Этот блядский рассвет

— Жизнь все-таки прекрасна, Сонь, именно поэтому я здесь. Пусть ты и умудрилась каким-то образом уснуть на этой чертовой крыше... Я знаю, что ты слышишь меня. Ты испытала сильный стресс, я все прекрасно понимаю. Главное, что все обошлось и что ничего плохого не случилось, верно? — я гладил ее по волосам и еле слышно шептал все это, чтобы ненароком не разбудить. Три часа ночи. Я находился за несколько километров от уютной кроватки. На высоте шестнадцати этажей. На моих коленях лежала голова спящей лучшей подруги, я гладил ее длинные волосы и смотрел на небо. И я рад был здесь находиться, даже несмотря на сильную сонливость. Другие варианты не рассматривались. Я ведь успел. Я находился сейчас рядом с ней. Соня переживала не самый лучший период в жизни, если не один из самых худших. Ее проблемы с психикой набирали обороты, лечение и терапия помогать переставали, а ее семья от нее открещивалась. Им не нужна была дочь с депрессией и суицидальными мыслями, им не хотелось принимать участие в ее делах. Соня очень хотела, чтобы ее принимали и из раза в раз пыталась все объяснить родственникам, пыталась выстраивать мосты, которые они сжигали из раза в раз. Это ее добивало, но она продолжала бороться. Я же особого смысла в этом не видел, но ей не мешал. Хорошие отношения с семьей были для нее очень важны. Жаль, правда, что только для нее. — Видишь как в итоге-то получилось? — я перевел взгляд на нее и улыбнулся. — Они так ничего и не предприняли для того, чтобы тебе помочь. Не захотели быть рядом в трудную минуту. Не злись только на них, лады? Вы все же по-разному воспитывались, они не изменятся. За последний год состояние Сонечки стало стремительно ухудшаться. Непростительно быстро ее поглотили бессилие и апатия. Она перестала выходить из дома, перестала играть со мной в нашу любимую онлайн-игру, перестала круглосуточно сидеть в соцсетях. Ей не хотелось ничего. Нигде она не чувствовала себя спокойно и безопасно. Соня могла часами после пробуждения лежать в кровати, совершенно без сил и желания вставать. И при всем вышеперечисленном она отрицала очевидное. Соне было проще считать столь резкий упадок чем-то незначительным и временным. Она часто говорила мне о том, что за нее не стоит переживать. Не стоит часто писать, не стоит спрашивать о ее состоянии, не стоит пытаться поговорить о происходящем. Сонечка, моя прекрасная и любимая звездочка, начала от меня отдаляться. Наверное надеялась на мой уход из ее жизни. Думала, что я смогу о ней забыть и жить без нее. Она считала, что тянет меня на дно и препятствует моему развитию как личности. Но я не забыл, даже не собирался тратить на это время. Передавал через Сонину мать фрукты, слал много тупых и абсурдных мемов, по возможности моментально отвечал на ее редкие смски. Всеми силами пытался показать что я рядом. Что она может мне доверять. Что я буду принимать ее в любом состоянии, как принимал всегда, еще до выявления депрессии. — А ты не верила мне, дуреха. Наверное и когда проснешься не поверишь. Решишь, что я плод твоего воображения, да? — нелепо усмехнулся и вновь уставился в небо. — Я же обещал тебе, много-много раз обещал. Еще в детстве, в самом начале общения. Дружба с Соней длилась уже больше 15 лет. Познакомились в детском садике, наши семьи тоже начали дружить. Поначалу все родственники прогнозировали что мы начнем встречаться, когда вырастем, а после свадьбы одарим их внуками. Потом их грезы об этом стали озвучиваться все реже и реже, со временем вообще прекратились. И я был благодарен им за это, потому что романтических чувств к Соне не испытывал. Равно как и она не испытывала их ко мне. Нам было хорошо вместе. Прогулки, пикники, ночевки, совместные шатания по торговым центрам и магазинам. У нас был целый багаж теплых и приятных совместных воспоминаний, который мы очень ценили. Соня всегда называла меня самым лучшим другом в мире, я с ней не спорил. Только называл ее прекрасной и сильной девушкой, самым ценным подарком от жизни. Она всегда улыбалась когда это слышала. Улыбалась и смущалась. — Спасибо что написала мне. Без шуток. Твое доверие очень важно для меня, я просто не мог тебя подвести, звездочка. Особенно в такой тяжелый момент. Я не буду осуждать тебя при полноценном разговоре, будь уверена, ладно? — мельком взглянул на ее умиротворенное лицо и вздохнул. Соня все еще спала. Ее голова все еще лежала на моих коленях. Мы с ней все еще находились на нашей любимой крыше шестнадцатиэтажного дома, в котором никто из нас не жил. Однако мы любили этот дом. На его крыше мы провели много времени по самым мыслимым и немыслимым поводам. Сейчас мы тоже находились здесь не просто так. Несколько часов назад я получил от Сонечки смс, которое, по сути, представляло из себя предсмертную записку. В ней были просьбы не приезжать, не отговаривать и не рассказывать родителям. Соня много извинялась передо мной за то, что решила сделать. Она не хотела, правда не хотела чтобы наша дружба заканчивалась вот так, но другого выхода не видела. Текст этого сообщения был пропитан отчаянием. Я мгновенно вскочил с кровати и начал одеваться. Медлить было нельзя, необходимо было успеть до наступления точки невозврата. Путь до шестнадцатиэтажки в моей памяти не сохранился, в тот момент сознание было будто в тумане и мозг не утруждался сложным процессом запоминания. Это было чем-то ненужным и пустым. Главное что я успел. Вбежал на крышу в слезах и с лютой отдышкой, охрипший и напуганный. Взрыл глазами каждый миллиметр поверхности и нашел Соню, лежавшую в позе эмбриона с рюкзаком под головой. Ветер трепал ее волосы. Стояла до жути тяжелая тишина, не предвещавшая ничего хорошего. Но луж крови нигде не было, кожа Сони не выглядела белой. Нигде не валялись острые предметы или пустые упаковки из-под таблеток. Ее одежда тоже не вызывала подозрений, на ней не было ничего странного или нетипичного. Я несколько раз позвал ее по имени — ответа не последовало. Это никак не смутило, ведь Сонечка всегда крепко спала и разбудить ее было достаточно трудно. Поэтому я просто решил ее не тревожить, только положил ее голову к себе на колени. — Знаешь, тебе стоит всего лишь открыть глаза чтобы убедиться, что солнце скоро встанет. — я погладил Соню по щеке. — Ты же очень любишь такие моменты, мое сокровище. Твои глаза сияют когда ты наблюдаешь подобное. Даже жаль, что сейчас ты не видишь того же, что и я. Она продолжала спать. Ее кожа была холодной и бледной, как и всегда. В ней все было как всегда. Даже спала все так же крепко, несмотря на прохладный воздух и жесткое покрытие крыши. Я очень хотел поговорить с ней, что уж скрывать. Поделиться страхами, обсудить ее состояние и предложить помощь. Я не стал бы ругать Соню. Не стал бы упрекать в том, что из-за нее я лишился сна в теплой кровати. Никакие кровати и сновидения не убедили бы меня забить на лучшую подругу, переживающую критически сложный момент. Она очень хотела стать значимой для мира. Хотела запомниться, войти в историю и сделать что-то прорывное и героическое. И каждый раз смеялась, когда я говорил, что она уже таковой является. Не верила мне и просила перестать преувеличивать. Но это была чистая правда, которую я неустанно ей говорил. — Небо уже потихоньку светлеет, Сонь. Ни единого облака нет, так что рассвет будет видно превосходно. Ты такое очень любишь, аж глаза блестят когда за этим наблюдаешь. И знаешь что? — я вновь принялся гладить ее волосы. — Ты сияешь ярче солнца, и в тяжелые времена тоже. Иногда мне даже кажется, что ты и есть солнце, а этот желтый шарик просто твоя копия. Единственное, что беспокоило меня сейчас — Сонино положение тела. Поза эмбриона однозначно была не самой удобной и у Сони наверняка уже все затекло, но она не ворочалась. Даже больше — вообще не двигалась. Поэтому в моей голове зрели мысли о том, чтобы аккуратно повернуть ее на спину. Но это могло разбудить ее, этого очень не хотелось. Соня все же испытала сильный стресс, ее болезнь попыталась забрать у нее жизнь. Но она не поддалась, не стала ничего с собой делать. Или же просто не успела. Детали не столь важны. Важна сама суть того, что моя дорогая Сонечка смогла побороть порыв совершить непоправимое. И я очень ею гордился. Я посмотрел на безмятежное лицо подруги. Улыбнулся. — Что ж, звездочка, пора принять более удобное положение. Обычно ты весьма крепко спишь, поэтому мои действия не должны тебя разбудить. В любом случае... Не злись если вдруг проснешься, хорошо? — я аккуратно положил ее голову обратно на рюкзак и встал. Поза эмбриона хороша тем, что человека можно без особых усилий повернуть на спину. Я сел лицом к Сониной спине, положил руку на ее плечо и аккуратно потянул на себя. Тело Сони поддалось, пусть и для этого понадобилось немного усилий. Внезапно в моем сознании яркой вспышкой появилась странная мысль — что-то не так. Что-то изменилось после того, как я сменил ее положение. Соня будто бы замерла, будто бы не дышала. Кожа вмиг стала будто бы прозрачной, было очень хорошо видно вены. Глаза все еще были закрыты. Лицо не выражало больше прежней безмятежности, оно не выражало абсолютно ничего. Из Сонечки будто бы пропала жизнь, несмотря на то что еще несколько минут назад она спокойно спала на моих коленях. Меня бросило в дрожь, сердце забилось будто бы со скоростью света. Резко зажмурился, часто задышал. Мысленно посчитал до десяти и вновь открыл глаза. Взгляд сразу упал на тот участок крыши, который был под телом Сони до того, как я ее повернул. Там красовалось огромное темное пятно. В нос ударил металлический запах, а в горле образовался огромный ком. — О Боже, блять... Сонь, меня сейчас так глючит, ты бы знала! — я аккуратно взял ее за руку. — Хотя, наверное, ты уже проснулась и смотришь на меня как на идиота! Да! Однозначно так и есть. Только я тебя совершенно не слышу, вижу тут кровь и просто... Просто не понимаю. Наверное нервная система дала сбой, просто перенервничал. Я сжал ее ладонь, ледяную и обмякшую. Это просто надо перетерпеть. Просто надо перепсиховать. Выдалась тяжелая ночь, Соне наверняка не легче. Как жаль, что я не могу слышать ее голос сейчас, чувствовать прикосновения. Реальность без нее такая мрачная и бесполезная. Из этого состояния не выбраться самому, просто нужно ждать. Это пройдет. Пара десятков минут — и я услышу ее вновь. Мы обнимемся и разрыдаемся. Потом будем говорить, много-много говорить. Соню отпускать не хотелось. Поэтому я этого делать и не стал — просто аккуратно лег на спину рядом с ее телом и вонзил взгляд в небо. — Мы такие придурки, да? — голос предательски задрожал. — Рассвет пропустили, точнее самую красивую его часть. А нужен ли он нам теперь вообще, Сонь? Слезы сами покатились по щекам, я не мог их контролировать. Такие проявления чувств были редкостью, я их очень стеснялся и старался держать в себе. Смущался, боялся показаться слабым или неправильным. Но сейчас на это было плевать, ведь на крыше нас было всего трое. Я. Соня. И этот блядский рассвет.