***
«Большие Парни вновь в нападении, — вещает диктор. — Их соперники — команда из Нью-Йорка — новички, которые, однако, очень везучи. Так кому суждено победить — юным талантам или прославленным, опытным игрокам?» Билл подаёт пас Ричарду. Ричард быстроногий, рыжий и острый на язык — не в одну драку влезал и не единожды ломал себе нос. В аварии он остался без головы — Билл помнит. Ричард принимает пас. Соперники бросаются на него, точно быки. Им мешают. Стэнли, Крис, Брайн (перелом позвоночника; кровоизлияние в мозг; скончался в больнице от травм). В перерыве между второй и третьей четвертями Билл замечает Зою. Она сидит на тренерской скамейке и задумчиво следит за игрой. — Ничего не понятно, — признаёт она, когда Билл приближается к ней, снимая шлем. — В России футбол совсем не такой. — И какой же? Ответ оказывается неожиданным: в лицо Биллу прилетает круглый европейский мяч. — Коляда! — восклицает Зоя. — Смотри хоть, куда пинаешь! Билл возвращает мяч — да так, что субтильного «Коляду» сбивает с ног. Пацан, впрочем, мгновенно вскакивает и что-то кричит — Билл ни слова не понимает. — Футбол — спорт для настоящих мужчин, — ворчит Билл и, наверное, сам сейчас напоминает мальчишку. — А эта детская игра никакого отношения к футболу не имеет. Зоя хихикает: — Он сказал, что в следующий раз… залепит тебе шайбой в ворота. — Как посылать на русском? Потупившись, она с улыбкой говорит: — Очень неприлично, но… Кое-как Билл повторяет то, что она сказала. «Коляда» в ответ показывает фигу. — Зря ты так, — насмеявшись, качает головой Зоя. — Его, дурака, комендант застрелил… — Как это? — Он пытался из окна вылезти. И зачем? Всё равно б не сбежал. Там речка замёрзшая была… и мороз в минус тридцать. Билл садится рядом с ней, глядит в сторону своей команды. Футболисты хохочут, подзадоривают друг друга, передают воду и полотенца, сплёвывают жвачки. — Не понимаю, — говорит Билл. — Дину ведь челюсть оторвало… Я его труп едва опознал. Весёлый светловолосый Дин оборачивается к капитану и скалит в улыбке белые зубы. — Смотри, — Зоя указывает туда, откуда прилетел мяч её друга, — Марена… Тёмненькая девочка сидит в тени дерева и, завесившись волосами, старается читать. Однако шумная мелюзга, бегающая с мячом, не даёт ей сосредоточиться. — Вся синяя стала, — поясняет Зоя. — Трижды за ночь её уводили — накачивать… — Кто? — Не перебивай! Вынесли её труп в мешке… но мешок сполз… а там… Марена захлопывает книгу и смотрит в их сторону: ага, обо мне говорите! — У меня мечта была: вернуться… — вздыхает Зоя. И Билл вдруг понимает, что она гораздо старше, чем казалась ему. Какие взрослые, измученные у неё глаза… — Тогда я спасла бы их всех! Но теперь… уже ничего не изменить. — Капитан! — кричит Ричард. — Пора! …Зан-Чин отпихивает его. — Завалился на меня! Придурок! — Прости, — отзывается Билл. — Кажется, задремал… На трибунах стоит гогот: болельщики радуются очередному свершившемуся шаманскому поединку. — И всё пропустил! Проклятая Гандара победила! Видел бы ты их в бою! — Ты думаешь, Зан-Чин, — вмешивается Брокен, — что им удастся сравниться с господином Хао? — Я такого не говорил! Но если выпадет шанс избавиться от них не в открытой битве… Господин Хао оборачивается и смотрит на Билла. Почему-то лишь на него. — Пути Великого духа неисповедимы, — произносит он с улыбкой. — Не дай ему обмануть себя, здоровяк. — Не понимаю, о чём вы. — После благословения Великого духа каждый из нас видит странные сны, — продолжает Хао. — Даже Сати Сайган, даже я… даже какие-нибудь Айсмен. — Я не запоминаю свои сны. Мне не интересна… подобная ерунда. — Пусть так. Но Великий дух — хороший лжец. Поэтому будь настороже, Большой Билл. Великий дух — хороший лжец. Билл Бёртон, напротив, очень плохой.***
«Бояться уколов не нужно, — уверяет профессор Седов. — Укол — как укус комара. Что такой храброй девочке один маленький укус?» Но Зоря боится. Не может не бояться. Ей известно, что бывает с теми, кого «комарик кусал» слишком часто… Известно, где хранят огромные чёрные мешки. И что прячут в холодильной камере в подвале… Поэтому, пока у Зори есть силы, она борется, пытается освободиться от связывающих её ремней. — Увеличить дозу, — командует профессор Седов. — В прошлый раз вещества было мало для раскрытия потенциала. Ассистентка наполняет шприц и наклоняется к Зоре. Лицо ассистентки сокрыто медицинской маской — видны лишь глаза, смотрящие равнодушно и тупо. — Да что такое! В руки не даётся, дурёха! — Соберитесь, Верочка, — раздражается профессор. — А то сошлём вас куда-нибудь в село под Барнаул. Будете там алкашей откачивать. — Пожалуйста, — молит Зоря, — хватит… Профессор Седов залепляет ей пощёчину. — Вот нахалка. Не лезь, когда взрослые разговаривают. — Седов глядит в исследовательские записи. — А как гордо звучит — «Заря»!.. Жалко мне вас, сироток — если б не мы, куда б вы, бедные, делись? Сидели б в полуразваленных детдомах, спивались, помирали… Теперь хоть польза от вас есть. Верочка, чего вы ждёте? Приступайте. Но ассистентка стоит, белая от страха, и таращится на дверь. А Зоря видит Билла. Зоря видит Билла! — Вот что ты имела в виду, — угрюмо говорит он. Чтобы пройти в дверь, ему приходится склонить голову. Какой он большой, какой высокий! На его плечах уместилась бы планета! — Я её забираю. — Ты ещё кто такой? — вопрошает профессор Седов. Вместо ответа Билл хватает его за шкирку и швыряет в кресло напротив Зори. Профессор неуклюже приземляется и теряет очки. Без мерцающих толстых стекляшек его глаза кажутся совсем маленькими — будто две свинячие бусинки, тонущие в глубоких морщинах. — Эй, — обращается Билл к ассистентке, — понимаешь английский? Та осоловело кивает. Билл небрежно указывает на шприц. — Засунь ему это в зад. — Вера! Не смей! — Профессор пытается подняться и нащупать очки, но Билл вынуждает его сесть обратно. — В Сибирь поедешь! — Делай! — рявкает Билл. Несчастная ассистентка роняет шприц, срывает маску и заходится в истеричном рыдании. Зоря тихо смеётся. Билл поднимает её на руки — бережно, почти нежно, словно он спасатель и собирается вынести её из горящего здания. Зоря тянется к нему, берёт в ладони серьёзное лицо и благодарно целует — в насупленные брови, в лоб, в глаза. — А я думал, это стереотип, — в смятении говорит Билл, — что русские любят целовать всех без разбора. — Глупый! — Она обнимает его за шею. — Глупый… Они уходят (он уносит её!) из холодной лаборатории, из её кошмара, — от уколов, капельниц и смертоносных веществ, от вездесущих камер, через которые за подопытными следят мучители-учёные… Билл ставит её на пол больничной палаты — просторной, уютной. Светлые шторы колышутся от морского бриза. На столе возле окна — фотография… Ветер вдруг опрокидывает её. Слышится звон стекла. Зоря невольно кидается к ней, садится на колени, поднимает из осколков… И видит на фотографии Билла — совсем молодого, неузнаваемо счастливого. — Кажется, в этой больнице меня откачали, — усмехается он у Зори за спиной, — когда я чуть себя не убил… — Глупый… — снова вздыхает Зоря. Билл забирает у неё фотографию и садится на кровать. Смотрит на улыбающегося себя, сминает изображение и отворачивается. Зоря, поднявшись, прижимается к его могучей спине. Билл глядит на Зорю вполоборота и хмыкает. — Не нужно, малышка. Я сам виноват. Слабак… Уголок его рта рассечён неровным шрамом, спускающимся к шее. Очень знакомым шрамом… Зоря бережно касается его пальцами. Билл отстраняет её руку осторожно, ласково. В чёрных глазах его почему-то глубокая тоска. — Не стоит тебе меня жалеть.***
— Значит… это был ты, да? Столб густого чёрного дыма поднимается в небо. Корабль, на котором Айсмен пытались покинуть остров, снова пылает в Зорином сне. — Поджечь его было моей идеей, — вдруг признаётся Билл. — Брокен счёл это бесполезной тратой сил, но мне хотелось поиграть в благородство. Дать вам время прочувствовать бессилие и сдаться без попыток сбежать. Он смотрит на Зорю и скалится: — Видишь? Зря ты меня целовала. — Дурак… Билл продолжает, опустив тяжёлый взгляд: — Господин Хао намекнул мне, но я понял всё сразу. Утаивать правду было бы неправильно. Как жестоко, оказывается, шутит Великий дух… — У тебя ведь всю жизнь отняли, — тихо говорит Зоря. — Как я могу тебя судить? — Столькое перенесла, — он снова чуть улыбается, — а находишь в себе жалость к такому паршивому человеку, как я. Даже не знаю, что на это сказать. — Перестань, Билл. Мы и сами на турнир не с добром пришли. Что посеешь, то и пожнёшь. — Не думаю, что мы когда-нибудь свидимся наяву, Зоря… Но эти сны о тебе — лучшее, что случалось со мной за последние много лет. Она снова поднимает руку к его лицу: «Останься, пожалуйста…» Теперь он не отстраняет её.***
— Люди не должны лезть в битву шаманов, — начинает Брокен. — Поэтому нам приказано уничтожить человеческий флот. Ветер приносит запахи крови, и дурное предчувствие не покидает Билла ни на мгновение. Сколько ещё бессмысленных жертв понадобится Хао? Насытят ли его тысячи жизней несчастных идиотов, наивно решивших вмешаться в турнир? — Уф, — ёжится Зан-Чин. — Но если мы перебьём их всех, то станем врагами всего мира… — Не говори глупости, — осаждает его Турбин. — Когда господин сядет на трон Короля шаманов, то сотрёт человечество с лица Земли. К тому же нельзя забывать о зле, которое они сами творят изо дня в день. — Наши соперники не шаманы, — говорит Билл, — они — обычные люди. Сражаться с ними будет неправильно. — Тебе не понять, Билл, — фыркает Канна. — Люди всегда преследовали ведьм, — полубезумно подхватывает Марион. «Разве ты страдал, как мы?» Он многое может ответить на это, но молчит. — Господин… — бормочет Матильда, — хочет создать новый мир. — Ничего он не хочет, — подаёт голос Пейот. — Откуда вы знаете, что он не врёт? Мы провалили столько его заданий, которые были к тому же совершенно бессмысленными. Не находите, что с ним что-то не так? Слова Пейота заставляют напрячься всех, даже Билла. Слышать подобные откровения от человека, которого никогда не волновали чужие жизни, который боготворил Хао больше, чем многие здесь — странно. И жутко. — Следи за языком, — говорит Турбин. — Сейчас неподходящий момент, чтобы высказывать сомнения в господине. — Ты не понял меня. Я не хочу ни с кем из вас ссориться… — Пейот снимает сомбреро, картинно кланяется Канне, Матильде и Марион. Подмигивает Биллу. — Друзья мои… — Ну, хватит, — Зан-Чин глупо улыбается, — ты меня пуга… Зан-Чин падает первым — кинжал Гранде Фантазма рассекает его пополам. «Кто следующий?» — невольно думает Билл. Всё происходит так быстро, он не сразу и понимает, что огромное лезвие вонзается ему в грудь. Билл падает вторым. Билл падает… …В оконце маленькой покосившейся избушки горит неясный свет. Идёт снег, не видно ни зги кругом, и никто не пробирается сквозь метель по заваленной тропинке. Но девчонка, босая, в старом ватнике и больничной сорочке, стоит у окошка и отчаянно ждёт.