***
Беда случилась в одно майское утро, когда мельничиха посадила Жеана на расстеленное одеяло, а сама помогала мужу чистить жернова. Она постоянно выглядывала, чтобы удостовериться, что с ребёнком всё в порядке. В очередной раз, взглянув в сторону мальчика женщина увидела его на руках у темнолицей цыганки, та целовала красивого крошку в розовые щечки своими черными губами, а малыш заливался смехом ухватившись за её сальные косы со звенящими в них монетками. Мельничиха выбежала с криком, но цыганка быстро как лань помчалась прочь. Мельник занятый чисткой, не слышал криков жены, которая тщетно пыталась догнать воровку. Цыганка с Жеаном запрыгнула в стоявшую неподалеку повозку, которая вскоре тронулась. Мельничиха судорожно глотала воздух, крики застряли в горле, она почувствовала ослепительную вспышку боли в голове и без сил осела за землю. Мельница стояла в отдалении, соседей поблизости не было. Мельник притащил помертвевшую жену в дом, а затем кинулся в город за Клодом. Разыскал он его не сразу, только под вечер они вдвоем вернулись на мельницу, жена мельника умирала из последних сил она смогла прошептать Клоду: «Цыгане, его украли цыгане». Адвокат бросился к первому посту городской стражи, здесь он вместе с солдатами, оседлав одну из лошадей кинулся в погоню за цыганами. Но им не повезло, спустившаяся ночь скрыла все следы, только ближе к полуночи они наткнулись на покинутое кострище, среди костей им удалось обнаружить белую детскую рубашечку, кажется со следами крови. Солдаты перетрусили, никогда прежде им не доводилось слышать криков более ужасающих, чем те, что издавал адвокат Фролло. Клод со всей силы сжал рубашечку в руке, постепенно крик у него сменился безумным леденящим хохотом. Старый сержант, подкрался к нему сзади и умело сдавил шею так, что тот наконец лишился сознания. Тогда солдаты привязали Клода Фролло к кобыле и отправились обратно в город. Рубашка, выпала из его руки по дороге.***
С тех пор Клод Фролло не знал покоя, им руководила только жажда мести, он без жалости преследовал цыган, когда они проникали за городские стены. Его карьера пошла в гору, чему способствовало знакомство с королём, который по достоинству оценил рвение и исполнительность судьи Фролло. Да, вначале он стал судьёй, а в 1478 г. удостоился звания Верховного судьи Франции. Тремя годами ранее он купил себе молодого, но горячего вороного коня, настоящего дестрие: могучего и свирепого, которого ко всеобщему изумлению назвал Снежком. Пожалуй, это животное и стало на долгие годы единственным верным другом судьи, лишь в 90-е гг его заменил другой Снежок, точная копия предыдущего. На верном коне, судья лично совершал рейды и облавы — милость дарованная специальным указом короля, ибо ничто не могло унять в его душе жажду мести. Попавшиеся к нему цыгане заранее прощались с жизнью, редко кому удавалось избегнуть смерти. Но иногда случалось и такое, что судья мог отпустить цыгана или цыганку, если улик против них было недостаточно, при всей своей непримиримости, тогда Клод Фролло ещё пытался творить правосудие. Весной 1480 года на улицах поймали необычного цыганёнка, это был очень красивый мальчик со светлыми кудрявыми волосами и озорными голубыми глазами, на его египетское происхождение указывала только странная одежда, да акцент в речи. Не смотря на ангельскую внешность мальчишка подозревался в ограблении дома суконщика и насилии, которое совершила группа воров над хозяйкой и дочерью. Все были в масках, но с одного, как раз с того, кто не участвовал в преступлении, но держал руки жертвы, та вывернувшись успела содрать маску. Так все трое увидели и запомнили красивого белокурого цыганёнка. Его же описали следователям Шатле, которые вели дело и поскольку всё, что было связанно с цыганами лично курировалось Верховным судьёй дело белого мавра попало к Клоду Фролло. Заседание было коротким, показания всех пострадавших сходились на том, что парнишка участвовал в преступлении и пусть сам не насиловал, но всячески помогал своим преступным подельникам. Судья смерил нахально улыбающегося юношу взглядом. — Ты признаёшься в содеянном? — спросил он сурово. — А, если так? — беззаботно спросил мальчик. — Петля меня заждалась. — Ты выдашь своих подельников? — Да хоть сейчас! То были Жан Попрыгун, Пьер Мясник, Батист Птицед, Анри Душегуб и Поль Голозадый, — произнеся это бесёнок рассмеялся, да так задорно, что вызвал смешки среди присутствующих. Клод с ненавистью смотрел на этого цыганёнка: живого и здорового; тогда как крошка Жеан выживи он, мог бы быть его ровесником. Мало того, что этот нахал оказался цыганом и преступником, так ещё и наглости ему было не занимать. — Ты понимаешь, что тебя ждёт петля? — строго спросил судья Фролло. — Как вашей милости угодно, — нахал отвесил глубокий поклон. Решение судей было единодушным, цыгана Матиаса, как он себя назвал, приговаривали к повешению на Гревской площади. Клод Фролло последний раз бросил взгляд на улыбчивого цыгана и испытал нечто вроде сожаления, которое тут же сердито прогнал, вспомнив, что сделали его соплеменники. Мельничиха умерла на следующий день, а сам Клод умер в ту страшную ночь, когда оплакал единственного брата. Ему казалось, что он и не жил с тех пор. Из чувств только и остались, что жажда мести и справедливости. Каждый повешенный цыган наполнял его сердце странным покоем, каждая посаженная в темницу цыганка казалась раздавленной вошью на теле Парижа. Но сегодня неясное беспокойство теснило грудь. Перед уходом, он вызвал своего секретаря и велел передать палачу, чтобы тот ночью срезал тело этого цыганёнка да закопал его где-нибудь подальше. Покончив с отчётам Клод Фролло вернулся в свой одинокий дом, где даже прислуга трепетала его и старалась без необходимости не попасться на глаза хозяину. На следующий день Верховному судье доложили, что его желает видеть палач Робер Сули. Заплечных дел мастер явно чувствовал себя не в своей тарелке, на вопрос зачем он пожаловал тот порылся в кошельке затем протянул на раскрытой грязной ладони маленький золотой крестик. Клода пронзило острое чувство дурноты, он видел эту вещь раньше, да, сначала на матушке, а потом на шее у Жеана. Этот крестик в их семье передавался уже несколько поколений, то был крест без камней с широкими кончиками и небольшой скрещенной засечкой в центре. Другого такого быть не могло. — Это было на парнишке, — произнёс палач. — Я подумал, может это того, краденный крест? — Не думаю, — как можно более спокойно произнёс судья. — Можешь оставить его себе. — Благодарствую, ваша честь, — подобострастно кланяясь, попятился к выходу палач. Только после его ухода, Клод Фролло страшно побледнел и в изнеможении опустился на кресло. Срывающимся голосом он велел секретарю выйти и больше никого не пускать к нему. Оставшись один Клод Фролло схватился за голову. Он словно окаменел от горя. Второй раз страшная потеря обрушилась на него! И всё из-за кого? В голове установился зыбкий туман, сквозь который не просачивались никакие иные чувства кроме боли и гнева. Он задыхался от ярости, от бессилия и безысходности. Как мальчик вчера дерзил в суде! Каким он вырос красивым и остроумным! Господи за что ты обрушил гнев свой на голову твоего верного слуги?! Очнулся судья, лежа на каменном полу, он медленно поднялся. В голове вспыхнуло одно слово: «цыгане»! Проклятое племя! Это они зачаровали его мальчика, его драгоценное дитя, украли, чтобы вырастить из него отребье, гнусного преступника! Никогда, даже когда Клод посчитал, что цыгане сожрали Жеана, злость на них не была такой всеобъемлющей и бескомпромиссной. Убей они его тогда, когда он был невинным крошкой, то не отрезали бы несчастному путь в Рай. Теперь ему преступнику, повешенному на площади, не было места на Небесах. Клод Фролло сжал кулаки. Они поплатятся за всё! Их гонимое преступное племя будет уничтожено, уж он позаботиться об этом. Верховный судья повернулся лицом к большому черному распятью на стене и встал на колени, он торжественно поклялся до самого последнего вздоха служить высокой цели — очищения мира от цыган. В этом было его предназначение. Клод не стал выяснять, где покоится Жеан, к чему это? Его настоящий брат умер много лет назад, а в земле сейчас тлел другой, чужой ему цыганский мальчишка. Лишь по ночам его стали мучать кошмары, в которых являлся смеющийся белокурый юноша в обнимку с мельничихой и спрашивал: «Где ты брат? Почему ты меня забыл?» То были мучительные, невыносимые сны.***
Во дворе чудес цыгане оплакивали кончину одного из своих братьев, вот бедовая голова была у Матиаса, зачем он поверил тем бродягам и пошёл с ними на дело? Теперь все они живы, а он несчастный мёртв. Особенно убивалась пожилая цыганка, которая когда-то выкрала мальчика и растила как своего сына, её пыталась утешить племянница с маленькой дочкой на руках. — Не плачь тётя, ты была хорошей матерью, — ласково говорила женщина обнимая старушку, её крошка дочь что-то агукала. — Видишь, и Эсмеральда говорит тебе не плакать, мы тебя не оставим. Вскоре цыгане ушли из Парижа, чтобы вернуться туда через четыре года, но их уже ждал судья Фролло верхом на своём свирепом жеребце и в окружении хорошо вооруженных солдат. Он поклялся жить местью и ради этого был готов следовать тому непостижимому пути, что начертал для него рок.