Жизнь Плотникова очень интересно складывается, сначала офис, потом учёба, театр, работа дворником, а сейчас — кино. Всё получается как-то странно, не как у обычных людей и это, наверное, называют судьбой.
Сериал о панк-группе в российских реалиях что-то само по себе необычное, но куда более странно быть на одной из главных ролей. И ещё более странно оказываться на последнем дне съёмок, по сути на конце проекта, которым ты жил последние полгода, улыбаться, со всеми прощаясь. На самом деле, Косте очень тоскливо. Будни снова превращаются в рутину, словно ничего не произошло, но после выхода серий… Когда их с Владом приглашают вместе на проекты, съёмки для промо-кампании, различные подкасты — Плотников внезапно счастлив. И дело совсем не в успехе, хотя и в этой работе много радости, а во встрече со знакомыми людьми. В частности, он рад, что не теряет связь с Владом.
— Так вот, мне говорят плюнуть ему в лицо, а я понимаю, что не могу. В смысле, это мной уважаемый глубоко музыкант, я не представляю, как сделать это! Поставьте мне Влада — ноль вопросов, сделаю прямо в лицо! — Плотников смеётся, поправляя микрофон и поглядывая на своего коллегу.
— Мало плюнуть, можно колой облить, чтобы сладкое и липкое, — тут же впрягается ведущий подкаста, добавляя перчинки.
— Липкое на лице Влада, могу представить, — звучит пошло, это был бы очень наглый флирт, если бы не прорвавшийся смех наружу. Плотников простой, немного пьяный, а ещё радостный от встречи с приятелем. Совсем не обижается, когда в него летит мстительный пустой стаканчик, мило улыбается.
Жизнь для Влада была самобытной, настоящей и яркой. Московский актер — высшее законченное, легкое поступление. Вот он в плаще, классных брюках и шляпе идет по покоренной Москве с какой-то сумкой на плече, которую ухватил ради ублажения эго. Добился всего? Стал красиво одеваться и даже завел маленькую компанию, отучился, прошел первые пробы. Жизнь на перемотке — наркотики, драки, импровизация и уставшие вечера с обещаниями о том, что когда-нибудь он обязательно стрельнет.
Стрельнуть с панк-рок сказкой оказалось вполне реально. Влад наблюдал за ростом подписчиков в Инстаграм, люди на улице действительно стали узнавать его и подходить с просьбой сфотографироваться. Иногда это пугало. Съемки не отняли часть сердца, но по Плотникову не скучать было невозможно. Совершенно дурацкие шутки и неловкие дополнения — лучшая начинка для человека. Даже сейчас этот придурок его цеплял своими остротами. Влад лишь усмехается и откладывает в сторону пачку со стиками, наблюдая за заболтавшимся Костей.
— То есть мне в лицо ты бы плюнул? Ахуеть, — Коноплев в смехе кривится через пару секунд серьезности, — бля, Костян, заткнись, — слова про что-то липкое на лице заставляет потупить взгляд в стол, на алкоголь и различные марки. Стоит немного помолчать, а Костя уже мелет запредельное языком. Удивительно.
В кои-то веки, записываясь в Питере, Плотников может не нервничать, чтобы успеть на ласточку, потому что завтра на работу, а площадь должна быть чистой. Это Влад приехал в город на Неве, это он должен потом поспешить, чтобы вернуться домой, но это также повод, чтобы пригласить его продолжить болтать в бар или даже к себе домой, переночевать и отдохнуть. Плотникову это не кажется странным, ему нереально нравится узнавать актёра лучше. Наверное, это чувство зародилось ещё тогда, на пробах, поскольку Влад частенько подбадривал его, понимая, какая ответственность великого образа, символа анархизма в России, Косте предстоит сыграть. Плотникову запомнились слова, сказанные Коноплёвым в нужное время в нужном месте: идеальнее мёртвого ты всё равно не будешь, поэтому поймай чувство «похуй». В этом был глубокий смысл, от чего удалось расслабиться. Костя — не Горшок, он лишь актёр, сыгравший его, и он отлично это понимал. Зато химия у них с Владом на кадре получилась почти как у Князя с Михой, вот это был повод для гордости.
— Да-да, плевки и обмен липкостями на лице, вот настоящее искусство актёрского мастерства, — Плотникова немного разморило, он смотрит себе под ноги. Наверное, лишнее?
«Ну, ладно, я пошел, вы тут без меня продолжите?» — звучит уже в который раз и Влад прячет улыбку за согнутой ладонью.
Влад такой касательный. В конце подкаста Костя по-мальчишески вскакивает, чтобы взлохматить белые волосы актёра. Просто так, захотелось. Чужие руки заставляют жмуриться и схватить запястья Плотникова, ворчать, чтобы он прекратил и вернул ему шапку. Коноплев частенько на съемках подвергался нападениям Кости, в тайне радуясь, что эти набеги чаще всего сопровождались пивом или бутылкой чего покрепче.
Когда запись кончается, за окном уже тёмный глубокий вечер. Оба приглашённых гостя пожимают съёмочной команде руки, фоткаются и выходят вдвоём из студии. Ветер холодит горящие и болящие от смешков щеки. Опять они расходятся, возможно даже навсегда, вдруг это последнее совместное интервью? Коноплев тупит взгляд, прикидывая, что мог бы остановиться в отеле на пару дней и под каким-то смешным предлогом пригласить завтра Костю погулять, но он первым молчание нарушает.
— Ты на вокзал? Есть идея получше: хочешь ко мне на текилу с тако? — Мексиканская кухня нравилась Плотникову необычным послевкусием, был в ней свой «изюм». — Если у тебя нет больше планов, конечно.
— Хочу, — отзывается резко и быстро, сам себя пугается Влад.
— Тогда я вызываю такси? — с воодушевлением и неподдельным восторгом говорит Костя, который сейчас в полном принятии мира и вообще в нирване. Чего только такой счастливый вдруг. Он еле вводит код на телефоне, поскольку по закону подлости, паролю вздумалось именно сейчас напомнить, что нужно хотя бы раз за 72 часа себя набирать. — Через десять минут будет, белая гранта.
Коноплев прикольно выглядит, когда курит, совсем не по-столичному, но с нагнанным откуда-то пафосом. Костя невольно усмехается себе под нос: точно, он ведь из провинции, где население около сорока тысяч человек. Как говорится, деревню не вывезти из… Хотя, Владу это даже шло: образ, характер, происхождение. Он был полностью гармоничен, чем и нравился хаотичному Косте. У него с самого начала всё пошло кувырком. Не как у людей.
— Я вот думаю, если мы оба догонимся алкашкой, то у меня точно не будет шанса встать на работу завтра. Кто-то обязательно должен будет пнуть сзади, чтобы автопилот завёлся.
— Ты че, после выпивки собрался двор подметать? — Влад воздухом давится, глаза сверлят чужое довольное лицо. — Ну ты даешь.
Белая машина появляется на горизонте слишком быстро, вылетает, как космический корабль из ниоткуда. Костя очень наигранно открывает дверь Коноплеву, словно джентльмен эпохи мушкетеров своей даме сердца, обходит и садится с другой стороны.
— Благодарю, Константин, — Влад благодарно кивает своему «ухажеру».
— Руки к коленке тянуть не будешь? А то я стесняюсь, — с тихим и придурошным хихиканьем спрашивает Плотников уже в салоне, надеясь, что известность не так велика, чтобы водитель смог распознать их.
— Если потяну руку к колену, то сразу можешь просить водителя высадить меня. Я очень страстный любовник, — смеется, гордо хлопая по месту между ними, вскользь замечая взгляд таксиста с зеркала заднего вида.
Через лёгкую дымку нетрезвости до Кости доходит, что они здесь, вообще-то, не одни, но не продолжить эту «комедию» — выше его сил. Плотников разговаривает одними лишь глазами:
«вау, как думаешь, если так продолжать, как далеко всё зайдёт?», затем вглядывается в чужие губы, мужские, вообще-то, но будто насрать уже, если честно.
И так крашеный Коноплев, флиртует с мужиком в такси. Настоящее комбо победителя в Петербурге. Сколько раз он уже был в таких ситуациях? Примерно никогда, поэтому решает положиться на Костю, который скорее всего знает, что делать. Плотников сверлит его взглядом, слишком мутным, похожим на один из тех, которым он по-актерски одаривал Валери на съемочной площадке в особо интересных сценах. У Влада проступают мурашки на руках, они скрыты плотной кожанкой, так что он чувствует себя неуязвимым.
По дороге встречается кочка и они подпрыгивают, а Плотников даже неловко бьётся головой о потолок авто. Это немного выводит из мощного гипноза чужой ауры и заставляет отстраниться, начать невинно смотреть в окно. Уже молча наблюдать мелькающие мимо огни питерских фонарей.
Добравшись до нужного этажа, Костя открывает дверь дома и кидает ключи в корзиночку на буфете, скидывает ботинки. Квартира его представляется для Влада адом: перфекционист внутри умирает от невозможности убрать всё по полкам. Однако, он берет себя в руки и падает на диван напротив плазмы, рассматривая интерьер. Истинно-питерская квартира с огромными потолками и длинными окнами. У Кости неряшливо, настоящий творческий хаос, за что он сердечно извиняется, ставя разогреваться тако в микроволновку. Текила уже журчит в стакане, а к ней подаётся цитрус и соль.
— Выпьем за встречу? — Плотников демонстрирует простую на свой взгляд манипуляцию. В ямочку между большим и указательным пальцем сыпет соль, выдавливает немного лимонного сока, тоже самое воротит и у Влада, затем пьёт и слизывает.
Затылок Коноплева упирается в спинку дивана, а глаза устремляются на блюдо с тако, рассматривая свертки с мясом и чем-то неизвестным. Косте он доверяет, так что мексиканскую кухню осмелится опробовать. Руки тянет к одному из свертков, взяв его двумя руками за края и тут же обжигается, недовольно хмурясь.
— Бля, я явно не фанат острого и горячего, но выглядит это сочно, — взгляд на Плотникова поднимает и улыбается, обращая внимание на плазму. Костя ставит негромкое радио на фон, экран мелькает ненавязчивыми плавными бликами, перетеканием из одного цвета в другой и подаёт салфетки. Ужинать не в одиночку само по себе классно, а тут ещё Влад остался.
— Ты аккуратнее, а то твоё нежное горло сожжёт, — посмеивается беззлобно товарищ и наконец садится, смешно дует на блюдо со всей силы. Желудок урчит уже от аппетитного запаха, но приходится ещё немного подождать пока остынет. — Так это, как у тебя сейчас с предложениями, наклевывается что-нибудь интересное? На пробы зовут?
— Да, двигают один проект… Уже год с чем-то жду, бля, думаю спросить у агента чего получше. Деньги ведь все равно нужны, — улыбается, демонстрируя щербинку меж зубов. — А у тебя что? Были крупные предложения после проекта?
— Скорее всего, финансирование пилят, не могут договориться. Это ещё на полгода затянется, гарантирую. Здесь такое часто, я уже устал считать. Блин, честно болею за тебя всей душой. Реально, хороший возраст и старт. У меня так-то только запросы на спектакли выросли, остальное как обычно. Тишина. Думаю, месяц пройдёт и снова придётся бегать на пробы. Хотя, кто знает, у судьбы хорошее чувство юмора. Может, завтра Тарантино напишет, ничего не исключаю.
— Мне кажется, у тебя светлая дорога в кино. Ну, знаешь, не считая ролей наркоманов, они стали роковыми в твоей судьбе, — рядом с собой по дивану хлопает, приглашая присесть, — или реально Тарантино наберет, во пиздец будет. Буду первый брать у тебя автограф.
Плотников откусывает большой кусок, вытирает наскоро рот, испачканный в соусе, и облизывает пальцы свои, не стесняясь показаться некультурным. Чужая неопрятность только веселит: Влад рассматривает Костю как свободного Питерского человека, того самого, кто может научить его сходить с ума и сводить с ума. Так что тут Коноплев откусывает наскоро, повторяя, вытирая капнувший на подбородок соус пальцем, облизывая его спешно, а руку об салфетку прижимает. Не готов он еще к полной свободе, но Плотников все еще здесь, все еще может научить его капельке анархии.
— Бля, если в Голливуде вздумают снимать сериал про Кобейна, то я первый в очереди, клянусь. У меня вон какое охуенное портфолио. Ну, если не Курта, то Кортни Лав. В блондинку тоже заебашу, — Костя смеётся от души и садится ближе, ничуть не смущаясь скудному расстоянию между ними, что даже коленки соприкасаются друг с другом. — Я согласился бы и на Тодоровского, на самом деле. Или Быкова, мне его Метод зашёл отлично, только первый сезон. Второй хуйня какая-то, по-чесноку.
— Будешь скорбной женой? — ухмыляется Влад, наблюдая за чужой физиономией, которая выдавала миллион эмоций в секунду. — Бля, Быков! Не напоминай мне, Кость, прошу, у него и первый сезон хуйня был.
Хозяин квартиры озирается по сторонам и понимает, что забыл нормальный свет включить. Просит умную колонку отрегулировать это дело, а затем подхватывает маркер из разбросанной стопки журналов и наставляет кончик недалеко от Влада. К слову, об автографах.
— Где вам расписаться, милейший? На лице? А может, лучше на груди, ближе к сердцу?
Плотников дурачится, конечно, и писать ничего не собирается, но слишком шумно сглатывает, когда у Коноплёва из выреза свитшота выглядывают выступающие ключицы. Костя снова демонстрирует полный транс, его зрачки расширяются и без того тёмные глаза превращаются в чёрные поглощающие дыры. И вот, они сидят так близко, в уютном полумраке с охеренным саундтреком, словно сами застряли в кадре кинофильма.
— На груди? А ты не боишься вот так вот меня у себя на диване раздевать? — ухмыляется, смотря на чужое лицо замершее в оцепенении. — Костя? — Влад касается чужого колена, сжимая его.
— А ты бы хотел? Ну, знаешь, быть раздетым у меня на диване. — маркер, уже не удерживаемый пальцами, падает на пол и катится дальше.
Вопрос бьет палкой по затылку, заставляет покраснеть, чужое горячее тело рядом находится слишком близко, а Костя вскидывает взгляд на лицо Коноплёва и касается его щеки. Невесомо, чуть поворачивая к себе. Дышит томно, через раз. Остальные миллиметры остаются только за Владом, поскольку он не может в такой экспириенс в одиночку. Плотников лохматый, разгоряченный и такой искренний, он дает шанс сбежать, но музыка на фоне и чужое дыхание не дают тревожных сигналов. Пару миллиметров и Коноплев врезается своими губами в чужие, чувствуя свободу. Чужие губы — кипяток с привкусом соли, этого хватает, чтобы одуреть.
К своим годам Костя думал, что знал о себе если не всё, то многое, но откровением этого вечера становится тяга и желание к Владу. С ним так хорошо и легко, как до этого ни с кем не было. У Плотникова много сомнений, но самое безумное то, что Коноплёв поддаётся и только распаляет его. Площадь комнаты и собственного тела смазываются в сознании, обзор сильно плывёт. Он закрывает глаза и ориентируется по внутреннему зову.
Рот печёт от остроты ощущений, жаркий юркий язык встречается с полной готовностью танцевать в страстном танго. Плотников не стесняется американских горок от просто нежных прикосновений до откровенного траханья чужого рта. Руки сами отлично двигаются, будто без чётких указаний от мозга, они просто шарят по спине, талии и бёдрам Коноплёва. Гладят, не уходят дальше разумного. Костя узнаёт Влада в новой грани, целоваться с ним оглушительно приятно, до шума крови в ушах. А ещё Костя в любой момент может остановиться, но не ощущает сопротивления и дальше заходит, прощупывает эти лабильные границы дозволенного, сам от себя в удивлении. У Плотникова крепко стоит.
В поцелуях он отдается таким же хаотичным бесом: тянет, целует и вновь тянет, разгоняясь до скорости вселенной, заставляет почувствовать себя живым, ощутить чужой язык, ласкающий его собственный. В животе что-то переворачивается, Влад никогда раньше не испытывал подобного с девушками, а с парнями тем более. Костя тычется носом в его собственный, шарит теплыми руками, касается кожи твердыми пальцами, оглушает своими ласками во рту. Все происходит интуитивно, совершенно по животному зову.
Влад перебрасывает ногу через чужие бедра и нагло влезает сверху, своими руками чужие лохматые волосы сжимая в ладонях. Чувства отдаются в ушах набатом, крик восхищения стынет в горле, а голова идет кругом от духоты и настоящего момента, который Коноплев планирует прожить сегодня, выжать все чувства и желание, показать Плотникову, что он тоже чувствует и хочет. Чужие штаны совершенно не справляются с задачей удержать крепко стоящий член в тайне, Влад буквально проезжается по нему бедром и выдыхает в чужой рот открыто и нахально. Внутри сжимается еще миллион мышц, он льнет ближе торсом к торсу, чувствуя, что узел где-то внизу внутри давно завязан, крепко впивается налитым кровью органом в брюки. Это страшно. И одновременно прекрасно.
— Епт твою душу… — Костя стонет в изгиб шеи Коноплёва, когда его тело пронзает молния, равная мощности самого сильного возбуждения. Ему приходится откинуть голову, чтобы Влад продолжал творить весь этот хаос в его волосах. Он загнанно дышит рот в рот, с поволокой дикого желания сжимает ягодицы, чётко осознавая, что
мужские.
Задницу Влада, ё-моё, Костя мнёт, а главное кайфует безумно от этой вседозволенности, улетает в космос изучать галактику под фамилией Коноплёв. Чужое тело щедро в отдаче и обратной связи, отзывается активно и само не отстаёт в горячности, а когда актёр садится к нему на колени, Плотников захватывает чужое Адамово яблоко одними губами, посасывает нежно кожу и оставляет красноватый след. Ему не надоедает бесконечно долго лапаться, словно подростку, но сидеть в одежде уже оказывается физически больно, потому Костя стаскивает ткань вниз, совершенно не желая разъединяться сейчас, отпускать этого инопланетянина из кольца обхвата рук. Длинный, но не толстый эрегированный член подрагивает от пульсации крови внутри, из головки выделяется предсемя, которое в последствии распределяется большим пальцем вокруг. Костя берёт их члены, сжимает вместе, громко стонет, вскинув бёдра вверх, не рассчитывая на такую волну электрических разрядов от своего тела.
— Ебать, ты тоже это чувствуешь? — Плотников ведёт вниз, к основанию, сплёвывает вязкую слюну вместо нормальной смазки и резко сжимает верх. Костя дрожит, чувствуя себя настолько под кайфом впервые.
Внутри Влада личный вулкан разливается, названный в честь Плотникова. Жжется, выжигает каждое простое прикосновение, старается, чтобы его запомнили и не смели забывать. Звезды складываются в созвездия, а музыка пишется в ноты, рядом с Костей все получается легко, а глаза открываются только когда пальцы хаотика уже на уровне ширинки, скользят бесстыдно молнией и вынимают ствол, беспардонно оглаживая его несколькими движениями, заставляя оглохнуть от удовольствия на пару секунд. Они почти одно целое, Костя, по крайней мере, делает все возможное, чтобы это происходило. Бедра хочется свести вместе, но чужое тело препятствует этому, так что они подрагивают от такого властного контакта.
— Блять, чувствую, — глаза закрываются, а руки спускаются к чужому торсу, приподнимая толстовку, удерживая ее. — Не останавливайся.
До Плотникова ещё никогда с таким желанием не касались и не тянулись, поэтому он ощущает себя почти солнцем, щедро раздающим тепло. Это только больше подстегивает резвее продолжать. Наученный годами дрочки, Костя не торопится, но и не медлит, только разгоняет больше жара. Он обнимает второй рукой Влада за талию, придерживает его удобно и комфортно на себе, а затем прикусывает соски. Один, затем засасывает губами второй. Совсем как в сцене с Феей и мухами, но на этот раз намного искреннее и жарче.
А ещё
правильнее.
Останавливаться? Нет, кто Костя такой, чтобы так пытать их вдвоём, когда в желаниях только одно: как можно дольше продолжать.
Сердце заходится в скачущей аритмии, Костя разгоняет по его телу миллиарды атомов, заставляет чувствовать себя живым и желанным. Становится действительно не по себе от такого переизбытка чувств, но это кличат чем-то вроде… Чувств? Влад обязательно заикнется о чувствах и всей этой каше, что они заварили вместе. Но не сейчас, потому что прямо сейчас Костя вгрызается в его тело, покрывая его пятнами засосов, что-то хрипит и стонет. Коноплев рукой одной лезет обратно к волосам, сжимая их, массируя кожу головы. Чувствует, как сильнее становится хватка на их членах и стонет несдержанно от таких манипуляций. Чужой член ощущается одним целым со своим, хочется толкаться синхронно в податливую руку, Влад даже делает попытку, но останавливается тут же, свободной рукой накрывая руку Плотникова сверху и утыкаясь в чужую шею носом, прежде, чем успевает почувствовать искры.
Плотников хрипло стонет, глушит в себе человеческое, выпускает исключительно звериное, оттого на теле Коноплёва столько алых меток и укусов.
Он сжимает плоти чуть крепче, поскольку близка долгожданная разрядка и ускоряется, не без помощи Влада, который ладонь поверх его накрывает. Кончает Костя ярко и обильно извергаясь, правда словно вулкан, который при взрыве лавы уничтожает всё на своём пути. Правда, он всё же надеется теперь что-то создать…
— Пиздец, — тяжело выдыхает Плотников и тянется к салфеткам, переводя дух. — Пиздец, я ничего подобного… Вау. Влад, это пиздец, но это вау.
Мозги — каша, живот — липкий, Коноплёв — вкусный. Очевидные факты окончания вечера. Кажется, они говорили об обмене липкостями на лицах? Что же, это, безусловно, фурор…
— А где твое любимое йоу? — Влад тоже дышит загнанно и с колен пока что слезать не собирается. Костя такой раскрытый, хочется Костю целовать, обнимать и быть рядом. Плотников ощущается другой планетой, на которой все всегда хорошо.
— Йоу, — Костя пьяно и как-то смешанно смеётся, обнимает парня вокруг талии, чем смешивает их сперму между собой. Голова гудит и идёт кругом. Всё кажется таким нереальным. Они что, реально решились на это безумство? Вальяжно и медленно Костя убирает остатки их спонтанной страсти, кое-какие пятна не смываются и он бессильно цокает языком.
— В следующий раз надо как-то заняться этим голыми, — хорошее замечание, в тему. — В смысле, если мы на утро проснёмся и всё ещё будем друзьями. Точнее, ну… Ё-моё, — язык заплетается, а актёрское образование не особо помогает в искусстве красноречия объяснений неподходящих ни под одни рамки отношений. — Если ты завтра сделаешь вид, что ничего не было — ок. Но я хотел бы зайти в это полностью. С твоего позволения.
Плотникову всё же удаётся соединить слова в предложения, передать крутящиеся мысли в голове. Он оглаживает подтянутое тело Влада, смотрит тому открыто в лицо, большими пальцами надавливает слегка на выпирающие косточки бёдер. Коноплёв сексуальнее любых картинок плейбоя, но думать теперь об этом — риск. Не хочется получить жестокую пощёчину резкого отказа.
— Да, точно. Мы попробуем, только прекрати нести херню, — смех где-то в горле вылетает на свободу и заставляет закрыть лицо руками. — Ты пьяный невообразимый, блять, придурок.
— Я думал, ты уже привык, на самом деле… К моей херне… — наверное, правильно кто-то подметил: чем пьянее становился Костя, тем сильнее он был похож на Горшка. Забавное наблюдение.
Когда Влад плавно раздевается, на него трудно не залипать. Сглатывая вязкий ком слюны, Плотников подходит к нему со спины, целует в плечо, в шейные позвонки, рукой ведёт по чувствительной и саднящей после агрессивных ласк груди. После, шарится по шкафу и протягивает чистое бельё, шорты и футболку Коноплёву. Сам кидает своё барахло в общую кучу и делает косметическую уборку: разбирает стол, ставит еду и текилу в холодильник, уносит вещи в стиральную машину, разбирает диван и ищет запасную подушку. Качается, как неваляшка, от хмельного шторма в организме, но что-то вертит и делает. Чужие поцелуи, быстрые сборы мусора и мебели — Влад становится наблюдателем, который натягивает свежую, все еще пахнущую гелем для стирки, одежду. Футболка с изображением мастера Йоды смешит, он даже в зеркало смотрится, отмечая, что Плотников большой фанат оверсайза. Сам Костя не успокаивается, пока не обнимает Влада и не накрывает их одеялом вдвоём. Приятное завершение трудного дня, вот уж точно.
Утром рано звонит будильник, но Костя подскакивает резво (о чем жалеет, конечно, в последствии) и вырубает его. Вроде, Владос не шевелится, хотя вздыхает сонно — тяжело. Плотников закидывается белым углем на кухне, оставляет пластинку таблеток на всякий случай на столе, перекусывает, а затем спешит на работу. Ближе к одиннадцати часам с счастливой улыбкой входит в квартиру и впускает запах свежайшего кофе с нежной выпечкой вкупе. Завтрак в постель для спящего красавчика в его квартире. Страшно довольный и влюблённый, Костя будит Коноплёва поцелуем в нос. Молится про себя мысленно, чтобы ему по шапке не прилетело за эту фривольность.
— Думаю, это отличное утро, чтобы влюбиться.
Пробуждение от чужих губ на носу заставляет поморщится и попытаться залезть глубже под одеяло, которое оказывается предательски наполовину стянуто на пол. Глаза с неохотой открываются, наблюдая как перед кроватью, словно принц, сидит Костя с каким-то пакетом. Лицо у этого придурка счастливое, будто его работа — рай, блажь, после которой ты чист и радостен.
— Доброе утро, — Влад тянет слова, сонно вытирая глаза и пытаясь вновь сосредоточиться на чужом лице. — Влюбиться? С самого утра ты решил петь мне серенады? — улыбка растягивается моментально, Коноплев тянется вперед. — Я согласен, я соблазнился на тако по вечерам, а еще на твое умение подавать алкоголь, — зевок давит ладонью, Плотникова за рукав поближе к себе притягивая, — от тебя пахнет… Странно.
— Серенады — вряд ли, но если тебе нравятся грустные фристайлы из 2007, то могу зачитать подъездный рэпчик. Поверь, столько пиздастраданий и нескладных метафор о любви не знал ни один поэт серебряного века, — нос к носу, Костя трётся кончиками, словно котёнок, а затем отклоняется назад. — Ну, вообще-то у меня здесь ароматный кофе на двоих и французские булочки. Это странно?
— С утра никакого рэпа, особенно о пиздостраданиях, я пока что плохо обрабатываю информацию, — чужие слова о завтраке заставляют желудок урчать и сжиматься, Влад за весь прошлый день успел только поужинать, и то, скудно и одним тако, — Это не странно, это прекрасно.
Ему так безумно нравится видеть Коноплёва в своей постели, в редких питерских лучах солнца через просветы жалюзи, а ещё возвращаться к нему с работы, словно на крыльях, воодушевленным и взволнованным. Чужая любовь к прикосновениям с самого утра заставляет чувствовать себя нужным и важным. А еще чувство обретенного дома странно зудит на подкорке, вибрируя мыслями о том, как же хорош Плотников в выражениях чувств.
— Ты действительно здесь. Вот это странно, — честно, лёгкий мандраж обитал у Кости от мысли, что он вернётся в квартиру, а там пусто. Ни вещей, ни Коноплёва, ни тако. — Я рад, — заключает Плотников и расплывается в улыбке.
— Почему это странно? Ты думал я свалю в мокрых шмотках? Ждал пока высохнут, не успел, — Коноплев улыбается, демонстрируя потолку щербинку и вставая из плена одеяла, наклоняясь и касаясь чужой лохматой макушки губами.
— Говнюк неблагодарный, а я ещё кондиционер для мягкости вещей на него тратил. — Плотников также отмечает для себя, что заспанный голос Влада, его особая щербинка на зубах, тоже очаровательны. Ему хочется оставить этот вид только для себя, но о собственничестве пока рано. Им ещё стоит так много обсудить, хотя язык на серьёзные темы не поворачивается. Костя пока хочет насладиться бабочками в животе, ведь это чувство с ним внезапно впервые.
— Хочешь попасть куда-нибудь? Погулять. Особые места, там? О, в планетарии бывал в Москве? Фигня, наш точно лучше!
— Откуда столько сил, Костян? На планетарий ты, считай, меня уговорил, — подмигивает Влад этой хаотичной вселенной, оставаясь на мгновение рядом стоять, а затем залезает на чужие колени в домашнем, укладывая ладони на чужие широкие плечи. — Понять не могу, че ты такой хороший с утра, — ладонью по щеке ведет, оглаживая большим пальцем одним широким движением гладко выбритую кожу.
— Сегодня просто отличный день, не находишь? На самом деле, мой секрет в белом угле. Отличный и качественный опохмелин, всё дерьмо выводит. Ну, а ещё на площадке было почти чисто сегодня, я пораньше освободился поэтому, — Плотников нежно глядит прямиком на этого прекрасного марсианина, снизу вверх, и не стесняется уже на трезвую голову водить руками под футболкой. Его не смущает даже лёгкий чужой перегар. — Правда хороший? Не только с утра, к слову, поэтому оставайся подольше, — Костя шепчет прямо в губы, нежно прикасается. Совсем по-другому, нежели вчера, вкладывает в действие гораздо больше чувств и ласки.
— Надеюсь, люди перестанут сорить на улице после нашего подкаста. Вообще, довольно хороший посыл, Плотников, не ожидал такого услышать, тем более в разговоре о твоей работе.
По правде Влад нешуточно уважает как человека Костю, может быть, даже с ума сходит от чужой образованности и умении из всех поступков и ситуаций извлекать что-то определенно ценное, что-что, а такой навык считает вершиной для оптимистов и философов. Или философов-оптимистов, которых раз, два и обчелся.
— Люди не изменят своим привычкам из-за слов какого-то второсортного актёра, это изнутри должно идти, но если наши дискуссии заставят кого-то задуматься, я буду чертовски горд. Мне нравятся осознанные личности, — излагает Плотников.
Он отправляет Влада в ванную, где на сушилке аккуратно развешаны их различные элементы гардероба (+ одна странность Кости, порядок в ванной и хаос в остальном везде), показывает, где взять зубную пасту и идёт заправлять наскоро постель. Диван не складывает, словно предчувствует ещё один интересный вечер в чужих объятиях, да из пакета стаканчики в подставке достаёт. Внутри него — благодать.
Коноплев разглядывает немного опухшее после вчерашнего дня лицо в зеркале, пока Плотников копошится рядом в поисках пасты. Арбузная с единорогом? Детская паста? Смеется Влад, провожая серьезного дворника взглядом и начиная рутинные утренние процедуры, чтобы освежиться и выглядеть чуть лучше своего опухшего состояния.
— С маком или сгущёнкой? — любезно вопрошает Костя, слыша сзади чужие шаги.
— Сгущенка, конечно, — хмыкает, вставая поближе. Костя подставляется к тому лицом к лицу, словно ласковый нахальный котяра. Плотников открывает стаканчик кофе, откладывает крышку, жадно вдыхает запах свежих горьковатых зёрен, делает глоток и довольно урчит. Этот день становится только лучше.
Неожиданно, звонит телефон, а надпись на экране — «Князь».
— Да, Андрей? Доброго утра, — Плотников в миг становится серьёзнее, внимательно вслушивается в речь. — Ну… Сегодня? Во сколько? — Он поглядывает на часы, а затем на Влада. — Я постараюсь, на самом деле… Надо костюм взять, наверное. А, у вас всё готово? Окей тогда, — Костя скидывает чёлку на бок, старается не выдать своего волнения перед Коноплёвым, но горло пробирает неуместный кашель. — Дозвониться не можешь? Да он рядом сидит, дать трубку? Ладно. Хорошо, давай. До встречи.
Плотников делает глоток кофе и глубоко вздыхает.
— Планетарий отменяется, мы сегодня поём на концерте Князя, через три часа должны быть на саундчеке. Звук на телефоне проверь, говорит, что вне зоны сети ты, — а потом улыбается краем губ. — недоступный какой.
Чужое выражение лица напоминает Коноплеву первый день съемок. Костя стоял весь сосредоточенный, слушал указания режиссера, кивал и уточнял. Андрей слишком долго занимает линию, Влад нервно постукивает пальцами по столу, пытаясь понять, что от них хочет Князев. Обычно он звонил ему, а не Плотникову, как минимум, потому что они ближе и чаще общались, консультировались на съемках и прочее рабочее дерьмо.
— Еще бы, с тобой доступным хрен станешь, — улыбается, опуская взгляд, — поём? По-настоящему, что ли?
— Да я без понятия, если честно! На саундчеке всё узнаем. Князь сказал, что это юбилейная программа, поэтому типа хочет отдать почтение родному городу, с которым столько воспоминаний разных, да Горшенёву. Ещё сказал, что это всё кинопоиск придумал, костюмы подогнал, там. И пиар хороший, и с пользой дела, как говорится. Хотя, если честно, я не представляю… Я ведь не Он, не замена, вдруг так кто подумает, я же крышей ебнусь.
— Не надо крышей.
В квартире что-то хлопает резко и шумит, с верхней полки стеллажа падает пару журналов. Актёры переглядываются.
— Сквозняк, по ходу. Или Горшок подслушивает и негодует, — в шутку говорит Костя и встаёт, поднимая глянец, где на странице символично сидит Михаил Горшенёв, а рядом с ним — цитата: «главное — душой не стареть, остальное всё хуйня».
Плотников осторожно кладёт раритет на место и задумчиво садится на диван.
— Ты не шути так. Я в жизнь после смерти не верю, но это было стремно.
— Я верю во вселенную и, как по мне, это неплохой знак. Особенно если рассматривать это в контексте нас двоих, как думаешь?
— Неплохой знак от бушующего Горшка относительно нас? — с ухмылкой посмотрел на Коноплева, расслабляясь и отпивая еще кофе, закусывая вкусной булочкой, — Думаю, ты чокнулся. Относительно нас двоих с неба должны презервативы и розы падать, а не журналы с Горшеневым.
— Слушай, отстань, балда, — возмущённо смеётся Костя.
***
На площадке они сразу встречаются с Князем, он их проводит закулисы и на ходу начинает вгонять свои идеи творческие, как всё должно быть и как он это видит, что от парней требуется. Видно, что Андрей в хорошем расположении духа, они сразу с звукарями разбираются, Влада и Костю тихими делают намеренно, чтобы не прикопались. Можно сказать, просто номер удачный, сюрприз для всех ностальгирующих и новых фанов.
Костя выигрывает короткий момент, чтобы Коноплева в тёмный угол затащить и поцеловать глубоко, а затем упархивает дальше чекаться и гримироваться, влюблённо смеясь в кулак. Поцелуй выходит резким, смазанным, и правда полным адреналина: Влад хватается за чужую кофту, отпускать не желая, но Плотников сам вырывается и опять куда-то упрыгивает моментально, прямо из-под рук убегает. Пары секунд хватает, чтобы в себя прийти и выйти обратно, направляясь на саундчек, стараясь совсем уж не краснеть. Влад молодого Андрюхи решил на себя перенять, сегодня он точно в роли этой утонет.
Плотников снова терпеливо сидит в кресле, окружённый визажистами и костюмерами, думает, что вообще-то уже и не надеялся на себя легендарный плащ обратно надеть, но судьба правда такая штука интересная. Ничего не загадывай, ничего не планируй, а ещё никогда не говори никогда.
Отделяясь от Влада в эти моменты, Костя чувствует свой невроз. Ноги стучат по полу, холодеют и липко потеют ладони, а дыхание вообще… Оно есть? Уже неплохо, на самом деле. Только наедине с собой его настигает лавинообразное волнение, хотя фактически находится в помещении не один.
— Мы как в меме «моя одежда» и «мои носки», — сам заметил, сам посмеялся.
— Что за мем такой? — Усмехается тихо, наблюдая со стороны за таким перевоплощением сильным, Костя всегда быстро в роль вживался. — Уже получил пару комплиментов от Князя. Костян, ты не зазнавайся только на сцене, а то как возомнишь себя Горшком. Начнется опять про правое и левое, на самом деле. Понимаешь, да?
Дразнит Плотникова, а сам кучу интервью Михаила пересмотрел, но как копирует его Костя… Страшная схожесть, в самом деле. Коноплев поближе наклоняется и лбом о чужой стукается, делая вид, будто бесятся они вместе перед концертом, но просто поближе к Косте хочет быть, он в образе Горшка невероятно свободным кажется, странным и свободным.
— Мне уже не нравится, что он проявляет к тебе столь пристальное внимание. Блин, это нормально или я схожу уже с ума?
— Мне больше нравятся уверенные парни, Костян, а не ревнивые остервенелые Горшки.
Плотников всё ещё говорит своим голосом и смотрит пока простым, открытым взглядом, неловко смеётся и зажимается, говоря о таких вроде волнующих вещах, но Влад напоминает о теме и приходится глянуть на часы. Скоро.
А затем лоб к лбу, глаза в глаза и Костя тяжело выдыхает через рот. Меняется в мгновение, становится весь стальным и решительным. Ни грамма стеснения и прежней неловкости. Он тянет заедающегося Коноплёва на себя. Тоже вроде, со стороны кажется, что они в спарринге дерутся, выясняют лидера законом джунглей, однако Плотников, наклонившись, жарко актёру в ухо шепчет:
— Я не могу смотреть, как блядски соблазнительно выглядывают твои ключицы. Если ещё раз тебя нарядят в ебучие узкие джинсы, обещаю, что никакая сцена или проект не помешают мне трахнуть тебя. Сечешь? Теперь натяни назад кофту и будь хорошим мальчиком, Влад.
Плотников резко отпускает его из хватки, шелестит плащом и отходит вперёд, дышит хрипло. Начинает собираться народ на стадионе.
Ревут басы, играет скрипка, толпа беснуется, радушно приняв и встретив актёров, усилители бьют прямо по ушам и наушник, чтобы слышать себя, как никогда удобен. Костя почти кричит в микрофон, но доносятся редкие звуки, за что спасибо, потому что петь он, конечно, не способен. Плотников-Горшок отрывается на сцене, отдаёт всю гамму и энергетику чувств в зал, а получает в разы больше.
Он подскакивает к Владу, встречается с ним взглядом и улыбается так мельком, но широко и искренне. В полной эйфории, мокрый от пота. Костя с Князем на первом плане, но видно, как актёр оглядывается назад, на Коноплёва. Не может без него, уже привык, что дополнение его собственное, белобрысое и с уютной щербинкой между зубов, должен рядом находиться.
Влад же, старается держаться чуть поодаль, сегодня его сценарный Горшок совсем не его, Князь скорее всего ловит ностальгию по старым временам, которые канули в лету. Так что все, что остается Коноплеву — отыгрывать Князя сзади, так же отрываясь под музыку, которую они с Костей за время съемок до дыр заслушались. Каждый взгляд заставлял усмехнуться. Проверяет, что ли, все ли нормально? Владу хорошо, не слишком много внимания, но при этом толпа ревет и тянет к нему руки, когда тот подходит к краю сцены.
Как только сюрприз в полной мере кончается, Князь с ревущей довольной аудиторией разговаривает, Костя валится снова на плечи Влада, но на этот раз с тяжестью. От него пахнет рок-н-роллом, кожей и солью. Они оба кланяются до земли и скрывается из виду, уступая место главному герою концерта.
— Молодой человек, не хотите познакомиться? А то стоите здесь одиноко, судьбу ждёте свою? Так я пришёл, — подкатывает сзади Костя, дурачась. Кажется, настроение у него хорошее, но чёлка все ещё мокрая, словно после дождя. — Князь сказал, что ты просто душка, в лучшем смысле этого слова. Я думаю, мы отлично справились. Господи, да ты видел вообще эту толпу? А энергию? С театром и долей не сравнится! У меня никогда такого не было.
— Балда, — смеется, на Костю внимательно посматривая, — Я думал ты свалил уже без меня на гастроли, Горшка заменять, — смотрит на восхищение чужое и улыбается, кивая согласно. — Все это что-то страшное, но очень… Энергичное, будто бы один организм. Я кайфанул.
Вечерний Питер встречает влюбленных загорающимися огнями большого города, большими вывесками различных увеселений, магазинов и ресторанов. Где-то вдали блещет неон.
***
Тихая мелодия будильника, заботливо сменная вчера Плотниковым, мягко нарастала, от чего пробуждение показалось очень сладким, воздушным. Конечно, нежным оно ещё было из-за сопящего рядом чудика, которого Костя поцеловал в висок на свою удачу и очень осторожно миновал по краю дивана.
Вопреки вчерашнему солнечному дню, сегодня лил суровый Питерский дождь, что-то на привычном. Не имея возможности остаться дома, Костя потеплее укутался в непромокаемую спецовку и шарф, достал резиновые сапоги и пошёл на работу. Конечно, немного зависти к Владу он испытывал, но лишь немного. Плотников возвращается ближе к обеду и первым делом вешает сушиться одежду, ставит кипеть чайник.
— Как твоя утренняя смена? — проснувшийся и только вышедший из душа Влад подходит сзади и обнимает за торс, руки сцепляя меж собой в замок. Такая умиротворенность сердце нежностью щемит, никогда раньше Коноплев сам себе таким домашним не казался, а тут еще и Костя как назло уютно стоящий, сосредоточенный такой.
— Замёрз… Согреешь?
Плотников кладёт свои ладони сверху на руки Влада, ведёт по коже, минует запястья и локти. Сам поворачивается, облизывает обветренные губы и так же, едва касаясь, очерчивает линию плеча, изгиба шеи, указательным пальцем ведёт вниз, дотрагивается до соска. Костя смотрит в глаза напротив, проверяя их с Владом контакт между собой, а затем целует и стискивает чувствительную кожу в пальцах, перекатывает и скручивает слегка. Другая рука с настойчивостью возлежит на чёткой талии Коноплёва и прижимает уверенно и тесно. Он чуть горбится, мнет в нежном желании губы, рисует кончиком языка границы пропорций.
Коноплев выпрямляет плечи, наблюдая за чужими манипуляциями с его телом. Чужие пальцы ловкие, знающие свое дело. Взгляд чужой цепляет и доверительно губу закусывает, довольно улыбаясь, подтверждая чужое желание на уровне мысли. И Костя вправду понимает, продолжает пальцами вести, останавливаясь у сосков. Тело прошибает молнией, в живот сводит в спазме, когда пальцы ласкают его. Влад ближе прижимается, укладывая руки на торс, оглаживая его через футболку, прикрывая глаза.
— По ощущениям ты — свобода, — выпаливает и не краснеет совсем, хочется сказать что-то искреннее в такой момент.
— Тогда ты — воздух, — Костя вкладывает в это тоже своё, правдивое и честное, он так чувствует. Если свобода, то она точно должна сопровождаться ветром в волосах и чистым глубоким дыханием, и именно так Плотников Влада ощущает.
Ему нравится чувствовать как прохладу, так и жар от полуобнаженного тела. Костя наступает, не раздумывая, без страха. Незаметно ведёт Коноплева к дивану и устраивается между его ног, с себя футболку стягивает. Безумно хочется, но не понятно только чего. В подсознании набатом что-то животное выстукивает: «давай, слейся с ним в один организм, растворись наконец в химии, в которой вы и так варитесь». Плотников идёт на поводу у этого внутреннего голоса, ни капли не колеблясь, нависает сверху Влада, заводит его точными ласками. Такими, какие бы точно ему самому понравились.
Воздухом Влада никогда никто еще не называл. Костя выглядит таким желанным, таким точным, он уверен, а это придает уверенности самому Владу, она будто перетекает сквозь поцелуй, внутрь. Чувствуется напряжение, но оно совсем не плохое, скорее правильное. Напряжение вокруг, воздух почти искрится, а руки лезут к голым лопаткам, гладят, прижимают ближе.
Безумно приятно трогать вот так Коноплева, без оглядки. Везде, где вздумается. У Плотникова совсем кожа пылает нежностью, он теряет рассудок от вседозволенности и открытости партнёра. Костя внимательно выводит влажными дорожками поцелуев чёткие идеальные линии на теле. Покусывает кожу на тазовых косточках, ладонями придерживает спину и лопатки, которые кажутся ему почти_крыльями.
— Я возвращаюсь домой с глупой улыбкой уже второй день подряд, я теряю разум рядом с тобой, я так хочу тебя, — Плотников оставляет лёгкий поцелуй на скуле, берёт чужую плоть широкой ладонью, изящно-бархатно контактирует с чувствительной кожей идеального, на его взгляд, члена.
— Ты, — смущение накатывает горячей волной, хочется носом уткнуться в чужое тело и переждать момент такой обнаженной искренности Кости перед ним, — просто замолчи. — Ладонь обхватывает его и Влад нетерпеливо выдыхает, недовольный одним только поцелуем в скулу. Руки свои тянет к лицу, врезаясь в губы с жадным поцелуем, к себе ближе стараясь Плотникова расположить, будто бы его в пространстве было крайне мало, ну или Коноплев был жаден настолько, что давиться хотелось.
Влад тянется к нему, словно подсолнух к Солнцу и это непередаваемое ощущение восторга. Плотников хоть и чувствует чужую нетерпеливость, отдачу, и даже вознаграждает её своим зорким вниманием, трахает рот Коноплёва своим, но не торопится с главным. Рука медлительно драконит член актёра, сперва массирует просто, а затем обмазывает прохладной смазкой с приятной лёгкой отдушкой, купленной предусмотрительно вчера. Костя отрывается от чужого рта, разрывая тянущуюся паутинку смешавшейся слюны и дует на смазанный член, а потом заглатывает его, создаёт гиперконтраст температур.
Податливое тело к чужим ласкам только и тянется, хочется просить Костю не останавливаться в движениях крепкой ладони на члене, но рот застывает в немой просьбе, а мозг как воспаленный пульсирует под черепной коробкой. Смазка холодная, Владу ежиться хочется от того как быстро теплая рука забывается кожей. Чужая смекалка создает нужный, и внезапно приятный эффект, заставляет несдержанно застонать от теплых губ, которые обхватывают его уверенно. Кости много, он трогает, облизывает и гладит.
За дыханием Влад давно не следил, поэтому оно сбилось и превратилось в полувсхипы-полустоны, которые вырывались изо рта с каждым чужим движением. Он шире расставляет бедра, стараясь облегчить работу Косте.
Плотников чувствует тёплые ладони на затылке и ускоряется. Плоть быстро твердеет, каменной становится, Костя вновь припадает к губам чужим, уже красным от прикусываний. Жадно вылизывает рот, сам едва держится. Тело всё дрожит от предвкушения удовольствия, но ещё терпением необходимо запастись. Внутрь Влада проникает палец, а за ним второй. Аккуратно так растягивают, а специализированная смазка теплом горит внутри. Позволяет расслабить скорее мышцы.
— Ты как? — выдыхает Плотников, мажет влажными губами по щеке. Собственная плоть внимания просит, к животу жмется. — Говори, Влад. Всё, что чувствуешь, — Костя прикусывает кожу на шее, оставляет след свой на бледной коже. Тёмные пряди волос щекочут своими краями, словно крыльями бабочек.
— Хорошо, — вырывается со стоном, хочется сказать многое, но мозг будто бы плавится, — очень хорошо, хочу… Хочу тебя еще ближе.
Костя томно выдыхает Коноплёву на ухо:
— Так узко сжимаешь меня внутри… Не боишься? Ещё не поздно поменяться, — отвлечение внимания или действительно вопрос — не ясно, но в отверстие добавляется третья фаланга, нажимает на заветный комочек нервов.
— Поменяться? — третий палец входит свободно, а Влад затылком о диван сильно упирается. — Блять, нет.
Стон протяжный не позволяет больше говорить, в ушах будто звенит нездорово и совершенно незнакомо. Член дергается рвано, приходится Костю за запястье ловить.
— Хватит, я… Я готов, Кость. Не хочу кончать с пальцами в заднице, тебя хочу внутри.
— Йоу, — Костя задыхается немного от неожиданности и чужого рвения. Ему тоже катастрофически парня мало, внизу живота всё сжимается, гудит и в узел связывается. Крышу сносит, он ярко и прекрасно видит Влада наяву. — Черт, ты слишком. Всё слишком.
Плотников не хочет больше упускать ни одного мгновения вне тела, желание слиться в одно целое перевешивает всё разумное. Кажется, Влад тоже самое чувствует, по глазам и стонам ясно. Чужое «Йоу» заставляет расслабленно усмехнуться, хватается за весьма милую привычку Кости как за соломинку, аккуратно его запястье из хватки выпуская, чтобы тот позицию сменил.
Костя резким движением натягивает резинку, раскатывает её по всей длине и ещё сверху смазкой поливает, совсем не стесняясь. От вчерашнего человека будто совсем ничего не осталось, выветрилось во сне и выдулось ураганом на улице. Плотников входит плавно, внимательно изучая каждую эмоцию Влада. Замирает на время, отвлекает от неприятного. Ласкает выпирающие рёбра, грудь, целует всё лицо, счастливо улыбаясь. Ему нравится, как забавно морщится Коноплёв, при его поцелуе в нос. Черт, да всё ему нравится в нём.
Тело нависает сверху, Влад цепляется отчаянно за чужие плечи, чтобы окончательно не слететь крышей, в глаза смотрит с мольбой — то ли об аккуратности, то ли о том, чтобы Костя поторопился. Внутри ощущается что-то инородное, но теперь уже достаточно горячее, Влад прикрывает глаза, старается привыкнуть, чтобы Костя мог скорее начать.
— Так тесно, — Плотников задыхается сверху, у него голова кругом идёт, а всё виной тому он.
Узкое тёплое тело вызывает в Косте алчность до глубокой близости и дрожь. Ему также хочется, чтобы это было взаимно, а потому падает на бок, меняет угол проникновения, стимулирует каждым толчком простату, прикусывает мочку уха Влада и хрипит.
Бледные гладкие плечи манят к себе нежностью, Плотников не сопротивляется и касается губами абсолютно всего, до чего способен дотянуться. Он упирается лбом в лопатки, проводит языком в ложбине между. Толчки становятся ощутимее быстрее, ладонями Костя придерживает бедро и согнутую ногу Коноплева. Не отпускает чужой член из ладони, ускоряясь.
— Фак, это адски хорошо… Влад, — постанывает актёр. — Я скоро…
— Я тоже, — произносит на выдохе, вообще не уверенный, что партнёр его услышал, потому что шум в ушах все звуки мира заглушает. Спина выгибается в сраную «С», когда очередной толчок проходится по простате. Влад надрывно совсем стонет, кончая в ладонь, которая уже не так усердно водила по стволу.
В глазах — темно, тело всё мокрое от пота и смазки. Плотников что-то мурлычет, обнимает Влада со спины и трётся носом, как слепой щенок.
— Йоу, — полуулыбка. — Ты как? — Костя обволакивает своей ласковой атмосферой, даже сейчас осторожничает. Ему важно, чтобы Влад тоже самое чувствовал, если не больше.
— Я в восторге, — дыхание перевести старается Коноплев, наблюдая, как Костя от презерватива цивильно избавляется. — Еще это… Неожиданно приятно, типа, совсем неожиданно. — Влад мокрый, совершенно голый и чувствует себя таким же обнаженным перед Плотниковым. В этом и суть? Чувствовать уязвимость перед человеком и не бояться этого. — Как ты? Тебе понравилось?
— Ты ещё спрашиваешь? — Костя смеётся тихо, почти возмущённо. Не может оторваться от него ни на минуту, слишком классно ощущать слияние, их общий теплообмен. — Я как школьник, просто чертов девственник, чуть не кончил сразу. Ты просто невыносимый. В хорошем смысле, конечно.
Костя падает на спину, тянет на себя Влада, чтобы тот удобнее расположился на его груди, а пальцами перебирает крашеные мягкие пряди.
— Кажется, ты обещал мне показать Питер?
— Разумеется, сегодня же начнём, — Плотников посмеивается. Оказывается, в тридцать лет жизнь только начинается.
