Сельские притчи

      Когда скрип кровати затихал, было слышно, как снаружи чирикает птица. Будто смеётся.       А по комнате летала пыль.       Нечаянно отводя взгляд, Каталина видела мелкие былинки, плавающие в тусклом свете, пробивающемся через занавески. Те были сшиты из грубой мешковины и напоминали по цвету застывшую грязь. И их всегда задёргивали, когда комнату занимали. Закрывали единственное, что связывало это тесное помещение с затхлым воздухом с чем-то красивым. Красивым Каталина считала кривое дерево, растущее во дворе. Вроде неказистое, но с другой стороны, в кривизне его веток и заскорузлой коре была своя прелесть. Лучше уж быть деревом за окном и пыльными занавесками, чем заходить в эту комнату. Но долго созерцать занавески ей не приходилось — клиент был слишком уж жаден до внимания. Просто терзать Каталину ему не нравилось, ему надо было видеть её лицо, трогать его руками и касаться влажными губами. Ему это нравилось просто до умопомрачения, судя по рваному дыханию над ухом и довольной роже. А Каталина скучала и вместе с этим едва ли не рыдала от тошноты. Когда детство вдруг обрывается, и тебя который месяц трахают, рыдать, знаете ли, хочется чуть ли не постоянно. Разве что сил не хватает.       Клиент был какой-то вялый. Да, целовал, пытался казаться умелым и прямо-таки из кожи вон лез, пытаясь впечатлить дешёвую девку, снятую в таком же дешёвом публичном доме. Каталина страдальчески ему улыбалась, потому что так было предписано. И вообще, если понравишься, могут больше заплатить, — пытаешься отработать свою никчёмность хотя бы перед голодом. Физическим, духовный уже ничто не заглушит. Слишком низко вы, барышня, пали. А ещë могли подарить что, тут уж как повезёт, — золотую брошку там или кулончик. За эдакую безделушку в лавке, куда сбывали подобные вещицы, потом могли много заплатить. Каталине особо ничего не дарили — видать, была или уродиной, или скучной, но пару ей удалось выцыганить. В те дни она была особенно услужливой и получила награду.       — Повторим-ка разок, а? — с придыханием вопросил клиент.       Это был тучный мужчина с мясистым носом и редкими волосами, хорошо ещё чистыми. Каталине хотелось поскорее от него избавиться, но приходилось изображать из себя невесть что и давить всю страсть, на которую была способна деревенская дура. Еë так и не научили, как обходиться с клиентами нежно и ласково. Казалось, Каталину вырубили из самой грубой древесины, а что-то женское добавить забыли.       — Как скажешь, — протянула она, стараясь сделать голос приторно-сладким, и улыбнулась. Вышло скорее жалко. Взгляд расфокусировался, помогая не видеть жаждущего лица, красного и потного.       Этот раскрасневшийся нос уткнулся ей в грудь, влажные губы зашлёпали по смуглой коже, а взгляд не отрывался от её лица. Каталине не везло, и она почему-то всегда была снизу. С этим она уже свыклась и лишь незаметно кривила плотно сжатые губы, когда очередной клиент заваливал её на кровать. Показывать недовольно здесь не приветствовалось, попрут сразу же. Обыденность, причём противная до дрожи в коленях.       Внизу всё опять скрутила тянущая боль от простого ожидания. Хотелось, чтобы поскорее вся эта трясучка закончилась. Тогда можно не улыбаться и спокойно вымыться. Свою работу (какая идиотская и скверная работа) Каталина просто ненавидела — это было занятие до того унылое и потное, что хотелось рыдать. Такую работу, как говорили бордельные девочки, любили лишь нимфоманки и ненормальные. Ни к тем, ни к другим Каталина не относилась. К первым так уж точно — в последнее время всё её естество бунтовало против всех мужчин. А ко вторым… Впрочем, кто знает. Может, она успела медленно сойти с ума и стать ненормальной, просто пока не понимает этого.       Лицо дрыгалось перед ней, потные ладони шарились по телу, до боли сжимая грудь. Хотелось откинуть это дряблое тело куда подальше, закутаться в одеяло и зарыдать. Но как бы Каталине не хотелось расплакаться, за это никак не накормили бы. Приходилось стискивать зубы и терпеть. Ощущение чужого в своëм теле было совершенно мерзотное. Выступившие слëзы и сморщенное лицо Каталина спрятала за фальшивой картинкой возбуждения. Неясные солнечные тени плавали по стенам, кровати и потным телам.       Каталина вдруг различила лошадиное ржание, чему удивилась, даже растерялась и не стала целовать в ответ, когда к ней потянулись. Вечер ещё не спустился, чего ж всех тянет сюда? Захотелось выглянуть в окно и самой всё разузнать, но клиент вряд ли бы оценил. Надо было хоть немного стараться, чтобы понравится, а то Каталину и так брать никто не хотел. Она втайне радовалась и отмирала, когда хозяин лениво сообщал, что на сегодня она свободна, но платили тоже меньше. В общем, с какой стороны не посмотри, всё херня.       Захлопали двери, а внизу, на первом этаже, где встречали клиентов, кто-то заговорил. Громко, настойчиво так, что даже клиент, увлечённый шеей Каталины, заметил.       — Что такое? — встрепенулся он, придавив её к кровати. Язык перестал облизывать шею, и на секунду Каталина выдохнула, чтобы потом опять втянуть в себя мерзотный запах.       Голоса внизу стали громче. Кажется, спорили. Каталина затаила дыхание и зажмурилась, даже попыталась задержать дыхание, иначе её бы вывернуло наизнанку.       — Ладно, не важно, — с придыханием выдал клиент, и влажный язык снова скользнул по её губам.       Внизу раздались крики, и Каталина не на шутку испугалась. Всякие попытки походить на желанную женщину пропали. Их грабят? Или пришли требовать плату за аренду? В любом случае, хозяин вряд ли станет кого-то защищать, в такие моменты каждый был сам за себя. Клиент стал шептать, что ничего страшного, и попытался ласкать тело Каталины мясистыми ладонями. Она еле взяла себя в руки, дрожа уже не от страха перед пришедшими, а из-за гадких ощущений. Клиент облапал её грудь и бока, спустил руки ниже и уже был готов в неё войти. Каталина заставила себя смотреть ему в глаза и состроить на лице что-то страстное. Как выглядит страсть по-настоящему, она понятия не имела и лишь смела надеяться, что жалоб на неё не будет.       В дверь вдруг постучали.       Клиент замер, шумно дыша сверху. Он опирался на дряблые руки, и Каталине стало страшно, как бы еë не придавили.       — Открывайте, — настойчиво попросили снаружи. — Я из службы социальной опеки, у меня имеется ордер на проверку здания.