hollow

у странника длинные пальцы цвета слоновой кости, а движения его рук плавят, прожигают кожу насквозь. у него прямые, чёрные, с синим отливом, волосы. он говорит приятные, лестные вещи, прижимаясь к казухе настолько близко, насколько это возможно в их слегка мешковатой одежде. но его глаза, такие же чёрные, без живого блеска, будто полые, смотрят совершенно безразлично. «он кукла..?» казуха сглатывает склизкий комок в горле. они одни в комнате, а странник глядит слишком пристально, сидит непозволительно близко. -тебя что-то беспокоит? — пальцы вдруг перестают блуждать среди бесконечных складок и слоев одеяний каэдэхары. кукольное лицо принимает чуть обеспокоенное выражение, когда он немного глупо наклоняет голову. -вроде бы… вроде все в порядке, — казухе надо прийти в себя. на душе противно скребутся кошки, а непривычно виноватый возлюбленный только сыплет на раны соль одним лишь своим видом. -мне должно быть стыдно, — темные волосы поднимаются вверх вместе с движением головы. казуха не может оторвать взгляд от прямых локонов. -да, — ему не удаётся переварить не то вопрос, не то утверждение и он просто соглашается, завороженный. — стой, нет! скарамучча тихо посмеивается, возвращая ладони к излюбленным бёдрам каэдэхары. «он кукла.. » -значит, ты будешь не против если я… — он снова проникает под кимоно своими безжизненными пальцами. -да, — опять подавленно, будто безвольно, выдыхает каэдэхара. «но он кукла.. » казуха в очередной раз закрывает глаза, прячась от всего в глубокой темноте. но спустя минуту ощущение того, как его хаори медленно сползает со спины, явно подсказывает, что он не на едине с природой. ресницы подрагивают, когда он чувствует, как странник перемещает свои искусные пальцы на его лицо, как притягивает к себе, целуя куда-то под веком. его губы холодные, мертвенно-ледяные. он целует и во второй раз, и в третий, и в четвертый, мягко придерживает за подбородок, выбивая из казухи едва слышимый вздох. -стой, — это вещь, которую надо было сказать раньше, — почему ты.. делаешь все это? — казуха жмется к чужой груди, и его сердце пугающе сжимается, когда странник осторожно берет его за плечи и отодвигает от себя. -я же выбрал тебя, — словно сквозь дымку казуха помнит его полуприкрытые глаза. он не хочет думать, что в один день взгляд просто превратился из аметистового в призрачный чёрный. — я всегда буду с тобой, — он выдыхает воздух по привычке, от чего каэдэхара едва не морщится, но почему-то опять тянется навстречу. «он кукла.» вдруг он улыбается, а его ладони неожиданно проскальзывают под тёмное хаори казухи, едва задевая тёплую кожу. у последнего снова ёкает сердце. оно всегда бьется часто-часто, когда странник рядом, с самого начала, с самой первой их встречи, будто знает, что все так обернётся. что сейчас он повалит самурая на футон, что он скинет со своих плеч девственно-белое хаори, что прижмется ещё ближе, что неприлично прильнет к чужому лицу. странник бесстыже смакует его губы, по-собственнически кусает, а казуха только и может, что нехитро отвечать ему, параллельно помогая стянуть неудобные короткие хакама. его язык касается чужого — такого же холодного, как и все остальное тело. они цепляются друг за друга, наконец высвободившись из тяжёлой одежды, сталкиваются друг с другом ногами, но все равно переплетают пальцы рук. они продолжают целоваться, мокро и смущающе, до тех пор, пока казуха понимает, что почти не ощущает происходящего вокруг. тогда странник ловко развязывает пояс, и тот змеей обвивает чужие запястья, до боли скрепляя их между собой, сдвигая бинты. казуха, охая, поднимает голову, и его подбородок в который раз тут же дерзко хватают и притягивают к себе. на искусственном лице — удовлетворенная улыбка. «он кукла.. » он везде ощущает следы прикосновений. горят бедра, плечи, шея. он не смеет приоткрыть опухшие губы, слепо тычется в плечо, беспомощно трется пахом о чужое колено, пока странник, облюбовав его живот и грудь, уже в наверняка сотый раз прикусывает и мнет кожу, разматывая многослойные бинты, чуть мокрые от пота. странник поднимает голову. его ведёт от чужого красного, почти сравнявшегося с цветом крашеной пряди, смущенного лица. они не могут перестать смотреть друг на друга. казуха — пугливыми алыми глазами, а странник — мертвенно пустыми. он без промедления спускается ниже, когда казуха стонет протяжно, громче, чем обычно, и кусает и без того болезненную нижнюю губу, вдыхая запах чужих волос. каэдэхара неуверенно раздвигает ноги, поворачивая голову в сторону. затекшие руки неприятно ноют, но это не имеет значения, когда странник наконец торопливыми движениями выуживает из складок лежащего рядом кимоно долгожданную склянку. он, быстро сориентировавшись, размазывает несколько холодных капель по чужому члену ещё более леденящими пальцами. казуха рвано выдыхает, стараясь дышать в ритме, пригодном для медитаций. кукла приподнимается, качая своими безупречными бёдрами. «кукла.» внутри почему-то неожиданно узко и тесно. казуха не сдерживается, когда странник насаживается глубже, стонет на всю комнату. последний выдаёт несколько резких смешков, словно давая передышку, а после внезапно садится, вбирая в себя всю длину. каэдэхара инстинктивно напрягается, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в кожу. странник так же сильно сжимает его бока, так, чтобы точно остались яркие следы от пальцев марионетки. он начинает двигаться, постепенно набирая удобный для них темп. внутри куклы — ощущение холода металла и запах резиновых трубок, но странник ускоряется, и фантомное навождение пропадает, сменяясь эйфорией, как и во все прошлые разы. странник помогает себе рукой, и полностью сбивает всю натренированную методику самоконтроля каэдэхары. в уголках человеческих глаз собираются капли, они все растут, пока казуха пытается дышать, пока странник успокаивающее перемещает свои ладони на плечи, поглаживая. казуха вдруг жмурится, ослепленный. и только после видит, как по внутренней стороне бедра течет белесая жидкость. он, уже полностью плача, закрывает глаза. а по щекам все текут слезы, горячие, тёплые, они не успевают добраться и до середины лица, как их перехватывают ловкие ледяные пальцы. грудь часто вздымается от всхлипов, но он не может ничего с собой поделать. не может помочь и спокойный шёпот о том, что все хорошо, рядом с ухом. он не может унять дрожь во внезапно ослабевших ногах, не может расслабить колени. «он кукла..!» странник обнимает нежно, крепко и долго не отпускает. он спешно развязывает пояс-ленту позади, чувствуя, как содрогается человек рядом с ним. он утешает, не прося прекратить. лишь отдаляется, печально смотря из-под суровых бровей, заводит чужую красную прядь за ухо. он ждёт, когда казухе станет лучше, когда он привычно утихнет у него на руках, перестав судорожно трястись. но казуха не может остановиться. слезы ядовито высыхают возле ресниц, когда он обнимает хрупкие плечи странника, когда снова жмурится, слишком сильно сжимая пальцами кожу на чужой спине. он не находит рёбер и беспорядочно, словно потерянно, гладит её руками. у него не получается отпустить, оставить это уродливо идеальное тело в покое. ведь пока его сердце сходит с ума, в чужой груди пустота. она пожирает их обоих. и казуха не может прекратить думать о том, что он кукла. ведь куклы не умеют любить