***
В последнее время шефа гестапо можно было почти в любой момент поймать в своем душном кабинете. Лето сорок второго добавило хлопот, и добрая их доля легла на плечи Мюллера, который еле-еле успевал все это делегировать своим подчиненным, отчего и не поднимал головы от письменного стола. Если говорить откровенно, такое наблюдалось сейчас чуть ли не в каждом управлении. Но Скорцени был уверен, что Вальтер не встречается с ним по какой-то другой причине. — Вы с чем пришли? — Мюллер не поднял взгляда от своих мудреных бумажек даже тогда, когда Отто громогласно представился и в четыре длинных шага отошел от двери. — Группенфюрер, я понимаю, что Вы сильно заняты и мой вопрос явно проигрывает в важности всем Вашим делам, но и Вы поймите меня: я не могу нормально работать под тем, в чьем существовании не убедился своими глазами. Мюллер тяжело вздохнул, лениво отложил ручку в сторону и устало посмотрел на диверсанта: — Не «под тем», а «с тем», капитан. Если Вы имеете в виду Шелленберга, то, вполне возможно, Ваше косноязычие так его и отталкивает, — заметив, как напрягся Скорцени, гестаповец вяло отмахнулся и прищурился, — не цепляйтесь к словам. У меня не так много времени. В чем конкретно Ваш вопрос? Да, присядьте. Осознав, что его готовы слушать, Скорцени несколько оживился, но все же не мог понять, с какого бока ему подойти. — С момента моего перевода в шестое управление я так и не смог пересечься с Шелленбергом, хотя вопросов для обсуждения более чем достаточно. И мне… — От меня что Вам надо? — Мюллеру уже вся эта прелюдия за несчастные пару минут успела поднадоесть, к тому же он чувствовал, что Скорцени явно беспокоят не рабочие «вопросы для обсуждения». Отто подвинулся ближе и оперся локтями о стол: — Герр Мюллер, Вы не могли бы помочь организовать встречу? Если начальник полиции и удивился, то виду не подал. — Скорцени, я буду говорить прямо. Я очень не люблю, когда мне вешают лапшу на уши. Вы не настолько глупы, чтобы не поймать Вашего же начальника хотя бы в конце рабочего дня или в перерывы, так что не морочьте мне голову. Я даю Вам шанс задать еще один вопрос, но советую хорошо перед этим подумать. — Я подумал, группенфюрер, — хитрая ухмылка коснулась губ диверсанта, — я все так же хочу попросить Вас помочь организовать встречу, но… Я полагаю, известного Вам характера. Мюллер смотрел на Скорцени в упор, но тот, оценив все риски, продолжил: — Не в моих интересах пересекать Вам дорогу, я здесь не для того, чтобы шантажировать. Тем более, сразу после моего ухода Вы можете запросто меня устранить, и, понимая это, я все-таки пришел, прошу, обратите на это внимание. — К делу, Скорцени. — Да, прошу прощения, — Отто кивнул головой и подался еще немного вперед, — если все то, что я слышал, чистая правда, я прошу Вас, нет, я даже умоляю Вас… Одна встреча. Вы меня здесь больше не увидите, я обещаю. Мюллер какое-то время помолчал, а потом, широко улыбнувшись, откинулся на спинку стула. Его взгляд гулял по шрамированному лицу бесцеремонного гауптштурмфюрера, надеясь найти там хоть какой-то намек на волнение, но нет - сплошная самоуверенность. — Если бы я не был наслышан о Вашем характере, я бы решил, что Вы самоубийца, капитан. Не мне Вам объяснять, как этот запрос выглядит со стороны. Но Ваш ва-банк удался, — Мюллер усмехнулся и скрестил руки на груди, — как Вы решились? Скорцени пожал плечами: — Мне стало слишком интересно. — Вот оно как, — группенфюрер засмеялся, — иных интерес приводит в концлагерь, а Вас, Скорцени, и правда доведет до подвалов гестапо. Глаза диверсанта заблестели в полумраке. — Герр Мюллер, о большем я просить Вас не смею.***
— Не дергайся. Мюллер не был особо аккуратен, привычки давали о себе знать, однако Шелленберга, тем не менее, раньше времени травмировать не хотелось. Сценарий каждый раз менялся, но какие-то детали переходили в разряд излюбленных, и если Мюллер предпочитал всех избивать, то Вальтеру нравилось, когда его подвешивают. Далеко не в каждой пыточной камере из потолка торчали массивные крюки, поэтому приходилось заранее приставлять к одной из них охрану, чтобы те перегоняли толпы мучеников и мучителей в какое-то другое место. Вопросов никто не задавал, поэтому Мюллер с почти полным спокойствием водил сюда Вальтера. Тот, зараза, пристрастился. — Не передавило? Гестаповец еще раз подергал за наручники, вроде прижал несильно. Разумнее было бы использовать что-то другое, но Шелленберг настаивал именно на этих железках, а Мюллеру, в общем-то, было без разницы. Они не были в тех отношениях, где необходимо что-то выяснять. В тот день, когда бледный от горя разведчик пришел к нему с запросом на жесткую порку, группенфюрер не задал ни одного вопроса, и за эту бесстрастную помощь Вальтер был тому благодарен. С адреналиновой иглы слезть было трудно, и за год они много что перепробовали. Вальтер больше не врал себе, что долгое общение с Гейдрихом никак на него не повлияло. Генрих же в себе копаться не стал, у него и так было, чем голову занять. Оттрахал - дальше за работу. — Вроде нет, нормально… У Вальтера уже участилось дыхание. Он сам выбрал остаться в одном нижнем белье и распахнутой, чуть влажной от пота рубашке. Из-за задранных кверху рук ее полы были похожи на крылья, и это сравнение с ангелом было бы даже милым, если бы не все те факты, которые указывали на необратимую порочность разведчика. — Поправишь? Мюллер обошел стоящего на цыпочках оберфюрера и покрепче завязал на чужом затылке самодельную повязку. Удивительно, как желание Шелленберга на этот раз совпало с намечавшимся сюрпризом. Гестаповец отошел на пару шагов, чтобы оценить проделанную работу: даже с его безразличием он понимал, что Вальтер выглядит до невозможности очаровательно. Но уговор есть уговор, а обещанное Скорцени в свое время ему еще заплатит. Не сказав ни слова, Мюллер просто молча вышел из комнаты, оставив дверь слегка приоткрытой. Вальтер мог слышать какие-то незнакомые голоса в коридоре. — Очень смешно, Генрих. Если ты хочешь поиграть на моих нервах, то тебе стоит знать, что страх быть замеченным у меня атрофирован. Ответа Вальтер не услышал. Дверь легонько поскрипывала от сквозняка, по коже Шелленберга побежали мурашки. О таком они точно не договаривались. — Генрих..? Вальтер нахмурился и принялся заламывать скованные легкой болью пальцы. В комнате послышались чьи-то глухие шаги, после этого дверь с тяжелым стуком захлопнулась. Скорцени вошел молча, и даже если бы ему было, что сказать, он отложил бы это на потом. Открывшаяся перед ним картина не располагала ни к разговорам, ни даже к размышлениям. Отто ухмыльнулся, подходя ближе. Шелленберг молчал, тяжело выдыхая сквозь приоткрытые пухлые губы. Его темные волосы были чуть потрепаны, вероятно, в спешке раздевался. Ступни с трудом касались пола, диверсант даже поморщился: больно, наверное. — Ситуация вынуждает меня объясниться, Вам так не кажется, Шелленберг? Впервые за долгое время Вальтер растерялся. Несмотря на то, что заглянуть начальнику в глаза Скорцени не мог, он готов был поклясться, что глазки у того нервно забегали. Вдруг Вальтер дернул руками и под перезвон железа рявкнул: — Вы! Как Вы смеете! Скорцени был доволен. Он покрутил в руках приготовленный заранее кинжал и подошел к висящему Вальтеру вплотную. Щуплый, невысокий, в этом положении он выглядел таким уязвимым. — Поразительно, герр Шелленберг. Вы видели меня от силы раза два, но уже так хорошо запомнили мой голос. Я был уверен, Вы приложили все усилия, чтобы выкинуть его из своей похабной головы. От злости у Вальтера горели уши. Мысленно он проклинал и себя, и Скорцени, и Мюллера, и всю эту поганую мутную контору в целом. — Что бы ты ни сделал, я тебе обещаю, что точно приложу усилия и тебя вышвырнут отсюда к чертям собачьим, — Вальтер дернул ногой, а потом протяжно замычал. Скорцени лишь цокнул. — Я так не думаю. Я слишком многое пообещал Мюллеру, чтобы после такого еще и быть вышвырнутым. Шелленберг поднял голову кверху и истерично посмеялся. — Сука! Вот оно что… Отто беззвучно хмыкнул. Слабые блики танцевали на лезвии в его руках, наводя на следующую мысль: — Не честь, так хотя бы верность присутствует, да? — уткнувшись носом в темную макушку, Скорцени оглаживал одной рукой вздымающиеся от возмущенного дыхания бока, — та самая собачья верность. Отто придерживал Вальтера теплой ладонью, чтобы того не раскачивало. Ему пришлось согнуть колени, чтобы невесомо поцеловать мягкую щеку. Шелленберг отвернулся. — Вальтер, не надо притворяться, — шептал диверсант в чужое ухо, задевая губами, — Вам же без разницы, с кем трахаться, правда? Это была неправда. Шелленбергу не было все равно, по крайней мере, когда рядом был Гейдрих. Их темные стороны совпали, и впервые за всю свою жизнь Вальтер мог с уверенностью сказать, что нашел того, рядом с кем ему было спокойно. Рейнхард был опасен, умен и хитер, но Вальтер не был ему врагом, хоть иногда и приходилось идти наперекор. Разведчик чертовски скучал и не нашел другого выхода, кроме как забыться в острых ощущениях: выпивке, сексе, а порой и в чем-то похуже. — Было бы мне без разницы, сюда бы я не ходил, — сквозь зубы процедил Шелленберг. Его тело против воли тянулось к большому и теплому Скорцени. Слишком уж это все напоминало о Гейдрихе: горячие ладони, поцелуи в шею, шепот откуда-то сверху. От тоски Вальтер тихо заскулил. — Тогда не вижу проблемы. Если Вы делаете это ради удовольствия, поверьте, я могу Вам его доставить, — с хитрющим блеском в глазах Скорцени приставил тонкое острие кинжала к выглянувшим из-под рубашки ключицам шпиона. Судорожно вздохнувший Вальтер забыл о своем возмущении и замолк, — Вам же это нравится? Отто аккуратно надавил, наблюдая, как на бледной коже появляется небольшая алая бусинка. Жарко выдохнув, диверсант наклонился и слизал ее языком, вырывая из груди оберфюрера протяжный стон. Остановиться было очень трудно, да никто из них и не хотел этого делать. Скорцени придвинул к себе стоящий неподалеку стул, уселся на него и, еще раз бросив взгляд на сосредоточенное лицо Вальтера, стал поцелуями покрывать поджатый живот. Шелленберг вздрагивал, ему было приятно и немного щекотно. А еще стыдно: в таком положении скрыть от диверсанта свое возбуждение было невозможно. Но Отто пока что это игнорировал, продолжая покрывать молочную кожу тонкими порезами, видя, как одобрительно на это все у разведчика дергался член. Скорцени с какого-то момента делал все молча, посчитав, что ситуация говорит сама за себя. Шелленбергу пора окончательно перестать врать себе. Под ребрами Вальтера краснели симметричные царапины, глубокие порезы Отто оставлять не собирался. Отодвинув полы рубашки в стороны, Скорцени приник сухими губами к темному соску. Не сдержавшись, Шелленберг захныкал и дернул руками - ему очень хотелось прижать эту несносную голову ближе к себе. — Дай поиграться, — севшим голосом пробурчал диверсант, лаская языком чувствительные места. От возбуждения грудь и щеки Вальтера покрылись румянцем, на ткани трусов проступило темное пятнышко. Сжалившись над начальником, Отто опустил ладонь вниз и ощутимо сжал сквозь ткань крепкую плоть. Чужой стон был заглушен глубоким поцелуем. Вальтер перестал капризничать и уже охотно отвечал на ласки. Он не видел Скорцени, и оттого все ощущения поражали своей яркостью. Диверсант целовал его шею, плечи, жал ближе к себе, и Шелленберг, сдавшись, поддавался всему этому. Голова была приятно пустая, пальцы на ногах сводило судорогой, а повязка стала влажной от слез. Разведчик услышал, как звякнула пряжка ремня, и волосы на затылке стали дыбом от предвкушения. Это было так грязно, Скорцени был младшим офицером, его подчиненным, и тот факт, что он делает это вот так, без разрешения… Острие резко полоснуло по когда-то раненному бедру, Вальтер от неожиданности вскрикнул: — Эй, поаккуратнее! Шикнув сам на себя, Отто вытер некогда нижним бельем проступившую нить крови. Он не хотел врать, будто это его не заводило. Подхватив цеплявшегося за подвесы Вальтера под бедра, Скорцени прижался к нему вплотную. Хорошо, что вся эта конструкция прочно удерживала разведчика, иначе долго бы он не продержался. Находчивый шпион обхватил Отто ногами и скрестил ступни на пояснице, вжимая в себя. Скорцени еще не понимал природу такого изменчивого поведения, но интуиция ему подсказывала, что шансы разобраться в этом еще будут. Диверсант плюнул себе на пальцы и мазнул Вальтеру промеж ягодиц. Он рассчитывал, что Шелленберг был уже готовый ко всему, а если нет… Что ж, он бы все равно не остановился. Сжав в ладонях чужую задницу и выпрямив колени, Скорцени практически в одно движение вогнал член в жаркое нутро. Шелленберг закричал и, судорожно сжавшись, уткнулся лбом ему в плечо. Отто на секунду подумал, что поспешил, но истекающий предсеменем член начальника своим видом диверсанта успокоил. Скорцени не мог перестать целовать Вальтера во все места, до которых мог дотянуться. Жалко, что он отбросил кинжал в сторону: было бы приятно посмотреть, как Вальтер кончает с приставленным к горлу лезвием. У Отто были сильные руки, поднимать и насаживать Шелленберга обратно на себя не составляло никакого труда. Разведчик хныкал Скорцени в изгиб шеи, что-то бормотал невнятное и терся членом о чужой китель. Когда темная головка задевала пуговицы, он забавно жмурился. Скорцени толкался грубо и резко, а целовал с томленой лаской, и это сводило оберфюрера с ума. Вовремя опомнившись, Отто одной рукой прижал член Вальтера к его животу, чтобы тот не запачкал одежду - рабочая форма, как-никак. У Шелленберга немного кружилась голова, и его странная поза состояние не облегчала. Диверсант еще немного постоял, не выпуская Вальтера из рук, и осторожно гладил того по взмокшим волосам. Дыхание шпиона постепенно выравнивалось, да и Скорцени сам почти пришел в себя. — Сейчас сниму, дай штаны только застегнуть. Вальтер ничего не ответил. Не сказал ни слова, даже когда Отто, бряцая ключами, освободил его руки. Дрожащими пальцами Шелленберг стянул с себя повязку, и Отто мог видеть, как слиплись друг с другом темные ресницы. Вальтер посмотрел на него как-то даже виновато, поджал губы и подошел к полке со своей одеждой. На запястьях были красные следы от наручников. — Вы свободны, Скорцени. Мне нужно переодеться. Диверсант удивленно посмотрел на чужую спину, но, не став препираться, стукнул каблуками и вышел.***
— Скорцени! Отто вздрогнул, а беседовавший с ним вот уже как полчаса лейтенант сам от неожиданности выронил сигарету. С другого конца коридора на него уверенным шагом наступал Вальтер Шелленберг. — Да, герр оберфюрер..? — несколько растеряно обратился диверсант, когда подошедший начальник вперил в него злобный взгляд. — Я жду Вас в своем кабинете уже пятнадцать минут! Сами назначаете встречи, сами про них забываете, гауптштурмфюрер? И как после такого с Вами работать? Скорцени поморгал глазами, а потом довольно улыбнулся. Светлые глаза напротив самодовольно блестели. — Герр оберфюрер, я прошу у Вас прощения. Обещаю, этого больше никогда не повторится.