VII сезон. Глава II "Кровавый ангел"

Когда в глазах застынет свет, Кому сказать, что смерти нет? Кому теперь приснится сон О том, что этот мир спасён? Кто улыбнётся мне в ответ, Где нет тебя... и смерти нет?..

      Ятен застегнул свою тёмно-синюю куртку, накинул на голову капюшон, попрощался, не смотря, с кем, и вышел на улицу, кишащую народом. Никогда он ещё не видел такой непроходимой толпы. Люди заполняли тротуар от края до края, чуть ли не карабкаясь по головам тех, кто ниже. Ятен сделал шаг вперёд и поплыл, увлечённый общим потоком чужих тел. Продираясь через душное столпотворение, он точно знал свою цель – ему нужно идти прямо. Но сжимающие со всех сторон спины и плечи медленно, но неумолимо отодвигали его к краю. Наконец, Ятен, задыхаясь, уже не понимал, куда идёт, ничего не видел за чужими фигурами и желал, чтобы его вынесло уже куда-нибудь, неважно, лишь бы на свободу. Желание исполнилось совершенно внезапно. Ятен сделал ещё один неуверенный, в страхе наступить на кого-нибудь, шаг и провалился в пустоту. Земля так быстро кинулась к нему, что он не успел понять, как и почему упал.       Ругаясь про себя, Ятен хотел быстро вскочить, но внезапно почувствовал что-то неладное. Ну, конечно: ладони колола сухая трава, которой просто не могло быть в городе… Ятен медленно поднял голову, встал на колени, на ноги. Он стоял на широкой слегка вогнутой поляне, окружённой густым лесом. Место казалось очень знакомым. Он был здесь. Ятен медленно пошёл вперёд и вскоре понял, что здесь, видимо, недавно произошло землетрясение. Земля была изрыта полузаросшими канавами и буграми, иногда тропинку пересекали широкие трещины, а кое-где были видны огромные кратеры, словно срисованные с луны. Ятен всё больше хмурил брови и прибавлял шаг, у него появилась догадка, неумолимо перерастающая в уверенность. Для полного подтверждения он должен увидеть это… Он уже знал, что. Путь пошёл в гору, Ятен преодолел его почти бегом. Вот, наконец, это место. Ям здесь меньше и не так изрыта земля, но вдалеке виднеется большая выемка. Дойдя до края непотревоженной травы, он остановился, сердце его совершило несколько отчаянных рывков и замерло. В кратере лежала груда деревянных обломков изящной узорной формы, некоторые из них ещё хранили вид раскрывшихся цветов или вьющихся стебельков с листьями. Большинство было раскошено в щепки.       Потерянно глядя на остатки своей любимой беседки, Ятен не услышал чужих шагов, но почувствовал рядом чьё-то присутствие. Он поднял голову. Напротив, на другом краю обрушенной земли, стояла большая белая собака. Знакомая, уже много раз виденная где-то. Ятен посмотрел в большие ярко-синие глаза, неотрывно устремлённые на него, и увидел в них своё отражение. Что-то заставило его вздрогнуть и опустить голову к груди. Ятен смотрел на одежду. Куртка и джинсы бесследно пропали, вместо них были полуспортивные бежевые штаны с множеством карманов и простая белая футболка, в которой он обычно ходит дома. Собака пошевелилась, и он вскинул голову, боясь потерять её из виду. Этого делать никак было нельзя, он не знал, почему, но чувствовал незримое влияние этого существа. Изящное животное тем временем медленно шло по краю ямы, изредка поглядывая в сторону леса. Ятен тоже вгляделся в закрытое стволами пространство, где стояла непроходимая тьма, и увидел, как ему показалось, светящиеся огоньки. Белая собака медленно огибала обрушенную землю, приближаясь к человеку. Ятен смутно услышал ворчание, исходящее из-за деревьев и содрогнулся. Он уже успел подумать, что это стая больших тёмно-серых псов, и понятный страх медленно завладевал им. Несколько метров, и ожесточённые звери будут рядом, а убежать от них просто невозможно… Белая собака подошла к нему и остановилась у самых ног. Она доставала головой почти до его груди, но, несмотря на величину, была тонка и изящна. Большие глаза пристально смотрели совсем не звериным взглядом, и Ятен ощутил, как по позвоночнику разливается колючий холодок. Собака опустила голову и прижала круглый лоб к его животу. Рычание и злобный визг уже довольно громко донеслись из леса, но твари словно не смели выйти из засады, топтались у самого края, кляня что-то на своём языке. Ятен ощутил горячую жизнь, бьющуюся под длинной шерстью, тепло разошлось от живота по всему телу, бесследно пропала тревога, ужас перед тёмным лесом, страх быть разорванным клыками бешеных псов, всё потеряло смысл. Ему больше жизни захотелось прикоснуться к блестящей белоснежной спине, просто протянуть руку, погладить, приласкать, обнять неведомое существо. Он почти уже решился, почти коснулся пальцами опущенной головы… но вдруг резко вынырнул из сна.       Ятен открыл глаза и уставился в темноту. Квартира. Его квартира в Америке. Тёмный потолок, едва различимая полоска света в окне и душный воздух. Вздохнув, Ятен поднялся с постели и побрёл в ванную. Там он, недовольно вытирая мокрый лоб, налил из крана ледяной воды и выпил. Потом, немного подумав, умылся. Жара здесь стояла невыносимая, не спасали никакие вентиляторы, а покупать кондиционер ему было жутко лень. Квартира в Америке была приобретена ещё в прошлый их прилёт просто на несколько дней... Кто же мог знать, что ему придётся жить в ней летом.       Судьба всегда испытывала слабость к издёвкам над его персоной.       В окно ванной ярко светила луна, Ятен закрыл кран, опёрся руками о раковину и посмотрел в зеркало на своё осунувшееся лицо. Каждую ночь. Его бросает то в холод, то в жар, он то с отчаянным криком подскакивает на постели, то разговаривает во сне, не понимая, где оказался и что происходит. Белая собака… Она, словно проклятье, появляется и прогоняет действительность, заменяя жизнь какими-то видениями. И во всём этом уже начинает чувствоваться система. Ятен видит только определённые места: огромную белую гору, тёмный, озарённый закатом высохший лес, густой не пропускающий света ельник. Всегда, всегда, какая бы ни была на нём одежда вначале, потом она превращается в старую майку и бежевые штаны. Лишь в таком виде он встречается с собакой. Или собаками… Когда нет белой собаки, на него накидывается серая стая ужасных псов. Всегда что-то одно. Сегодняшний сон был непохож на другие, первый раз ему явилась покинутая деревня. Причём в таком виде, в котором должна быть именно сейчас. Неизгладимые остатки взрыва, но уже поросшие молодой травой. Изломанная, не тронутая никем беседка. Ятен до сих пор ощущал разочарование из-за того, что не погладил собаку, с такой скорбью, с такой грустью склонившую перед ним голову. Но что-то в глубине души говорило, что даже если бы сон продлился, он всё равно бы этого не сделал.       Ятен вернулся в комнату, но не лёг в кровать, а подошёл и открыл окно. Сразу же мимо пролетело несколько комаров, а он закрыл глаза и подставил ещё мокрое лицо ночному ветерку. Это ночные сны, грёзы, не имеющие никакой связи с действительностью. Но есть и другие… Приходящие большей частью днём и поражающие своим содержанием. Там белая собака появляется в городе. В его городе и уже без него.       Постель дышала жаром и остатками тяжёлых сновидений, вряд ли она сулила свежий сон, а не новые муки. Ятен знал, что не уснёт. Значит, опять он встретит рассвет, смотря в окно спальни. Опять будет пить весь день кофе, опять будет слушать возмущения стилистов о своём измождённом виде. Ну и пусть. Может, это, наконец, переполнит чашу терпения начальника, и она порвёт контракт и отпустит его домой. Скорее бы уже его отпустили. Он бы давно уехал сам, но Сейя и Таики не поймут. Что он им скажет? Я просто очень хотел домой, поэтому разорвал контракт, обещавший кучу денег и известность группы во всём мире? Или ещё лучше: я иногда крушу всё вокруг, потому что на меня внезапно накидываются и хотят загрызть огромные серые собаки? Нет уж, Ятен, сиди здесь и жди дня, когда тебе скажут, что сняли все необходимые фотографии. Когда прекрасная мисс Элизабет подойдёт и собственноручно отдаст тебе билет в Токио, как и обещала. Потерпеть осталось немного, так довольно жалоб…       Он не заметил, как заговорил вслух сам с собой, и усмехнулся. Всё идёт к тому, что его упрячут в больницу, прежде чем он ступит на землю Японии. Псих. Настоящий буйный псих. Ятен отошёл от окна и направился на кухню к своей любимой кофеварке… * * *       В Токио лил сильный июньский дождь, умывающий воздух перед тем, как неминуемо наступит изводящая жара. На втором этаже своего дома, против обыкновения не обращая внимания на грохочущее небо, сидела Усаги с Книгой Судеб на коленях. Эти три дня принесли успехи, ей удалось найти нужные слова и увидеть описанные на бумаге некоторые истории из своей жизни. Слова были написаны словно разными людьми, но везде рассказывали обо всём до мельчайшей подробности. Разность заключалась в почерке. Он то был изящно выведен большими буквами, то был похож на обычный почерк старшеклассницы, то был так квадратен и мал, что напоминал шрифт из газеты или книги. Усаги начинала читать и уходила с головой в опись своей жизни, словно заново всё переживая, видя происходящее перед глазами. Никогда раньше она не вспоминала прошлое в таких подробностях, и это оказалось легко для памяти, но тяжеловато для сердца.       Сейчас же она раздумывала, как бы правильнее спросить о жизни своей матери, Королевы Серенити. За последние несколько месяцев она поняла, что, живя на Луне, почти ничего не знала о делах великой волшебницы за пределами своего Королевства. Лишь ко времени нападения Берил она почти лишилась своей магической силы, но раньше ведь она была полна энергии и нерастраченной мощи, успешно защищала Луну и до появления дочери, и сейлор-воинов. Как она её использовала? Какие жезлы или заклинания направляли самый чистый в галактике свет? Теперь, когда у Сейлормун не было своего жезла, она очень хотела это узнать.       – Так… – пробормотала Усаги. – Если я просто назову её имя, не появится ничего, или же появится так много, что мне не перечитать до утра. Что же именно спросить…       Она открыла Книгу посередине и негромко произнесла:       – Сила Королевы Серенити.       На чистом листе не появилось ни палочки.       – Свет Королевы Серенити.       Тоже ничего.       – Нет, я говорю что-то не то… Как Королева Серенити использовала свои силы… Как Королева защищала Луну в молодости… Как Королева… Нет, ничего не подходит. Где Королева взяла Волшебный Лунный Жезл…       Внутри возникло уже привычное шевеление и ворчливый голос:       Глупая, спроси, чему она хотела научить тебя…       – О, а это идея! Чему Королева Серенити не успела научить свою дочь?       На этот раз по белому листу побежали тонкие чёрные строчки. Усаги взвизгнула, захлопала в ладоши и погрузилась в чтение.       "Королева Серенити первая из великих волшебниц, собравшая для своей силы самый чистый свет в мире, не ранящий и убивающий, но исцеляющий душу. Множество разных способов управлять им было испробовано и придумано, некоторые забылись за ненадобностью, некоторые усовершенствовались со временем и стали идеальными для определённых целей. Искусство управления светом накапливалось и улучшалось в течение многих лет, вплоть до появления Принцессы Серенити. Но передавать такую огромную власть в неопытные руки было не только неразумно, но и смертельно опасно. Королева знала, что Принцесса родилась отмеченной небом, что частичка незапятнанной чистоты стала частью её самой. Царственная дочь обладала сердцем, светящимся ярче всех в Галактике. Свет жил внутри неё. Поэтому оставалось только научить управлять им. Это трудное и требующее упорства дело Королева начала с обучения дочери владеть Волшебным Лунным Жезлом. Обучение длилось долго, Принцесса никак не могла понять, как направить нужное количество света в одну руку и перелить в жезл. Волшебная вещь была необходима, по неопытности девушка могла причинить себе непоправимый вред, если бы пыталась просто выпускать свет через саму себя. Королева прекрасно всё понимала и терпеливо учила дочь управляться с первым и самым слабым своим жезлом.       То, чему Королева не успела научить свою дочь, навсегда осталось под пеленой трагедии. В разговорах и обрывках фраз с Королевой Аминнит она упоминала о Цветке Жизни и Пламени Рождения. Это одни из самых совершенных заклинаний, помогающих обменять жизнь на жизнь или дать рождение новой жизни со светлого начала. Королева говорила, что главное – не научиться управлять жезлом, главное – почувствовать то, что внутри, и как направить это в нужную сторону. Потом любое заклинание или даже просто взмах руки выдаст нужное количество света, не повредив телу. Возможности Принцессы Серенити были огромны из-за сил, скрытых внутри, но говорить об использовании их было ещё очень, очень рано…"       Усаги дочитала и задумчиво закрыла Книгу. Как странно читать про себя со стороны и узнавать что-то, о чём и не подозревала. Прошлой осенью она узнала, что в её звёздном семени скрыт самый яркий свет в Галактике, рождённый вместе с Лунной Принцессой. Но раньше она в невежестве думала, что сила заключена лишь в жезлах, которые посылала ей судьба. Она и не подозревала, что это лишь рычаги, контролирующие выход света из её собственного тела. Как же это всё странно… Значит… значит, ей и не нужен жезл?       Конечно, не нужен. Эти побрякушки нужны для того, чтобы ты сама себя не убила.       Усаги захотела снова перечитать проявившийся текст, но, увидев чистые страницы, вспомнила, что всё исчезает после закрытия Книги. Она не привыкла ещё к этой особенности. Говорить ключевые слова снова не захотелось. Усаги встала и засунула Книгу на своё место, в нижний ящик шкафа.       – Хотела бы я знать, что это за Королева Аминнит… – пробормотала она. – Я не знаю такого имени… Судя по всему… Да, наверное, это она. Нужно будет спросить у Сейи.       При упоминании о Сейе, её лицо омрачилось. Вот уже три дня между Лунными и Звёздными воинами висело невысказанное непонимание. Пробудившееся чувство горячей дружбы «Трёх звёзд» к освобождённым воинам сверлило сердца земных подруг горькой ревностью. Кто знает, что чувствовали они теперь? Кто был им дороже? Неумолимый разум твердил в пользу трёхвековой дружбы, нежели знакомству, полному недоразумений и непониманий, случайно раскрытых тайн, вынужденному объединению против врага и возвращению к единственным тогда новоявленным друзьям. Звёздным воинам больше понравилось жить на Земле, чем на Кинмоку. Так почему им теперь не предпочесть Цирцену Земле? Эти и другие мучительные вопросы терзали Усаги и её подруг, а парни и не пытались рассеять подозрения или хоть что-то разъяснить. Нет, они не стали их избегать, не изменился тон в их голосах, не появилось ничего враждебного в их общении. Но это казалось самопожертвованием и поэтому не могло прогнать тяжёлые мысли. Больно было думать, что их жалеют те, чья дружба была дороже всего на свете. Усаги грустно вздохнула. Она вспомнила о Ятене.       – Усаги! Иди ужинать! – раздался голос снизу.       – Хорошо!       Да, что и говорить, Сейя с Таики пока оставались её друзьями. А вот Ятен… Усаги спустилась по ступенькам и прошла на кухню. Икуко повернулась к ней и удивлённо распахнула глаза.       – Усаги… что это…       – Что за обноски? – спросил Шинго из-за стола. – Что ты на себя напялила?       – Обычная футболка, – спокойно пожала плечами Усаги. – Теперь дома я буду ходить в ней.       – Но, Усаги… – проговорила Икуко. – Она мужская… и далеко не новая…       – Мама, она мне нравится, – отрезала Усаги и села за стол.       Родители недоуменно переглянулись, и только Чибиуса понимающе опустила в чашку глаза. Усаги принялась есть, снова погрузившись в свои мысли. В последнее время её часто видели задумчивой.       Нет, Ятен не друг мне. Он сам этого не хочет, иначе не стал бы избегать меня. Ему противно общение со мной, он всегда выглядит при мне недовольным, и тогда, когда ему наконец пришлось со мной столкнуться, он выплеснул на меня всю ненависть и обиду. И началось это не три дня назад. Началось это сразу после возвращения из деревни. Уже тогда Ятен не смотрел на меня, как на друга. Он… вообще старался на меня не смотреть…       Чибиуса с тревогой поглядывала на застывшую вилку в руках Усаги и её потерянный взгляд. Она не знала, о чём думает «старшая сестра», но видела, что мысли приносят ей боль. Боль, которую она никому не показывает и довольно успешно скрывает. Но глаза всегда выдают её.       Он ненавидит меня. Он оттолкнул меня тем, что уехал даже не сказав «прости» или хотя бы «пока». И сделал это настолько открыто, словно говоря: не приближайся ко мне, не хочу тебя знать. Значит, я должна закрыть для него сердце. Просто нужно смириться с потерей друга. Всё. Ятен теперь для меня просто знакомый. Просто… чужой человек…       Но как же нелегко было даже мысленно произносить эти слова про того, с кем десятки раз вместе рисковал собой и, даже не задумываясь, отдал бы свою жизнь за его. * * *       Дождь лил как из ведра. По улицам текли реки, редкие машины обрушивали столп воды на тротуар и сами едва спасались «дворниками». Люди бежали к первому дереву или подъезду, заходили в кафе и к ближайшим знакомым. Только одна девушка стояла на мосту под дождём, облокотившись на перила и смотря вниз на полупустую дорогу. По светлым волосам и красной ленточке на затылке сразу можно было узнать Минако.       Она промокла насквозь, продрогла, но упрямо стояла, не желая заходить в тепло. Холодные пальцы временами с силой сжимали мокрое железо перил, а голубые глаза темнели, придавая лицу странное незнакомое выражение. Минако, казалось, получала удовольствие от льющейся по лицу ледяной воды и грохочущего неба над головой. Погода соответствовала её мыслям.       И, как часто случается, именно виновник этих мыслей оказывается рядом, трогает плечо и заставляет вздрогнуть. Из белой стены дождя вынырнула фигура Сейи с зонтиком в руке и изумлением на беззаботном лице. Минако повернулась на его возглас:       – Ты что решила провести сессию в больнице? Что ты вообще здесь делаешь?       Минако полностью к нему развернулась и бросила взгляд, очень напоминающий выражение глаз раненого животного. Сейя изумлённо поднял брови.       – Что с тобой? Что-то случилось? Посмотри, да ты вся промокла. Немудрено, под таким дождём. Пойдём-ка зайдём куда-нибудь… – он огляделся. – Ну, сначала уйдём с моста, здесь как в поле.       Он сжал в ладони онемевшую руку Минако и увлёк девушку за собой. Под первым раскидистым деревом Сейя остановился, закрыл зонтик и скинул куртку.       – На вот, накинь. Заболеешь же.       Минако машинально обхватила дышащую теплом ткань и сбивчиво проговорила:       – С-спасибо… А ты как же?..       – Да я-то что, я под зонтиком. Ну, говори, что стряслось?       – Да ничего, – Минако поёжила плечами и отвела глаза. – Просто захотелось под дождём прогуляться.       – Да? – Сейя внимательно посмотрел на неё своими бархатно-синими глазами, отчего Минако почему-то покраснела.       – Ну да, да. Я знаю, что это глупо и что я могу заболеть. Мне всё равно.       – Вот и зря. – Сейя раскрыл зонт и кивнул на магазин. – Пошли, зайдём. Нужно ливень переждать.       Они перебежали дорогу и вошли в магазинчик, где было уже полно народа.       – Слушай… Расскажи мне о воинах стихий, – неожиданно попросила Минако. – Расскажи, как вы жили в то время?       – Как жили… – Сейя неопределённо пожал плечами. – Да обычно. Как молодые, только что появившиеся сейлоры. Без всяких проблем и страхов, радовались жизни. Нам, можно сказать, везло до появления Галаксии. Врагов из космоса не было, а на планете мы с лёгкостью справлялись с набегами.       – Я не об этом. Как вы познакомились? Часто вы у них бывали?       – Нас познакомили наша Принцесса и Королева стихий. Они нашли друг друга, поняли, что можно друг другу доверять и стали хорошими друзьями. Потом мы все прилетели на Цирцену. Там было необыкновенно. Если вы когда-нибудь попадёте туда в расцвете её красоты, то не захотите улетать… Минако, ты свалила лапшу.       – Ничего, – Минако повесила обратно пакетик. – Значит, вам там очень понравилось?       – Очень. И воины оказались просто замечательными. Мы восторгались ими, любили без памяти, не мыслили и жизни без них. Таких неординарных и возвышенных людей нельзя не обожать. Эта трагедия навсегда изменила нас. Мы словно вынырнули из детской, беззаботной и радостной жизни в кровавый и жестокий мир. Ещё очень долго нас душило отчаяние и ответственность за гибель друзей.       Сейя задумчиво смотрел вперёд и не увидел, как на ресницах Минако заблестели слёзы.       – А вы… вы хотели бы вернуть это время? Снова жить беззаботно и радостно?       – Да, конечно. Кто бы этого не хотел? – Сейя вздохнул. – Они удивительные.       Минако отвернулась и воскликнула:       – Я не понимаю! Ваши лучшие друзья, такие потрясающие, теперь свободны, их враг изгнан с планеты, жизнь начинается заново!.. Почему же у тебя такое грустное лицо, когда ты о них говоришь?       Сейя придержал её за локоть, Минако быстро вытерла глаза и повернулась к нему.       – Это всё в прошлом. Эта история закончена, так как раньше уже ничего не будет. И не называй их нашими лучшими друзьями. Теперь это не так.       Минако с надеждой посмотрела на него и улыбнулась сквозь слёзы. Лицо Сейи просветлело.       – Посмотри-ка, дождь закончился, – сказал он. – Идём, я провожу тебя. Мне всё равно нечего делать.       – Идём, – прошептала Минако и первый раз за три дня ощутила себя спокойной.