И лето изойдёт слезами

      Чего может стоить грубое молчание после сердечного признания? Не всё можно предугадать, но то, что последовало в итоге, казалось, должно было держаться в таком же ритме, возможно, до конца их жизни. Но даже спустя несколько тяжёлых, долгих и даже мучительных лет, которые, казалось, можно уже и позабыть, могло произойти совершенно неожиданное, что поворошило бы память, заставив вспомнить всё, и по-новой пережить все чувства заново. Хотя до этого момента думалось, что всё уже позади, и впереди лишь неизвестное, что может быть как тёмным, так и светлым. Но идти за этим было в любом случае интересно.       Новой целью его жизни стал быть подъём карьеры, что классифицировалась в сфере безопасности жизни граждан, благодаря признанию которых Кольт смог из поста простецкого местного шерифа перебраться в крупный город, даже с повышением, тем самым улучшив свой статус, что, впрочем, до этого и не страдал особо. И конечно же, немаловажной целью было и увеличение заработной платы, что и качество жизни улучшило значительно, раскрывая новые возможности.       Каждый брифинг не проходил без того, чтобы отвлечься от обсуждения какого-то занятного и нераскрытого дела Джейн Доу, чтобы поднести похвалу бывшему шерифу, который благодаря своему упорству и трудолюбию смог стать едва не самым молодым лейтенантом в главном полицейском департаменте штата. Кажется, Кольт достаточно прикладывал сил и знаний, чтобы неспешно, но качественно добиваться высших званий. Большинство лейтенантов, что были в старшем возрасте, не могли уже и к отчётности достаточно совести приложить, чтобы выполнить работу порядочно, ибо как только они заслужили это звание, то через некоторое время теряли интерес к работе, когда за их минимальные усилия им платили в разы больше, чем в самый первый месяц их работы в департаменте, когда они были ещё совсем зелёными. Про Кольта того нельзя было сказать, ибо казалось, он только ещё больше загорелся желанием работать на благо общества и полиции штата.       Энергичный, привесёлый и немного заурядный парень, у которого любое начинание в социальных делах обростало успехом. Не без хороших связей, конечно же. Старых лейтенантов он не обвинял в своей, иногда черезмерной, ленивости, и оправдывал их тем, что они давно не молодые. С некоторыми из них он очень даже хорошо общался, если те ещё не утеряли мотивации к работе, и у них можно было чему-нибудь поучиться. Многие видели в нём будущего капитана, даже майора департамента полиции, и казалось, он шёл к этому уверенно, и без злорадства, что самое важное.        Вероятно, в жизни у того переломных моментов не случалось. И так думали все. Молодому лейтенанту мало кто мог уступить его харизме, и часто на задаваемые личные вопросы по поводу семьи или его дамы сердца, о которой никто ничего не знал, то он мастерски мог увильнуть от этой темы, заворожив слушателя своей причудливой аурой с долей беспечальности. Настолько это было прекрасно, что самым заядлым сплетникам удавалось сорвать с языка слово «фальшивость» по отношению к его нраву. В какой-то мере они были, всё же, правы, но не на тот счёт, что он скрывает таким образом, якобы, свои плохие качества.       Произошедшее Кольт вспоминает со скрипом где-то глубоко в затаившем горечь сердце, поэтому он старался прикладывать все усилия, чтобы об этом не думать слишком долго и часто. Те, кто только был ему самым ценным и важным в его жизни, неприменно и нещадно теряли с ним связь по причине различных обстоятельств, которых предугадывать не было возможности.       Едва он мог вспомнить, когда последний раз виделся со своими старыми друзьями, с которыми тесное общение пришлось оборвать совершенно неожиданно, как только их общему интересу к боям на аренах стало преградой то, что эти турниры перестали вдруг финансировать. Инвесторы начали отказываться от любых услуг, ибо начали они замечать, как всё, во что они с надеждой вкладывали немалые суммы, превращалось в нечто иное, как в продажные хиты с различными мерчами и игре на чувствах аудитории ради прибыли, а интерес к испытаниям, с этим же в придачу, у зрителей начал пропадать. Вскоре все участники «Звёздных потасовок» вернулись к прежнему образу жизни, навсегда позабыв о возможности каждые полгода приезжать на обожаемые им арены, где проходили все их удачи и неудачи.       После их окончания, Кольт больше не смог повстречать хороших знакомых и друзей оттуда, что разъехались по разным далёким странам и континентам. Были попытки возобновить утраченую связь, как-то где-то встретиться, обсудить происходящее в жизнях друг друга, но в конечном итоге графики их оказывались забитыми до такой степени, что в отпуск хотелось лишь дома отдохнуть, а не съездить куда-либо.        Но даже в отпуске Кольт иногда срочно выезжал на новые расследования где-то на краю штата, спеша туда, пока улики оставались свежими. Он раскрыл так много дел благодаря своим стараниям, большой любовью к своей работе и своим обязанностям. Это все очень ценили, и, собственно, благодаря этому его и повысили на почётную должность раньше, чем тому пятьдесят или сорок лет стукнуло, к скольки обычно лейтенанты получали это звание. К слову, сейчас ему до тридцатого года жизни оставалось уже каких-то пару лет, а может и три, и Кольт оставался всё ещё такой же жизнерадостной и амбициозной личностью, какой и прибыл в их департамент, совсем ещё мало представляя что-то о своей сфере деятельности.       В общем, складывалось у того в делах карьерных всё очень даже хорошо, но времени на личную жизнь никак не оставалось за интересами к его деятельности на работе. Дамы никогда у того больше полугода не задерживались из-за того, насколько сильно тот отсутствовал в их жизни, что мешало развитию для более тёплых и глубоких отношений, благодаря чему можно было бы задуматься о построении общего будущего и крепкой семьи, а со случайными партнёршами на одну ночь он принципиально далее связь не поддерживал, когда постоянства в отношениях с кем-то он не наблюдал.       У него была когда-то, как позже тогда он признал, завоевательница его рассудка, души и сердца. Около семи лет с того момента прошло. Ровно столько же и потасовок больше не существует, как не кстати. С тем он больше никогда с ней не виделся, когда особой причины в виде сражений на аренах уже и не было. С ней он легко брал победы на важных событиях и турнирах, ведь оба прикладывали достаточно усилий и имели хороший опыт в сражениях, чтобы одержать ту самую победу. Вместе они были непобедимы. Ему всё время казалось, что между ним и Шелли никогда не будет ничего больше, чем просто напарничество ради побед. Но однажды Кольт осознал, насколько она засела в его мыслях. Её натура практически овладела его сознанием, но он даже тогда не принимал своих чувств к ней.        После его самого чувственного объяснения в любви к ней, она обдала его своим молчанием, что словно ледяной водой с самого дна северных вод ощутилось ему, что он аж задержал дыхание, будто погрузившись в эти воды. Признаться решил он прямиком перед тем, как они отправятся в один из последних турниров сезона. На тот момент они не знали, что он будет одним из последних, ведь новость о том, что потасовок больше никогда не будет, всем стала известна лишь через месяц, как закончился сезон, который был аж на пятом году существования «Звёздных потасовок». Бой этот прошёл как обычно, закончившись, как на зло, их одним из редких поражением. Шелли особенно в такие моменты была не в настроении, поэтому Кольт решил, что повременит с её ответом.        Последующую неделю, что была последней, когда они все виделись, Шелли почти того не замечала. Не в том смысле, что ненамеренно, а, как раз таки, намеренно, но она вовсе и не хотела сделать ему этим больно, или что-то на подобии этих замашек. Вовсе нет. Она не знала, что ответить. Шелли тогда говорила с ним коротко и по делу, но не больше. Кольт эти манёвры едва принял, как за отказ, тяжело это воспринимая. Она, на самом деле, просто долго думала, но в последний момент, после уже и в самом деле последнего боя в последнем сезоне потасовок, она нашла его, чтобы попрощаться с тем, всё также ожидая, что через полгода они снова увидятся на новых аренах для боя. Но этого, как известно, не случилось.        Как вчерашний день, Кольт помнит, что вечер тогда был очень дождливым, но тёплым, ведь было лето. Они встретились под навесом в одном из парков того города, где и организовали на тот раз сезон сражений. Честно признаться он мог тогда только себе, как он переживал и не надеялся на положительный ответ.       Ведь он всё прекрасно узнал ещё два дня назад за беседой со своим хорошим приятелем.       Шелли тогда, как и до этого, зияла в его глазах, но даже его душераздирающий вид от понимания, каков последует её ответ, не стал для неё чем-то таким, что стоило бы учесть при своей откровенной беседе с ним. Но он был готов услышать что угодно, и принять любое её условие. Кольт совсем не заметил того промежутка времени, когда она стала для него чем-то бо́льшим, чем просто хорошим другом и человеком, с которым можно приятно провести время.       Беседа, как и ожидалось, последовала достаточно отстранённо от того факта, что он к ней неравнодушен, и на сам конец, когда она смотрела, как Кольт внимательно её слушает, не подозревая, как внутри того всё разрывается на части от каждого её слова, она тогда лишь добавила: — Ты хороший человек, но… — тогда её мысль едва не утерялась от того, что она отвлеклась на звуки дождя и лёгкого ветра, что ворошил её волосы. — Мы просто хорошие друзья, давай ими и останемся.       После этих слов сердце его разбилось так же, как и несчисленное колличество капель дождя в момент, когда он пытался не просто осознать, а понять, что она и в самом деле это произнесла. Её слова на долгие годы отпечатались в его сознании, которые Кольт стереть и забыть едва пытался, как и все чувства, что когда-то питал к той, что их произнесла, казалось бы, с жалостью. Поэтому он всё время пытался быть чем-то занят, что отвлекало его бы от мыслей, с которыми он невольно возвращался к воспоминаниям из этого прошлого, что касалось не только Шелли.        Всё же, долго в нём лишь крутилась одна заметная деталь того разговора. То, что она произносила эти слова как-то неуверенно. Но забыть всё давно пора, ибо явно у Шелли с ним всё должно быть хорошо. С тем, с кем и проходила его беседа за два дня до того, как Кольт поведался с Шелли. А именно с Фэнгом, который выражал явное увлечение тем, что происходило уже давно между ним и Шелли.        Тогда этот разговор с Фэнгом Кольта уже разбил, и поэтому встреча с Шелли произошла без надежд на её ответные чувства к нему, ведь как тем вечером сказал ему Фэнг, она вполне не против начать с ним серьёзные отношения. Особенно Кольта подтолкнул к полному принятию этого известия то, что он вскоре увидел их общую фотокарточку из «Туннеля любви», и это уже развеяло всякие его предположения и избыточные догадки.        Таить обиду на двух близких ему людей он не мог тогда, да и не хотел вовсе, ведь поддержки у него больше ни от кого и не было. К слову, с его родными отцом и матерью в настоящее время связи были полностью утрачены, ибо он больше знать их не желал, как только покинул их дом в позднем подростковом возрасте, позже долго скитаясь по миру, ища себе родное место.       Только в потасовках он нашёл свою родственную душу, что врезалась ему в сердце ножом.       Уже больше десяти лет Кольт не слышал о родных ничего, и, впрочем, не желал вовсе. К этим людям он за всё своё детство лишь малость раз мог чувствовать что-то подобное той самой любви, которую дети испытывают к своим любящим родителям. Но его таковыми не являлись, что преподносили жестокое воспитание, манипуляции и возложение тяжёлых обязанностей на хрупкие детские плечи, как за то самое воспитание, которое, по их словам, должно было сделать из него хорошего человека. Не стал бы он хорошим человеком, если бы очень рано не начала голова думать по-взрослому.       Всю осознанную жизнь, которую он проживал с родителями вплоть до того, пока не уехал оттуда раз и навсегда, ему постоянно было нервно и, в какой-то мере, страшно находиться в доме с ними. Спокойнее было лишь тогда, когда дома никого не было, и он мог расхаживать по дому не боясь, что тот больно словит линейкой по спине, если на короткий момент отец заметит, что тот вновь сгорбился. Хотя иногда в похожие моменты отец преувеличивал, когда осанка была идеально ровной, и тот всё равно мог сделать ему замечание по поводу его спины, сравнивая с горбатой псиной в грязных подворотнях, попутно выплёвывая, что там Кольт жить и будет.       Он их ненавидел, и речи о любви идти никакой не могло уж точно, когда отношение к ребёнку сравнимо, как к скотине, которую, зачем-то, хотят воспитать, как человека. И дом он покидал с проклятьями от матери, которая едва не выпала из окна, когда обнаружила, что её сын без осведомления покинул дом.        Романтик с трагической судьбой, который всё ещё не нашёл кого-либо, кто занял бы такое же особенное место для его любви, которое когда-то заняла Шелли, а он всё ещё берёг его, так и без понятия для кого. Словно ожидая подходящего момента. На самом деле, где-то в глубине закромов своих грёз, он надеялся хоть на какую-то повторную встречу с ней, хотя бы просто для того, чтобы на неё ещё разок взглянуть. Но он каждый раз открещивался от этих идей мгновенно, и снова пытался обо всём позабыть. Так он продолжительно и тонул в своей боли, пытаясь о ней не думать. И отрицая её основание.       Непонятно иногда ему становилось, а и в самом деле ли он движется к тем целям, которые хочет достичь? И также непонятно ему было, то ли жизнь всегда была бессмысленной и он просто не замечал этого, то ли смысл этот был, но куда-то далеко затерялся, и сейчас он живёт лишь в оправданиях перед собой, что у него всё прекрасно? Всё прекрасно, просто не в полноте его тронутой и ранимой личности, что и в самом деле сделало бы его счастье полноценным. Но этого он, опять-таки, не признавал.       Но понимал Кольт хорошо лишь то, в какой задаче он точно теперь обязан, и перед кем. Перед обществом и его безопасностью. И невзирая ни на что, он будет эту обязанность честно и отменно выполнять. Это ему помогало отвлечься от скребущих кошек на душе, что затрагивали когда-то нанесённые увечья.       В очередной такой начавшийся пасмурный день, но с хорошим настроением, молодой лейтенант собираясь уже выходить, схватил в спешке сделанный бутерброд, всё ещё застёгивая попутно свою рабочую чёрную униформу, которую вчера тот решил погладить, и едва не испортил тем, что забыл выключить утюг, когда отошёл к звонившему телефону.       В департаменте его ожидало давно висевшее задание о более подробном рассмотрении улик старого дела и поиске новых зацепок, что вывели бы на след преступника. Дело это было настолько старым, что даже ему оно, порядком, надоело. Так что Кольт был и вправду готов сам выйти к месту преступления повторно, чтобы подсобрать каких-нибудь дополнительных и, что самое важно, новых вещественных доказательств, а то имеющиеся он пересмотрел уже не один, а десятый раз по счёту уж точно, так и не находя общей связывающей, которая бы помогла в завершении этого задания. Но вышестоящее начальство ему этого, почему-то, не позволяло. Отмахивались тем, что уже и так всё, что только можно, собрали и узнали, и осталось лишь малость, чтобы выйти на след злодея. Сколько бы Кольт не говорил обратного, его не слушали. Поэтому это дело было его одним из тех редких, которые он готов был в урну выбросить и позабыть об этом вовсе, но это уже считалось бы хуже, чем само преступление, данные о котором он бы просто так и выбросил.        В общем, день был такой, когда нужно выполнять самую нелюбимую часть работы — работу, которой и нет вовсе, от чего тот неимоверно скучал, чуть не засыпая на месте. Один из тех редких дней в его работе, когда продуктивность не превышает и десяти процентов от того, что он делал раньше. Но и это было неплохо, ведь это означало, что в округе его всё хорошо, и преступлений становилось всё меньше и меньше, и дел раскрывалось всё больше и больше. Но и ему делать вид занятости в работе не приходилось, ведь никто его за безделье упрекнуть не сможет. Просто потому что все были ровно такими же.       Он то разглядывал детали на старой картине, что висела в его кабинете, то пытался вновь вникнуть во все известные улики дела, чтобы, возможно, уловить хоть что-то новое, что сдвинуло бы весь процесс расследования с мёртвой точки.        К периоду, что проходит между обедом и началом вечера, Кольт лишь обдумал уже раннее пришедшие в его голову предположения насчёт возможности сузить круг рассматриваемых потенциальных преступников, но ни одна из попыток не венчалась успехом. Да и за всё время к нему в кабинет лишь наведалось два клиента, показания которых он записал, и заверив в дальнейшем рассмотрении их жалоб, благополучно отправил их домой.        В планах у него сегодня было встретиться в баре с товарищами по работе из одного отдела, и обговорить за стаканчиком купажированного виски детали уже наскучившего всем дела, надеясь узнать что-то новое, и, возможно, наконец-то придти к тому, чтобы закинуть себе в полицейскую карму очередной статус раскрытого дела. Но, скорее всего, это будет не сегодня, ведь это последний рабочий день недели, а в пятницу всем хочется, как известно, отдохнуть.        Его мотивировало лишь то, что бандит на воле, и может дальше совершать преступления. Возможно даже перейдя к убийствам, ведь в записях в руках Кольта говорилось, что без тяжёлых ранений некоторых сотрудников денежного хранилища не обошлось, когда к ним наведался этот преступник.        Было Кольту непонятно, намеренно ли злодей оставил свою сумку на месте преступления, зная, что по ней его не вычислят, или же был в этом иной посыл? В небольшой сумке было совершенно ничего, явно та была пригодна для более мелких вещей, по типу портмоне, шариковой ручки или даже пилки для ногтей. Удалось лишь понять, что сумка была приобретена в другой стране на другом континенте, и на том цепочка происхождения сумки и её бывших владельцев оборвалась. Даже ДНК на ней никаких не оказалось, и значит, её могли в этот же день приобрести, не касаясь голыми участками тела. Материалы дела иногда его удивляли своей нереалистичностью.        Его это уже настолько заморочило, что Кольт было решился повторно пойти к капитану, и предложить, чтобы тот сам на этот весь беспорядок в отчётах взглянул, и более подробно обо всём узнал. Сидя в тишине и слушая звонкие пузырики минеральной воды в стакане, ему больше ничего в голову не лезло.       Он поднялся с места и направился к полке, где лежали все папки с записями дела, чтобы предподнести их начальству ещё раз, но уже более настойчиво. Захватив всё нужное со стола и надев головной убор перед тем, как явиться к вышестоящим, он, наконец, выскочил из кабинета. Поспешно направляясь к капитану и не отрывая взгляд от кипы бумаг, выискивая, не взял ли он чего-нибудь лишнего, Кольт, казалось, совсем позабыл о людях, что могу находиться в коридоре. Это не из-за какой-то там оплошности, ведь обычно в них пусто, но ирония судьбы заключалась в том, что пройдя несколько метров от своего кабинета, он вдруг зацепил кого-то плечом, едва не выронив свои две папки с листами. — Ой, простите пожалуйста, — на автомате проговорил тот, и благодаря вовлечённости в бумаги, он даже не взглянул на человека, которого зацепил.       Вскоре он поспешил дальше, но вдруг его окликнули: — А вы скоро придёте? Я к вам направляюсь, — прозвучал девичьий голос, казалось, без лишнего зазрения. — Да, я… — остановившись, тот развернулся в её сторону, — Подождите, примерно, двадцать минут в коридоре, я схожу к… — оторвав взгляд от отчётов и наконец-то увидев ту, кого он подрезал, ему показалось, что на момент сердце его перестало вдруг биться, дыхание прервалось, а привычный мир вокруг и его шум, доносящийся из открытого окна, исчез. Замерев и вытаращив взгляд, он не мог поверить в то, что это происходит на самом деле, совсем позабыв о папках в руках, которые, на удивление, он не выронил повторно от неожиданности, — Шелли? — вполголоса спросил тот. Всё в округе будто и в самом деле перестало существовать, и его мгновенно отбросило в тот момент, где семь лет назад он последний раз виделся с ней. Где последний раз он с искренней любовью и трепетным ожиданием смотрел в её прекрасные глаза. Казалось, что даже прежние чувства вдруг пробудились от многолетнего сна, и собрались вылезти наружу, но он быстро взял их под контроль. Ведь он прекрасно помнил, что они лишь друзья. — Кольт? — она тоже была немало удивлена, ведь узнала его только сейчас, поскольку из-за язычка фуражки она не смогла разглядеть его лица полностью изначально, пока тот держал голову опущенной, глядя в открытую папку и занято проходя мимо. Шелли, как могло показаться Кольту, на момент вдруг осчастливилась, увидев его удивлённого, но он дальше развивать догадки о её реакции не стал. Ведь он давно решил покончить с теми чувствами. — Почему ты здесь? Что-то случилось? — первое, что решил спросить Кольт. Ведь явно в полицейский департамент не просто так люди являются. Но как ему было известно, она жила далеко не в штате Техас, а почти на другом краю страны, и зачем она сюда приехала, он также не знал. Ему было интересно, но, опять-таки, он понимал, что события в её жизни — это не его дело, и сейчас ему стоит лишь оказать гражданскую услугу, за которой, возможно, Шелли и пришла.        Шелли долгое время не отвечала. Эта встреча была для неё совершенно неожиданной, но она достаточно быстро взяла себя в руки. Сейчас она выглядела совсем не как раньше. Похоже было на то, словно долгие годы её что-то мучило, и она всё никак не находила решения этой обременяющей проблемы. Тяжело выдохнув, она решила взять всю свою волю в кулак, дабы не показаться, что что-то в её жизни идёт не так. Или было не так. — Случилось кое-что, — начала она, старясь не потерять мысль. — Здесь живут мои родственники. — В Хьюстоне? — Да, два месяца назад по врачебной ошибке умер один из них, — опустив тёмный взгляд в пол, сдержанно продолжила, — Я бы узнать хотела, какой вынесли приговор тем врачам. Мне сказали прийти в этот кабинет, — взглянула она на кабинет, откуда выбежал Кольт. — Я не ожидала, что тебя здесь увижу.       Очень ощущалось, как они стараются держаться на расстоянии друг от друга не только в реальности, но и в разговорах, от чего неловкость, какая-то даже горькая, только ещё больше делала воздух в помещении тяжёлым. Они оба думали, что прошлое давно позабыто, но какой-то отпечаток оно, всё же, оставило после себя. За всё время они изменились немало; приоритеты в жизненных ценностях, социальный статус, образ мышления в некоторых моментах и внешность, конечно же, тоже, но не настолько резко выражено, чтобы тяжело было узнать друг друга по истечению долгих лет. Объеденияло их то, что сейчас оба чувствовали себя как-то прискорбно, но никто этого не показывал. — Это тот, что в девятом госпитале? — уточнил Кольт, стоя каким-то нахмуренным. — Да, — кивнула она. — Так ты всё уже знаешь? — Да, я вёл расследование, — направив взгляд на кабинет, он прошёл мимо Шелли к двери. — Пойдём.        Он вёл себя достаточно холодно по отношению к любым делам, но узнав, какое горе принесло очередная смерть человека его родственникам, Кольт вдруг переосмыслил сферу своей деятельности, и всё в один момент. Просто он хорошо помнил, как Шелли раньше рассказывала о своём дяде, когда он с ней ещё часто виделся и общался. Это был ей едва не самый родной человек на земле, по её словам. Огонёк в её глазах загорался, как только она начинала о нём рассказывать, но сейчас его уже нет в живых. Как и этой искры в её глазах.       Он заменял ей отца с момента, как её родные отец с матерью рано скончались от ужасной болезни, разгуливавшей тогда по Испании и всей европейской части, оставив совсем ещё маленькую Шелли сиротой. В конечном итоге после упада экономики от карантина, брат её отца забрав Шелли с собой, перебрался со своей остальной семьёй в штаты, удачно устроившись там.       Положив папки и направившись вновь к шкафу, только уже за другими данными, Кольт вовсе и позабыл, что сейчас он хотел пойти к капитану. Но решил отложить это задание на потом, так как за ответом для Шелли ему далеко ходить не нужно.       Он взглянул на Шотган, что стояла в дверном проёме, и указал ей на стул перед его рабочим столом. — Проходи, садись, сейчас всё узнаем, — без лишних трудностей он нашёл нужную папку, и положа её на стол, прошёл за него, чтобы сесть. Она молча подошла, и села напротив, смотря куда-то в пол. — Значит… — Выдохнул тот, когда раскрыл папку с делом и выискивая работу над ним с самой последней датой. — Это же Мигель Санчес. — Да, это он, — тихо проговорила она. — Тогда могу порадовать, что докторам дали достаточно большой срок, и без возможности досрочного освобождения, — в неожиданно приподнявшемся настроении он дополнил, — И без возможности после освобождения возвращаться к работе в сфере медицины, что самое важное, — с улыбкой сказал тот. Почему-то ему вдруг хотелось увидеть её счастливой, как когда-то раньше. Не заметил он того момента, когда позабыл о своих твёрдостоящих принципах о не проявлении излишней эмоциональности, но поскольку с Шелли конфликтов у того никаких не было, то он мог с ней и побыть немного искренним. — Позаботились даже о том, чтобы их никто из тюрьмы выкупить не смог, потому что были и другие летальные случаи в этой больнице в те смены, когда работали те два врача. В общем, они зарабатывали на этих смертях, как оказалось. — Это радует, — приподняла та слегка уголки своих губ. Но было видно, что её всё ещё что-то терзает. — Ещё удивительно, что это достаточно быстро решили, так как появилось много доказательств против них, и у них не оставалось шансов на свободу. Поэтому они сами в итоге сознались, прям в зале суда, — дополнил он. — Почти что без суда и следствия они попали, возможно, на всю жизнь за решётку… но в данном случае не без следствия, конечно же. — Надеюсь, что они не выйдут, — сделав глубокий вдох, она, словно пытаясь скрыть какую-то дрожь, вскоре выдохнула. Бушующая буря эмоций в ней едва не выходила на лицо, но она хорошо совладала собой. Шелли отличалась достаточно крепкой силой воли. Впрочем, ни крупицы её она не утеряла за всё то время, когда Кольт её не видел. Но ему точно было за это короткое время встречи с ней понятно, что что-то в её жизни произошло помимо смерти самого близкого ей человека. — Им дали сто тридцать лет за все убийства, так что в тюрьме они будут уж точно до конца своих дней, — ответил тот, после чего Шелли заглянула в папку, и тот ей её подвинул. — Как у тебя, в общем, дела? — Чтобы не затягивать молчание, он перевёл тему, чисто из доброжелательных целей. — Всё хорошо. — но было и так понятно, что нет. Хотя очень долго Шелли не признавала этого, но в последнее время она глубоко переосмыслила свою жизнь, осознав, что в ней много чего было не хорошо. — А ты, я смотрю, хорошо поднялся, — Улыбнулась та. — Что? — прищурился тот, но вскоре быстро понял, о чём она, — А, ты про это? — он пальцем подбил фуражку на голове, и вскоре вовсе снял её с головы, кладя на стол. — Да ну это так, эм… не сильно то и роли в моей жизни играет. А ты как, получилось с лошадями? — Ты это всё ещё помнишь? — Конечно, ты во всяком удобном случае говорила, что вскоре будешь держать свою конюшню, — откинулся тот на спинку стула, скрестив руки на груди. Постепенно атмосфера начала преображаться из какой-то мрачной в более весёлую, лёгкую и непринуждённую. Кольт умел такое создавать, и Шелли это почувствовала. — И что любишь этих созданий. — Конечно, сразу, как только бои были закрыты, я принялась за это. Только в Монтане с этим было нелегко, и решила начать в Луизиане. Климат хороший, и залив Мексиканский рядом, всё отлично подходило, — только стоило кому-то об этом поинтересоваться, как она с увлечением начинала об этом вещать, и попытайся только её остановить. Она будто оживилась, что Кольта не могло не радовать. Но и беспокоить также. — Рад это слышать, поскольку ничего о остальных приятелях не узнавал за последнее время. — Да я тоже, на самом деле, но я думаю, ритм жизни особо не изменился у многих. — У многих… — задумчиво себе повторил Кольт. Всё же, он набрался смелости озвучить только что явившийся вопрос, — Как там Фэнг? Я… — он мельком убежал взглядом куда-то на край стола. — Давно о нём не слышал. — Фэнг… Ах да, конечно же, ты всё знаешь, — лично она Кольту не рассказывала о том, что когда-то она дала Фэнгу согласие на то, чтобы провести остаток жизни с ним. Думала, что расскажет об этом по происшествию следующего сезона турниров, но этого так и не случилось, — Они новую студию с Бастером недавно открыли, теперь постоянно там и находятся. — уже улыбка, последовавшая за этим рассказом, не была какой-то радостной, а скорее через печаль натянутой. Кольт не понимал, кажется ему это всё, или не стоит на это внимания обращать вовсе. — Ладно, — немного прокашлявшись от пересохшего горла, она поднялась с места, и неспеша направилась к выходу. — Мне ещё к кое-кому заехать нужно, спасибо за новости. — Погоди, — притормозил её Кольт. — Не могла бы ты как-нибудь занести документы о доходах твоего дяди? Просто этого не хватает для полной отчётности дела. — Да, конечно, — ответила она, задумавшись о том, у кого они могут быть. — Это хорошо, что ты заставила вспомнить и открыть эти отчёты, а то кто его знает, через сколько лет я бы обнаружил, что тут не всё есть, — посмеялся тот.       После короткого молчания, Шелли решила поинтересоваться: — Ты до скольки обычно работаешь? — Всегда по-разному, — закрывая ящик, куда он отложил папку, Кольт продолжил отвечать. — Бывает, что ухожу раньше, чем семь часов вечера настанет, а когда важной работы уж совсем много, то могу и до ночи задержаться. — А сегодня чего стоит ожидать? — Ну если никого дальше не будет, то, возможно к семи буду на месте всё ещё, — он лишний раз не задумываясь, просто отвечал на её вопросы. — Может, получится и сегодня занести, или уже на следующей неделе. Я сейчас заеду к кузине, разузнаю об этих документах тогда. — Хорошо, тогда… — на момент Кольт опешил. — До встречи. — Да, до встречи, — как только та тихо закрыла за собой дверь, осталась лишь тишина и пустота в его голове. Он никогда не мог подумать, что встретит её в Хьюстоне, да ещё и тогда, когда она направлялась конкретно в его кабинет, сама того не зная, кого она там встретит. Консультант имени его не называл, когда сказал Шелли направиться к нему, а лишь номер кабинета, поскольку точно консультирующий никогда не знает, кто сейчас может там находиться. Но он точно знает, что там могут ответить на тот или иной вопрос клиентов.       Ближе к концу рабочего дня он чувствовал, почему-то, только больше прилива энергии, поскольку знал, что меньше, чем через час заканчивается его дневная смена, и он сможет, наконец-то, встретиться со своими коллегами в баре. Но что-то ему не громко так, но вещало внутри, чтобы тот не уходил сразу, а побыл на рабочем месте ещё некоторое время.        По истечению уже получаса, он решил больше никого не ждать, и отправился домой. Перед встречей с коллегами ему необходимо было ещё несколько документов отнести домой, чтобы позже с ними разобраться на выходных, а не таскаться с ними в бар. Жил от департамента он не так уж и далеко, так что не приходилось вызывать такси, или ехать на своей машине. Он любил пешие прогулки после работы, особенно через просторный парк.       Перекинувшись парой фраз с сотрудниками, что пришли работать в ночную смену, он отправился к выходу, предварительно объяснившись одному из новых офицеров о его задачах на дальнейшее время.        Людей на улицах к вечеру становилось всё больше, но слышно было их где-то отдалённо, поскольку у полицейского департамента мало кто собирается свободное время проводить. Да и просто район такой, в котором бо́льшую часть времени всегда было более тихо.       Едва отойдя от главного входа, он заметил в тени недалеко растущих деревьев, что к департаменту спешит знакомая фигура. Это была Шелли. Он было обрадовался и в самом деле увидеть её, как она уже подбежав к нему, протянула нужные ему бумаги. — Вот, еле успела, — выравнивая дыхание после пробежки, она едва не забыла ещё один нужный лист достать из сумки. — Так и знала, что ты ещё здесь будешь. — Хорошо же ты меня знаешь, — ухмыльнулся тот, забирая документы и попутно смотря, всё ли то, что имеется, нужно. Позже он открыл папку с делами, которые нёс домой, и закинул их туда, решив в дальнейшем точно с этим разобраться. — Уже думал, что к понедельнику только увидимся. — Ты уже домой? — Да. — он посмотрел в сторону, куда ему нужно будет поворачивать, — Как там родственники? — он неспешно направился своей дорогой. — Да как… кузина, довольно-таки, быстро оправилась после смерти дяди, её отца то есть, — Шелли невольно пошла за Кольтом. — Но если в общем, то всё у них замечательно сейчас. — А ты часто приезжаешь сюда, чтобы с ними поведаться? Ни разу тебя здесь не видел, просто. — Не часто, много своих дел было, да и дядя пять лет до этого жил уже в Хьюстоне, а ещё раньше все мы так и жили в Монтане. Сюда просто приехала сестра дяди из Испании, почти в тоже время, когда и я с его семьёй в штаты приехала, и однажды он просто наведался к сестре в гости. Так и решил остаться здесь жить. Детей вырастил, и в свой путь отправился, так сказать. — Лично его не знаю, но думаю, что он был хорошим человеком. — Да, так оно и было, — подтвердила она, смотря перед собой на дорогу во время беседы.       Весь день с самого утра погода была облачной, намекающая на то, что дождь может посетить улицы города, но за всё время ни одной капли так и не коснулось земли. Всё было словно так, как и при последней их встрече несколько лет тому назад, когда у Кольта было не самое весёлое расположение духа, а у Шелли наоборот. Сейчас всё отличалось лишь тем, что плохо себя чувствовала Шелли, а Кольт, как раз таки, наоборот, но время от времени переменчиво. — Так а ты мне про Фэнга ничего и не рассказала, он будет ещё сюда приезжать? Хочу с ним как-нибудь встретиться, — начал было Кольт на веселой ноте. Ему и в самом деле хотелось узнать, как поживает его старый друг, и насколько их интересы остались всё ещё общими. Может быть и такое, что прежней дружбы и не будет, но всё же. — Даже не знаю, собирается ли он сюда, но не думай, что он изменился. — Прям совсем? — поднял тот брови в удивлении. — Он всё ещё тот самый разгильдяй, который и не думает. — Да, он всегда таким был, сколько его знал, но неужели он совсем не изменился? — он посмотрел на Шелли, что, казалось, о чём-то умалчивала. — Что-то произошло? — Нет, он… он будто боится сделать что-то не так, и не делает этого вообще, — едва раздражённо сказала она. — Так... ты можешь сказать прямо, что именно не так? — они остановились посреди дороги в то самом парке, через который Кольт всегда проходил, когда шёл к себе домой, — Если там много чего, можем присесть. Я, пока что, никуда не спешу, — решился он на услугу выслушать её, вдруг чего. Ему даже сейчас тяжело было понять, что ей это действительно сейчас нужно, но лишь предположение об этом дало ему пинок к таким действиям. Он пошёл к деревянной лавке, что была недалеко.       Тяжело вздохнув, Шелли пошла за ним и села на лавочку, при этом выдержав приличное расстояние от Кольта, и обхватив себя руками, принялась за пояснения того, чего она вспоминать уже вовсе не хотела: — Я до сих пор не считаю его тем, к кому можно обратиться за поддержкой. — она уткнулась взглядом в тропу. — Я думала, что он ещё изменится… но ждать, похоже, придётся слишком долго. А может и не случится этого, но в общем, он не тот человек, с которым я бы хотела провести весомую часть своей жизни. Совсем не тот. — Ну он же всегда заметно легкомысленным был. — Знаешь, что он сказал, когда я ему рассказала, что мой дядя умер? — нахмурила она брови, ощущая, как внутри всё начинает закипать. Едва заметно дрожащим голосом, она продолжила, — Он это счёл прекрасным моментом для своей гениальной шутки, — бросила она с сарказмом. — Он сказал, что у него есть ещё дядя, и может со мной поделиться. Я не знаю, может, это у него такой способ поддержки, но это совершенно точно не тот момент. — Даже не знаю, что и говорить… — на миг он заикнулся. — Это очень в его духе, но я его помню лишь замечательным другом, и то, что он хороший в плане друга, а не… — Ты вообще на чьей стороне? Я не понимаю, — спросила она полушёпотом — Я ни на чьей стороне. Даже если вы рассоритесь, я не приму чью-либо из ваших сторон, поскольку по отдельности у меня нормальные взаимоотношение с каждым из вас, — спокойно продолжал отвечать он, хоть и видел, насколько она раскрывает перед ним свои обиды. Она даже много лет назад не всегда ему могла рассказать, чем она расстроена, а сейчас вдруг нежданно стала такой искренней. Что-то точно было не так. — Но согласен, что это был очень необдуманный ответ. — Один агент не может шпионить сразу в двух странах. — Но ваши отношения — это не масштаб двух стран, заметь. И, кстати, шпион и такое может, — заметил он. — Когда ты его последний раз видел? — Тогда, когда и тебя. — Ну вот представь, что он таким и остался, каким ты его последний раз и видел. — Видел влюблённым в тебя. — Что? — она посмотрела на того в непонимании. — Да, — посмотрел он ей в глаза, — Он мне ещё раньше рассказал о том, что ты приняла его предложение быть вместе, — очень существенно у того изменилось состояние из фамильярного и безискусственного, на едва подавленное. Но, опять-таки, невооружённым глазом было сложно воспринять это. Это можно было лишь почувствовать тому, кто неравнодушен к нему. — Позже уже и мы встретились, где последний раз состоялся наш разговор. — Знаешь… — Шелли вдруг осознала, что, возможно, шанса у неё такого больше не будет. Шелли тоже хорошо помнила их последнюю встречу. Она захотела решить всё здесь, и сейчас, — Мне последний раз при обычных разговорах было хорошо только тогда, когда я… — что-то в ней снова не дало сказать всё, как было на самом деле. — Ты заметно нервничаешь много, — такая переменчивость в её поведении не ускользнула от его взгляда. — Это из-за него? — Что? — немного растерянно спросила та. Она не ожидала такого вопроса. — Это он делает? Что с тобой случилось? — Мне с ним просто не хорошо, — наконец-то созналась она. — Я многого ещё не рассказала. — Напомню, что я никуда не спешу, — взгляд его вдруг стал мягче, как и тон. Это лишь самое малое, но этого было достаточно, чтобы Шелли напомнить, кому она может доверять. Похоже, она давно позабыла, какого это, когда есть человек которому ты можешь рассказать всё. — Мне с тобой хорошо, — вырвалось из неё так внезапно, что она едва сама поняла, что сказала это. — Шелли… — внезапно он понял причину её странного поведения и заметно подавленного настроения. — Мы же… — Да знаю я… — перебила она его, отводя взгляд в сторону, — Мы просто хорошие друзья, — вспомнила она свою последнюю фразу, которую когда-то ему сказала. Которой она заложила камни в их души, что невероятно тяжело было нести всё это время, так никому и не сознаваясь об этом огорчающем сокрушении, которое Кольт чувствовал с самого того момента, когда Шелли это произнесла. А ей потребовалось много времени, чтобы это сокрушение признать, и прожить с ним тяжкие годы, чтобы в итоге придти к тому, что сейчас она изливает душу никому иному, как тому, у кого долго изнывало сердце, и печаль поглощала душу. И вернуться к тому, кто может сделать то, чего не может сделать каждый встречный. А именно поддержать, успокоить и приютить в своём сердце.        Но покоя ей не давало одно. Она прекрасно понимала, что простить может даже не каждая добрая душа на свете, к которой после её истязания собственноручно, ты вдруг решишь вернуться, как ни в чём не бывало. Но Шелли считала, если не обговорить с ним это сейчас, то далее она с Кольтом и обычную дружбу поддерживать не сможет. Ей не хватит смелости. Она не осмелилась бы никогда использовать его, как носовой платок, или как-нибудь ещё порочить его таким образом, пользуясь простосердечностью. — Вот теперь мне нужно подумать. — показалось, будто он ещё больше помрачнел после сказанного. Шелли продолжала молчать, а он начал монолог, — Ты же не знаешь, сколько я пытался подавить все эти чувства к тебе. Только это удалось, как вдруг снова явилась ты, только уже с совершенно иными словами. — он поджал губы, как от какой-то горечи, словно не хотел этого говорить, но это нужно было. Вскоре он будто начал оправдываться, но сдержанно, — Ты не подумай сейчас неправильно, я тебя не обвиняю, я… скучал, — после этих слов Шелли почувствовала, словно небольшая часть груза с плеч упала, и в её глазах читалась надежда, что начала расцветать. Она продолжала его слушать, — Действительно скучал, и очень сильно, но твоё счастье для меня было дороже, — усмехнувшись на конец, он посмотрел на неё. — Я жила в иллюзии всё это время, — начала она тихо, словно боясь сорвать голос, и с пониманием того, чего ей стоило однажды принятое решение. Ошибочное решение. — Изо дня в день я надеялась, что он тот, кто мне нужен. Тот, кто в нужный момент сможет, наконец-то, понять, когда стоит взяться за голову, но и этого не было. У нас разные миры, совершенно разные, где у него всё отлично и радушно, а я постоянно в раздумьях, тот ли он человек, и всегда решаю все проблемы жизни. Я боялась признать, что это так, и забывала, что жизнь коротка, и тратить её на несчастья — самое глупое, что можно только сделать. — Она не была намерена высказывать Кольту всё, но он обладал совершенно другой энергией, которая была ей настолько родимой и милой сердцу, что она не хотела больше его отвергать, — Я сделала глупость, и мы больше не вместе. Я… я не могла это выносить больше, — Шелли до последнего не сознавалась в самой важной причине её минорного настроения на протяжении всего дня. Разочарование не только в ком-либо, но и в себе самой. — Семь лет — это не вся жизнь, — ветер стал быть немного настойчивее, от чего более ощутимо прошёлся по лицу. Сейчас они оба ощущали, как недостающие элементы их жизни вдруг начали находиться, и чувство это было неимоверно умиротворительным. — Но почему ты сразу не сказала об этом? Я бы, может, и не расспрашивал лишний раз. — Я надеюсь, что ты меня лишь простишь, — первые капли дождя, похоже, намеренно всегда касались именно лица, ведь только тогда обращал внимание на то, что он начинается. — Я не хочу стать для тебя лишним напоминанием об этом периоде. Мне достаточно уже этого разговора, и… — Шелли, — притормозил он её в бесполезных объяснениях, — Просто знай, что теперь ты можешь мне рассказать всё, когда тебе будет угодно. — ему было очень странно наблюдать такое, да ещё и с ней, ведь никогда такого не было. Он думал, что если и повстречает её снова, то она будет как и прежде, или даже ещё лучше. Он думал, что Шелли обязательно найдёт человека, который поможет ей этого упадка сил не допустить. Но сейчас она была совершенно разбита. Она держалась очень долго и отчаянно, чтобы не свалиться в пропасть одиночества, сожаления и тоски, но человека нужного так и не нашлось. И она вернулась к Кольту, огорчена и прочувствовавшая всю мерзость холодного опустошения. — Я и на твоей стороне тоже, — Медленно кладя руку ей на плечо, словно боясь обжечься, Кольт только сейчас понял, как та мелко дрожит. Причиной тому была не вечерняя летняя прохлада, и не ожидаемо спустившийся дождь. Холодно было не снаружи, а внутри. Внутри неё давно погас свет, согревающий в минуты беспокойства, которого стало настолько много, что нахлынув обширной волной, этот самый свет и погас, не находя больше источника энергии. Она ещё больше опустила голову, закрыв свои глаза. — Прости, — сквозь ком в горле проговорила она. В груди невероятно сильно давили все сдерживаемые эмоции. Вздохнув, она ещё раз обдумала происходящее сейчас, объяснения которому найти не могла. Да и не нужно было. — Это всё нужно было оставить в прошлом. — Ты видишь, во что это обернулось? Точнее… чувствуешь? — успел тот поправить. Шелли ещё больше отвела голову в сторону от него, не желая, чтобы тот видел, как она изо всех сил старается не удариться в слёзы. Кольт понимал, что ни к чему хорошему это не приведёт уже уж точно. — Я сожалею, что так поступила тогда, — было елеслышимо, что она говорит. Он завёл руку за другое плечо, не настойчиво подвигая её к себе, чтобы успеть понять, когда нужно будет прекратить это действие, вдруг чего. Но в один момент Шелли перестала давать сопротивление, и резво припала лицом к его груди, почти что падая в него. Этого Кольт точно не ожидал, так что изначально в изумлении убрал руки по сторонам, смотря на неё. Но вскоре он медленно приобнял её уже двумя руками. Бережно и осторожно, как только мог. Просто сейчас она казалась настолько хрупкой внутри, что могла бы и снаружи в любой момент распасться.        На его синеватой рубашке начало образовываться мокрое пятно, и это не из-за дождя. Он бережно гладил её по таким раннее обожаемым фиолетовым волосам, пока та тихо всхлипывала у него в объятиях. И он понял, что обожание это никуда не пропало. Каждый раз, когда она сильнее сжимала его рубашку, она затихала. Тогда Кольт понимал, что она снова пытается всё сдержать в себе, и прижимал её к себе только сильнее, давая тем самым понять, что она в надёжных руках.       Слов уже никаких не нужно было, ведь оба и так прекрасно поняли, что друг без друга они не смогут спокойно проживать жизнь дальше. В особенности после этого диалога. Никто из них не хотел другого калечить, поэтому когда-то решили, что им будет лучше, если те вместе вовсе не будут. Но всё получилось ровным счётом наоборот.        Кто знает, не случись сегодняшняя случайная встреча, то сколько ещё потребовалось бы времени проведённого в гордом, но унылом одиночестве, чтобы окончательно сойти с ума? Но сейчас Шелли ощущала, как давно потухший огонёк в её сердце, кажется, начал снова её согревать.