Отпустите меня

Карьярра! Кто мог подумать, что так случится? Что отряд бириссцев вылетит из леса, когда уже не ждали? А вот так, Росио. Надо было думать о лучшем, а готовиться к худшему! А ты обрадовался раньше времени – вот и схлопотал пулю. И поделом! Голова кружится, и становится дурно. Они могут нести плащ, заменяющий носилки и не качать его? Будто на корабле в шторм. «Каммориста», плеск волн за бортом. И палуба покачивается. Почему ее заливает водой? Темно-бирюзовая пучина манит к себе, обещая покой…. Нет, никакой «Каммористы», ветки качаются над головой. Расскажите мне о том, что случилось. Эмиль, где ты? Почему никто не может позвать генерала Савиньяка? Ах, да, я же не приказал. Но почему-то я не могу сказать не слова. Рядом солдаты, они что-то говорят. Губы шевелятся – а я не слышу ни слова. «Коснись теплом крыла моей души. Я жду чудес, я закрываю глаза». Впрочем, чудес не бывает. Лекарь пытается дать мне какую-то тинктуру. А все-таки, где Савиньяк? Вот он, держит меня за руку. И тоже говорит, но я по-прежнему ничего не слышу. Боль – такая сильная, что застилает все, в глазах кровавая пелена. «Я вижу мост над горящей рекой, я вижу тень твою впереди, я знаю, мне еще далеко». Я вижу взрывающиеся камни, сель, сносящий все на своем пути. Потом – Дарамское поле, бегущую армию. Все говорили – Ворон сделал невозможное. Они, как всегда, превозносят меня. Интересно, что теперь будет с Талигом? Впрочем, мне уже все равно. Карьярра! Я всегда смеялся над смертью, а теперь чувствую, что мне не хочется умирать. Смешно, но смеяться я тоже не могу. Только лежать, закрыв глаза. И не видеть. Не слышать. Не чувствовать. «Сквозь ночь и память, сны и дожди. Но я успею, у меня есть крылья, их плохо видно под смертной пылью. Я умею летать». Я вижу сквозь смертный туман башенки замка Алвасете, гранатовые рощи и виноградники. Кэналлоа, прости, я не успел. Пусть меня дождутся те, кто ушел раньше. Отец, Рубен. Карлос, дора Долорес, все те, кого я когда-то любил. Неужели я умел любить, жить, смеяться? Я устал… «Усталость охраняет мой покой, и в чаше кровь, как дорогое вино». Вино – это кровь, «Черная, «Дурная» и порой – «Проклятая». «Смотри, мои следы стирает день». Их смоет дождем. Хотя, когда мы выезжали, дождя не было. «Так отпустите. Пусть мир вернет мне прежнюю веру». Нет, этого не будет. Мир не станет прежним, а я не стану мальчиком, с наивной верой в людей. Люди будут грызться, как волки. Хотя нет, хуже. А вот и мой оруженосец. Серые глаза с капельками слез. Не плачь, мой мальчик, ты еще не потерял веру в людей, у тебя ее просто не успели отнять. Ты сможешь быть сильным, Ричард Окделл. Ты – Повелитель Скал. И не свернешь со своего пути. Вот только меньше верь тем, кто так старается внушить тебе свои мысли, выдавая их за твои. «Который раз мне сохранили жизнь, в пути на небо снова отказав». Я играл со смертью, развлекаясь чужими жизнями – и не жалею. Ты тоже ни о чем не жалей. «Я слышу зов, похожий на крик, я вижу тени убитых птиц, мне снова нужен древний язык, потопом с древних страниц». Пусть иногда ты вспомнишь обо мне. Я был плохим эром для тебя, но каждый раз, пряча за насмешками свою привязанность, я боялся… Боялся, что привяжусь к тебе сильнее, чем надо. И тебя заберут – как Джастина, как Карлоса, как всех тех, кого я любил. Не плачь, не надо. Мой путь мне понятен. И там, в лабиринте я смогу помочь тем, кто еще не знает об этом. Прости меня, мой мальчик. Ну, глупый, что ты шепчешь? Ах, да эсператистские молитвы. Ты их узнал в раннем детстве, верно? Все, что заложено в нежном возрасте, остается с нами навечно. Вот только молитвы не помогут тому, кто находился под покровительством Леворукого. Но Повелителю Кошек надоело постоянство. Все-таки идет дождь. И боль уже не такая сильная. Она исчезает вместе с сознанием. Лечу против ветра – туда, где меня ждут и любят. Прощайте все! Меня больше нет.