Одна в поле

Совершенно выцветшие фотообои у самой батареи отходят от стены. Небо уже не голубое, серое какое-то, за ним виднеется голый, тоже серый бетон. На оставшихся участках в жухлой траве едва различимы отпечатки ромашек. И зачем это всё обклеивать надо было? Изначальная версия была бы атмосфернее, а так только тоску какую-то противную нагоняет. — Ну ты же понимаешь, что отпустить тебя я не могу? Надо скорую вызвать, классной доложить, а ты посиди пока, мы разберёмся. Яна переводит глаза на чужое лицо. Маленькие глаза за огромными линзами заволакивает щеками, а малиновые губы разъезжаются в приторной улыбке. — Спросите у классной, у меня часто такое бывает, не надо никого вызывать. — Это как это не надо? Это ты сейчас пойдёшь, ещё раз упадешь, головой о что-нибудь ударишься, у нас проблемы будут. На каком основании вообще тебя отпускать? Медсестра аж пыхтит. Яна изо всех сил старается не смеяться, хладнокровие удерживается единым тёплым пледом и лишним часом за ноутбуком. — У меня анемия, это вариант нормы, я живу в десяти минутах. Спорить кажется бесполезным. С большей радостью Яна бы сейчас поговорила с обоями в ромашку. Они хоть отвечают аргументированно, за них же реплики сама выбираешь. — И почему тебя тогда родители не забирают? Я классной скажу, она их наберёт, отвезут тебя домой. И выплывает из кабинета, покачивая слоновьим задом. Прошлая медсестра её запомнила, конфетами из мисочки на столе делилась и хоть с первого урока отпускала, а эта… Яна закидывает ногу на ногу и думает, сколько этот цирк с конями может продлиться. Перспективы слишком уж неприятные. В коридоре слышатся шаги, но слишком уж энергичные для медсестры и даже директрисы. Понадеяться, что мимо, Яна не успевает: тормозят у самой двери. — Иринвалерьн! Дверь распахивается и ударяется ручкой о стену. Яна искренне сочувствует штукатурке. Виновницей разгрома оказывается старшеклассница в физкультурной форме, залетающая в кабинет так, будто за ней директриса гонится, причём на электровенике. — Ой, а эт… Ты не знаешь? И косится расширенными глазами. Яна качает головой, пока незнакомка чуть рассеянно осматривается, вышагивая по кабинету. Слышен каждый нервный вдох и выдох. — У тебя что-то срочное? Выглядит слишком уж беспокойно. — Да там девочке мячом в живот заехали, аж орëт. Ты случаем не в курсе, где у неё тут обезбол? — Без понятия. Тебе какой-то конкретный нужен? Может, лучше подождешь? — А у тебя что-то есть? Девушка резко останавливается и в упор вперивается в Янино лицо. Яна расстегивает сумку, пытаясь выкопать таблетницу. Незнакомка начинает отбивать неведомый ритм носками кроссовок. — Любимое? Яна аж голову поднимает. Девушка косится на сумку с кривоватой улыбкой. Пытается себя отвлечь? — Одно из. Смотрела Атаку титанов? Наверное, в более адекватной обстановке им было бы о чем поговорить. Яна выуживает таблетницу и протягивает руку, но именно на этом моменте опять отлетает дверь. — Арсеньева, тебе чего? Яна быстренько сует таблетки обратно, а незнакомка явно заводит свой собственный моторчик: — Иринвалерьн, там Яковлевой мячом в живот попали, она от боли орёт… У Иринвалерьны моментально глаза на лоб лезут, их даже становится видно. Девушка явно воспринимает это как поощрение и устремляется в сторону спортзала. Медсестра выплывает следом, притворяя аккуратно дверь. Яна выжидает пару минут, а потом ужом выскальзывает в закат. Учитывая, сколько геморроя явно ждёт Иринвалерьну (надо запомнить, кстати), про неё тут скоро забудут, если уже не забыли. *** Через пару дней Яна сидит в самом углу двора, откуда обзор на подъезды достаточный, чтобы вовремя вычислить кого-нибудь в форме, но сигарету доставать всё ещё опасается. Учитывая, что здесь она торчит после школы уже пару месяцев точно, и никто ни разу не докопался, смысла в тревоге нет. Но что-то внутри тянет, настроение ни к черту. Не хочется сидеть, трястись и ныкаться от непойми кого. Вариантов остаётся немного, и Яна все-таки прётся за гаражи. Ну, не так романтично, как обычно у подростков в фантазиях: совсем рядом с гаражами проходит дорога и тротуар с ямами и рытвинами, на краю которого даже фонарей нет, в отличие от неплохо освещённого двора. Ещё хорошо, что дождя не было, а так вообще минное поле. Ну и напоследок, в нескольких метрах от Яниного пристанища расцветает помойка. Зато в темноте погоны не различишь, ни свои собственные, школярские, ни подозрительные чужие. Плюс это или минус, Яна ещё не определилась. В семь вечера уже темно, горит только ближайший светофор и светит провалом дверь бассейна напротив. Да, через дорогу постоянно кто-то копошится, входит, выходит, но идут обычно чуть в другую сторону. Яне кажется, светофор неисправен и подмигивает ей красным глазом. Она подмигивает ему в ответ и достаёт сигарету. Противный писк на переходе почти не раздражает, пока рядом совершенно отчётливо не слышатся чьи-то шаги. Яна переводит взгляд и почему-то не удивляется. Плавание ей бы подошло. Незнакомка энергично почти летит по тротуару, косится в её сторону и аж вынимает наушник. Значит, судьба. — Привет. Не стрельнешь? Яна аж застывает с только подожженой сигаретой. Глаза у девушки большие, карие, а вкупе со зрачками в темноте вспоминается кот из Шрека. Спортсменки тоже таким балуются? — Привет. Что-то большее можно и не сообщать, и Яна просто вручает пачку вместе с зажигалкой. Через пару минут незнакомка с явным наслаждением затягивается, хотя в лице чуть меняется. Часто не курит? Ну, конечно, одна сигарета ещё никого не убивала, а две — конец дыхалке и позор партии водяных. Яна тоже тянет, наслаждаясь сладким остатком на губах. Ванильные, пожалуй, стоили бы того, чтобы бросить спорт, но вряд ли та с ней согласна. — Слушай, а тебе в какую сторону? Яна вдавливает в асфальт бычок и задумывается, чем чревата выдача своего примерного местоположения всяким подозрительным личностям. Паранойя проигрывает. — Да в сторону шараги. И кивает в сторону головой, чтоб проще сообразить было. Все-таки на чужом лице однозначно уровень интеллекта не написан. — Не против, ес провожу? Да что за манера слова сокращать. Яна чуть раздражённо кивает. Ну и зачем такое счастье, думает тоже, но кто чем по ночам развлекается. Тем более, что по чужому кирпичу вообще не понять, что она там думает. Идёт вон рядом, косится. Изучает. Выражение лица в темноте едва заметно, тут бы очередную колдобину не проворонить для начала, но шестым чувством чужие фары практически ощупывают. Интересно, а разговаривать еще будем, или сразу нож достанет? — А звать-то тебя как? Опаньки, у самого Яниного подъезда. Доброе утро. Яна только сожалеет, что скурила всего одну, хоть по дороге бы себя заняла. — Яна. Незнакомка снова улыбается, и взгляд падает на очень эстетичный генетический дефект. Да, неправильное развитие мышц лица, все такое, но ямочки некоторым людям однозначно идут. Красивая. — Лина. Она протягивает руку, но рукопожатие оказывается слишком уж крепким, Яна даже морщится. — Руки холодные жесть. Яна бы на неё посмотрела, если б она в холодном подмосковном сентябре в юбке гоняла. — Ну, до завтра? Кажется, до Лины доходит, что стоят они у подъезда несколько минут не просто так. Медальку за сообразительность. Ну и за настойчивость, разумеется. — До завтра. А что завтра, Яна как-то из виду упустила. Ну, раз до завтра, значит, как-нибудь разберутся. *** Яна уже жалеет, что решила остаться на последний урок и заработать себе плюсик в карму. Всё-таки от обжницы ждать нечего: то у неё всё врачи шарлатаны, то инопланетяне государством управляют, а теперь вот. Интересно, она хоть учебник по истории разок видела, чтобы утверждать? На экране с радостно прыгающей овцой вылезает уведомление, заслоняющее ориентиры. Блин. Уровень этот она проходит уже минут двадцать точно, так что перерыв сделать не помешает. Тем более, отправитель сообщения ей примерно известен. И как её нашла, интересно? Это всё Энни на аватарке? Лина Арсеньева Привет Не против пересечься после учёбы?)))) Thinspirated Soul Привет. Уверена, что не ошиблась адресом? Лина Арсентьева Ян, у тебя на фото с выпускного везде отметки стоят) Вот же ж человеку заняться нечем было. Ещё друзей её откапывать. Thinspirated soul Окей. Заканчиваю в шесть. Отвечать армией игривых скобочек на этом этапе не хочется. Почти. Лина ждёт на выходе из школы, прислонившись в пафосно-анимешной манере к ближайшей стене. Учитывая ярко-красную толстовку, не заметить было действительно сложновато. Завидев Яну, отрывается и тянет лапищи навстречу. У всех спортсменок медвежьи повадки в крови? — Извини, тактильная прост, привычка. И чешет задумчиво затылок. Ну, Яна в принципе не против, о чем и сообщает. Куда идти, решается очень просто: Яна шурует в ближайший к бассейну двор, совсем рядом с гаражами, а Лина тянется за ней привидением. Сначала только подозрительно косится, как вчера, но все-таки через пару минут оживает, и от бомбардировки вопросами в стиле «как день прошёл, как учишься, что делаешь» хочется буквально выть. — Аниме люблю, в частности с крутыми героинями, мангу читаю, чай чёрный пью. Рассказать даже нечего. Может, о себе что-нибудь? Может, хоть так угомонится. Яна с разбегу падает на скамейку, потягивая спину и задирая локти. — Плаванье люблю. Лина садится рядом, поджимая правую ногу. Интересно, сидеть нормально — это теперь навык для избранных? Ну, а из бассейна выходила, потому что ветром занесло, очевидно же. — Нет, правда. Здорово башку перегружает. Ни о чем думать не надо, просто берёшь и работаешь. Свобода. И перестраивается в позу по-турецки. Одергивать лень, ещё б этой лавочкой кто пользовался. Интересно, что у Лины за жизнь такая, что для неё свобода — хреновенькое муниципальное болото. — С группой вон занимаюсь, разряд имею, к соревнованиям готовлюсь. Даже когда сил нет, ничего не хочется, всё равно выигрываю. Наверное, эт главное, что у меня в жизни есть. А родители, парень, кот какой-нибудь? Так себе приоритеты в жизни. Яна тянется к пачке сигарет, но вспоминает про фонарь и искренне пытается отвлечься беседой. — И ничего не смущает? Дорожки узкие, вода воняет, раздевалки — вообще мечта эксгибициониста. Лина аж косится подозрительно. — Тож занималась, что ли? — Пару лет назад. Ну, не пару, а уже три года как не, но это всё ещё слишком личное, чтобы пускать туда даже самых навязчивых посторонних. — А чего ушла? — Приоритеты изменились. Ага. Просто кто-то решил, что лучше глубоко субъективная красота, чем здоровье, и тем более чем сила и свобода, о которых тут вдохновенно заливают. Сигарету все-таки достаёт, вопросительно дёргая в сторону пачкой. Сторона вертит головой, Яна продолжает допрос. — От чего свобода-то? — Так эт, дела домашние. Посудомойку разбери, полы помой, ужин приготовь, и всё равно развлечение найдётся. А в спорте всё сама делаешь, не из-под палки, самой всё надо. Результат тож твой личный. Интересная точка зрения. Яна даже задумывается, когда последний раз делала что-то по дому. Кажется, когда треснулась головой о кафель, пока стиралку разгружала, и с тех пор ничего тяжелее кружки чая поднимать не заставляют. — И ещё аниме смотреть успеваешь? — Так тож мотивирует. Особенно спортивные. Все на износ тренируются, результатов достигают. Можт и я когда-нить на профессиональный уровень выйду. Мечтать, как говорится, не вредно. Сама-то о чем мечтаешь? Аж давится затяжкой. Это было вслух? Ну, понеслись корабли лавировать. — Четвёртый сезон атаки титанов досмотреть. Ну, и чтобы еду без калорий изобрели. А то от макарон шиитаке уже тошнит, а энергия откуда-то нужна. О принципах такой подпитки тоже задумываться очень надо, плацебо — штука рабочая. — Слушай, а чего интересуешься вообще? Поиздеваться хочется? Ну, лучше так, с холодным выражением лица и крайне спокойным тоном. На то, что мелко трясущиеся конечности едва вертят бычок, смотреть не надо, это всё кажется. Холодрыга всё-таки адская. Не чета анимешница с зелёной чёлкой на пол-лица такой спортсменке-комсомолке. — Подружиться хотела. Общие интересы у нас вродь есть. Учитывая, сколько времени они уже нормально разговаривают, есть, как говорится, контакт. Бычок Яна всё-таки тушит о ближайший мусорник и смотрит внимательнее. Лицо у Лины странное, здесь точно не ей переживать положено. — Ну и красивая ты. Очень. — Это тоже причина для дружбы? — Эт комплимент. — Спасибо, мадам очевидность. У тебя тоже дефекты интересные. Лицо чуть вытягивается, шутка не дошла. — Ямочки. Тебе идут. Теперь явно просекает и пялится с видом довольного щеночка. Яна задумывается, как разблокировать опцию «чесать пузо». — Не против завтра пересечься? Ну, учитывая, что торчать всё равно придётся вне дома… Яна кивает и надеется, что выражение лица выглядит достаточно заинтересованным. — Тогда вк маякну, решим. Судя по лицу Лины, так в реальной жизни выглядит подразумеваемая скобочка. У Яниного подъезда снова рефлекторно порывается обнять, Яна не возражает, легонько прижимаясь. Тянет какой-то очень спортивной дрянью, она бы поставила, что на упаковке намалевано «океанская свежесть». Ну, запах хлорки она сама забивала первое время сигаретами, даже когда он остался фантомным, а тут альтернатива более цивильная. — И тебе до завтра. О том, что впервые за долгое время в свободных часах появляется определённость, Яна предпочитает не задумываться. *** Итак, они видятся уже несколько дней подряд. Лина ведёт себя поразительно терпеливо: ждёт её из школы, терпит иногда ядовитые комментарии, если Яна совсем не в духе, обсуждает с ней просмотренные тайтлы, яростно высказывая восхищение или недовольство. На то, что Яна чаще согласно угукает или молчит, внимания не обращает. Кажется, Лина оказывается гораздо более удобной собеседницей, чем предполагалось. — Так вот, на мой взгляд, потенциал у Мика был, как и в целом у того отряда. Говорить, что Исаяма кого-то слил, конечно, не буду, сеттинг всё ж обязывает, но ёпрст… Сентябрь слишком часто в последнее время удивляет перепадами температуры. Сидят они на детской площадке, на сетке для лазания (Яна в жизни не задумывалась, как это обозвать), и наслаждаются закатом. Ну, как наслаждаются. Яна радуется, что это гребаное солнце хотя бы сзади них находится, только вот спина, в которую оное палит уже битый час, энтузиазма не разделяет. А Лине вон ничего, сидит довольная, даже успевает обсасывать фруктовый лёд в процессе комментирования. Вот уж действительно многозадачность. Яна про весь окружающий мир немного забыла, следит вон, чтоб не грохнуться. Пара метров над землёй выглядят уже неприятно. — Ты слушаешь? До Яны с трудом доходит, что стоит на секунду перестать изучать ближайшую песочницу и её амортизирующие способности. — Извини, задумалась. Лина выглядит обеспокоенной. Яна вообще не уверена, что есть на это повод. Она раньше держалась и дольше, выглядеть должна адекватно, тем более что какая-то подпитка всё же есть. Вспоминает про собственную руку, на которую уже натекает противная липкость. Яблочный фруктовый лёд адово приторный и оставляет на языке гаденькое послевкусие. — Нормально себя чувствуешь? Можт, слезем и передохнем? Ну, чисто технически, внизу Яна всё равно окажется, но контролировать этот процесс как-то не хочется. — От твоей болтовни ещё передохни попробуй. Лина обиженной не выглядит, только вглядывается в чужое лицо с непонятным чувством. Глаза какие-то противные, сочувствующе-понимающие. Яна спокойно встречает взгляд, сгрызает с палки остатки мороженого и сбрасывает её вниз, в ту самую песочницу. — Окей, давай так. Не особо интересно? Не хочу грузить. — Сил иногда нет. Можешь продолжать, мне интересны твои рассуждения. Лина чуть закусывает губу и, кажется, даже подуспокаивается. — Если я не отвечаю, не значит, что не слушаю. Даже над саркастичными ответами думать не хочется. В конце концов, чужие россказни здорово помогают, если надо отвлечься от ноющей боли в желудке, например. Яна облизывает пересохшие губы и продолжает: — Но все-таки давай на скамейку. Голова немного кружится. Лина непривычно серьёзна, слезает первой и даже подаёт руку. Что она там себе напридумывала, знать не хочется. Яна не гордая, опирается и аккуратно спускается, бросая немного злорадствующий взгляд в сторону песочницы. Даже проверять не пришлось. *** Ещё неделя пролетает моментально. Яна ловит себя на мысли, что с Линой становится всё комфортнее. Никогда не упрекает, не убеждает в категоричности суждений, ловит каждое слово даже без просьб говорить погромче. Яна правда старается не звучать совсем по-змеиному, учитывая особенности речи и громкость, выходит сложновато, но с удавом Каа Лина не разу её не сравнивает. Не смотрела просто, наверное. Они проводят вместе почти каждый день, исключая пару, когда у Лины стояли тренировки, но иногда Яне даже удавалось встречать её у подъезда. К концу недели на прощание Яна уже полноценно обнимает, зарываясь носом в толстовку. Лина аж замирает, но все-таки неловко ведёт руками по спине. О том, насколько Яна изголодалась по теплу, что лезет к едва знакомой, думать не хочется. Льнет ближе. Лина, кажется, не возражает. Чужой одеколон уже не кажется таким противным. *** — Холодрыга адская. Понедельник — и так день нелёгкий, а тут природа еще подшутить решила, так что Лина переходит на следующий уровень доверия: торчит в её подъезде. На её этаже, на её лестничной клетке. А Яна, хоть и не пускает в квартиру, выносит горячий чай. Холодно все-таки не только Лине. — Твоя с разбитой ручкой. — Сразу видно, как ты меня ценишь. Кажется, Лина учится у неё только плохому. Лёгкий свет пробивается через микроскопическое отверстие на этаже, мигает лампочка прямо над дверью, в паре шагов, но все-таки Яне нужно время, чтобы адаптироваться обратно к печальному освещению. Лина сидит, скорчившись на ступеньках в очередную загогулину, и, кажется, пародирует Леви. Щурит глаза, поджимает губы и вращает несчастную чашку. Не то чтобы в этом был смысл, но Яна всё же прыскает. Так, легонько. Чужое лицо становится более довольным. — А сахар там есть? Ой. Кажется, её вакуум, где пара лишних калорий убивает, чуточку дал трещину. — Извини уж, сама такой же пью. — Молоко какое-нить? Сироп? Ей тут что, кофейня? Яна чуть раздражённо всматривается, пытаясь разглядеть. Брови чуть подняты, глаза расширены. Реально удивлена? — Не-а. Не люблю жирное, сладкое и вот это вот всё. И крепкий чай, кстати, тоже. Но с Линой разок можно, учитывая, что обычно пакетик в воду опускается секунд на тридцать. Всё хорошо, не слишком много. — А что-нибудь насчёт пожрать? Прост с девочками из команды, например, мы мимо продуктового пройти не можем, а ты вон какая спокойная. Вообще что-нибудь ешь? Лина даже чуть наклоняется вперёд, обнимая согнутую в колене ногу. Подозревает? Где-то внутри зарождается противная дрожь, Яна тушит её остатками воли, хватаясь за холодные перила. — Ем. Тебе что хочется-то? Тихо, спокойно. Маловероятно, что у неё в квартире вообще найдётся нормальная еда, но надеяться не вредно, а подыграть надо. — Чипсов там, сырок глазированный можно, печенье на крайняк. А что у тебя есть? Это свет так падает, или реально зрачки чуть расширились? Вот это энтузиазм. Спортсменкам же вроде надо следить за питанием? Хватка становится чуть сильнее, холодный металл успокоиться не помогает. — Суп в кружке есть. Грибной, томатный. Какой будешь? И косится насмешливо. Но, кажется, Лине не смешно. Выглядит задумавшейся. Осмысливающей. Атака не отражена. По спине в глубину толстовки скатывается мерзкая капля пота. Сдерживать мандраж становится сложнее. — Слушай, извини, если я ошибаюсь, но… Ошибись, пожалуйста. Смысл общаться с человеком, который не может с тобой попкорна в кино навернуть, мороженого в парке поесть, ещё и в обмороки падает. Перед глазами проносятся моменты, где Яна скрыть своё состояние пыталась, но, может, не смогла. Или получилось? Лина выглядит неуверенной. Чуть приоткрывает рот, но захлопывает обратно. Пальцы мнут края толстовки. Яна сцепляет свои в замок, стараясь себе такого не позволить. Вот уж действительно минное поле. — РПП, да? Звучит выстрелом в глубине тихого подъезда. Приехали. Яна кивает. Молчит. Лина молчит тоже. Думает, по какому номеру дурку вызывать? — Ты не думай, я эт… Понимаю… Короче, не осуждаю, чесслово. Яна пытается соскрести воедино остатки черепной коробки и проанализировать. Понимает. Лина понимает. Откуда понимает? Такие мышцы на воде и супе не сделаешь, может, орторексия? — Был опыт? Яна пытается изогнуть губы в усмешке. Выдыхает, подуспокаивается. Не показывает, что всё ещё боится, что оттолкнут. Сводить всё в шутку уже поздновато, да? Лина чешет затылок и выдаёт: — Был. Прерывать Яна не собирается. Лина перебирает пальцами, утыкается взглядом в колени. Поджимает ногу ещё к себе. Собирается с мыслями? Значит, было что-то действительно задевшее. — Мелкая была, классе в пятом. Спортом хотела бросить заниматься, каждую калорию считала, салат там взвешивала. На кой черт, Яна не произносит, едва выдыхает, но Лина слышит. — Мать убеждала. Типа буду как мужик, с такой спиной в жизни парня не найду, надо каблуки носить и свисток малевать, а не вот это всё. Ооо, любимые гетеросексуальные заморочки. Яна мысленно плюёт и стучит по дереву, что сама о таком не задумалась. — Как я вижу, спина у тебя ничего так. Далеко не зашло в итоге? Ну, во-первых, нечего было столько фото в купальнике на страницу выкладывать, Яна честно листать не хотела, но свободный доступ же… Во-вторых, спина правда красивая. Как-то плохо Лина представляется на каблах и в юбочке. Воображение дорисовывает ей коровьи нарощенные ресницы, и Яну почти пробивает на нервный смешок. И хорошо, что почти, Лина всё ещё выглядит серьёзной. Аж выпрямляет спину, смотрит в глаза. — Поняла, что если не будет плавания, ничего не хочу. Никакой мужик не нужен. Ес надо под кого-то прогибаться, то смысл в этой красоте, которую только он и оценит. Ого. Противостоять собственной матери, должно быть, непросто, если она с тобой общается, ещё и давит. Яна просто не проверяла, с ней как-то о таком не разговаривали. Вообще особо не разговаривали. — В итоге первый раз в жизни её послала. Настолько прифигела, что и отцепилась. Чужой выдох слышится на границе сознания. Начали за Янины комплексы, закончили за очередной душевыворот. Яна не уверена, что Лине хочется об этом говорить, но не может не слушать. Не спрашивать. Узнать получше хочется до дрожи на кончиках пальцев. — И что, как в итоге с плаванием без парня? Мать была неправа? Почву прощупать хочется. Не давить, просто проверить. Если без парня хорошо, может, другие варианты тоже подойдут? А если есть… Ну и болт с ним. Дружить тоже вроде неплохо. Пока далеко всё не зашло. — А с чего ты взяла, что у меня парня нет? Одна бровь поднята, глаза игриво прищурены. Уголки губ ползут вверх. Пытается разрядить обстановку? — Лан, дурацкий вопрос был. Ну… Если мой любимый человек не принимает меня с плаваньем, спиной и тренировками по два раза в день, то оч он нужен. — А если нравится, например? Никогда парни не нравились? Отвести разговор от себя получается пока довольно успешно. Да и слушать Лину интересно. Яна мысленно извиняется, если сейчас ткнет любопытным перстом в какую-нибудь рану, но останавливаться уже не вариант. — Нравились. И не ток парни. Но как-то не складывалось — если меня из бассейна вечером не встречают — знач, не любовь. Прям квинтэссенция железнодорожных понятий — и рельса, и шпала, и кто там ещё подходит… Видимо, внутренней гомофобией не страдает. И слава богу. Яна бы никому такой бурды не пожелала, ещё б самой справиться окончательно. — Извини. Мы так-то о тебе говорили… Короч, я готова выслушать, если хочешь. Судя по интонациям, фраза не дежурная. Беспокоится. Хочет помочь. О том, что они знакомы буквально неделю, думать не стоит. — У меня тоже всё просто. Полюбила девушку, а она была по худым и низким. Рост уже не урезать, так что вот откуда, собственно, сутулость. Ну а что, Лине всё в шутку перевести можно, а ей расстрел и тапочки в гробу? — Мне стоит что-нибудь знать? Да. Лобковые волосы у Яны определённо не зелёные. Вопросы, конечно, гениальны в своей наивности. — В плане… Ты поэтому в обмороки падаешь? Воу, анализ пошёл. А фразу про девушку мы пропускаем? Ну и слава богу. — Вроде того. Анемия, недостаток витаминов, ну и пошло-поехало. — Тебе вообще как, если рядом с тобой едят, например? Сама что-нибудь любишь, угощать тебя можно? Эт ж важно все-таки, я хочу знать, что не сделаю тебе больно даже случайно, вот. Выпаливает почти на одном дыхании. Если для Лины это так важно, бог, черт и все иже с ними в одну сторону. — Когда как. Иногда можно, иногда желудок ноет. Угощать… Белый монстр подгонять можно. И сил побольше будет, и вкусно. И почти без калорий. Но ком в горле мешает выдать простые истины. — Окей. Но ты же это… Опять переводит взгляд на колени и скребет несчастную толстовку. — Скажешь мне, если я могу помочь? Ес той же еды захочешь. Или голова кружиться начнет, я на руках донести смогу в случае чего, мне не сложно. И вскидывает голову обратно. В глубине карих глаз плещется волнение. Не слезы, уже хорошо, но Яна как-то не привыкла, что за неё волнуются. Точно ли за неё? — А то что, гулять совсем не с кем будет? Кажется, за время, проведённое вместе, Яна даже учится дозировать регулярно выдаваемый яд. Теперь вот думает, как защитить себя и не сделать больно. Вариантов немного. Только подставлять беззащитное пузо. — С тобой уютно. Слушаешь то, что я говорю, сама умными вещами делишься. Ты хорошая собеседница, хоть и чаще молчишь. Ого. Яна надеется, что вопрос не выглядел причиной для разблокировки потока комплиментов. — Так что да, хочу продолжать гулять именно с тобой, ес что. Яне кажется, что маловато в её жизни было моментов, когда собеседница такое количество времени в глаза смотрела. И моргает ещё через раз. Яна с трудом выдыхает. — Если нужна будет твоя помощь, я попрошу. Ну вот, ни колючек, ни яда. Чувствуется странно. Доверять не пойми кому явно не стоит, но не то чтобы у Яны были кандидатуры получше. Даже почти правда: если будет чувствовать, что Лина помощь окажет, попросит. Только вот уже поздновато помогать. Молчат пару минут. Лина облокачивается спиной на ступеньки, потягивается и выдаёт: — Даже тут всё себе отморозила уже. Кажется, можно выдохнуть окончательно. — У тебя чай горячий был, меньше разговаривать надо. Ну, действительно. А то стоят кружки, а две дурынды про них забыли. Вот и смысл теперь холодное хлебать, но Яна всё равно к кружке тянется. — Мне вообще часто холодно, шею вечно продувает. Потом на тренировки больная гоняю и звездюли тренерские на себя беру в тройном размере. О, вечер откровений не закончен? — Мне тоже. Анемия всё-таки, постоянно греться надо. — И как греешься? А это вообще к чему? — Двумя толстыми пледами и мыслями о Бали. Яна тоже подгибает под себя ноги (кажется, плохому они всё же учатся друг у друга), обнимает их и косится вправо. Подъездный свет красиво падает на чужие золотистые кудри. С таких, как Лина, картины писать надо. — А эт… Два солдата под одним одеялом? Яна только глуповато моргает. — Ну типа, один солдат и под двумя одеялами замёрзнет, а два солдата под одним не замёрзнут никогда. Доходит с опозданием. — Это ты меня обнять предлагаешь? И даже смеётся. Гениально. — Ес ты не против. Я так понимаю, нам обеим всё ещё холодно? Яна не против. Сползает чуть ниже, прячет лицо в изгибе шеи, налегает грудной клеткой на растянутую чужую. Переплетает с Линой ноги. Сверху ложится тёплая, чуть тяжёлая рука. Прижимает ближе. Слышно, как Лина дышит, пульс на шее можно чувствовать, если ткнуться носом. Не отвернулась. Не отталкивает, не отказывает в тепле. Не факт, что ей можно и стоит доверять, что она не сделает потом больнее, но раз уж сама предлагает. А Яна слишком изголодалась по чужим прикосновениям. Спокойно. Кажется, ей уже нравится, как пахнет чужая толстовка.. *** Яна думает, что Лину стоит записать в контактах как банный лист. Во-первых, точно никто не расшифрует, во-вторых, кто вообще будет торчать после седьмого урока в раздевалке, когда там только старшие классы. То есть, полтора землекопа на оба пола. С последней физкультуры исчезать — негласная всешкольная традиция. — Интересно? Яна отчаянно пытается не съехать остатками задницы с узкой, хлипкой скамейки и сосредоточиться на содержании томика манги в руках, только вот когда рядом шумно дышат и напряжённо пялятся, выходит паршиво. — Очень. Сдаётся и все-таки встаёт: хотя бы раз в четверть на уроке появляться надо. Тем более под конец этой самой четверти. Яна вздыхает и выуживает из рюкзака шорты. Лина как-то очень подозрительно затыкается. Не сразу доходит, но когда Яна все-таки решает выяснить, в чем проблема, Лина не краснеет, не утыкает лицо в ладони, как школьницы из манги, но максимально тактично изучает стену, чуть не сворачивая себе шею. Кафель у них, конечно, ничего так, да. Яна даже не хочет задумываться, быстренько скидывает остальное, умудряется не запутаться и падает обратно. — Тут так всегда? А то чё-то мы тут в гордом грустном одиночестве. Лина сканирует взглядом пустые лавки, Яна почти прыскает и окончательно убирает мангу в рюкзак. — Нормальные люди перестают на физру ходить после четвёртого класса. Даже не задевает: Лина такая же прогульщица, только у неё есть право, справки о соревнованиях, бассейн, всё дела. Яна даже немного завидует. Ну и жаль. Фото на странице — это одно, но раз уж Лина ей любуется, она бы на чужую фигуру в купальнике вживую позалипала. Даже в дурацкой плавательной шапке, да. И почему в школах бассейнов нет… — Можт, пойдём мяч покидаем? В зале, я так понимаю, тож пусто, разомнешься хоть. Или ты дочитать хотела? Лина корячится на скамье, любуясь потолком с очень скорбным видом. Сжалиться? — Не особо, в третий раз перечитываю. Кроссовки только дошнурую. Лина все-таки встаёт и начинает нарезать круги по паре квадратов, вот шило у человека… Но в итоге надоедает довольно быстро: тормозит и переводит взгляд. Яна надеется, что хотя бы со стороны не каменеет. Да, спортивные штаны она купить не догадалась, пару лет гоняет в шортах выше колена — и замечательно. Раз-два в полгода надеть, ещё деньги тратить, и так на сигареты не хватает. Ну выросла немного — и черт с ним. Как-то не подумала, что девушка, которая ей нравится, будет лицезреть квадратные колени и несоразмерные икры. Ещё и бритые паршиво, с парой пластырей на каждую конечность. Яна довязывает косой бантик и решает все-таки поинтересоваться. — Что не так? Вроде всё симпатично, даже пластыри с котиками, но судя по взгляду Лины, кого-то явно закоротило. Яна еле подавляет ребяческий порыв выдать в нос щелбан или хотя бы перед глазами похлопать. Лина все-таки поднимает глаза и устанавливает контакт. — Ты пиздец красивая, Ян. Ого. Лина, конечно, не пуританского характера, но и реальная нецензурщина проскальзывает нечасто. В основном на эмоциях. Яна задумывается. — Спасибо? Могу тебе тоже ноги побрить, ещё больше пластырей будет, одна эстетика. Не отвечать же на это серьёзно. — Прост не уверена, что ты часто это слышишь. Лина улыбается, и взгляд такой… чутка залипший. Баран на новые ворота не пойдёт, это однозначно овца. Блестящая такая. Золотое руно, все дела. — В смысле, потому что с твоим характером ещё докопаться надо и словесных пенделей не отхватить, но вот. Думаю, тебе стоит это знать. Яна не отвечает, поднимаясь. И правда такой паршивый характер? Лина поднимается следом и даже придерживает дверь. Она же должна сама понимать, зеркало есть: у неё достоинств гораздо больше, чем у бледного хиккообразного недоразумения. Но вот чтобы прямо об этом сообщать… Яна всерьёз недоумевает, почему нельзя просто взять и поцелуем объяснить подробно, что она по этому поводу думает. Уже через пару минут, когда Яна кидает мяч, Лине почти моментально прилетает по голове. Сама виновата, нечего смотреть с таким выражением лица. Ну и заставлять играть хилых и криворуких тоже как-то неприлично. Яна выжидает пару секунд, но все-таки спешит на помощь. Лина стоически лыбится. Так и подмывает поинтересоваться, не обдолбалась ли, но зная Лину, она скорее в прорубь зимой полезет, а опасное, но запрещённое только в компании. По крайней мере, сигареты. Только из Яниных рук. В итоге они снова оказываются на скамейке. Лина чуть не подвывает, доказывая, что у неё сотрясение, и Яна решает не отказывать своим дурацким порывам, похлопывая по чужой макушке, а когда та замирает, закапывается пальцами в мягкие патлы. Кажется, Яна почти кожей чувствует чужую нежность. Под бок подкатывается живое и тёплое, так близко, насколько возможно. Искренне. Лучше любой батареи. Интересно, она так со всеми? А то ощущение, что при необходимости и дерево расцелует. Яна надеется, что у неё будет шанс проверить. *** Вечером, уже лёжа в кровати, Яна думает, за что ей всё это. Лина Арсеньева Вечер в хату!!!!! Я тут это Мангу твою заценила Тебе кто из героев больше заходит? У нас тут девочки из бассейна коллективки разбивают Хошь плюшку или брелок?)))) [Фото] [Фото] Яна комкает в руках одеяло и продолжает обдумывать. Лина Арсеньева Если не нравятся, не обижусь Но решать надо Вотпрямщас!!! Тебе стенд с Гуаньси взять? Надо же, помнит про её любовь к сильным женщинам. Ну, нарисованные красивые, конечно, но у той мадам спина и близко до Лины не дотягивает. И даже гарему её завидовать не хочется — одной пиявки как-то хватает. Thinspirated soul Давай. А себе с Макимой возьми. ) Не, ну себя такой потрясающей она не мнит, но справедливости ради, кто не хочет быть похожей на шикарную холодную женщину? Лина Арсеньева Гав)) Яна чувствует себя той самой школьницей из сёдзё. Значит, у Лины покерфейс в любой непонятной ситуации, а у неё щеки горят от пластикового брелочка. Ну, почти. Спрашивать, за чей счет, не хочется: Лина руки в боки упрет и тогда ей точно ничего вернуть не получится. Яна вздыхает, сворачивает диалог и оформляет заказ на розовые носки с щенятами. Лабрадоры, ретриверы или кто они там, но Лине подойти обязаны. Главное сильно не реагировать, если вылезать из них она вообще не захочет. Ну и на свой вкус буквально одни с ромашками, все равно таскать заставит. Может, сразу парные заказать… *** Бесследно ничего не проходит: при более близком знакомстве Лина действительно оказывается очень тактильной. На эмоциях может чмокнуть в лоб, погладить по волосам, обнимать несколько минут. Яна искренне пытается не придумывать себе лишнего, но контролировать собственные чувства становится уже поздно. Лину не хочется терять в любом качестве, но не задумываться о том, каково её целовать, не выходит. Вообще-то, жизненный опыт у Яны не особенно богатый. В седьмом классе искренне любила плавание, так что теперь слишком хорошо понимает, о чем Лина обычно говорит. Но любовь к спорту не затыкает дыру, не заставляет не желать чужих прикосновений. Особенно девушки, которая тебе нравится. — Ну… Вижу, что за мной бегает, но вы же знаете, мне больше худые заходят. Тонкие такие, изящные. А тут еще пара лет — и до мужика докачается, уже вон плечи какие. Думаю, рано или поздно ей всё равно надоест. Главное, что удивляло — за её спиной группа оказалась действительно единым организмом. Уже позже, прокручивая все в памяти, Яна даже не могла представить, какие отношения должны быть в коллективе для публичного каминг-аута. Все знали, но никто ничего не говорил. Она сама пыталась в любой неудобной ситуации слиться со стенкой, чтобы не заметили и не заговорили. Бойся, как говорится, своих желаний. Делать вид, что Яна ничего не знает, было чуть проще, чем тренироваться два раза в день на одной воде. Хотя нет, тогда она ещё частенько ела яблоки. Но до следующего разряда уже не доросла: потеря сознания прямо перед соревнованиями. Потом больница, родители, смотрящие на врачиху как на новые ворота. Ну да, перегрузки, истощение, ваша дочь не ест. Прокапаем, наберёт, отправим обратно. Нормально питаться она не начнёт, но и контролировать никто не будет. Сначала голод глушит кофе и сигареты, у них ещё и замечательный быстрый весопонижающий эффект, потом просто вода и супы из пакетов, потом таблетки. Часто не баловалась, но все-таки заработала анемию. Да и это зацепилось краем уха, остальные диагнозы как-то не интересовали: главное, что проглядывались рёбра. Сначала было тяжело — нет сил ходить, говорить иногда. Готовишь себя к падению и удару головой о ближайшую поверхность. Объясняешь работникам скорой, что всё в порядке, а потом родителям, что просто забыла позавтракать. Сметаешь за пару часов миску салата, приготовленного родителями на целое застолье, а потом рыдаешь, потому что рвоту не вызвать, рефлекс от периодического использования просто пропал. Главное, чего Яна в итоге добивается — не заходит больше на страницу той девушки. Просто блокирует, отсылая перед этим фото тонких, паучьих пальцев сердечком. Слабость становится ступенькой к красоте и дерьмовой, но рутиной. Проблема в том, что самоцелью становится уже не просто кому-то понравиться. Нет интересов, хобби, животных. Думаешь только о том, как хочется есть. Как хочется, чтобы перестал болеть желудок. Когда титан на экране жрёт человека, Яна сглатывает набежавшую слюну. Лина помогает. Отвлечение на неё работает эффективнее, чем любой инфошум: подкасты, аниме, сериалы. Когда держишь внимание на разговоре, сложнее мечтать о чём-то калорийном. Лина осторожничает с самого начала: не приносит на прогулку чипсы, сладости, вообще при ней не ест, изредка покупая фруктовый лёд или Липтон. Извращенная поддержка воспринимается теперь как что-то очень ценное. Яна очень благодарна, и она надеется, что Лина это считывает, когда обнимает её в ответ. Но все-таки соображает, что это больше, чем просто благодарность, помноженная на тактильный голод. Надеется, что соображает. Но безупречно всё в любом случае не становится. *** — А ты когда-нибудь думала о соревнованиях? Если бы Яна не была уверена, что этим правда интересуются, а не издеваются, ничем хорошим бы такие вопросы не закончились. — Ещё бы. А как ещё детей заниматься мотивируют? Её, правда, просто хотели сплавить из дома на некоторое время, а вот куда, выбрать позволяли. Но вряд ли такая ситуация — норма жизни для среднего контингента. — А эт… Посмотреть не хочешь? Яна растерянно лупает глазами. — Ну… У меня соревы скоро. Важные. Городской уровень пока, но если повезёт, по краю опять поеду. Можт, поддержишь морально? Кажется, последний раз на соревнованиях она была в начальной школе. Тогда ещё была способна занимать места, а не думать о ширине своих плеч после очередного заплыва. Хочется, на самом деле, только отказать. — Тридцатого будут. Ну так что? Лина улыбается. Ямочки на щеках подсвечиваются закатным солнцем, оно же высветляет и без того золотистые кудри. Красивая. — Алло? По лбу, кажется, чём-то всё же приложило. Яна не может ей отказать. Ну вот и фигура в купальнике, любуйся не могу. Но все-таки это бассейн. Яна боится, не собирается бередить то, что осталось, даже после решения всё бросить. Не хочет воскрешать память, которая снилась долгое время, после снов с запахом хлорки просыпаться не хотелось. Облечь это в слова просто не получается. — А место и время? Собственный голос кажется скрипом, а горло — очень плохо смазанным механизмом. — Ну, с местом вродь всё очевидно, а по времени в час дня. С полпервого у них пара математики. Даже если очень захочет пропустить, добраться до бассейна, не получив тысячу выговоров и аудиенцию с директором, не выйдет. Комок в груди чуть распускается, и Яна искренне старается говорить ровно: — Извини, не вариант. У нас контрольная итоговая, а у меня прогулов полные штаны. Ну вот, обидели мышку, изгадили норку. Губы поджаты, глаза опущены. Бедный щеночек. Хотя, на самом деле, смеяться над ней совсем не хочется. Видно же, что переживает. — Прям настолько перед каникулами? Оторвать бы грабли тем, кто этот грёбаный учебный план составлял… Вдох-выдох. Тема перевелась? — Но ты же всё равно меня поддержишь? Телефон у тебя на учёбе есть, напишешь что-нить перед соревами. Потом погулять можем. Хочешь? Отпразднуем, так сказать. Поднимает глаза от пола и смотрит с надеждой. Яна изучает каждую царапинку на старой скамейке. Солнце шпарит, подсвечивая Лину, опять уцепившуюся за собственную ногу. Беситься сил нет, Яна бы и свою предоставила. — Конечно. Расскажешь потом, сложно ли было всех порвать. Дышать окончательно становится легче. Лина продолжает распинаться о своих соревнованиях, и почему-то отчаянно хочется её поцеловать. Заткнуть, наверное. *** Они не видятся пять дней. Пять дней списываются во всех возможных мессенджерах, и от скуки в итоге приходят к мысли, что место встречи лучше бы изменить, а то поднадоело. Тем более, вариант у Лины есть. О том, что это свидание, Яна думать опять не собирается. На пустыре адово воняет бензином. Рядом тут только парковка, даже гаражи далековато, но довольно ощутимо тянется противный такой шлейф. Яна морщится и выглядывает чужую фигуру в кустах. Время позднее, темно, фонарей нет, а половина тропинки, ведущая к разваленным в беспорядке бетонным плитам, тоже заросла деревьями и кустами. А если там маньяк? Яна, конечно, живёт через дорогу, но вообще не факт, что по такому бурелому далеко убежит. Тем более, там ямы. Рытвины. Тьфу. Яна плотнее запахивает куртку, задумываясь, по какой причине дрожь вероятнее. Решает, что это всё маньяки, и оставляет расстёгнутой. — Приветик! Из кустов ломится фигура, радостно покачивающая чем-то в руке. При ближайшем рассмотрении нечто оказывается пакетом. Яна даже заинтригована. — Ну, короче, вот. Лина скидывает рюкзак на край плиты, всучает чуть обалдевшей Яне пакет и разваливается на куске бетона, как на пляжном шезлонге. Над ними как раз нависает какое-то хлюпенькое дерево, остатки кроны можно считать зонтом. — Так рада меня видеть? Улыбку сдержать не удаётся, и хоть вызвана она исключительно мыслями, Яна растягивает рот шире и кивает, чувствуя, как вокруг тела обвиваются чужие руки. Прижимают чуть крепче, чем обычно. Лина окончательно привстаёт на коленях и льнет так несколько минут. На обычное приветствие не походит, но Яна не возражает. Слишком уж отчаянно чужие пальцы цепляются за куртку. — Так вот, пакет. Лина всё так отстраняется и чуть отодвигается, давая возможность взглянуть. Яна нащупывает что-то продолговатое и твердое. Что-то оказывается белым монстром, кажется, только из холодильника. — Ну, ты писала, что чувствуешь себя не очень, может, так полегче будет? Вопросительный взгляд умиляет. Тем более учитывая, что энергетики и так не на каждом углу подросткам продают, а Лина еще и нашла без калорий. — Спасибо. Лина явно удовлетворяется ответом и чуть улыбается. Яна открывает банку, глотает, наслаждаясь искрами на языке, и ждёт, когда начнёт тонуть в количестве вопросов. Ждёт несколько минут, лениво потягивая энергетик, потом все-таки отставляет его в сторону и скашивает взгляд. Явно не зря: глаза привыкают к темноте ровно настолько, чтобы заметить: Лина ссутулилась и скребет края толстовки. Голова опущена. Нервничает? Что-то случилось? Обычно, если у неё плохой день, слышно об этом сразу же, но учитывая, что даже безынициативная Яна уже задумываться начинает… — Ну, как день прошёл? Лина вскидывает голову, но что плещется в тёмных фарах и огромных зрачках, не разобрать. Яне становится настолько неловко, что она все-таки лезет в карман за пачкой сигарет. Надо будет — сама расскажет. Старается на Лину не дымить, а мизерный огонёк чужое лицо тем более не освещает. Молчит дальше. Непорядок. — Что-то случилось? Долго молчать не выходит. Обычно её ничем не заткнешь, мёртвого уболтает, а тут что такое? Яна нервно затягивается, и кажется, что даже это слышно в почти ночной тишине. Лина очень пристально смотрит. Яне кажется, что гладит взглядом едва различимые черты. — Ты мне нравишься. Это галлюцинация? Смерть? Остановка сердца от передоза несчастным энергетиком? Яна рассеянно моргает, тянется за банкой и глотает пару раз, в надежде, что это всё глюки. Смотрит снова. Галлюцинация голову не опускает, дышит так, что даже Яне слышно, и продолжает. — Я знаю, что не оч, можт, слишком быстро, или тебе вообще девушки не нравятся, но как бы… вот. Если невзаимно, дружить вряд ли смогу, извини. Для меня это слишком важно. Голос тихий, но слова звучат твердо, уверенно. Лина кажется человеком, смотрящим в пропасть, балансирующим на краю: сжаты кулаки, напряжена челюсть, глаза смотрят пытливо, слишком остро, слишком неравнодушно. Но не яростно, а скорее отчаянно: ищет в чужом лице надежду. Яна чувствует, как где-то под толстовкой ритмично перекачивается кровь. Тушит бычок о край плиты, вдыхает, выдыхает. Открывает рот, почти не раздумывая. — Ты мне тоже. Терять нечего, как нечего и гадать, нравятся ли ей девушки, нечего выпытывать окольными путями и прижиматься ближе, оправдываясь, что замёрзла. Сколько бы себя не убеждала, Лина для неё всё и сразу: заботливая старшая сестра, позитивная и очень болтливая подруга. Девушка с нежными, тёплыми руками. Которая может видеть в ней кого угодно, но Яне-то уже не рассмотреть ничего иного, когда единственное желание — просто быть ближе. Насколько возможно. Яна почти чувствует, что на краю пропасти робко держит её за руку. — Ещё с того момента, когда мы у гаражей курили. Даже себе признаваться не хотелось, а сейчас в язык словно тычут шокером, заставляя выдавать последние конвульсии. Как будто много лет назад она впервые за долгое время задумалась, сможет ли с кем-то сойтись. С кем-то конкретным, златокудрым и адски надоедливым. Интересным. Как будто они были друг у друга уже целую жизнь. Лина двигается чуть ближе, неверяще вглядывается, словно в Яниных глазах экранчик-суфлëр. Не находит, видимо. Только притягивает к себе, и у Яны чуть хрустят рёбра, но прерывать момент она не собирается. Еле успевает банку подальше поставить. — Ты уверена? Если тебе нужно время, или прост меня как подругу видишь, я не против, чесслово… Лица Лины не видно, она бормочет в едва прикрытую форменным свитером шею, опаляя теплом, но Яна уже слишком хорошо может себе приставить эту обеспокоенную гримасу. Скользит руками по спине, льнет сильнее и резюмирует: — Абсолютно. Заявляет и отстраняется, выуживая из темноты энергетики. Хочется вплавиться в чужую кожу, но у неё ещё будет возможность поэксплуатировать свою переносную батарею, а засыпать в чужих объятьях ещё рановато. Лина смотрит неверяще, чуть болезненно даже, но ловит отпечаток чужой улыбки и смеётся. Громко, почти отчаянно. Яна смеётся тоже и придвигается обратно. — Ну, эт… Пробовать будем? Да уж, спустя минут пятнадцать после признания что угодно звучит неловко. Особенно когда бедная студентка впервые за вечер никотиновую зависимость утоляет, даже расцепиться пришлось, чтобы Лине толстовку не провонять, а она всё равно лезет. Яна с явным сожалением тушит бычок и интересуется. — Что пробовать? Если это про поцелуй было, Лине можно только соболезновать, учитывая только добитую сигарету. А если нет… ну епрст, больше всего ожидается именно дурацкое поп-культурное клише. Да и что греха таить, Яна хочет. Но инициировать… увольте. Потом. Не одна Лина смущаться умеет. — Поцеловать хочу… А ты не… Не против, короче? Угадала. Лина выглядит, как нашкодившая пятиклассница. Смотрит куда угодно, но не на Яну. Только ножкой расшаркивать не может, сидит все-таки. Яна решает, что так дело не пойдёт, и двигается ближе. — У тебя это первый раз? Лина мотает головой, продолжая гипнотизировать ближайшее дерево. Яна двигается ещё, аккуратно укладывает чужое лицо в ладони. Лина очумелым филином на неё все-таки смотрит, надо же, хоть что-то сработало. — Ну, значит, разберёмся. Признаться смелости хватило, а порадовать любимую нет? И целует. Порывисто, искренне, неловко настолько, что они секунд тридцать пытаются не встречаться зубами, но выходит паршиво. Даже очень. Ну, лучше так, чем выражать всё, что чувствует, словами. Это у Лины явно лучше выходит, а Яна только прикосновениями и умеет. Идеальный дисбаланс. — Надо мной смеёшься? Я пытаюсь, чесслово, отучилась уже просто! Интонации у Лины шутливые, а на лице различима такая же игривая улыбка. — Тебе явно повезло меньше, пепельницу целуешь, точно всё устраивает? Яна опять заливается смехом, но вместо нервов сама слышит в нём облегчение. Даже на неё посмотрели, даже её встречают со школы и носят рюкзак, её обнимают два раза за встречу минимум и её пытаются целовать. Даже у неё может быть кто-то свой. Кто-то, кто преданно смотрит в глаза и явно отдаёт ей сейчас инициативу. Ждёт разрешения? — Значит, учись, вперёд и с песней. Яна облизывает губы, всё ещё ощущая остаток от сигарет, но Лина очевидно не возражает, целуя снова. На этот раз у них получается чуть лучше. *** В их следущую встречу Лина ведёт себя так, будто ничего не случилось, а Яна не может избавиться от чувства, что что-то идёт не так. Проклятую интуицию приходится затыкать всё время, пока высокая угловатая фигура чешет через уже светлые тропы. Кажется, их место встречи изменилось перманентно. Они сидят на том же камне, и пока Яна размышляет, надолго ли это, Лина высказывает всё, что думает, о вдоль и поперёк перечитанной манге. Настроения поддерживать разговор у Яны нет, ждать не понятно чего надоедает, и она тянется к чужому лицу. Лина чуть поднимает брови, Яна удивляется, какие тёмные у неё, по сравнению с волосами, ресницы. Чувствует, как в её сторону яростно дышат мятной жвачкой. — Ян, ты ела сегодня что-нить? Именно в тот момент, когда Яна думает только об одном. — Уверена, что сейчас это тебя в первую очередь интересует? Яна даже подаётся ещё ближе, трётся носом о кончик чужого. Как оно там называлось, эскимосский поцелуй, кажется… — От тебя ацетоном пахнет. Ого. Яна даже не задумывалась, что что-то в ней может вызывать отвращение, а стоило бы. Тем не менее, не похоже, что Лине именно мерзко: лицо не отодвигает, не кривит, выглядит скорее взволнованной. Лучше поинтересоваться. — Настолько противно, что аж целовать расхотелось? — Ещё че. Может, в кофейню сгоняем, хоть булку на двоих перекусим? У Лины какое-то крайне игривое настроение: моментально меняется в лице, расползается в улыбке, подергивает бровями. Ни дать ни взять жалобный щеночек. Поддаваться на провокации Яна не хочет, но порадовать любимую стоит. — За мой счёт? Латте хочу, умираю, а если себе ниче не возьмешь, поделюсь чем скажешь. Сопротивление бесполезно. — Давай. Но твои булки даже нюхать не собираюсь, если ты не хочешь с колобком встречаться. Ну вот, они встречаются, а Яна опять забывает вернуть на место фильтр базара. — Это ты колобок? Да даже если сто кг будешь, всё равно тебя не брошу, буду носить на руках. Кстати, а че эт я так и не демонстрировала… Сто кг Яна быть не хочет, и в слова особо не верит, но спорить всё ещё впадлу. Лина аж вскакивает, сует Яне в руки её же рюкзак и аккуратно подхватывает. В животе что-то противно скребется. — Точно надо? Ходить у меня ещё силы есть, а ты надорвешься ещё. Яна выкобенивается как может, но все-таки обхватывает руками чужую шею. Упасть не хочется точно. Сверху хмыкают. — Да у меня рюкзак после тренировки и семи уроков меньше весит. А ты такая хрупкая, лёгкая. Яна не успевает возмутиться, пока чувствует аккуратный поцелуй в макушку. Падение всё ещё пугает, и она жмётся ближе, чувствуя почти безопасность. Почти надёжность. Страшно быть до конца не перестаёт, но расцепляться она не хочет. — Тогда в кофейне не ем, будешь нести обратно. До неё буквально пара кварталов, так что раз взялась за гуж… Лина хмыкает ещё раз, видимо, тоже не имея настроения спорить. Яна тянется вверх и благодарно целует в челюсть. Следующий их поцелуй со вкусом латте и крошками от круассанов, и Яна слизывает их с чужих губ и думает, что всё, что было не так, ей просто померещилось. Чувство неправильности до конца так и не уходит. *** Ржавые, скрипящие хуже вопящих попугаев качели еле выдерживают вес, как Яне кажется, и она не переставая косится на побуревшие крепления каждые пять минут. Они не так часто торчат во дворе у Лины, поэтому даже достать сигарету кажется опасным: а если из-за угла выглянет её мать, какой-нибудь мент, возвращающийся со смены, на крайняк просто добродушная старушка с пачкой нравоучений. Яна нервно вертит зажигалку в кармане куртки и гипнотизирует дверь подъезда. Вообще-то обычно Лина её ждёт, но тут вон, переодеться после тренировки ей захотелось. Ну, не то чтобы двадцать минут делали им погоду. Яна все-таки открывает пачку, списывая весь негатив на разыгравшуюся тревожность. Дверь подъезда наконец распахивается, и, судя по лицу Лины, чуть ли не с ноги. Яна несколько секунд не шевелится, затягиваясь, но в итоге всё же тормозит ногами орущую железяку, Лина наконец приближается. Целует в уголок губ и даже дожидается ответа, потом обходит сзади и роняет голову на плечо. Как там в меме было, also love his personal space… Яна изучает пейзаж перед собой и курит дальше. — Эт Земля, прием! Стрельнешь? Кажется, у кого-то сегодня хорошее настроение. Энергии много. По количеству децибел, атакующих Янино ухо, вывод так и напрашивается. Яна даже отклоняется назад, сбрасывая с плеча балласт, и копошится в кармане куртки наощупь, выразительно глядя вбок. Лина корчит нетерпеливую рожу и пытается снова приземлить подбородок. Яна не дёргается и даже получает поцелуй в щеку, правда, сразу после передачи сигареты. Факт, что качели на одного, по всей видимости, никого не смущает, и Яна решает докурить, прежде чем думать, куда теперь. Лина позицию явно разделяет, хорошо хоть смолит в сторону, ещё волосы провоняются. Поворачивает голову. Слышится грустный бульк бычка в ближайшей луже. Яна радуется, что это не её двор с консилиумом бдительных соседей. — А ты эт… И молчит. Да, варежка захлопывается только по таймеру, а если происходят перерывы, подозревать стоит худшее. Яна даже не докуривает, бросает остатки в ту же лужу и включает режим следователя на допросе. Взгляд на чужое лицо ситуацию не проясняет: Лина опять мнётся и партизанит. — Ну? Настроения шутить и поддразнивать нет. Лина, видимо, что-то в её взгляде по-своему истолковывает и выпрямляется, тоже шебурша карманами. — Будешь? Под носом вырастает белая упаковка с оранжевой крышечкой. — Ну, я такое ела, пока худеть пыталась. Тебе не заходит? Я себе тож взяла, вместе, можт, перекусим? Шестерёнки в мозгу вопят не хуже качелей. На пачку калорий пятьдесят…или шестьдесят, или семьдесят. Проще до сотки. Сотка — слишком много, будет срыв. Яна слишком давно такое не ела, чтобы точно помнить, округлять лучше по большему. Не ест она восьмой день, в теории, если съесть сейчас, можно продержаться на пару недель дольше. Считать ли за срыв? Это можно простить, голод не сухой, но если она не сможет остановиться, хорошо никому не будет. — Ян? Лина опять что-то неведомое считывает, ловит взгляд. — Если не любишь, без б, я и одна наверну. Ты прост, наверное, не ешь опять нихрена… Тут немного, можт, хоть так? Глаза однозначно умоляющие. Жалеющие. — Я тебя не устраиваю? Яна почти физически жалеет, вспоминает взгляд на свои бёдра в раздевалке, но тормозить не собирается. — Хочешь, чтобы я набрала? Лёд в голосе прибавляется примерно как из неисправного автомата, но Яна очень старается. Лина почти вздрагивает и пытается оправдаться. — Не хочу, чтоб ты в обмороки падала. Ушибешься ещё… Короч, у тебя сил вечно нет, а я ещё с тобой по городу гулять хочу. Да, они торчат по дворам процентов восемьдесят их совместного времени, но Яна и не думала, что не всех это устраивает. — Может, тогда энергетик взять проще? И калорий меньше. Не устраивает? Лина ни разу не выказала отвращения, недовольства, обычно заботится мягко, чувствуется каменной стеной, но Яна думает, что эта стена чуть накренилась. Почти что давит. — А сердце новое где брать будешь? Не, я не давлю, не настаиваю, утром после трени за протеином забежала, по скидке увидела, тебя вспомнила. Не хочешь — не надо, Ян, спокойно, я не хотела обидеть. Лина обходит качели, садится на корточки. Как будто перед маленьким зверьком, показывает, что безопасна. Яна знает, она сама так общалась с бездомными котами за шарагой, но себя приравнивать к котёнку еще не готова. — Ян? В голосе Лины всё больше беспокойства, Яна даже глаза отводит. Буравят взглядом невыносимо. Лина подаётся чуть вперёд, одной рукой держит злосчастную агушу или как оно там, другой накрывает чужую кисть. Тыльную сторону, но до Яны доходит, что ладонь отвратительно мокрая. Хорошо хоть не дрожит. Яна старается не волноваться, не думать, но перед глазами вырастает целый видеоряд. Лина на джентельменский манер распахивает дверь её любимой кофейни. Выясняется, что пить при людях Яна не будет. Разумеется, потому что голод на этот раз сухой. У аппарата в ближайшем маке Лина тщетно пытается заставить её ткнуть хотя бы в простейший чизбургер, а у Яны нет денег, а за чужой счёт совестно. За день до она откопала в холодильнике запасы холодца на ближайший месяц. Яна почти физически чувствует во рту холодную слизь. — Венера слушает. Расстояние большое, доходит не сразу, сами понимаете, перебои. И выхватывает несчастное детское питание, яростно впиваясь в оранжевую крышку. Накрывает сильно после. Лина наверняка уютно дрыхнет, видя во сне завтрашнюю тренировку, а Яна уже привыкла ложиться далеко за полночь. Родителей будить нельзя, свет от её единственной лампы тусклый и неприятный, но она всё равно вертится, разглядывает. В полумраке бока выглядят ещё больше, а вот бёдрами она почти довольна, ещё пару сантиметров. Всё портит общая конституция: плечи широковаты, стопа сорокового размера, да и осанка на последнем издыхании: выпирает живот. Лампочка слишком отсвечивает, расположена криво, да и зеркало протереть надо. Лину не устраивает? Яна поворачивается ещё раз, напрягает мышцы, точнее, намёки на них, любуется острыми ключицами, предвкушая. Ещё парочку точно стоит. Над ключицами изможденная рожа лыбится побуревшими, тонкими губищами. Яна чуть не отшатывается, пока не доходит, приникает ближе. Подбородок широкий. Скулы вроде впали, но можно немного больше. Веки кажутся совсем припухлыми, но вот как их согнать, она ещё без понятия. И вот это Лину устраивает? Может, ей мясо нравится? Как у парочки одноклассниц, которые вечно собираются худеть, но в итоге только щеголяют сальными рылами. Ей нужны щеки? Грудь? Грудь у Яны почти есть, почти не обвисла, выглядит маленькой, аккуратной, всё так, как и хотелось. Почти. Непропорционально большие икры, колени, но это голодовками, опять же, не решишь. Лина пытается её кормить. Пыталась очень аккуратно, понемногу: то фруктовый лёд, то половина латте из чужого стакана, а теперь напрямую. Но она же должна понимать. Когда голод — стиль жизни, сотка калорий — почти килограмм. Наверное. Во всяком случае, так выглядит, так ощущается: тяжесть в животе становится невыносимой. Хочет набора? Хочет, чтобы было за что подержаться? Бред какой-то, Яна почти дошла, почти идеал: даже выпирают рёбра, ключицы, пара сантиметров на животе уйдут после… м…трех недель голода. Выдержит? Может, стоит брать месяц? Или после такого умирают? Не вспомнить, но, может, если после пары недель что-нибудь поесть, совсем немного, пару хлебцев, то все будет в порядке. Даже с чаем. От мысли о чае уже тошнит: там тоже. Даже жвачку нельзя. Лина не будет считать её красивой, она не заглядывается на других, помясистее, она восхищается тонкими пальцами, узкой талией. Яна в чужих руках чувствует себя невесомой. Что бы Лина не несла, ещё пара килограмм сверху, и всё очарование уйдёт: останется пухнущий живот, отекшее лицо, если окончательно слезать с сухого. Полное отсутствие скул. Перестать идти к цели — значит потерять её. Лина такая хорошая, такая понимающая, заботливая: легко представить её поцелуи по телу, нежные, аккуратные касания. Восхищённый взгляд. Яна всё это даст, ещё пару килограмм. Нельзя поддаваться на эту мягкую заботу, потом обнаружит себя доедающей недельный хлеб, маринованные грибы, жареную картошку. Всю сковородку. Чтобы Лина была рядом, надо лавировать и терпеть. Ещё пара, нет, тройка сантиметров. *** Лина начинает пропадать. Они всё ещё видятся каждую неделю, но пару раз в лучшем случае. Яна выслушивает поток оправданий и жалоб на соревновательный график и думает, сколько соблазнительных тел можно увидеть в раздевалке, где отродясь не было шторок. Лина опять развалилась, подпирая спиной ступени, Яна подкатилась под бок. Рядом остывает свежезаваренный чай, и Яна так скучала, но не знает, как выразить. Двигаться не хочется. — Так вот, я если из дома выхожу, то в пекарню с девочками из команды. Жрать чет всё равно надо, только и успеваю, что перекусить, и всё равно домой опаздываю. Ужс. Яна пытается представить, через сколько суток после её пропажи подали бы заявление, а тут за лишний час вне дома санкции идут. — Вообще я с Катей забилась в кино сгонять в четверг, а в остальном пара дней на неделе более-менее свободна. Можт, хочешь где-то конкретно посидеть? Разве что в Лининых объятьях. Яна тянется за кружкой, лениво отхлебывает. — И на что идёте? Разумеется, спрашивать, в чем проблема была сходить с ней, не станет. Ещё ревностью она Лину не доводила. — Бурда какая-то про любовь очередная. Катя такое любит, постоянно в раздевалке распинается. А что, тоже хочешь? Я ей маякну тогда… — Не хочу. Просто интересно. Яна перехватывает пальцы на чужой куртке удобнее, чувствует, как рука на пояснице тяжелеет, напрягается. Она сейчас совершенно не хочет разговаривать ни о каких Катях. Изначальный вопрос тоже игнорирует. Даже встаёт, садится, хлещет чай. Лина поднимается следом. — Всё окей? Хочешь, с тобой схожу. Правда, тебе больше про мясо интересно, чем про любовь, я ж помню, но давай сгоняем куда-нить. Диваны сзади возьмём, для поцелуев… Яна морщится, вспоминая, на что, кроме поцелуев, можно нарваться в заднем ряду, но предложение отвергать не хочется. Лина помнит, что ей нравится. — А с твоей Катей ты тоже на последнем ряду торчишь? Подколоть хоть немного хочется. Лина отводит глаза, делая глоток. Начать подозревать что-то Яна не успевает. — Ну, там места дешевле были, это ниче не значит… Яна не дослушивает, взрываясь хохотом. Отдышаться не получается, Лина решает придти на помощь. Губы у неё отдают противной дешёвой заваркой. Кажется, кто-то опять чайные пакетики обсасывает. — Ты такая красивая, Ян. Даже подтрунивать не хочется, хотя очевидно: Лину опять закоротило. Запас комплиментов, конечно, ограничен, но Яна не возмущается, видит искренний взгляд. Лина воспринимает как разрешение и целует снова. Через пару минут они расцепляются, Лина не отходит: гладит осторожно чужие скулы, щеки, целует лоб и веки. — Ты не против? Яна чуть выпала из пространства, поэтому просто кивает, не задумываясь: Лина не причинит ей боль. Даже если Яна пропускает, к чему вопрос вообще относился. Лина спускается ниже, аккуратно прикусывает шею. Яна чуть не дёргается от потоков тепла, быстро свыкается, запускает пальцы в курчавую копну. Наслаждается ощущением горячей влаги на коже. — Я знаю, что комплимент тупой, но шея у тебя лебединая. Ты вся изящная такая. Как эльфийка, Ян. Яна счастливо улыбается, понимая, как её видят, Лина берёт чужую руку в свою, аккуратно целует тонкое запястье. Костяшку. Яна долго не выдерживает, приникая к губам снова. Вечером откапывает у Лины в друзьях страницу Кати: у соперницы яркие рыжие патлы, состоянием напоминающие солому, и слишком худосочный для спортсменки вид. Яна заостряет внимание на узеньких лодыжках, щуплых коленях и думает, что если у неё такие конкурентки, это лишь повод стараться лучше. На одной из фото Катя стоит рядом с Линой, забросила ей руку на плечо, приобнимая. Рука выглядит чуть подкачанной, не слишком, но изящной. Яна смотрит на собственные плечи и почти видит там обвисшую, дряблую кожу. Ни единой мышцы, зато многовато жира. *** Всю следующую неделю Лина приносит низкокалорийные сладости, но Яна отпирается до последнего. *** Ещё неделю они не видятся совсем. Лина пишет, спрашивает, как дела, кидает селфи с тренировок и совершенно забывает, что что-то кому-то обещала. Thinspirated soul Добрый вечер. Как всё прошло? Яна чувствует себя стеклом, тонкой плёнкой, в которую очень просто неосторожно ткнуть пальцем, но предъявлять что-то Лине не собирается. Сволочью и тираншей быть не хочется совершенно. Лина Арсеньева Привет!!! Сидим с Катей в кафе [Фото] [Фото] Надо как-нибудь сюда сходить Ванильное мороженое потрясающее! Ты такое ешь? Яна рассматривает смазанный кадр: Лина улыбается во весь рот, выставляя ямочки, девушка рядом прислоняется слишком уж тесно. Thinspirated soul Нет. Но с радостью посмотрю, как ешь ты. ) Яна даже не лукавит, набирая ответ. Лина Арсеньева Океюшки!!! Фильм, кстати, дерьмо Рада, что не пошла на это с тобой Зато в субботу боевик крутят Катя говорит, хороший Погнали после сорев? Кажется, Катя девушка разносторонняя, все жанры уважает. Что ж, Яна не планирует никого ограничивать: сама она точно не может делить ведро отвратительно сладкого попкорна на двоих и потом ещё мороженым догоняться. Пусть развлекаются, у Яны есть своя цель. Thinspirated soul Во сколько? Но Лина уже выходит из сети. Thinspirated soul Хорошо вам посидеть. Лина Арсеньева Спасибо!!! <3 Яна чувствует, как против воли уголки губ ползут вверх. Она держится уже полторы недели. *** Но, как и всегда, накрывает после. Яна ждёт Лину с тренировки, опять смолит, пользуясь отсутствием фонаря, и кидает на вход в бассейн задумчивые взгляды. Во всяком случае, со стороны это должно выглядеть так. Не думать и правда не выходит: Лине и правда она подходит меньше, чем думает. Яна любит бассейн, любит свои воспоминания, свои амбиции, но каждый раз в груди что-то сжимается, если залипать на яркую вывеску. Яна уже не может это разделить, не сможет сидеть на трибунах, не хочет целовать Лину, если будет чувствовать слишком явно запах хлорки на её коже. Не хочет возвращаться. Катя никогда и не уходила: она часть бассейна, Лине с ней проще. Они разделяют одно и то же. Интересно, как давно знакомы? Яна никогда не спрашивала, есть ли у Лины друзья: всё время они были вдвоём, Лина никого конкретного не упоминала даже, никаких имён, и Яне казалось, что так будет всегда. Катя видит Лину регулярно, в том числе и в раздевалке, заходит с ней в ближайший магазин. Может, живёт в одном номере, если дело доходит до междугородних соревнований. Яна отдаёт себе отчёт: какая-то её часть восхищается, завидует, почти ненавидит Лину с её свободой, её возможностями, Лину, которая может быть сильной, опорой, может чувствовать вкус победы и дышать несчастной хлоркой. Яна уже не может. Интересно, почему она вообще до сих пор интересна? Может, Яна зацепила новизной: худоба, хоть и не предельная, для спортсменок дело нечастое, у неё узкие плечи, костлявые рёбра. Лину интересует только внешнее? Если так, Яна просто хочет послать к чёрту Лину, в том числе и треклятый бассейн. Она максимально остро за последнее время ощущает, что стоит на краю. Лина на неё и не посмотрит, если не будет любоваться: для Лины важно, цель жизни, а Яна не сможет об этом даже говорить, ком в горле обычно вырастает моментально. Она просто кусочек мяса, пока достаточно симпатичный, чтобы хотелось заботиться, и Лина заботится: впервые за долгое время Яна чувствует, что кому-то важна. Дверь бассейна распахивается, Лина приближается, что-то орёт почти басом, но Яна уже не воспринимает, стараясь опуститься на колени. Ноги не держат совсем. Когда глаза получается открыть, над лицом нависают золотые кудри. Лина аккуратно поддерживает, помогает сесть. Яна радуется, что головой сильно не билась: почти не болит. — Ты как? Сотрясения нет? Ян, сколько пальцев? Лина говорит слишком громко, и доходит до неё, только когда Яна чуть дёргается от адских звуков. Яна любуется: губы у Лины поджаты, глаза блестят почти без фонарей. От неё пахнет дешёвым одеколоном и хлоркой. Яну снова мутит. — Ян, еб твою мать, ты как? Скорую вызывать? Яна смотрит чуть ниже: Лина сидит на корточках, на колене в джинсах огромная дырка, а руки дрожат. Очень так нехило дрожат. — Нормально всё. Яна даже не пытается встать, просто хватает Лину за ворот футболки и целует. Отчаянно совсем, может, даже агрессивно, но словами выражать она ничего не станет. Губы у Лины потрескались, на нижней даже выступает кровь, и Яна слизывает, утыкаясь носом в щеку. Пытается привыкнуть и продышаться. Когда она отстраняется, глаза у Лины как два не то что блюдца, а как минимум тарелки для салатов на всю семью. — Ничего не болит, имя помню, адрес тоже. Пальцы свои показывать будешь? Лина, кажется, понимает, что опасность миновала, подаёт руку. Яна поднимается и сразу льнет, цепляясь пальцами за всё, до чего дотянется. Быть ценной — главное, чего хотелось, сначала для родителей, потом для кого-нибудь гипотетического. Теперь для Лины. Яна очень сильно хочет быть ценной, очень сильно не хочет её отпускать. Впервые в жизни Яна пересекает две недели. *** Лина Арсеньева Привет!!! Волнуюсь пиздец Полчаса осталось Ты в меня веришь??? Я в себя не особо Блин Ты где? Яна сидит в кабинете, даже не пытаясь работать на уроке. Живот болит адски, кажется, что кожа почти прилипает к костям. Должна прилипать. От батареи справа пышет жаром, отодвинуться сил нет. У доски кто-то что-то объясняет, вслушиваться тоже не выходит. Глаза слипаются, и она вяленько вспоминает, сколько спала сегодня. Thinspirated soul Здесь. Ты всех порвешь. Лина Арсеньева Ура!!! Я обязана победить!!! А вечером пойдём чаи в подъезде гонять Лады? Не хочу в кофейню Лучше вдвоём побудем Кстати Тебе от Кати привет!!! А Яне бы сейчас в кофейню. Взять всё, что есть в меню, сэндвичи, салаты, выпечку. Круассанов. Да и просто выпить хочется адски: на сухом уже два дня. В кофейнях вода обычно бесплатная, и Яна всерьёз опасается, что выпьет всё, до чего дотянется. Справа, в окне, горит вывеска ближайшего мака. Противным ярко-жёлтым. Thinspirated soul Ей тоже. Жду твое фото с медалью. Может, позвать Лину в какой-нибудь фастфуд? Стоит того? Яна передумывает почти моментально, чувствует, насколько сухо во рту. Даже со слюной проблемы. Никаких фаст-фудов однозначно не стоит. С Катей сходит. Яна даже отворачивается от окна, пытаясь выцепить учительницу, если вдруг что-то пропустила. Как назло, единственная в классе шестая парта, не видно ничего. И слава богу. Яна ложится на парту и закрывает глаза, пытаясь продышаться. Виски противно пульсируют. Батарея сделала хуже? Под коленками противно мокро. Перспектива отодвинуться сейчас всё равно слишком призрачная, лучше думать о другом. Белых обезьян уже слишком много вокруг, стоит сосредоточиться на цели. Кто бы Лине больше не подходил, выбрала она Яну. Яна будет стараться. Уже проебала бассейн, самооценку, здоровые волосы и ногти, идеальную фигуру никак не получается вылепить. Лине надо. Сил соображать нет. Учительница на кого-то орёт, каждое слово чувствуется вибрацией в тяжеленной голове. Надо что-то ещё ответить, она волнуется, надо написать. Поддержать. Телефон тоже слишком тяжёлый. Лина была бы рядом, могла бы поддержать, но чтобы все было в порядке, Яна должна справляться сама. Лина как-то обещала, что они после соревнований уедут. Не принципиально, куда, просто за город. Яна бы нашла поляну или даже целое поле, сплела ей венок, бегала бы полчаса по траве, как когда-то дошколенком на даче, выискивая каждую ромашку, они ей с детства нравились. Лина бы смеялась и целовала едва ощутимо в макушку. Яне кажется, что именно этого она ждала всю жизнь. Еще немного потерпеть. Яна чувствует, как пальцы разжимаются. Что-то глухо стучит об пол, но ей сейчас совершенно по барабану. Ради любимой стоит не есть уже три недели.