Сладость мяты

      — Может, мы все же сможем договориться? — Проводив взглядом покидающего кабинет охранника, Руперт обходит стол босса, встает вплотную перед ним и опускается на колени. — Если я Вам, скажем, отсосу, Вы начнете давать мне более значимые задания?       На губах парня играет сдержанная, но хитрая улыбка. Перкинс смотрит на прислужника холодным, нечитаемым взглядом, лишь на секунду крепче сжимая ручки кресла. Явно что-то мысленно решив, Ричард опускает руку к лицу «мальчика», проводит по розовым, искусанным губам, а затем снимает с него черную потрепанную кепку, открывая для себя такой преданный и горящий взгляд убитых бессоницей карих глаз.       — Что ж, зависит от того, как ты справишься.       Отложив головной убор парня на стол, Ричард ослабляет собственный галстук и садится немного расслабленнее, зарываясь в волосы Руперта пальцами и предлагая ему самому разобраться с ремнем и ширинкой.       Перкинс давным-давно точно для себя определил день, когда малышу Руперту достанется первое серьезное задание. Парень был уверен, что босс его недооценивает, зря бережет, но у Перкинса был определенный план, его мальчик должен был выйти на поле боя в самый подходящий момент.       До него оставалось всего ничего. То, что Руперт прямо сейчас, бросая ищущие похвалы взгляды, расправляется с брюками Ричарда ловкими пальцами и даже зубами цепляет собачку на молнии, ни на что ни капельки не повлияет. Но почему бы не сыграть в эту игру?       Нельзя сказать Руперту, что его звездный час вот-вот настанет — он раньше времени погрузится в эту радость и не будет выкладываться на полную, когда это будет так нужно.       Еще и эти губы… Почему-то уже долгое время так дразнит смотреть на них, зная, что коснуться их нельзя. Несмотря на то, что цепкие пальцы парня уже стягивают с Шакала нижнее белье, разве не стоит считаться с тем, что их история началась, подкрепленная почти что отцовскими мотивами Перкинса?       Ну, Руперт вот… Явно не считается.       Его можно понять. Восьмой год, с четырнадцати лет, готовиться к участию в серьезном деле, и так в этом и не преуспеть, при всем стремлении? Конечно, ему уже абсолютно все равно на законы морали и нравственные принципы.       Да и решение добиться внимания к своим способностям именно таким способом, честно сказать, будто бы было подкреплено стремлением к повышению всего только на половину…       В движениях чувствуется некоторая неумелость, но Руперт все равно берет в руку член Ричарда довольно уверенно. Двигает пальцами сверху вниз и снова вверх, обращаясь в слух, чтобы услышать чужое сбивающееся дыхание, касается мягкими губами головки и лишь недолго медлит, боясь, что заставит босса слишком долго ждать, прежде чем основательно провести горячим языком.       Пальцы на макушке Руперта сжимаются, доставляя слабую, приятную боль.       Трэвис вбирает половину длины и Ричард, не сдерживаясь, шумно, жарко выдыхает, внезапно ощущая, насколько оно стоило того.       Рот у его мальчика тесный, влажный и… Безумной горячий. Стоит, когда все закончится, заставить его сходить к медику, проверить, нет ли жара… Но это точно не скоро.       Сейчас Ричард позволяет Руперту делать с ним все, в пределах разумного, только немного надавливая на его затылок, чтобы помочь парню поддерживать равномерный темп.       Запрокинув голову, Перкинс разрешает себе начать расслабиться окончательно, расстегивая еще и несколько верхних пуговиц рубашки, но его обрывает стук в дверь кабинета.       Без преувеличений, зарычав на незванного гостя, Ричард рявкает «Позже, я занят», после чего грубо оттаскивает парня от себя, начиная что-то искать в ящике стола.       — В чем дело?.. — Очень стараясь, чтобы сбитое дыхание не отразилось на речи, немного потерянно, хмуро спрашивает Руперт.       — На, уж будь добр. — С этими словами Перкинс пихнул в руки Трэвиса тюбик оральной смазки. — И бери глубже, не маленький.       Прочитав надпись на полученном сосуде, Руперт поднимает бровь:       — Зачем тебе здесь… Это?       — Чтобы такие, как ты, почаще приходили с просьбами. — Наотмашь отвечает Перкинс и приказным тоном, прикрывая глаза, добавляет: — Поторпись.       В молодых глазах на секунду вспыхнула искра ревности, после чего, решительно настроив себя, Руперт щедро налил смазки и снова принялся за дело.       Чувствуя ее вкус, Трэвис понимал, что в ближайшее время на обычную жвачку спокойно смотреть не сможет. Надпись на флаконе гласила «сладость мяты», и прохладный вкус ощущался очень явно, в то же время притупляя рвотный рефлекс, от чего соблюсти приказ босса «брать глубже» становилось легче.       — Ну-ну, тихо, тихо, не настолько торопись… — Перкинс снова сжал чужие волосы, чтобы остановить его, и даже немного усмехнулся (что случалось до крайности редко), взглянув вниз. — Не волнуйся, мальчик мой.       Такой редко нежный, хриплый голос заставляет Руперта, поднявшего было глаза на своего босса, снова их закрыть и вернуться к работе с немного сниженной скоростью, но с большим чувством.       Язык скользит по набухшим венам, давит на основание, щекочет головку, Руперт расходится, учась пускать Перкинса так глубоко в себя, как только позволяет горло. В конце концов, когда нос Трэвиса утыкается в пах Ричарда, тот требовательно прижимает голову парня еще плотнее и то ли выдыхает, то ли наконец позволяет себе тихо простонать хотя бы просто от осознания того, что именно он, именно в нем, именно сейчас настолько глубоко.       Просидев так еще несколько мгновений, Ричард собственными руками принуждает Руперта сделать еще несколько более резких движений, после чего наконец издает последний сдавленный стон, отстраняя парня от себя.       Теплая, даже горячая жидкость, все еще отдающая привкусом мяты, капает с языка Трэвиса, пока тот пытается поймать воздух…       Позволив себе пару секунд полюбоваться зрелищем, Перкинс подает Руперту пару носовых платков и заодно руку, чтобы тот мог подняться и, по велению той же руки босса, временно отдохнуть у него на колене.       «На этой паузе все точно не закончится.» — одновременно проносится в головах Руперта и Перкинса, когда последний мягко, властно оглаживает рукой бедро другого.