Хутор Костицино

– Татьяна Лукинична! – соседская девчонка-подросток Лизка забежала во двор и задорно тряхнула копной золотисто-каштановых волос. – Бабушка просила, чтоб вы к ней подошли. Она белозубо улыбнулась, глядя на мое оторопевшее выражение лица. С чего бы это я понадобилась старой ведьме? Старая Прасковья, не успела я прийти к ней, дала мне такой отворот поворот, что едва ноги унесла. Чуть не перепоясала метлой поперек спины. Сказала, что дар ее не для меня. Она лечит, а я же только проводник из этого мира в другой. Упокоитель по-сути. На все же мои вопросы, она только отмахнулась… метлой. А тут звала сама. Решила старуха пойти на мировую? С чего бы это? Стало настолько интересно, что я, крикнув Ксении, что пройдусь к соседке, накинула куртку и побрела следом за ожидающей меня Лизой. Девчонка скакала вокруг меня молодой козочкой и что-то лепетала свое девичье, а я только поддакивала, все еще погруженная в свои, немного странные мысли. Девчонке не хватало общения. В этом селе кроме строгой бабки, разговаривать ей было абсолютно не с кем. И я ее очень понимала. Лиза, как и я когда-то, жила в детском доме. Приезжала в деревню только во время каникул. Прасковья, являясь прабабкой Лизы, была ее единственным опекуном, после того, как от девочки-мулата отказались и мать, и бабка. Для себя решила, что хотя бы на это время устрою ее в теплицу, пусть помогает. Сердце нехорошо кольнуло. Мамаши, о чем вы думаете, когда выбрасываете дочерей, словно надоевшие игрушки? Или побочное явление секса с парнями вы всерьез не воспринимаете? Хотелось взять и подарить таким абонемент на годовой запас контрацепции. –Пришла? – Прасковья возилась возле горящей русской печи, доставая ухватом чугунок с чем-то парящим и очень вкусно пахнущим. – Да, стало очень интересно, зачем я понадобилась? Я ведь не подхожу вам по силе! – Я могу помочь тебе. Научить хотя бы азам твоего таланта. – Зачем? В чем причина такого переменившегося отношения? – Мне недолго осталось топтать эту землю. Поэтому я научу тебя всему, но взамен хочу получить одно обещание. – Какое, – я, не дожидаясь разрешения, села за стол и положила на него локти, опершись в кулаки подбородком. – После того, как я уйду, позаботься о моей Лизе. Кроме меня нет у нее никого, ни мамаша ее беспутная, ни бабка-дура, ее не заберут, не хочу, чтоб система изуродовала ее окончательно. – Вы, вроде, дама еще не слишком древняя, чтоб о вечном думать. – Да потому, что чувствую я. Чувства, порой, больше говорят, чем физические данные. А ты не знаешь, так молчи. Говори, нужна тебе помощь или нет? – А не боитесь, что сатанинское отродье, или как там вы меня называли, будет опекуном вашей внучки? – Ты меньшее из зол, которые ее окружают. – Ну, значит, не такое уж и зло, выходит. – Выходит, – коротко бросила та и вздохнула. – Хорошо, я помогу вам, а вы поможете мне, – я поднялась и протянула ей руку, для пожатия. Прасковья прищурилась, но все же пожала протянутую ладонь. – А теперь иди, начнем ночью. Сегодня у меня еще слишком много дел. – Э, – я оторопело поглядела на оппонентку, – так, а почему не сейчас? Я как раз готова. – Ты готова, а у меня дел по горло. Придешь ближе к полуночи. Твое время ночь, и зима, ты тогда сильная. – Блин, да почему обо мне все знают, кроме меня самой? – А тебя отец ограждал от всей этой грязи. Хотя я ему говорила, предупреждала, что накроет это тебя, что не сможет он ограждать вечно. Да только Лука тот еще барашек упертый был. Не слушал умных советов. В итоге ты теперь как нужная тут, так и бесполезная. – Слушай, а как же я приду, ночь же, упыри? – Не выйдут они теперь до Вальпургиевой ночи. – В смысле? – В том самом. Спят до весны. Этого, так понимаю, ты тоже не знаешь? – Нет. – Ну, теперь будешь знать, отдыхай до конца апреля. Учись, в следующий раз тебе это очень понадобится, если уж решила остаться здесь. Последняя из рода упокоителей. – Действительно последняя, – я нехорошо улыбнулась, так как на душе снова начали скребтись кошки, – и мой род оборвется как раз на мне. – Зря ты так говоришь, не все еще потеряно, – бабка прищурилась, глядя мне на живот, – хоть и с одной трубой, хоть и с порезанной, но шанс есть, мааааленький, – она показала практически отсутствие пробела между большим и указательным пальцем, – меньше крупинки манной, но есть. – Да на мне врачи еще три года назад крест поставили, какой шанс? – Значит, не пришло еще твое время. Не спорь, девка! Раз говорю, что есть, значит есть! А теперь иди, не отвлекай меня! Работы море, еще и к учебе с тобой подготовиться надо. – Вам говорили, что вы занудная? – Это ты еще учиться не начала! Я фыркнула, подхватила куртку и вышла прочь из ее избы. Лизка бегала по двору, играя с большой черной козой. Рогатая тварь становилась на задние ноги с явным намерением стукнуть девчонку рогами, но та ловко уворачивалась от ее нападений, после чего подбегала и ловко хлопала бородатую скотину между рогов. Нападение повторялось. Увидев меня девчонка остановила игру, положив ладонь на голову рогатой скотине, и та сразу же затихла, принявшись меланхолично жевать сено, будто минуту назад не носилась тут, словно ужас двора. Я поежилась, когда коза двинулась ко мне навстречу. Мелкую рогатую скотину я не любила. Свежо еще было воспоминание, как в детстве, проворачивая такой же трюк, я была не самым удачным образом подсажена филейной частью прямо на рога, и в слезах, и соплях возвращалась домой, с разорванными штанами и синяком на всю задницу. – Бабушка вам тоже сказала, что скоро умрет? – вопрос Лизы обескуражил настолько, что я забыла и о страхе и о скотине в целом. – Бабушке твоей делать немного нечего, вот и болтает, что попало, пугает тебя, – ну, вот как так можно с ребенком-то? Еще и таким травмированном с самого рождения. – Не что попало, – мулатка вздохнула, – ей на самом деле недолго осталось. Я знаю. Я тоже это чувствую. Я вытаращилась на нее, не зная, что и сказать. Да откуда они, эти люди взялись? Почему я не помнила напрочь, что жила в деревне ведьм? – Ты что, не боишься того, что ее не станет? – только и нашлась, что сказать. Вот только зачем? Девочка потупилась. – Я готова к этому, она же, все-таки моя прабабушка. Лет ей много. Я другого боюсь – остаться в интернате на постоянной основе. Там, если честно, то не очень. Особенно нам со Светкой. Ребята нас не понимают, гнобят. Мы ведь не такие, как все. А я еще и из Костицино. Село наше нехорошей славой пользуется. – Света тоже чувствует, как и ты? – я приподняла бровь, так как в голове начал зреть план. – Не, ей сны снятся, а потом так и происходит, от этого она всего и боится, а интернатские придурки над ней еще и издеваются. Она иногда даже писается от страха. – Но ты ведь понимаешь, что если я стану твоей новой опекуншей, то учиться все равно придется в интернате! Тут школы еще лет десять не будет. Сама видишь, детей тут практически нет. – Зато я знаю, что по крайней мере буду ни одна, а там, может и школа снова откроется. Вы вон какие теплицы всего за несколько месяцев отстроили, а через год, может и школа будет. – Ох, твои бы слова, детка. Действительно, слова Лизы запали мне глубоко в сердце, поэтому в дом я ввалилась в глубоких раздумьях. Уселась за стол, рассеянно глядя на то, как Ксения вертится у плиты, споро нарезая овощи для супа. Всегда удивлялась, как ей удается не нарезать пальцы, работая с такой скоростью? В одном из ресторанов моего бывшего цены бы ей не было. Вообще отличная компаньонка, да и входит в ту же касту отверженных, что и я когда-то. Вот же собралась компания блатных и нищих. – Как думаешь, – я встала рядом, чтоб налить себе чая, – пара человек может вернуть наше захудалое село к жизни? – Ну, – матушка на секунду задумалась, не прекращая своего занятия и вдруг хитро улыбнулась, – вы имеете в виду под силу это двум женщинам? – Двум женщинам, – хриплый голос Андрея заставил нас обеих вздрогнуть и обернуться, как по команде. Егерь стоял, опершись на дверной косяк и неспешно потягивал чай из кружки, – даже если они сильные, харизматичные и влиятельные, все-таки сложно, а вот если их с тыла прикрывает крепкий и достаточно безжалостный мужчина, готовый запачкать свои руки, выполняя некую грязную работу, то шансы немного увеличиваются. – Вот, – Ксения указала в сторону Егеря ножом, отчего тот немного напрягся, – Андрей Эдуардович правильно говорит. Может мы и сильные, но без того, кто будет помогать в некоторых, кхм, щепетильных вопросах, даже тут справиться будет очень сложно. – В который раз убеждаюсь, – я вернулась обратно к столу, с полной кружкой парящего чая. Обвела их взглядом, улыбаясь, – что сделала правильный выбор, наняв вас. Мы не просто сотрудники, мы команда. Даже думаем на одной волне. – А ты, оказывается, та еще маньячка! – Егерь сел напротив и едва заметно улыбнулся уголками губ. – Ну, не одному же вам тут быть главным страхом села, – Матушка села сбоку от нас и поглядывая с улыбкой на нас обоих, – сейчас обед готов будет, идите, руки мойте, маньяки. До полуночи оставалось минут пять, когда я постучалась в двери к Прасковье. – Тише, Лизку разбудишь. Хорошо, что раньше пришла, пошли на кладбище. – Чего? Может не надо? – Ты учиться хочешь? – Да. Но… – Вот и не болтай лишнего! Идём!