***
Он не гений. Он не талантлив. Это всего лишь навык и пара трюков.... ...боты, движущиеся по одному нажатию пульта. Он никогда не был гением.***
– Что с тобой произошло? — спрашивает медсестра, поворачивая голову в сторону и прикладывая теплую ладонь к его лбу. – О, мисс, ребенок резко упал в аркадной, — отзывается нашедшая его женщина. Потерянность ясно читается в его взгляде, это непонимание себя же вызывает первородный ужас, сковывающий все тело в онемении, оставляя лишь ледяную кровь в жилах и хаотичные, путанные мысли в постепенно пустеющей голове. Тяжестью боль давила на все сознание, скручивалась в тугой узел где-то в груди, между легкими и ребрами, чувствовалась во время глухих ударов сердца, задевающего сжавшуюся в комок решительность и открытость. Хорошего дня, Грегори. — Не думаю, что Вы бы мне поверили, если бы я сказал вам правду, – Грегори вздыхает, отводя взгляд от слепящего бузызьянно-белого света, исходившего от люминесцентной лампы. – Вы сказали, что нашли меня там? – Да. – Это звучит жутко, – с колким привкусом произносит он, смяв в ладони фантик от какой-то кислой конфеты. Медсестра вздергивает высоко подбородок и поджимает губы, прежде чем бросить на Грегори взволнованный взгляд. Однако ответы на абсолютно все вопросы появляются у Грегори практически сразу: как только медсестра указывает на его бледность лица и мешки под глазами, хаотичные красные линии на руках, отчего Грегори с легкой улыбкой пожимает плечами, чему женщина также немного удивляется. Потому что он не мог вспомнить, что было после. – Я помню... Помню, как почти прошел ту игру… А потом… Какой-то голос… И холод, который пронзал каждую мою клеточку тела. И темнота. Больше ничего, извините. Грегори хмурит брови, всматриваясь в свое блеклое, искривленное отражение, затрагивавшем стекла шкафчиков и ручки выдвижных ящиков, ‒ полупрозрачный мираж, игрой яркого света маячивший по ту сторону зрения. Туман безумия разливается стремительно, поглощая окружающих его людей, аниматроников и предметы с неимоверной скоростью, вырываеь с корнем последние воспоминания, стирает сознание. Что-то внутри мальчика твердило, чтобы он забыл об Аркадном зале как о страшном сне и вырвался из медпункта, а дальше прямо по коридору, мимо раскиданной арматуры и дверей лифта, – прочь, прочь из Мега Пиццаплекса. Но в то же время он знал, что увиденное не было сноведением, и больше хотел узнать причину порезов на своих руках. Вероятно, какой-то сбой в изображениях. Он что-то упускал, что-то важное, что могло бы объяснить и оправдать все разом, вцепившись в эту идею. – Возможно, ты переутомился, – хмуро предполагает другая незнакомая женщина, закатывая глаза. Но выражение лица медсестры не изменилось. — Голос? — подозрительно щурясь, переспрашивает она, наблюдая за тем, как Грегори с опаской поглядывает на окружающий его медпункт: для него комплекс будто бы кажется каким-то неправильным, пугающим, рябящим перед глазами как через экран телевизора, хотя, быть может, это все из-за того, что он очнулся здесь в окружении людей, спрашивающих о его самочувствии. – Грегори, тебе нужно побольше отдыхать.. Ты знаешь наизусть номер своих родителей, чтобы я попросила их забрать тебя домой? И тогда лица окруживших его женщин пошли рябью и дрогнули, расплылась в цветастые пятна, тишина наполнилась затяжным гулом, от которого с металлическим скрежетом звенели чужие голоса, звенела музыка снаружи, звенело в голове. Вернулись черные и зеленые линии, отливали опасными бликами. Вспышка ярко-фиолетового. Невозможно! Неправда! – Грегори, ты в порядке? – едва слышно спрашивает медсестра, не в силах объяснить его поведение. Сердце на секунду замерает и резко ускоряет ритм, усиливая волнение, и Грегори в шоке трет глаза руками и не передает значение собственному смеху, на секунду подумав обо всем как о глюках на экране. Пламя в чужой душе на время приутихло. Но только на время: вскоре оно разгорится пуще прежнего, опаляя все вокруг. – Да, конечно, вы можете позвонить моим родителям? – Грегори вновь отводит взгляд и улыбается взрослым по-доброму задорно, пока на его лицо падает мрачная, досадная тень. Тьма, прервавшая зрение, наконец исчезает, возвращая в мир размытые цвета. Секунда, другая... Его пихают вбок какие-то нерасторопные посетители, отчего Грегори пошатывается, крепче сжимая флешку в кармане кофты и поддерживая равновесие, хватаясь за свою сопровождающую. Женщина обеспокоенно подхватывает Грегори под локоть, а он лишь провожает людей злобным взглядом, сверкая ледяными темными глазами им вслед. В момент в голове прокатываются картинки, как он выворачивает вверх дном командные строки и направляет их навред кому-нибудь, благодаря чему вокруг паника поглотит веселье. Почему-то любое прикосновение вызывало жгучую злость в груди и в прямом смысле уничтожить объект раздражения. – Грег, пожалуйста, пойдем обратно! – взмолилась психотерапевт, сильнее сжав руку ребенка и потянув его в сторону. – Здесь запрещено ходить, к тому же мы можем потеряться! – Не волнуйтесь, я помню дорогу, – холодно осведомляется Грегори и выпрямляется, высвобождаясь от крепкой хватки своей спутницы и поворачивая за угол. Если его будут постоянно отвлекать, ничего не получится, он упустит нужный момент, не успеет зайти на пункт охраны и все будет напрасно - несколько часов в густой толпе, крики, музыка, мерцающий экран компьютера и набор нулей и единиц, показывающий радужной пеленой чистое, яростное безумие. – Конечно, вы не способны волноваться за настоящего врага, не то что за меня, не так ли? – безличный, пронзительный голос – Прости, что ты имеешь ввиду? Грегори отчетливо понимал – они никогда не поймут, не смогут, а Он никогда не исчезнет по-настоящему. Более того, Он все также распадается на нейроны и собирается обратно, контролируя жизни в своих ладонях. Так и сейчас, смотревшись в задумчиво склоненную голову женшины-психотерапевта, ему казалось, как рябь на секунды заменила увиденное, обрамила смутно человечку фигуру и упала куда-то вниз, к протянутой в ожидании руке. – Как высокомерно с моей стороны ожидать чего-то большего, и как глупо с вашей выставлять напоказ свое доверие, – отвечает он с приторной мягкостью, произносимые слова отозвались покорным эхом и вызвали еще одну жуткую ухмылку тени над его головой. — Грегори, что это за комната? – женщина удивленно моргает, когда ключ-карта открывает дверь, и эмблема Фредди Фазбера загорается зеленым. – Могу напомнить тебе, что мы нарушаем правила. – Так интереснее, мисс. Грегори смотрит в одну точку, смотрит и не отводит взгляда, боясь, что малейшее его движение может потревожить все вокруг него. Он просто старается как можно дольше не выдыхать, чувствуя, как чужие, существующие в его воображении руки щелкают по кнопкам на клавиатуре главного офиса и его голос смеется искаженным гулом, чтобы случайно не выдать собственное существование. Психотерапевт не хочет знать, что у нее за спиной, но ей кажется, что время от времени она чувствует чье-то прерывистое дыхание и находит жесты Грегори странно непривычными. Взгляды цепляется за что-то темное в комнате, сзади на узкой дороге появляется множество изрубленных существ. «Уничтожь их всех для меня, и тогда ты будешь в порядке», — с ухмылкой нашёптывает кролик, немного наклоняясь вперед . «Твой разум в клочья, твоя память слушает меня и вся вполсилы, твое сердце бьется медленнее. Мы в нескольких шагах от моей победы, и ты всего этого не вспомнишь». – Я не вспомню, ты прав Сердце женщины пропускает удар. – Почему ты разговариваешь сам с собой? – Я в порядке, мэм. Тогда, в помигивающих тревожно лампах, она явственно поняла, что ничего не в порядке — растерянно и заинтересованно, она воскресила в памяти день, когда этот несчастный ребенок вошел на порог кабинета и принял предложение сменить обстановку, и теперь, замечая, как намеренно Грегори не ведет себя с той тревожностью, с какой она пыталась помочь ему справиться,, у женщины явно было много вопросов. — Грег, просто объясни мне, что происходит?! О чем ты говоришь? – сквозь туман прорвался встревоженный, испуганный женский голос. Взломать защитный код. Эта строка нужна, чтобы обойти систему безопасности. Он так долго ждал этого сладкого триумфа, что даже самое ожидание, ожидание падения высокоразвитой франшизы, считавшей себя центром развлечений, уже вызывало дрожь в его истощенном, к сожалению, несуществующем в действительности теле. В глазах Его, когда-то пылавших волнением и непониманием, загорелся азарт, покрывающей собой чистое, яростное безумие, вспыхнувшее багровым ледяным пламенем; змеилась коварная ухмылка, которая со стороны казалась лукавой улыбкой. Еще немного, и наконец, он будет у заветной цели. Он не может спешить сейчас. Мучительно ждал много лет, и его запасов терпения, видевшего пытку и похуже этого, хватило бы на столь скудное время, переводя свой блестящий в темноте взгляд на сознание врожденного таланта, чтобы отгородить более креативную, выдающуюся куклу. – Я хотел начать воплощать свои собственные планы в реальность, — бесстрастным ледяным голосом отвечает ей Грегори, прищурив глаза и обернувшись к ней с улыбкой. Светящиеся глаза смотрели на них двоих из темноты. Красные, белые, оранжевые и одни кукольно- фиолетовые. Никто из них еще не успел ничего сказать и даже не успел осознать, как женщина, заметив позади фигуру боковым зрением, которая двигалась прямо на них, почти сразу дергается в сторону, хватая Грегори за предплечье. — Грег, мы уходим отсюда, сейчас же! Прекрати трогать оборудование! – психотерапевт поджимает губы и с силой тянет Грегори за собой, но вдруг замерла в мгновение, увидев, заметив, сколько сообщений с подписью «ошибка» заслоняют экран компьютера. – Как? Что.. что ты наделал, Грегори... Разобрать доктора. Смех металлический, ядовитый, жгучий слишком резко отражается от стен комнаты, как и оглушительный, болезненный крик терапевта, и Грегори может поклясться, что он помнит, как сам превратился в голос существа, когда увидел, как в пустом офисе вспыхивает алеющий свет, и на полу появляется такая же алая кровь. Если они уйдут... Ничего не изменится. Он уничтожит его, Он уничтожит всех. «Блестящий ум, гениальное дитя, я так счастлив, что ты помог своему другу», — кролик зловеще скалится, прорисовываясь секундно на экране, озорно щелкает пальцами, приказывая бесстрастному лицу напротив вернуться к жизни. – «Дружба есть ключ, ты ключ к свободе, для меня и тех, кто не поймет нас». Его сердце бешено колотится, искусственная уверенность начинает останавливаться, когда бурные эмоции заменяются смертью и ужасом и, кукловодчески неловко управляя непослушным телом, Грегори смотрит на онемевшие пальцы.***
Он распахивает глаза и подпрыгивает на мягком диване возле зоны игровых автоматов — (снова). Он тяжело, с перерывами дышит, зарываясь пальцами в волосы, в то время как осознание того, что все, что происходило в кошмаре, нереально, медленно оседало в сознании, охлаждая его ледяным покоем, который медленно разливается по венам вместе с кровью. Грегори кричит, не понимая, почему на его футболке столько темных капель. – Эй, малыш, ты пролил на себя томатный сок? — внезапно звучит голос проходящего мимо охранника. – Может, тебе нужны салфетки? Мальчик оглядывается, прежде чем посмотреть на охранника, и осознает слишком быстро, не можеь произнести ни слова: в горле пересохло, язык как будто онемел, стал таким тяжелым, что не мог пошевелиться. Он помнит, как встал и выбежал из этого места, остановившись только у главных дверей, однако обернулся, ища взглядом только аниматроников. Смех, эхом разлетевшийся по коридору и прервавший приглушенную музыку, немного утих. Может быть, он ходил во сне? – О нет, нет, нет, нет, это не имеет значения, это не имеет значения, — шепчет Грегори, заметив настороженный взгляд Фредди среди толпы, проникновенный, изучающий. «Она собиралась пойти со мной в Пиццапплекс, да?» Фредди взгляд не зедерживает, отводит в сторону и исполняет песню, словно был способен услышать мысли и не спешил с ответом. Но она... С его психотерапевтом ничего плохого не случилось? Ему нужно было уйти. Срочно. Грегори хотел уйти, последние секунды признавая, что полностью потерялся в пространстве: он не чувствовал под собой пол, не чувствовал собственное тело. Голова кружилась, а глянцевая плитка и освещение смешивались в одну разноцветную гамму. Но ничто не могло бы подтвердить, что где-то в комплексе действительно было разорванное в клочья тело. Он не знал, что делать. Если он уйдет... Ничего не изменится. Он уничтожит его, Он уничтожит всех. Учеба пошла под откос несколько недель назад, разговоры с родными свелись к какой-то напряженной перекличке, поскольку Грегори не понимал, какие вещи мог и хотел бы обсуждать с ними, и только Пиццапплекса оставалось много в его жизни. И поэтому, когда мальчик начинает больше смешиваться с толпой, у персонала не возникает сомнений. На самом деле, бездействие других работников — именно то, чего они хотят, в чем они нуждаются, если Он хочет, чтобы их план удался. Возможно, Грегори действительно был хорош в аркадные игры Пиццаплекса, что казалось ему слишком странным в последние несколько дней. Но со страхом глядя на неизведанные следы на ладонях, пишет в дневнике, бережно проводя пальцами по знакомому грубому переплету, медленно отходя от шкафа и садясь в мягкое кресло, опершись на подушку и держа старый дневник удобнее. Это не было чем-то, что Грегори обычно держал в ящике стола или на видном месте, чтобы родители знали и не беспокоились. Именно эта невзрачная тетрадка, столь непохожая по стилю на другие его вещи, была кладезем тех тайн, которых не знал бы никто – никогда, что бы ни случилось, – из его близкого окружения. Дневник воспоминаний, дневник памяти о нескольких чудесных временах в Мега Пиццапплексе Фредди Фазбера. На шершавых листах были описаны дни, которые когда-нибудь можно было бы забыть, не слишком важные для Грегори... Если бы не некоторые последствия. Ему не хотелось долго вглядываться в ожившие пиксели, засыпать и созерцать***
. . Потоки разноцветного света отливают оттенками в коридорах комплекса. Фредди открывает глаза, еле держась за порушенную, закодированную систему, и улавливает, как незнакомец — ребенок, слабый звук задумчивости, Грегори, — выпрямляется во весь рост и делает нескладный шаг назад. Лицо нового друга призрачно-бледное. Грегори словно забывает как дышать. – Она.. снова нас нашла, — голос мальчика слегка надламывается от испуганного, прерывистого дыхания. – Это она, снова она! Ноги будто бы налиты свинцом, и сдвинуть их фактически невозможно, и ужас, стоящий в его глазах, был гораздо красноречивей всего того, что он видел за эту долгую ночь. Ванни рассмеялась намного ближе, громче, рисуясь, лезвие между пальцами, и все ее монстричемкое существо выражало довольство. Внезапно внутри Грегори зародились сомнения, что Глэмрок Фредди до сих пор не слышит низкочастотный писк на периферии и не вырисовывает окулярами женственную человеческую фигуру хаотичными мазками ало-белых цветов на черноте прохода. Она то появлялась, то исчезала на мгновение по краю свечения и теней, но ее глаза постоянно горели – как будто это все шоу. Выступление. Как будто она знает, что делать, куда идти, как будто она уверена, что легко убьет. Эта уверенность читалась в ее каждом шаге – изящная крольчиха с частично окровавленным оружием в руке, обхваченной серебром-серой тканью костюма, она вертит острый блестящий нож, на кончике которого Грегори, присмотревшись, мог бы высмотреть свое испуганное отражение. По спине непроизвольно, но привычно бегут мурашки. Холод сковает мальчика с беспощаднейшей хваткой. Ванни настоящая, она не галлюцинация и не иллюзия, не экранное изображение в бюро находок. – Грегори... Пожалуйста, поторопить, беги как можно дальше! Фредди резко дергает головой, пытаясь сканировать через помехи и нарушая еще один протокол прошлого. Он ждал этого. – Фредди, но это невозможно... – глаза метнулись к ней. – Больше неку... – Прокладывай новый путь, беги, – Фредди слепо окидывает взглядом коридор и потрескивающие в***
Тони прикусывает нижнюю губу и перечитывает свою историю в тетради недоуменным взглядом – в последние несколько минут мысли полностью захватили разум, он перестал замечать все вокруг, погрузилась в собственные размышления и колебания. Это глупо. Порывисто. Все внутри Тони замирает – он не против вновь пережить те полученные эмоции, он пугался их, отрицал. Стоило просто не придумывать рассказ и забыть, будто бы ничего и не происходило.. Все вызывало у него возмущение и подозрения. Тайное расследование о личности, состоящей из трех вырванных букв, — проклятие его существования. – Думаешь, с твоей редакцией мой рассказ выглядит лучше? — устало спрашивает вслух Тони, скупо улыбнувшись и чуть приподняв бровь, пытаясь вернуть себе хотя бы подобие былого озорства и ехидства. – Если это так, я на самом деле разочаруюсь в себе. Синий цвет в его одежде выделяется на фоне белесых стен библиотеки. – Кто не против фантастики? – Например, я? – Извини, прости меня, что не спросил твоего разрешения, прежде чем исправлять и добавлять что-то. Это кажется почти незаметным… но Тони видит, не щурясь, и сложно не заметить. Глаза, которые сейчас казались золотыми из-за желтого отблеска лампы, заполонившего почти всю расширенную радужку, искажение эмоций во что-то злобно-нечистое, предвещающее тихий гнев. Столько боли, столько неудач, столько невезения… и все это из-за него. – Ты помнишь, как недавно ты обошел больше рекордов в аркадах Пиццаплекса, чем возможно за пару раз, Грегори? А после он грустно задумывается, покачиваясь с пятки на носок и периодически поглядывая на спросившего с удивленным лицом, с легкой усмешкой да искорками в глазах. Тихий, отдающий горечью шепот, от которых кровь застывает в жилах, когда он отвечает, ухмыляясь чему-то порочному. Модифицированный, поддельный хитростью пропуск был когда-то утерян. Интересующийся будет так отчаянно желать разговора, а он – нарочно молчать, мысленно взвешивая и боясь ошибиться в каждом следующем слове. – Нет, п-подожди... Я никогда там не и-играл.