2020 год
Россия. Центр.
«Взрыв на научной станции выбросил в атмосферу засекреченную разработку военных сил США. Власти стран в экстренном порядке готовятся обратиться к гражданам, и просят сохранять спокойствие. Мы не знаем, сколько времени у нас осталось, но мы… Что? Что происходит? А! АААА! » — её душераздирающий вопль и кровь, брызнувшая из разодранного горла стали для всех точкой не возврата. Этот эфир показывали по телевизору, вели по радио, транслировали на всех цифровых билбордах. Все увидели то, что случилось в студии в тот день. Проклятый, злосчастный день, когда все увидели свой страх воочию. Он тоже его увидел. Скептик, человек, пол своей жизни развеивающий густой туман тайн, окутывающий паранормальное. Своими глазами увидев кадр, где нечто полуживое без особого труда, собственными зубами разорвало плоть женщине, не смог ни слова проронить. В тот день впервые пошёл серый дождь. Холод пробирает его до самой подкорки, в очередной раз вгоняя уставшее тело в мягкий кокон убаюкивающих мурашек. Мышцы сокращаются, заставляя перекоситься так, будто тебя свирепый укусил в переплетение мышц. Сколько бы месяцев не прошло, а он никогда не перестанет удивляться, как быстро привык к подобному роду жизни. С оружием в руках, огромным рюкзаком на спине, постоянно обострённым чувством самосохранения и мыслями о том, чтобы дожить до завтра. В какой момент его жизнь превратилась в это? До всего этого он был блогером, известным, влиятельным, с многомиллионной аудиторией. У него было всё, что только мог себе пожелать человек. Дом, машина, деньги… Друзья… Команда… Любовь… Было. В какой-то момент он научился с этим смиряться. Мысли об их судьбе уже не так плотно сидели в подкорке, а слёзы, вперемешку с болезненным воплем не рвались наружу так сильно, что хотелось самостоятельно вырвать обливающееся кровью сердце. Кулак сжимает рукоять излюбленной биты так сильно, что бледнеют костяшки. Ему бы до дрожи и боли хотелось сейчас этой битой в кого-то запустить. И желательно в живого, а не гнилого. Лицо осталось неизменно отстранённым. Шутки давно перестали вызывать улыбку. Шёл третий день его вылазки в город. Машина покорно ждала на окраине, спрятанная в старом, укромном месте, в томящем ожидании, когда же вернётся её хозяин. Дима бы и сам не против как можно скорее вернуться. Отоспаться, и наконец вернуться в место, которое он с гордостью называет Базой. Но он собрал слишком мало, чтобы быть уверенным в ненадобности лишний раз покидать породнившееся гнёздышко. За эти месяцы мародёрство стало чем-то обыденным. В конечном итоге половина хранителей правопорядка гниют на ходу, и как бы смешно это не звучало, это факт. Все уцелевшие полицейские давно покинули свои посты и присоединились к Секурату, что соорудили в центре некогда большого и такого родного города Москвы. Теперь от него не осталось ничего. Ни названия, ни людей. Только тысячи квадратных километров заброшенных зданий и постоянный дикий вой, исходящий от плотоядных тварей, бродящих по опустевшему городу. Раньше заброшки были редкостью. Особенно было интересно поискать места с историей, обросшей легендами о призраках, приведениях и прочей лабуде, в которую так охотно верили люди. Тогда это было способ развлечься, разнообразить свою скудную жизнь чем-то за гранью своего понимания. Сейчас самой страшной находкой, что можно было обнаружить в заброшенных домах — зомби. Голодные, озлобленные, озверевшие от запаха крови и свежей плоти. Капля холодного пота неприятно скатилась по спине под одеждой. Головой откинувшись на стену с облезшими обоями он поднял глаза на грязный потолок. Побелка местами опала на пол, где-то по углам проглядывались неприятные подтёки ржавчины. Паук на своей небольшой паутинке забавно качался от небольшого сквозняка. Сколько квартир было в таком состоянии? Люди бежали, бросая все свои вещи, квартиры, машины. Взгляд медленно блуждал по комнате, подмечая новые детали, что могли рассказать о некогда жившей здесь семье. Неожиданно столкнувшись глазами с девочкой, лет пяти, он замер, не решаясь отводить глаз. Она обнимала худощавую, коротковолосую женщину за шею. Её маленькие глазки светились чистым, первородным счастьем. Она улыбалась ему с фотографии, в разбитой рамке. Бумага изрядно потрепалась от времени и непогоды. Осколки, некогда красивой фоторамки, въелись в бумагу, поглощая цвета. На глаза совершенно неожиданно упала пелена старого воспоминания. У него была… есть. Похожая фотография. Только не с ребёнком, хотя его характер иногда очень напоминал ребёнка… Серые, остекленевшие глаза смотрели куда-то сквозь пол. Видели всё и не замечали ничего одновременно. Если быстро привыкать к чему-то совершенно нездоровому и пугающему, мозг иногда начинает коротить. Словно техника, не успевающая так быстро воспринимать обилие чувств, ощущений и мыслей. Дима вывел этот итог пару недель назад, когда не смог проронить ни слезинки, смотря на фотографию с тремя самыми важными людьми на планете. Когда в мире происходит полный ад, на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Скажи ему кто-то, два года назад, что в мире произойдёт апокалипсис, а люди превратятся в зомби, он бы никогда не поверил. Посмеялся бы и сказал сам себе, что это бред. Сейчас, сидя в очередном пятиэтажном доме, он думает о том, что многое в этой жизни сделал бы иначе. Многое изменил и много с кем поступил по другому. Где-то внутри болезненно скрипит сердце, а это значит, что рана всё ещё свежая, и беспокоить её не стоит. От мыслей резко отвлекает громкий звук на этаже снизу. Моментально концентрируясь на слухе он закрывает глаза. На зомби не похоже, слишком тихо, да и не шаги это вовсе. Откладывая биту, он грубо растирает лицо ладонями, надеясь стереть всю усталость и боль. Звук снова не повторяется, а это значит, что он оказался прав. Откуда-то с улицы слышится протяжный, скрипучий вой. Вот это точно мертвечина, только отчего разорались так громко? Дмитрий встаёт намного решительнее, последний раз вдыхает полной грудью и осторожно выглядывает в окно без стёкол. Небольшая, неплотная толпа безмозглых созданий неторопливо плетётся в направлении дома, где он находится. Мертвецы неправильно дёргаются, кто-то слишком сильно, каждый раз его практически подкидывает, а кто-то медленно, размеренно, мягко. Их глаза тускло горят в свете солнечного дня красными и жёлтыми камнями. Разодранная одежда клоками свисает с изорванной плоти, запёкшаяся кровь придаёт им какого-то устрашающего вида. Наблюдать за ними объективно приятнее, чем от них отбиваться. А если они намереваются посетить это здание, значит, пора убираться. Побег не занимает много времени. Ловко убирая биту в специально пришитое несколько дней назад отделение на большом рюкзаке, мужчина решительно направляется на выход из квартиры. Здесь он смог найти только немного сохранившейся посуды и банки с какой-то едой. Есть надежда, что хоть что-то из содержимого сохранилось. На лестничной клетке останавливается, прислушиваясь к шагам снаружи на вскидку даёт себе пару минут, чтобы добежать до крыши, потом его присутствие уже раскроют. Взбегая по лестнице на крышу он в который раз хвалит себя за то, что проверил тут всё несколько раз, прежде чем начать обследование квартир. Выход на крышу был открыт, что позволило без лишних проблем покинуть здание, и не привлечь к себе ненужное внимание раньше времени. Быстрыми, большими шагами, перепрыгивая через каждую следующую ступень, он добирается до крыши быстро. На чердаке неприятно воняет гнилой, протухшей плотью. К большому сожалению, там обнаруживается чей-то изрядно потрёпанный труп. Подходить к нему и марать руки не хотелось, сколько трупов не увидишь, не каждый захочется трогать. Если лежит тут долго, а лежит он, судя по запаху, не меньше пары дней. Скорее всего одиночка, искать никто не стал, если и нашли, хоронить не стали. В такое время мало чему удивишься, вот и трупы перестали его пугать уже через два месяца. «Он меня не трогает, и я его трогать не буду» — выведя себе воинственный слоган, Дима возвёл его в заветы и трупы просто пропускал. Последний раз глянув на выкатившееся из глазницы яблоко некогда голубых глаз Масленников мысленно пожалел человека, и, простившись с ним, выбрался на крышу. В лицо моментально ударил порыв свежего ветра. Он пах подступающим летом, к большому сожалению не несущим никаких позитивных мыслей. Вдыхая как можно глубже, он закрывает глаза. Мягкая темнота приятно окутывает веки, шелестящий у уха ветер приносит отдалённое тепло. Тишина принимает в свои широкие объятья. Он надеется однажды раствориться в этом ветре, рассеяться по нему и улететь, унестись куда-то далеко-далеко отсюда. Бодрящий кислород приводит в чувство особенно хорошо и быстро. Последний раз особенно сильно зажмурив глаза, он направляется к краю. Централовцам намного тяжелее Болотных, те предпочитают передвигаться по крышам, зная, что улицы, очень часто место опасное. У Централовцев такой возможности нет, здания часто слишком далеко друг от друга, зато с крыши почти каждого дома спущен надёжный трос, позволяющий в случаи опасности быстро спуститься на землю. Страх высоты, к большому сожалению, у него никуда не делся. А оттого, каждый раз, когда ноги замирают у самого края крыши, липкий страх неприятно сосёт под ложечкой, навеивая очень неприятные мысли. Оглядываясь через плечо назад в последний раз, мужчина по привычке просит прощения у тех, в чьи квартиры он влез и что-то взял. Им эти вещи в любом случае уже навряд ли понадобятся, а ему будет на что жить. Он хватается за верёвку как можно крепче и, уверенно опираясь ногами о стену дома начинает неторопливо спускаться. Да, большая часть продуктов испортилась очень быстро, а потому полакомиться чем-то особенным, по типу мяса или свежих молочных продуктов, он не может уже несколько недель. Животных найти миссия далеко не из простых, а особенно здоровых, и дающих из себя хоть что-то. Из вариантов остаётся только запас тушёнки с кусочками мяса, что он смог откопать в небольшом домике у какой-то пожилой пары. С мыслями о найденном за сегодняшнюю вылазку Масленников неуверенно смотрит вниз, ему осталось всего ничего, а это значит что нужно внимательно осмотреться. Солнце постепенно начинает подбираться к горизонту, обозначая о приближающейся темноте. Когда ноги касаются земли он внутренне ликует, и спешит скрыться в распускающейся листве, дабы не привлечь лишнего внимания. Мысль о ночлеге ударила в голову быстрее мысли о том, где его искать. Бегая глазами по дороге перед ним и по нескольким заброшенным домам, Дима думает, что до ближайшего поселения ещё идти и идти. Но, с другой стороны, если поторопится, вполне успеет. Или, как вариант, найти укромное место в ближайших домах и заночевать там. Эта перспектива нравится ему намного больше. Во-первых, он избежит лишнего столкновения с другими людьми. А во-вторых, выйдя рано утром, он как раз успеет к следующему вечеру дойти до своей нычки и забрать все рюкзаки. Оттуда можно будет постепенно выдвигаться к машине. Ещё день два в пути и он сможет вернуться на Базу. Теперь, считая время в днях, он не удивлялся насколько это долго, каждый раз считал с условием, что это довольно быстро. Переминаясь с ноги на ногу в своём наполовину открытом убежище в виде куста, мужчина протяжно, но, предусмотрительно тихо зевнул. Глаза слипались с каждой минутой всё сильнее, а солнце всё более стремительно заходило за горизонт, окрашивая небо невероятной красоты густыми, акварельными красками. Пара секунд вольности, полюбоваться закатом, а после, отругав самого себя, можно приниматься за выбор ночлега. Судя по расположению зданий и обилию открытых местностей — он вышел к западному округу. Отсюда ему по прямой через центральный, и прямиком на окраину, к машине. Пока что, всё идеально сходилось, Дима успел привыкнуть, что злосчастную приставку «пока что», надо ставить практически ко всему. Холодный взгляд придирчиво исследует небольшое скопление двенадцатиэтажек. Открытый двор, практически полное отсутствие машин и голые деревья. С одной стороны, его отделяет только пустая трасса… С другой… Слишком много открытой местности, полумёртвое тварьё в ночное время суток особенно опасно и свирепо. Лишний звук и ему придётся очень не сладко. А сухая изгородь из кустов как раз может стать источником этих лишних звуков. Внимательный взор улавливает абсолютно каждое движение, перемещение, шорох веток. Становится всё темнее, это значит только одно — у него есть время, только чтобы перебежать к дому, вариантов на раздумья уже нет. Ноги несут вперёд особенно легко и быстро, ловко пробираясь сквозь заросли к одному из выбитых окон первого этажа. Голова практически пуста, мышцы предупредительно ноют, в который раз пытаясь оповестить об усталости, что весь день игнорирует мужчина. Однако, наученный жизнью и отвратительным шрамом на рёбрах, Масленников не спешит совершать резких движений. Замирая на месте неподвижной статуей закусывает губу, переступая с ноги на ногу. Тишина. А это значит, что ничего не помешает преодолеть подоконник и оказаться в одной из квартир. Насколько хорошо успел рассмотреть Дима, в этом доме металлическая дверь, не снесённая с петель. Это уже даёт ему небольшой шанс провести эту ночь в спокойствии, без неожиданных и не званых гостей. Неторопливо, осторожно проходя внутрь дома мужчина выходит на лестничную клетку. Зрение не подвело, дверь надёжно закрыта, а это значит, что утром по дому обязательно нужно будет пройтись. Преодолевая лестницу, Масленников, сам себе удивляясь замирает перед большим оконным проёмом, практически полностью уходящим в пол. Раньше отсюда был невероятно красивый вид. Теперь из окна на него смотрит опустевший город, лишённый возможности жить. Он погружается во тьму вместе со всеми. Света здесь нет практически с начала всего этого ада. Не понятно только, экономят его просто, или город настолько умер, что его просто нет? Мысль ему не нравится, но зацикливаться на ней нет времени. В очередной раз отсчитав себя за ребячество, он поднимается выше. Чем выше заберёшься — тем меньше шансов, что до тебя доберутся. Именно с этими мыслями Дмитрий забрался на самый последний этаж. Плитка, которой была украшена лестница в некоторых местах начала отваливаться, краска на металлических перилах облупилась. Но, на удивление в квартирах на последнем этаже всё ещё сохранилась мебель, вещи и даже техника. Как будто и не было никакого апокалипсиса. Он просто зашёл в квартиру к очень небрежному, нечистоплотному другу, не убирающему за собой совершенно ничего. Осматривая квартиры он не замечал ничего примечательного… Пока не добрался до последней на этом этаже. Её дверь была настежь раскрыта, видимо, даже до начала всего этого хаоса. Внутри творился ужасный беспорядок, вещи вперемешку с осколками стёкол и какой-то мелкой электроникой. Разорванные фотографии, истерично высыпанные на пол драгоценности, рядом с которыми покоилась разбитая, некогда очень красивая, шкатулка. Видимо, в ней все эти драгоценности и хранились раньше. Разбитая фоторамка с фотографией какой-то семьи стояла одиноко на столе. Да тут произошла какая-то трагедия. На момент всё это окружение погрузило его в старые, такие далёкие воспоминания. Когда-то и у него дома было примерно так же. Они ругались, кричали, срываясь друг на друге. Каждый пытался донести до второго свою истину, и каждый оппонента слушать не хотел. Дима считал, что он их всех подставил, подверг риску не только свою репутацию, но и репутацию всей команды. Он, в свою очередь, считал что, поступил правильно, высказал своё мнение. Странно, что ̷К̷р̷и̷д̷ вообще втянул в это каким-то образом команду и Диму. А самый главный вопрос: «Почему Дима не заступился?». Даже сейчас, смотря на разбитую под ногами вазу с давно засохшими цветами, он спрашивал сам у себя. Почему ты не заступился за него? Ты ведь готов был отдать ему всё, почему не отдал такую важную и нужную в тот момент поддержку? Голова начала болезненно гудеть, на город опустилась кромешная тьма. Отдалённо ревели разъярённые мертвецы, начавшие охоту на того, кто не успел надёжно спрятаться. Воспоминания о друзьях всегда давались ему большим трудом. Особенно первое время. Одна мысль о том, что их где-то убивают… Разрывают их плоть, отрывают от костей мясо, съедают живьём… А он не может ничем помочь, не знает даже, где они. В первую неделю была надежда — таскал с собой телефон. Сеть перестала ловить практически сразу, но маленькая, крохотная надежда хоть на что-то, неустанно теплилась в глубине души. А потом пропало электричество, и смысла уже не было. Глаза начинают предательски закрываться, а это значит, что пора спать. Из всей этой злосчастной квартиры он находит уцелевший одним лишь чудом большой диван. Из спальни выносит плед и подушку. Хорошо, что они были далеко от окон, и практически не испортились за это время. Рюкзак тяжело опускается на пол рядом с диваном, сверху падает тёплая, зелёная куртка. На своё приготовленное место он ложится прямо в обуви, в случае опасности у него будет возможность сразу начать бой. Мягкий плед накрывает тело не полностью, слишком маленький, но и этого хватит, какое никакое, а тепло. Несмотря на усталость сон идёт очень нежелательно и медленно. За закрытыми веками всё бегают зайчики воспоминаний, такие родные голоса, смех, лай собаки. Он ворочается несколько минут, меняет положение, надеясь, что это хоть как-то поможет избавиться от тяжёлых картинок перед глазами. Ничего не помогает. Устало раскрывая глаза мужчина замирает в одном положении, расслабляется. В какой-то момент сознание само понимает, что он делает. Отдаётся этим воспоминаниям, позволяет унести куда-то далеко-далеко, туда, где не будет так сыро и мертвецки тихо. Туда, где плещется моря у белоснежных берегов, где мягкий, бархатный песок. Над головою кличут чайки, а пальмы приветливо качают зелёными шляпами. Там тепло, там вкусная еда и родные люди. Живые, настоящие. Его хмурый взгляд падает на родное до боли лицо. Он улыбается, мягкой, по-детски наивной и нежной улыбкой. Его щёки горят от жары, по плечам стекают капли пота. От палящего солнца он быстро загорел, намного быстрее всех остальных. Теперь его в команде по праву называли «шоколадным». Дима потерянно улыбается, когда его пальцы осторожно, почти трепетно касаются плеча, медленно сползают ниже. Медовые глаза придирчиво оглядываются на друзей, пока Дима сам не переплетает их пальцы. Где-то в горле сжимается липкий, болезненный комок слёз, он колит горло и мешает дышать. Масленников открывает глаза так резко, что практически слетает с места на котором спал. Тень, стоящая перед ним моментально отскакивает, замирая у яркого пятна, слепящего глаза. Кажется он уснул… Быстро-быстро моргая глазами одиночка пытается привести зрение в норму, а когда ему это удаётся, замирает на месте, не в силах пошевелиться. Всё тело сводит болезненной судорогой, мурашки поднимаются из самых недр, глаза расширяются. Он спит? Это всё ещё сон? Человек перед ним ответно замирает, практически отражая положение. Огромный металлический ключ падает из разжавшихся пальцев, тёмные глаза смотрят в самую душу, серые напротив наполняются обилием чувств и эмоций. Слова срываются с губ практически одновременно, голос у обоих ломается, выдавая волнение. — Дима?!Эмиль?! —