***
— Не могло же оно просто исчезнуть, — негодовал Эстен. — Ещё с месяц назад я забирал снаряжение для предстоящей встречи иллариотцев, но оставил с два десятка битком забитых шкафов. Поблизости больше нет военных, уполномоченных забирать отсюда припасы! В ответ интендант лишь сонно потянулся. Пахло пылью и мышиным дерьмом. Военный припортовый склад сам по себе наводил зевоту: столетние склоченные из тиса стены, большущее пустое пространство, в котором вечно стоял тяжелый воздух от гниющих досок. Среди всего этого стул и стол, на котором взгромоздился пожилой мужичок, такой же мышиной внешности как и само здание, в домотканой рубахе сеточкой. Казалось, на его усах тоже собрались комки пыли, но это была седина. — Я отдал вам усё, мастер, — проворчал в усы интендант. — А небось то молодцы энтого адмирала растащили по ночам? «Или ты просто продал его», — зло предположил в мыслях сотник. Эстен припал к вискам, постарался представить себя на месте старика: все лучшие и не очень годы провести в качестве сторожа снаряжения, которое в разы старше, чем ты сам. О тебе не пишут в рапортах. Ты даже формально не являешься частью войск. Маленький мистерианец, посреди большой рухляди, о которой вспоминают такие же несчастные, как ты… — Мастер офицер, вам плохо? Бледный вы, как велларийская погань. Сотник отмахнулся. — Нервные вы все, заезжие. Шибче уж поведайте как оно там, на большой земле-то? — спросил его старик. — Наши побеждают? Королевна мужика себе уже нашла? Эстен вздохнул: он и сам был отрезан от большинства новостей Империи и Альтеи. В такую даль даже слухи с трудом добираются, что уж газеты. — Си, наши всех побеждают, — сказал Ривс. «Пока правда только на словах». — И нет никакой королевны, — перешел на шёпот офицер. — Императрица, запомните хорошенько. Катрина Вторая Антарская, титулы вам знать ни к чему. Бдительнее, интендант. На острове сейчас имперская гвардия! Интендант промычал: — А то правда, что балакают мол они… — Правда, — с горечью сказал калебец. — С ними лучше не пересекаться. — Упаси Аркана… Стукнуло. Двери в склад открылись: мужик затащил вовнутрь мешок. Его лохмотья, сшитые из кусков парусины, никак не сочетались с мощным, отутюженным телом и лицом, на котором читалась крайняя сосредоточенность. Впрочем рот, вечно открытый, как у дебила, не внушал доверия. Едва мужик заметил золотой жетон цензуса Ривса, то издал звук отдалённо похожий на удивление. Он бросил свою ношу: мешок упал и из него посыпалась картошка. Недурное количество еды, как для острова. «Догадываюсь, от кого интендант получил этот щедрый дар». Эстен обнаружил грузчика, припавшим к его ногам. — Милсдарь, — сказал простолюдин, не особо изменившись в лице, — вы со столичными… «Не понял». — Сучий сын, — вскочил интендант. — А ну пшел вон от мастера-офицера! Но мужик крепко-накрепко схватился за башмак Ривса. Сотник попытался отцепить от себя мордоворота: — Я такой же, как и ты… — Милсдарь со столичными, — продолжал твердить мужик. — Все местные только и говорят: столичные приплыли. «Неужели? — у офицера вновь вспыхнул зуд на носу. — Не хватало только, чтобы землянин со своей компанией начали ворошить этот осиный улей». — Отстань от него, Крапива! — огрел интендант веником по спине своего помощника. — Вы простите его, мастер! Энто мой новый помощник, дурак с села, что сказать! Ещё повезло, што осмердевший детина откедова-то с Беломорского берега… Пусти его, Крапива, говорю, чирей тебя задери! Нонеча, мастер, бывает приплывают такие дикари в глуши живущие, о Империи не слыхавшие. Чужаков говорят, в своих деревнях, и на вилы посадить могут, ежели их деревянных баб углядят… — Понимаю, — бегло сказал Эстен, всё ещё пытаясь отделаться от мужика. — Милсдарь, государь! — всё твердил тот. — Правда, что столичные спасут нас? — От кого?! Пусти меня, локо, — вышел из себя офицер. — Столичные такие же мистерианцы, как и ты! Они тут только, чтоб облазать ваше пепелище да поглазеть на библиотеку — простой люд их никогда не заботит! Детина отпустил сотника. Поднялся. Направился к выходу. — Дурень ты, Крапива! — окликнул его интендант. Внезапно Эстен передумал: — Подожди, — он указал на запястье грузчика. — Откуда ты это взял? У мордоворота на руке красовался браслет. На нём была выгравирована птица — стриж. «Я такие уже видел». Но простолюдину не дали ответить, в склад ворвался десятник Колин: — О-офицер! — юноша запинался, часто дышал и смотрел по сторонам, как ошпаренный. — С вами хотят встретиться! Ривс выругался. Простолюдин успел проскользнуть мимо Колина. — Успокойся, — приказал сотник подчинённому. — Кто меня хочет? Они могут и подождать. — Нет, не могут!***
В небесах белоснежная Фиома закрыла собой Хеому, ознаменовав предобеденный час. Калебский же сотник на обед мог больше не рассчитывать. Эстен не до конца понял, как именно оказался втянут в интриги метрополии. Ещё пару минут назад он спорил с провинциальным интендантом, законченным деревенщиной, а сейчас с ним беседовала ключевая фигура в гвардии Её Величества. Ривс изо всех сил старался не глазеть на золотую розу, вышитую на мешковатом балахоне капитана Вильгельма. Его ровное лицо, точеные скулы и невероятный рост — в сравнении с ним сотник был ещё мальчишкой. Но в первую очередь офицер слушал гвардейца. Слушал, внимательнее родной матушки, ведь от этого могла зависеть вся его дальнейшая карьера: «Гвардейцы слов на ветер не бросают». И, тем не менее, лицо цензуса всё ещё выдавало его: ему крайне не нравилось то, что он услышал от капитана «Розы». — Кажется, вы задумались, юноша? — Вильгельм разгладил расклешённые рукава. — Может сотника что-то не устраивает в моём плане? Эстен встал навытяжку. — Всё в порядке. — Не волнуйся, свой нимб благородства на голове от такого ты не потеряешь, — похлопал его по плечу Вильгельм, видимо сейчас лицо Ривса говорило за него самого. — Я ведь уже наслышан: ты у нас правильный парень. У калебца на мгновенье перехватило дух. «Соберись, а иначе о тебе будут вспоминать как о пай-мальчике, а не солдате», — муштровал себя Ривс. Смердело рыбой: у телеги крестьянина неподалеку слетела ось, от чего весь его свежевыловленный улов принялся скакать по кладке на потеху окружившим его гвардейцам. Хилый рыбак пытался изловить прыгающую там и сям сельдь. — Просто, — наконец сформулировал ответ сотник, — бургомистр… Неужели вам в этом деле нужен я и моя сотня? Гвардеец цокнул языком. — А ты чуткий, как журавль. Так-то оно так, — застыл в полуулыбке Вильгельм, от которой Эстен ощутил тревогу. — Наймиты бургомистра не были бы препятствием: они лишь думают, что крутые, а на деле мальчишки в кружевных трусиках. Однако, здесь Хорсен! Знал бы ты, что этот хер может навертеть. Старик владеет словом не хуже менестрелей, и ловок натравить брата на брата! Адмирал может всё испортить. Нам ведь важнее всего умы народа, понимаешь? Офицер неохотно кивнул. — Сегодня бургомистр обвиняет нас в сожжении квартала, — сказал Вильгельм. — Я бы уже отрезал ему язык, но народ любит эту жирную шмакодявку, можешь себе представить? Стоило всего-то загнать велларийских беженцев под сапог и накормить голодную толпу, как тебя полюбят — в метрополии такие простые решения нынче не в моде. — Но, сеньор, от местных я слышал, мол, квартал сгорел из-за халатности моряков адмирала. — Не удивлен, — Вильгельм отреагировал стоически. — Хорсена бургомистр боится не меньше, чем нас, ведь его городишко может запросто ускользнуть в руки адмирала, не менее знатного аристократа, — ведь для ларионских корыт Лазурный может стать отличным портом. «Чтобы исполнить такое поручение, пойти против народа и его любимца, — поразмыслил Ривс, — придется заставить вас пересилить вашу ненависть к старому адмиралу… Переубедить гвардейца? О чём я только думаю, проще заставить время идти вспять». — Вы точно знаете, что бургомистр захочет натравить на меня кондотьера? — спросил Эстен. — Знать чужие поступки наперёд — это моя работа, — капитана задело неверие сотника. — Все фигуры уже давно расставлены на доске. Вы тот, кто поможет привести их в движение. Офицер сжал в руке золотой жетон цензуса. — Может, лучше кондотьера… Ривс почувствовал, как о его ботинок стукнулась рыба. Следом бежал и сам запыхавшийся рыбак. Вильгельм усмехнулся, смотря на неуклюжие попытки крестьянина поймать рыбу. Эстен ловко подхватил сельдь с сапога и протянул кмету. — Спасибо, вашблагородие! — вымолил тот с таким выражением благодарности, что его раскрасневшееся лицо выглядело просто жалким. — Не стоит, — отмахнулся офицер. Отвесив угодливый поклон, рыбак поспешил прочь. Вильгельм оказался разочарован: — Жаль, меня забавляло это зрелище. Ждите, офицер, ждите. Постарайтесь не провоцировать кондотьера сами — сгоревший квартал для их шайки, подобен запретной святыни. А бургомистр вас в покое не оставит, не волнуйтесь, он вспыльчивый. Как пиво в бочке. Ривс поглядел на свой испачканный башмак. — Ещё увидимся, — попрощался с ним гвардеец. — Мы, имперцы, любим держаться вместе. Офицер развернулся и зашагал к своим десятникам. Лоб Ривса покрылся морщинами от гнева: «Каррамба! Гамильтон хотел, чтобы я пошел против разбойничьего отребья. Вильгельм же хочет, чтобы я пошел против городничего острова и его жителей, как последняя скотина! Все здесь имеют Устав как хотят!». — Солдат, — взял он за шкирку проходящего мимо подручного. — Найди своих разбежавшихся по острову амиго и строго-настрого накажи: пусть держатся подальше от пепелища квартала. Кто попадется — получит выговор… нет, двадцать ударов дубинкой! Пшел, арай-арай! Солдат засеменил прочь. Десятники смотрели ему вслед в долгом неловком молчании. Наконец Колин, запинаясь, спросил: — Чего это всё значило? — Ничего, — отозвался Ривс сквозь сжатые зубы. — Нам пока лучше забыть о том, что здесь произошло.