Главное

      — Чёта трудно мне, — медиатор выпал из всё ещё слабых после ночных приключений пальцев. Серёжа наклонил голову, опуская взгляд между расставленных коленок. Проклятого пластикового треугольника на полу не обнаружилось. Вернее, где-то он наверняка был, но, вероятно, затерялся среди пустых пачек чипсов, обёрток сникерсов и прочих додо-коробок.       Вдруг сверху на его голую шею с размаху опустилось что-то мокрое и холодное. Мужчина вжал голову в плечи — за первым ударом тряпкой последовал второй, сопровождаемый голосом любимой женщины.       — Это что, я тебя спрашиваю?       Серёжа, ссутулившись, поднял взгляд на Ольгу. В простом платье, с закатанными рукавами и кое-как подвязанными волосами она была особенно прекрасной. В ней едва ли угадывались следы болезни или той самой шизы, в которой Сержа пытались убедить. Чтобы не схлопотать тряпкой по лицу, он виновато улыбнулся.       — Оленька!.. Ну, это, понимаешь, я же творческий человек, — Серёжа едва успел поймать убегающую с колен гитару. Ольга закатила глаза и опустила своё влажное орудие возмездия. Забавно — до недавнего времени он едва ли мог представить её такой. Слегка раскрасневшейся, относительно обычной бледности, в свободной одежде, занятую обычными мирскими делами.       Она была для него Ольгой Анваровной из института. Была Ольгой из его постели. Была Оленькой. Она стала матерью его ребёнка. Сильной, но одновременно беззащитной. Этот факт ломал Сержу голову, потому что как это так? Кому как не ему было знать, сколько в ней воли? Кому как не ему было знать, насколько сильно она нуждалась в одобрении и заботе?       — Чего смотришь? Давай убирай, я в этом, — Ольга обвела руками хаос, который словно сам собой вырос на первом этаже за время её отсутствия, — одна разбираться не собираюсь.       Серёжа встал, кое-как пристроил гитару в кресле и неловко, бочком, не забывая при этом давить лыбу, направился к Ольге. Зачем? Да чёрт его знает, но это — самое естественное для него движение на свете. Ольга — его центр притяжения. Запах её духов, её манера держаться, её колдовские глаза были для него и красной тряпкой для быка, и маяком и, как бы пафосно это не звучало, проклятьем. Так что пусть бьёт, пусть кричит, но только пусть больше не пропадает!..       — Куда по помытому!       Серж дёрнулся как кот, на которого топнул особо безразличный к животным прохожий. И это тоже в Ольге для него ново. Он, ссутулившись под её взглядом, замер на месте. Ольга всплеснула руками, прижала к чуть розовым губам кончики пальцев.       — Боже мой, в кого я превратилась… нет, не так быстро. Сегодня побуду тёлочкой рок-звезды, а завтра стану домохозяйкой.       Она схватила его за руку и поволокла в сторону спальни. Где-то позади гитара с грохотом упала на пол. Плевать. Плевать радикально, главное, что Ольга в порядке. Главное, что она улыбается. Пока она находится в его поле зрения, пока он может к ней прикоснуться — всё круто, ему больше и не надо. В его памяти может быть сколько угодно дыр, в её родственниках может быть сколько угодно странностей — это его не волнует. Важна только Ольга, даже если она продолжит каждый день хлестать его мокрой тряпкой по шее.