Спасение
22 апреля 2023 г. в 12:19
Харон давно привык выполнять свою работу. Выполнять быстро, чётко и профессионально. Стрелять по команде, убивать по команде, держать язык за зубами. Игнорировать голод, жертвовать сном и воспринимать себя скорее за автомат, чем за человека.
Привык сам и позволил к этому привыкнуть всем вокруг.
– Да ты просто моё спасение.
К чему Харон не привык, так это к тому, что его за работу благодарят.
– Ну нихрена себе, это было близко! Спасибо.
К тому, что эту работу хвалят.
– Ого, метко! А меня научишь?
Не привык к тому, что кто-то может ею искренне восторгаться.
– Пха-ха, помнишь, как ты ему башку снёс, как из снайперки? Просто охуеть!
А ещё не привык к тому, что с ним настойчиво пытаются разговаривать.
– Говорить без команды ты явно не разучился, но сам не будешь, так что пойдём простым путём…
Принятые у него порядки новому нанимателю категорически не нравились, и тот с ними боролся так, как умел. А потому количество вещей, к которым Харон не привык, со временем только росло. Как и число тех, что он сам заставил себя забыть.
– Бля, какого хуя?
Он давно забыл, что значит, когда о тебе беспокоятся.
– Тебя зацепило?! Пиздец, оно ж как из ведра хлещет! Говно-говно-ГОВНО, ты только держись…
Забыл и то, что значит забота.
– А ещё меня ругал, жопошник. Чтоб больше под пули не лез, я тебя снова зашивать и в радиации полоскать уже не буду.
Забыл, что такое комфорт.
– Давай-ка, садись, вилку в руки и жрать. Я специально для тебя у плиты корячился. И постель менял! Только попробуй снова на стуле уснуть, я тя пну.
Даже удивительно, как одно чересчур активное создание может занимать столько места – в буквальном и переносном смыслах. Более удивительно лишь то, как быстро Харон это громкое и яркое присутствие принял. Как и внезапное стремление вызволить его из собственноручно возведённой тюрьмы.
– Ну-к, двигайся.
Принял чужое странное желание сблизиться.
– Мда, ты горячий.
…и куда более странное желание сильно сблизиться тоже.
– Сейчас типа… Буквально.
Принял, пусть и со скрипом, то, что забавному бесёнку из Убежища он был нужен.
И принял то, что бесёнок стал нужен ему.
– Я конечно в пустоту это говорю, но ты, бля, береги себя хоть немного.
Сто Первый зыркает на него из-под насупленных бровей, и его руки, немногим менее повреждённые, чем руки самого Харона, с небольшим опозданием обхватывают его грудную клетку. Поймал, получается, и не отвертеться теперь.
Сухими губами Харон касается сперва прохладного по сравнению с ними лба – ладно, парень был прав, – и разглаживает залёгшие между ними морщины. Затем касается щёк, каждой по очереди, вызывая уже довольное фырканье, потом переносицы.
– Ничего не обещаю. – заметив очередную морщинку между бровей, тут же добавляет, опять её коснувшись: – Но постараюсь.
Этого Сто Первому пока достаточно.
Тот улыбается, смотрит на него как-то выжидающе, в какой-то момент даже бровь приподнимает с улыбкой. А Харон, зависший, как он есть, не решается что-то сделать. Некоторые вещи инициировать до сих пор как-то... странно.
Парень в конце концов понимающе хмыкает и сам сокращает мизерное расстояние, целуя его так нежно, что у Харона щемит сердце на секунду.
Такое отношение принято им, но тоже до сих пор ему непривычно. Каждый раз шевелит что-то давно забытое, но очень старательно откапываемое. Очень… человеческое.
Задремавшего в тепле Сто Первого он снова аккуратно целует в лоб. Замирает, когда беспокойный даже во сне парнишка ёрзает на месте, чтоб устроиться удобнее, ждёт. Затем начинает неторопливо гладить по макушке и затылку, пока не становится слишком очевидной и собственная усталость.
В голове уже отключающегося Харона появляется и быстро гаснет во сне мысль:
«Ты моё спасение.»