lilac branch

Темнота такого громкого, но бесконечно и, наверное, уже необратимо одинокого Сеула заполняет пустые переулки жилых домов и больших рабочих комплексов, наступая на пятки тем, кто не успел скрыться под последними горящими фонарями в желании скорее дойти домой. Редкие окошки бессонного города медленно гаснут к полуночи, делая стук каблуков туфель об остывающий асфальт намного более звонким, нежели если бы дорога была заполнена куда-то спешащими похожими. Невзначай брошенный, спешный взгляд на здание компании заставляет вновь вглядываться в стрелки наручных часов и с волнительным вздохом нарушать тишину улицы участившимися, и без того стремительными шагами, ведь дома его уже давным давно ждут. Сложная, требующая сил и терпения, но от этого не менее любимая работа отнимала у Чанбина драгоценное время, которое так хотелось проводить дома, окруженным уютом и приятным слуху шелестом страниц новой книжки, которую недавно преподнес в подарок Сынмину. Иногда кажется, что невозможно терпеть такую несправедливость - потому что 24-х часов в сутках абсолютно точно не хватает, чтобы посвятить себя второй половинке и не оставить дело, занимающее сердце и жизнь. На часах 23:55 и, как на зло, на 5 минут раньше, гаснут фонари их жилого квартала, однако, хоть вдалеке уже виднеется их многоэтажка, до неё все ещё далековато, поэтому обходной путь сейчас кажется хорошим вариантом. Ничего необычного, все те же пышные сиреневые кусты, машины. Их подъезд все такой же, как обычно и прежде чем зайти домой Чанбин с нескрываемой радостью смотрит на окна своей квартиры, как и ожидалось - ни на кухне, ни в спальне нет даже блеклого света настольных ламп, в этом доме все уже давно спят, так и не дождавшись ужина. Укол вины не остаётся не прочувствованным, потому что это происходит намного чаще, чем хотелось бы - поздние возвращения домой уже стали частью их совместной жизни. За спиной с громким хлопком закрывается тяжелая входная дверь, нет сил ждать, ступеньки в блеклом свете светодиодов почти не видно, но желание скорее оказаться дома тянет за сердце, заставляя забыть про лифт, в надежде вновь почувствовать тепло единственных, любимых рук. Дыхание сбивается от жажды объятий, как будто целую вечность не был дома - эти чувства самые настоящие. Глухая тишина квартиры давит на барабанные перепонки, ощущение, будто весь мир остановился в этом моменте, но, как обычно горят электронные часы, вся обувь и верхняя одежда красиво разложены по полочкам, нет лишних деталей и Чанбин, проводя подушечками пальцев по стеклянным полкам знает - этих мест касались нежные руки Сынмина. Привыкшие к темноте глаза быстро находят источник тусклого света, который исходит из приоткрытых дверей гостиной - Сынмин, так и не дождавшись Чанбина уснул на просторном диване под очередную кулинарную передачу, положив голову на подушки. Такой домашний вид возлюбленного для Чанбина бесценен, его любовь в мягкой пижаме, с растрепанными волосами и в очках - больше ему ничего не нужно. Картина вызывает умиление и где-то внутри снова даёт о себе знать беспокойное сердце, это заставляет быстро убежать в ванную, чтобы скорее лечь спать. У Сынмина очень чуткий сон, поэтому, как бы не хотелось, в такие моменты лучше обойтись без импульсивных объятий и поцелуев, поэтому Чанбин так быстро старается переодеться в пижаму, что со стороны выглядит очень неуклюже. Постель оказывается уже расстеленной и новая книга, с вложенной в неё любимой закладкой, уже лежала на прикроватной тумбе, видимо Сынмин отчаянно боролся со сном, чтобы дождаться с работы Чанбина, но усталость оказалась сильнее. Гаснет свет телевизора и комната погружается в кромешную темноту, и лишь тонкий луч лунного света проникает в пространство сквозь щель между плотными шторами. Чанбин аккуратно берет Сынмина на руки, укладывая его голову к себе на грудь с грустью подмечает, что тот заметно похудел, пока его нет дома. Как и ожидалось, нарушенный сон дал о себе знать, и Сынмин цепко обвивает руки вокруг шеи удобнее устраивая голову на плече Чанбина, вдыхая любимые духи. - Я тебя ждал, - хриплым ото сна голосом проговаривает Сынмин куда-то в шею Чанбину. - но не дождался. - Я уже дома, так что можешь спать, - подходя к постели шепотом договаривает, - я люблю тебя. Чанбин с осторожностью укладывает Сынмина на его половину кровати, чтобы тот ещё больше не проснулся, и накрывает пуховым одеялом, как ребёнка. Сам, как только прикладывает голову к подушке понимает, насколько же но все таки устал, как будто силы почти иссякли, совсем немного осталось лишь для того, чтобы обнять и крепко прижать к себе Сынмина, который мурлычет и тает в его руках, ему не хватало этих объятий. Чанбин дарит ему легкий поцелуй в висок и прикалывает голову ближе к сердцу, которое Сынмин и так уже давно держит в руках, как самое дорогое, что у него есть.