год, они нашли это, и оно разделило его жизнь на до и после. Быстро и безболезненно перерезало давно иссохшую пуповину, за которую он до сих пор цеплялся, и вытолкнула его в холодный жестокий мир. К сожалению, только его одного — Вэш с радостью позволил пуповине душить себя и дальше, по-детски надеясь, что пока она цела, то он всё ещё не покинул лоно матери, где так спокойно и хорошо, где нет боли. Ему всегда хорошо удавалось игнорировать очевидные вещи. (Вот только потом их названая мать умерла, пуповина сгнила и отравила его тело и его мысли, и уже ничего нельзя было сделать.) Что-то манило его туда уже давно. Какой-то белый шум, маячивший на границе его сознания: лёгкий звон, отчётливо слышимый по ночам в тишине, когда он зачем-то притворялся, что спит, а потом вставал и прикладывал ухо к толстой стене каюты. Звон становился громче, отчётливей, и него слегка кололо пальцы. Натяжение нити, протянутой под кожей и тянущей его куда-то. Найди меня, пожалуйста. Уговорить Вэша пойти с ним было не так уж сложно: его брат был мягок и податлив, как тёплая влажная глина, и хотя Рэм была уверена, что только она может лепить из него что угодно, Най тоже кое-что умел. Конечно, не ему было тягаться с ней в плане манипуляций: у неё была фора в несколько десятков лет, а ему пришлось учиться всему за год. Но маленький эксперимент, который он провёл на ублюдке Стиве, посмевшем поднять руку на Вэша, увенчался успехом, и поэтому… — Разве тебе не интересно узнать, что Рэм скрывает от нас? Вэш любил её, но в нём ещё не было уважения к чужим тайнам, только детская непосредственность и любопытство, сдерживаемое только страхом наказания. — Мы тихо проберёмся туда, посмотрим и так же тихо уйдём. Она ничего не узнает и не будет ругаться! Вэш закусил губу и сжал кулаки, явно разрываясь между двумя одинаково привлекательными возможностями. Оставалось надавить совсем чуть-чуть, и Най обнял его и положил голову ему на плечо, пытаясь подкупить редким в последнее время подарком: сам он не понимал, почему Вэшу был так важен физический контакт, но находил его тактильность очаровательной. Брат мгновенно обмяк в его руках, явно поддавшись на уговоры, и Най просиял. Оставалось только дождаться момента, когда Рэм останется на дежурстве и будет со скучающим видом пялиться в зацикленную им запись камер в этом крыле. *** Вэш заметно нервничал, пока Най колдовал над панелью хранилища, пытаясь понять, что там находится. Звон здесь звучал громче и требовательнее, и он торопился, но система требовала ввести идентификатор дежурного члена экипажа с необходимым уровнем допуска, и Най никак не мог вспомнить, какие именно цифры вбивала в таких случаях Рэм. Иногда ему казалось, что в последние месяцы она как будто всегда старалась повернуться к нему боком, чтобы скрыть от него панель, пока её пальцы порхали по клавишам. Это могло быть просто игрой его воображения, но… Вэш прекратил опасливо оглядываться на дверь и подошёл к нему, читая запрос, а потом быстро и легко, будто делал это множество раз, вбил нужный идентификатор. Най удивлённо взглянул на него, и брат ухмыльнулся, явно довольный тем, что оказался так полезен. Най улыбнулся ему в ответ, прогоняя в голове последовательность цифр, чтобы лучше запомнить. (Разумеется, Вэш знал её идентификатор. Рэм доверяла ему — как можно было не доверять своему ручному пёсику, который скорее вырвет себе все зубы, чем оскалится на хозяйку, и будет улыбаться ей своими мягкими розовыми дёснами, лишь бы только та похвалила его и почесала за ухом? Раздражение сидело в Нае уже достаточно давно: что-то тяжёлое и гадкое ворочалось в нём каждый раз, когда он видел, как сильно его брат привязан к ней, как лезет в её объятия и выпрашивает её поцелуй, едва ли не пища от счастья. Это было ровно в той степени выносимо, чтобы ни один мускул на его лице не выдавал его чувств.) На экране высветилась небольшая база данных. Информация о них, кто бы сомневался: все жизненные показатели, заметки о развитии и особенностях. Най не был удивлён, обнаружив их в разных папках, но потом осмелевший Вэш листнул себя вверх, и они увидели ещё одну запись. Их предшественница, родившаяся на корабле полвека назад, — Тесла, судя по информации в графе имени. Маленькая девочка с несчастным лицом; кто-то на фотографии обнимал её за плечи, но его лицо было за кадром. Статус: ЗАМОРОЖЕН — Что это значит? — удивлённо спросил Вэш, как всегда уверенный, что Най знает всё на свете. — Здесь хранятся материалы проекта? От этого словосочетания что-то в животе Ная тревожно и болезненно засосало. Материалы проекта — какой отвратительный способ описать то, что когда-то было живо, дышало и говорило. Как будто сюда засунули картонный макет здания, которое было признано слишком опасным для сооружения. Звон в ушах становился невыносимым, и Най нетерпеливо нажал на ПОКАЗАТЬ. На экран вылез ещё один запрос о подтверждении номера идентификатора и таймер в десять секунд, но он не успел вбить его, потому что освещение в комнате из голубого стало красным, а из пола с шипением выехали огромные резервуары с… Звон в ушах обратился в оглушительный крик. Най ничего не ел уже несколько месяцев (с тех самых пор, как понял, что не нуждается в пище), но его всё равно затошнило. Этот крик смял его, как лист бумаги, скрутил в сухих позывах, доставшихся ему по наследству от человеческой физиологии, и он упал на колени, чувствуя, как едкая слюна дерёт ему горло и капает на пол. Вэшу повезло меньше: его вырвало сегодняшним ужином на руки и одежду, и он зашёлся передушенным рыданиями кашлем, пока желудочный сок разъедал его горло. Его трясло с головы до ног, и Най хотел обнять его, чтобы успокоить, но не мог сдвинуться с места. Она всё ещё была жива. В таком состоянии, но всё ещё жива. Статус горел на панели, но Най не видел его — не видел ничего, кроме частей тела, плавающих в растворе, от света окрашенном в кроваво-красный. Не дождавшись повторного ввода идентификатора, протяжно завыла включившаяся сигнализация, но Най едва слышал её за криком, который не стихал уже пятьдесят лет. Разобранная на запчасти, как сломанная игрушка, которую не удосужились починить. Пятьдесят лет она звала на помощь, и никто… Най почувствовал в глазах слёзы. Крик продолжался — высокий, на одной ноте — и сводил с ума. Он попытался зажать уши руками, засунул мизинцы так глубоко внутрь, как только мог, но звук не стал ни на йоту тише. Волна боли вдруг отступила, будто переводя дыхание, чтобы тут же нахлынуть с новой силой, и на секунду перед глазами потемнело. Тело сработало на автопилоте: что-то холодное и острое вырвалось из его пальцев, разрывая его барабанные перепонки и мягкие, податливые ткани слуховых проходов, и мгновенно стихло всё: рыдания брата, тоже зажимавшего себе уши и царапавшего ногтями затылок, гул устройств жизнеобеспечения, протяжные завывания сирены. Стихло всё, кроме крика их сестры, и Най понял: он звучал не снаружи, а прямо внутри его черепной коробки. Из ушей щекотно полилось тёплое и горячее, и у него закружилась голова. Он стиснул виски мокрыми от крови руками и, кажется, закричал тоже, срывая голос. А потом наступила тишина. *** Он пришёл в себя через несколько часов. Открыл глаза и увидел собственную каюту, погружённую в приятный для глаз полумрак, и светлую макушку брата. Тот сидел на полу у его кровати, положив на неё голову рядом с его рукой. Его глаза были закрыты, лицо безмятежно расслаблено — явно спал, поэтому Най не удержался и, как и положено старшему брату, звонко щёлкнул его по лбу. Вэш испуганно взвизгнул и вскочил на ноги, состроив обиженную гримасу, а потом проснулся окончательно — Най увидел это в том, как уголки его рта мгновенно уползли вниз, а глаза ярко заблестели. Он что-то прошептал, но Най не понял ни слова. Слух ещё не до конца вернулся к нему, а в голове и ушах пульсировала тупая ноющая боль, и он потянул за бинты, которыми кто-то замотал его голову. Мягкие белые полосы были в засохших бурых пятнах, но кровь уже давно остановилась. — Что ты сказал? — медленно спросил он, поморщившись от звука собственного голоса и того, как движение челюсти разбередило боль в ушах. Глаза брата округлились от страха, и он подскочил к нему, с опаской оглядывая покрытые запёкшейся кровью ушные раковины. — Ты всё-таки оглох? — его лицо побелело как полотно. — Най, ты что, совсем идиот? Зачем ты это сделал? Рэм сказала, что ты разорвал себе барабанные перепонки! Я ужасно испугался, ты лежал там в крови и кричал, и я не знал, что делать… и… — внезапно осознание догнало его, и Вэш сокрушённо прошептал: — Чёрт, ты же меня не слышишь… Най не смог сдержать улыбку. — Я слышу тебя, просто… — он поднёс руки к ушам, осторожно ощупывая затягивающиеся раны, слегка сочащиеся розоватой сукровицей. Его регенерация работала на славу. — Просто мне как будто ватой уши заткнули. Не волнуйся, скоро буду как новенький. Вэш облегчённо вздохнул и положил голову ему на грудь, и Най обнял его, успокаивая и успокаиваясь. Царапины от ногтей на его затылке уже почти затянулись. — Зачем ты сделал это? — осторожно спросил брат, изогнув шею, чтобы взглянуть на него. Най поджал губы, пытаясь подобрать слова. Зачем он сделал это? Он не мог себе объяснить. Крик их сестры отдавался глубоко в его костях, выкручивая его болевые рецепторы так, что он тогда даже не заметил боли в изрезанных ушах, и он не мог это выдержать. Ему хотелось заткнуть ей рот или лишить себя слуха, только бы это прекратилось, но дело было не только в физической боли: она пугала как образ, как вариант будущего, о котором он никогда не задумывался, слишком расслабившись в этой мнимой безопасности. Давно знакомая боль раскалённой иглой вонзилась в его висок, стоило ему на секунду подумать, что на месте этой несчастной девочки месте мог оказаться… — Она так кричала, — сдавленно проговорил он. — Я просто… не мог. Вэш кивнул и затих. Най отрешённо гладил его по голове, чувствуя, как в мозгу муравьями копошатся вопросы. Что сделала эта девочка, чтобы оказаться в таком состоянии? Кто сделал это с ней? Зачем? Зачем оставил её в живых? Словосочетание «материалы проекта» всплыло в памяти, и он стиснул зубы, пережидая приступ боли в ушах. Слишком ценный черновик, чтобы выбросить? Чтобы прекратить её мучения? — Рэм объяснила, что это было? — очень спокойно спросил Най, надеясь, что брат не поймёт, какая ярость плещется в нём, угрожая перелиться через край. Вэш помотал головой и закрыл глаза, прижимаясь щекой к его груди, чтобы слышать, как бьётся сердце. Най сжал зубы, чувствуя, как руки колет острым и холодным. Даже ничего не объяснила! Где она вообще? Прячет остальные улики? Делает так, чтобы они никогда не узнали, на что способны люди? Чего ещё можно было ожидать от созданий, уничтоживших родную планету? — Она сказала, что объяснит нам всё, когда ты очнёшься, — тихо проговорил Вэш. — А потом сказала, что ей нужно очень срочно кое-что сделать, обняла меня и ушла. Она очень испугалась за тебя, Най. Най едва сдержался, чтобы не хмыкнуть. Так испугалась, что не отнесла его в лазарет, а перевязала и оставила в его же комнате? Ему слабо верилось во что-то подобное, но сейчас он мало что мог сделать, поэтому он просто закрыл глаза и попытался сосредоточиться на регенерации, постепенно проваливаясь в полумедитативное состояние. — Най? Он открыл глаза и взглянул на Вэша, который чуть приподнялся и смотрел на него, часто моргая — старался удержать застилающие глаза слёзы. От этой картины у Ная заболело сердце, и он крепко обнял его, прижимая к себе изо всех сил. Почему-то слегка щипало глаза, хотелось прижать его к себе ещё сильнее, чтобы Вэш слился с ним в одно, стал его частью, чтобы больше никто и никогда не мог причинить ему вреда. — Как думаешь, мы сможем ей помочь? Этой девочке? Мне до сих пор кажется, что я слышу, как она кричит. Най посмотрел в потолок, но он не предлагал никаких ответов. Странная решимость лежала в нём, как костный мозг в костях, и она была тёплая и живая. — Обещаю, я обязательно что-нибудь придумаю, — просто сказал он и почувствовал, как Вэш прошептал ему в грудь тихое спасибо, и подумал: Господи. Господи, что же я буду делать, если с тобой что-то случится. Эта мысль, крохотная, незаметная и страшная, закатилась в угол на границе его сознания, и его разум начал медленно и методично укутывать её в перламутр, превращая в жемчужину. *** Рэм хватило наглости сказать им, что с Теслой произошёл несчастный случай, и Най проиграл её слова в голове ещё раз, пытаясь сдержать смех. Несчастный случай. Несчастный случай. Даже Вэш смотрел на неё с непониманием. — Она была подопечной доктора Конрада, ответственного за изучение независимых, и он пытался помочь ей, но ему пришлось вернуться в криосон… Он должен помочь ей, когда проснётся! Он обязательно поможет ей! Мысль прокрутилась в его мозгу, как хорошо смазанное колесо: а что будет с ними, когда он проснётся? Им он тоже поможет? Разберёт на части, чтобы починить то, что не было сломано изначально? За себя Най не боялся, но вот Вэш… Злость и страх сплетались в нём воедино, прорастая, как дерево. — Я сама мало знаю об этом, потому что тогда я была в криосне, но я верю, что он обязательно сможет всё исправить! В её голосе прорезалась нервная дрожь, и Най прищурился. Она не врала им, нет, не врала полностью: она действительно не знала, что произошло, но отчего-то решила верить в самый безоблачный вариант событий. Най бы дал правую руку на отсечение, что самым несчастным случаем в короткой жизни Теслы был сам доктор Конрад. Под языком собирался яд. — Даже будь ты права, милосерднее было бы дать ей умереть, а не оставлять её… так, — выплюнул он зло, и Вэш вздрогнул от неожиданности. — Нас он тоже решит исправить, когда проснётся? Глаза Рэм наполнились слезами, и она опустилась на колени рядом с ними, открывая объятия. Вэш тут же прижался к ней, словно побитый щенок, и Най не мог поверить своим глазам: его брат видел то же, что и он, слышал то же, что и он, и всё равно послушно шёл к ней, словно мотылёк на открытое пламя. Ведьма. — Я никому не позволю навредить вам, — тихо сказала Рэм, прижимая их обоих к себе. Най был так поражён, что даже не подумал сопротивляться. — Вы мои драгоценные дети, и я всегда буду защищать вас. Он столько раз слышал эти слова, так привык к ним, что никогда не задумывался, что за ними стояло. Легко было пропускать их мимо ушей, живя в абсолютной однообразной безопасности, где их не нужно было действительно защищать (особенно когда с ублюдком Стивом Най уже разобрался самостоятельно), но сейчас, перед лицом реальной угрозы, эти слова казались неубедительными. Он не верил Рэм. Впервые в жизни не верил Рэм. Най поднял взгляд на её залитое слезами лицо и подумал: Чёрта с два. Это я защищу нас. От злости и обиды болела голова, словно его раны открылись снова. — Защитишь нас? — Мышечный спазм искривил его лицо, и оно показалось ему чужим. — Да ладно? Кто ты вообще по званию, Рэм? Серьёзно, если капитан вдруг решит, что мы опасны, и отдаст приказ, что нас нужно немедленно разобрать на органы и засунуть куда подальше, чтобы мы сходили с ума, не в состоянии даже сдохнуть, — что ты действительно сможешь сделать, Рэм? — Слова на его языке были острые и холодные, как лезвия в его руках. — Разве что бросишься на него в слезах, умоляя остановиться, а потом тебя скрутят и засунут в криокамеру, как Стива, и никто не помешает им сделать с Вэшем то, что они захотят! Ты с твоими тупыми идеями ничего не можешь сделать, чтобы защитить его! Он был прав, и она это знала. Смотрела на него с такой болью, что сомнений не оставалось. Вэш смотрел на него испуганно и чуть-чуть обиженно — как он посмел поднять на Рэм голос? Ему хотелось смеяться. — Скажи мне честно: ты сможешь взять в руки оружие и убить всех, кто попытается навредить Вэшу? — он усмехнулся против воли: так абсурдна была даже мысль о подобном. — Как бы не так! Ты ничего не можешь, кроме как давать пустые обещания! Осознание их беззащитности накрывало его всё сильнее с каждым словом, одновременно пьяня и отрезвляя: они целиком и полностью зависят от людей. Не он сам, конечно, — он смог бы выжить и в ледяном вакууме космоса, его тело не знало ни потребностей, ни усталости как таковой, — но Вэш… Вэш не сможет выжить там, где выжил бы он. Его бедный милый брат, которому нужно есть, пить и спать, которому нужно, чтобы его любили и обнимали, — он ничегошеньки не сможет сделать, если… Неожиданные слёзы сжали его горло напополам с ужасом: он не мог это допустить. Он должен был, обязан был всё исправить. Он обещал Вэшу, что обязательно что-нибудь придумает. Глубокий вдох. Выдох. Кажется, он сказал лишнего. Най потупил взгляд, будто пристыженный тем, с какой болью на него смотрела Рэм, и вжался лицом в её плечо, не чувствуя ничего. Неловко обнял её подрагивающими руками — пусть думает, что он расплакался от стыда. — Прости меня, я просто… Я просто испугался, — пробормотал он, и наполовину это даже было правдой. — Прости меня… Я люблю тебя. Я знаю, что ты сделаешь всё, что в твоих силах. Она поцеловала его в щёку и ещё долго обнимала их вот так, мелко дрожа всем телом и обещая, что всё будет хорошо, и Вэш просил у неё прощения за то, что они не послушались её. Най молился всем богам, чтобы она действительно поверила ему. *** Он быстро сложил два и два: Рэм скрыла этот инцидент от других членов экипажа, убедив их, что тревога была ложной — какая-то незначительная ошибка в системном коде, такого точно не повторится. Най вынужден был отдать ей должное: она не была глупа. Она понимала, что нельзя допустить, чтобы остальные узнали, что близнецы нашли свою предшественницу в таком состоянии. Слишком велика была вероятность, что они могут стать неуправляемыми, и слишком на взводе члены экипажа были после того, что случилось со Стивом. Рэм действительно любила их и была готова сделать всё возможное, однако этого было недостаточно. Какое-то время Най тешил себя мыслью, что она поверила ему, но вскоре выяснилось, что его полуправда сработала тоже наполовину: Рэм сменила коды доступа. Разумеется, не везде — он всё ещё мог вполне свободно передвигаться по жилой части корабля, однако почти ни в какие технические зоны попасть один он не мог. Глядя на то, как она счастливо нянчится с Вэшем, Най ломал голову: что именно она поняла? Что-то напугало её, но не до конца — или она просто не могла так предать своего любимца, засунув его брата в криокамеру? Ответов не было, и он лихорадочно пытался что-нибудь придумать, лёжа по ночам без сна. Рэм улыбалась ему так же нежно, как и раньше, и так же нежно прижимала к себе, но Най видел что-то в её глазах. Страх, недоверие? Ожидание удара? Однажды, пока Вэш гонялся за бабочками в саду, она подсела к нему и тихо спросила, что он сделал тогда со своими ушами. Сказала, что они были словно изрезаны ножом, что он не смог бы сделать это пальцами, и Най посмотрел на неё и понял: она боялась его. Боялась, но была по рукам и ногам повязана своей глупой любовью, и ничего не могла сделать. Хотелось спросить её: «А как вы это сделали с нашей сестрой?», но он понимал, что должен держать себя в руках. Как бы ни было приятно высказать ей всё, что ворочалось в его голове, как медведь в спячке, но он не мог рисковать. Она была единственной, кто не поверил до конца в виновность Стива, хотя все улики были налицо. Крошечный просчёт — Най был уверен, что сочувствие к пострадавшей подруге окажется сильнее, но нет, её всепрощение распространялось и на ублюдков тоже. Поэтому он пожал плечами, выдавливая на лицо выражение растерянности. — Я не помню. Мне было слишком больно, и я почти ничего не помню, прости. Рэм погладила его по плечу, явно давая понять, что не собирается давить, и Най ухмыльнулся про себя. Она ничего, совершенно ничего не могла сделать. Это была игра, да? Кто первым распишется в своих подозрениях и разобьёт Вэшу сердце? Най был готов принять её правила. *** Когда он закрывал глаза, он снова видел ту комнату. Видел огромные красные резервуары с плавающими в них частями тела, слышал на границе своего сознания пронзительный крик боли, умоляющий о смерти. Чувствовал, как его прожигают невидящим взглядом вырванные из глазниц голубые глаза, и хотел содрать с себя кожу, потому что в его видении это не были глаза Теслы. Пожалуйста, помоги мне, Най, издевательски шептала ему тревога, отъевшаяся на его страхах и сожалениях. Посмотри, что они сделали со мной. Как ты мог это допустить? Ты обещал, что обязательно что-нибудь придумаешь, и я поверил тебе, а теперь посмотри. Посмотри, что они сделали со мной. Посмотри, что они сделали со мной. Пожалуйста, помо… Его почти всегда возвращала в реальность острая боль в руках, и он удивлённо моргал, глядя на то, как лезвия, вырвавшиеся из его пальцев и впившиеся в мясо его ладоней, залезают обратно под кожу, будто пристыженные. Это видение стояло клеймом на обратной стороне его век, на всём его сознании. Отправная и конечная точка всех его мыслей, суперпозиция всех возможных вариантов развития событий, в конечном итоге приведших к ней. Всё начиналась с неё и возвращалось к ней. Он не мог допустить ни малейшей вероятности того, что она разродится в реальность. Вэш безмятежно спал рядом с ним, блаженно улыбаясь и причмокивая. Похоже, ему снилось что-то приятное и вкусное, и Най слабо улыбнулся, несмотря на медленно томящийся в нём вязкий ужас. А потом осторожно, словно вор в ночи, взял безвольную руку брата и отогнул на ней мизинец. Подумал секунду — точно ли сможет? точно ли ему хватит сил? — и зацепился за него своим мизинцем. — Я не допущу этого, я обещаю, — прошептал он. Вэш что-то пробормотал во сне и слабо сжал его руку, а потом перевернулся на бок, обнимая его всем телом и закидывая на него ногу, и Най почувствовал в глазах глупые детские слёзы и яростно заморгал, пытаясь не пустить их наружу. Ему нельзя было плакать сейчас. Он должен был что-нибудь придумать. Он обещал. До падения оставалось чуть больше месяца.