Однажды в Эрегноре

Окончательно я пришел в себя уже в подземелье. Было темно и холодно. Воздух был спертым, застоявшимся, но того запаха, что неизбежно появляется в любой тюрьме, пропитывает ее стены, въедается в камни— запаха застарелого пота, страха и отчаяния — не было. Если мою камеру когда-то и использовали по прямому назначению, то это было очень давно. Я медленно сел, потом осторожно поднялся на ноги. Вспышка боли пронзила бок, дыхание перехватило, и я машинально прижал ладонь к ребрам. Я не был уверен, но судя по ощущениям, одно или два из них были сломаны. Да, хорошо же мне досталось... Память подводила, восстановить всю цепочку событий никак не удавалось. Я помнил, как бросил нож Кейна, сдаваясь. И как где-то совсем рядом просвистела выпущенная из арбалета стрела. А потом — темнота. И бессвязные обрывки воспоминаний, упорно не желающие складываться в цельную картину — превратившаяся в пытку дорога, яркое солнце, слепящее глаза, гул чужих голосов... И самое главное — рыжеволосая женщина с холодными глазами и неприятной улыбкой. Джасра. Мать Ринальдо. Я никогда не встречался с ней раньше, но теперь понимал, почему ее лицо показалось мне таким знакомым. Я видел ее портрет на карте, той самой, которую порвал чтобы уничтожить Врата, связывавшие Эрегнор и Страж Четырех Миров. Да и Ринальдо был немного на нее похож. Эта мысль заставила меня скрипнуть зубами. Я сильно подозревал, что здесь, в темнице, я оказался из-за него. Осторожно двигаясь на ощупь, я прошелся по камере, исследуя обстановку. Исследовать, правда, было особо нечего. Четыре шага вдоль, пять — поперек. Набитый соломой матрас в углу, дыра для отправления естественных потребностей в другом. И поднос, о который я едва не споткнулся, возле двери. Я отодвинул его в сторону и попытался выломать дверь изнутри. Разумеется, у меня ничего не вышло. Дверь и не думала поддаваться моим усилиям. На подносе стояла кружка с водой и кусок хлеба. Я съел его, выпил всю воду, сделал еще несколько кругов по камере. Потом устроился на матрасе и задумался. То, что я здесь оказался, не было случайностью. Каким-то образом Джасра просчитала каждый мой шаг. Она явно предвидела, что я могу появиться в этих краях. И отправила мне навстречу головорезов Далта, которые, а вот это уже оказалось неприятным сюрпризом, знали меня в лицо. Ни один из них не назвал тогда меня по имени, но я помнил, как тот солдат смотрел на меня за миг до того, как выстрелил в землю. В его глазах была ненависть. И он с удовольствием разрядил бы свой арбалет в меня, если бы посмел. Но он не посмел. Не то чтобы я жаловался, но мне чертовски хотелось знать, почему. По всей видимости Джасра приказала доставить меня к ней живым. Зачем? Я попытался вспомнить, что же она говорила мне при встрече... Безуспешно. Я был тогда не в лучшей форме. В памяти осталась только ее улыбка, и насмешливое «добро пожаловать в Страж Четырех Миров, принц». Даже если она сказала что-то еще, я этого не запомнил. Ринальдо. Вряд ли Джасра знала, что он вызвал меня на дуэль, — такое матерям не рассказывают. Но, похоже, она все равно считала меня угрозой его благополучию. Или же дело было в чем-то большем? Эрегнор. Я чувствовал, что ключ ко всему лежит именно там, в недавних событиях, произошедших на этой земле, но мне не хватало информации. Что случилось после того, как я уничтожил Врата? Как долго меня не было? Я мог только гадать. Слишком много неизвестных. Слишком много, чтобы можно было сложить кусочки мозаики в единое целое. Но я честно пытался. Все равно мне было больше нечем заняться. Так что я размышлял... И снова и снова, раз за разом, прокручивал в уме последние события в поисках хоть какой-то зацепки, небрежно пропущенной ранее, которая могла бы пролить свет на происходящее. Впервые с того момента, как прозвучали выстрелы, едва не оставившие Амбер без короля, — я не знал этого наверняка, но очень надеялся, что Рэндому все-таки повезло, и его жизни ничто больше не угрожает, — я получил возможность остановиться и как следует все обдумать. До сих пор у меня не было на это времени. Я действовал, не рассуждая. Я поддался эмоциям и позволил им заглушить голос разума. Я забыл о долге и пошел на поводу у собственных желаний. Я нарушил прямой приказ короля, которому клялся в верности, и сделал это вполне осознанно, без принуждения, по собственной воле. Блейз лишь чуть-чуть подтолкнул меня, облек в слова мои собственные мысли. Он говорил то, что я хотел услышать, и это помогло решиться. Зачем он это делал? Неужели не понимал, что подливает масло в огонь? Наверняка понимал. Уж кто-кто, а Блейз всегда точно знал что и зачем он делает. И чем больше я думал о произошедшем, тем сильнее крепло во мне убеждение — интерес Блейза к происходящему с самого начала выходил за рамки обычного любопытства и желания быть полезным. Блейз никогда не интересовался моими делами. И никогда не вмешивался в чужие кампании. Вряд ли его привычки за последние годы изменились столь сильно. Тут что-то другое. Что-то личное. В этом деле у него был свой интерес. И если... Когда я отсюда выберусь, я обязательно выясню, в чем он заключался. Не люблю, когда меня используют в темную. Но для начала нужно выбраться отсюда. А я не имел ни малейшего представления, как это сделать. Стены моей тюрьмы были выложены из плотно пригнанных друг к другу грубо обработанных каменных глыб. Дверь была шероховатой на ощупь и словно бы облицованной тем же самым камнем. Ни окон, ни решеток, ни замка не было. Дверь была заперта снаружи, вскрыть ее изнутри не было никакой возможности. Оставалось только ждать, когда ее кто-нибудь откроет... Не знаю, сколько времени я провел вот так, в темноте и одиночестве. Время очень быстро утратило свой смысл. Я мерил шагами камеру, размышлял, строил планы, все одинаково несбыточные. Никто не приходил ко мне. Никто не пытался со мной связаться. Моим миром стала непроглядная тьма и безмолвие. Ни один звук, кроме тех, что производил я сам, не тревожил мой слух. Даже тюремщик, регулярно приносивший мне еду и питье, умудрялся оставаться невидимым. Он всегда приходил когда я спал. Я даже ни разу не слышал, как он открывал дверь. Но он должен был это делать! Не мог же этот чертов поднос все время появляться и исчезать сам по себе! Нужно просто выждать... Дождаться, когда дверь откроется, и убить того, кто окажется за ней. Я прикинул свои шансы... Я безоружен. Но тюремщик не будет ожидать нападения, не случайно он приходит, только когда я сплю. Нужно просто дождаться нужного момента, и тогда... Посмотрим. В конце-концов, чего мне терять? Главное — не заснуть на самом деле. Это оказалось непросто. Лежать с закрытыми глазами, притворяться спящим и изо всех сил стараться не соскользнуть в сон. Некоторое время мне это удавалось, а потом... Кажется, я все-таки задремал. И потому ничуть не удивился, когда камеру залило тусклое голубоватое свечение, и высокий полупрозрачный старик вышел прямо из каменной стены. Он посмотрел на меня, покачал головой, потом нагнулся и поднял с пола пустой поднос. Повертел в руках, потом отпустил. Поднос завис прямо в воздухе. Старик провел над ним ладонью, тихо прошептал несколько слов на незнакомом мне языке. Воздух замерцал под его рукой, потом свечение погасло, и поднос медленно опустился на пол. Старик снова посмотрел в мою сторону. И только тогда я понял, что это не сон. Все это происходило на самом деле. Я перестал притворяться спящим и поспешно сел. Тут же дали знать о себе не успевшие толком срастись ребра, и на миг в глазах потемнело. А когда зрение вернулось ко мне, я увидел, как старик, изменившись в лице и став совсем прозрачным, отступил к стене. Сияние вокруг него начало блекнуть. — Подождите! — воскликнул я. — Не исчезайте! Клянусь, я не причиню вам зла! Придуманный план теперь казался дурацким и нелепым. Я рассчитывал, что моим тюремщиком будет обычный человек, а не призрак, способный проходить сквозь стены. Вот только он не стал меня слушать. Призрачный старик исчез, просто-напросто растаяв в воздухе. Осталось только голубоватое мерцание, но и оно скоро погасло, и в моей камере снова воцарилась тьма.