Великая сила искусства

Солнце, поленившись спрятаться за одно из маленьких облаков, в изобилии разбежавшихся по небу, припекало макушку и жгло нос. Легкий ветерок, не справляясь с жарой, кажется, утих окончательно. Гвейн прищурился, приставил ладонь ко лбу и опытным взглядом с удовольствием оценил формы стоящей неподалеку девушки. Женщин Гвейн обожал, в его системе ценностей они стояли на одной ступени с пивом и картинами Ван Гога — всего чуть выше страсти к приключениям и немного ниже любви к самому себе. И часто происходило так, что все это перемешивалось, сливалось, случалось одновременно и приводило его в самые неожиданные места (и с самыми неожиданными последствиями). Например, прямо из дождливого Лондона на побережье Средиземного моря, хотя он всего лишь планировал немного поработать после завтрака. Сзади раздались шаги. Гвейн плавно развернулся, убрал упавшую на глаза прядь волос и получил возможность разглядеть во всей красе причину своего внезапного отъезда. Вопреки обыкновению, это была не женщина. Ошибиться было невозможно, потому что высокую, атлетически сложенную фигуру, с хорошим прессом и мускулами, словно этот парень ворочает горы по выходным, никак нельзя было принять за женскую. Раньше с Гвейном мужчины не случались, но все бывает в первый раз. — Привет, — весело поздоровался Гвейн и широко улыбнулся, прекрасно осознавая силу своего обаяния. — Привет, — осторожно ответил парень и нахмурился, словно увидел направленное на него дуло пистолета, а затем огляделся. В номере отеля, который они спешно сняли вчера, царил бардак, вызванный отчасти охватившим их обоих ночным безумием, отчасти тем, что утром Гвейн искал свою бандану. Безуспешно. Бандана была особенная, испачканная маслеными красками, пахнущая мастерской и самим Гвейном, в ней и только в ней он рисовал вот уже пять лет. — Ты не видел мою футболку? — поинтересовался парень. Перси. Кажется, так его звали. Громила по имени Перси… — Ты не видел мою бандану? — вместо ответа спросил Гвейн. — Эту? — Перси будто смутился и выудил откуда-то сзади — боже, откуда? он же стоит совершенно голый! — его потерю. Гвейн быстро выхватил ее, повязал, убрав длинные мешающие пряди с лица, и почувствовал себя человеком. В голове все еще шумело от выпитого, на балконе, куда он вышел освежиться, воздух превратился в густое жаркое месиво, а голый Перси смотрел внимательно и задумчиво, немного отстраненно, напоминая холодные античные статуи. — Прости, я обычно не еду с незнакомцами на другой конец мира только затем, чтобы хорошо провести ночь, — извинился Перси и отступил в кондиционированную прохладу номера отеля. Там он потянул за край чего-то белого, торчащего между диванными подушками, вытащил футболку и неторопливо натянул ее, удовлетворенно вздохнув в конце. Словно именно футболка могла защитить его от дурного нрава Гвейна и от ситуации в целом. — Я-то как раз привык к внезапным отъездам, — Гвейн улыбнулся и оглянулся на яркое бескрайнее море за окном. — Но все же никогда не забирался так далеко. — Я знаю, — Перси почесал затылок, взъерошив жесткий ежик волос. — Я как бы… многое про тебя знаю. — Хей! Откуда? — Из Интернета. Там много пишут про успешных людей, художников в том числе, а я люблю искусство. — Поэтому ты пришел ко мне в качестве модели? — Пришел, потому что понадобились деньги, — Перси сглотнул и отвел глаза. Деньги, может, и понадобились, но послужили далеко не главной причиной. У Гвейна был нюх на то, что выгорит, а что не имеет шанса. С Перси же получалось что-то непонятное. То он загадочным образом едет с Гвейном в Ниццу и сам прыгает к нему в постель, то ведет себя так, будто ничего не было, и он случайно зашел в его номер и переночевал, скажем, на диване. Подобным образом ведут себя девчонки, по глупости думающие, что смогут привязать Гвейна к себе. Но Перси явно был искренен. Может, именно это вчера и подкупило в нем Гвейна? Но памяти о прошедших событиях почти не осталось. Крепко же он выпил! — И до какой стадии мы вчера продвинулись? — осторожно спросил Гвейн. — В смысле, в процессе написания картины? — Не знаю, — Перси чуть смущенно улыбнулся и подошел вплотную. Он был выше, мощнее, излучал спокойствие и пах очень знакомо — красками и мастерской, как бандана. Перси бесцеремонно отодвинул Гвейна в сторону и достал из-за угла свернутый в трубку холст. — Вот, ты обещал заплатить, как закончишь, но потом… Я думаю, ты забыл, увлекшись. О боги, неужели Перси, этот восхитительный образец мужского шарма, обаяния, стальной выдержки и терпения, как у удава, потащился за ним во Францию только затем, чтобы забрать свои деньги? — Э-э, — выдавил из себя Гвейн и решительно принялся разворачивать холст. Если платить, то он должен знать, за что. Он совершенно не помнил рисунок, в памяти вспыхивали только отдельные фрагменты прошедшей ночи, смятые простыни и желание, разливающееся по всему телу, ласки, поцелуи и… все. Даже обидно, что запомнилось так мало. Полностью развернув холст, Гвейн подавился воздухом. Перси рядом судорожно вздохнул и, впервые застеснявшись своей наготы, попытался натянуть футболку куда-то до уровня колен. И у него ведь почти получилось. На фоне леса легкими карандашными штрихами был изображен Перси. Он, почти обнаженный (как и сейчас), полулежал на камне. Только там на нем была не футболка, а кольчуга без рукавов, не скрывающая восхитительных мускулистых рук (нет, Гвейн нисколько не польстил ему), мощной шеи и накачанного пресса. Кольчуга едва касалась гордо стоящего члена, длинного, толстого, прорисованного с особой тщательностью, даже капельки смазки будто блестели на солнце. Гвейн живо представил, как этот самый член ночью двигался в нем и как это было здорово… наверное. И решил, что это стоит повторить. Он провел пальцем по рисунку, коснулся лица Перси, выражающего крайнюю степень удовольствия, и усмехнулся. С этим никакие девушки не сравнятся. — Знаешь, я хочу сделать серию таких рисунков, — сказал Гвейн, прищурившись. — И мне нужен натурщик. — Раздеваться? — с легкой улыбкой уточнил Перси. От его колебаний не осталось ни следа. Кажется, картина и на него произвела неизгладимое впечатление. Кто бы сомневался! — О, да, — ответил Гвейн, стягивая с себя рубашку. На этот раз он запомнит все в мельчайших подробностях, а потом… если все пройдет удачно, сделает Перси своей постоянной моделью. В конце концов, такие были у многих великих художников, пора бы и Гвейну обзавестись. Тем более что Перси был совсем не против…