***
— Они отстают. — Линкольн говорит тихо, но чётко. Обруцци скашивает взгляд в его сторону. Нет, Линкольн не злится, он констатирует факт. И факт в том, что Теодор-мать-его-Бэгуэлл и Майкл отстают вместе. Линкольн волнуется, и Обруцци неприятно и спокойно, что он не один. Он медленно осматривает всю компашку: чёрный давно зуб точит на Бэгуэлла, да и сокамерник Майкла — Сахарок? — вроде как готов подключиться, когда дело принимает такой фокус. Обруцци утирается и оборачивается в поисках инструментов, пока все пытаются отдышаться, но сарай одинок в своих горах хлама. Он выпрямляется, окликает Линкольна и остальных и быстро объясняет им, что нужно будет делать.***
Обруцци тушит вторую — уже по-человечески выкуренную — сигарету в пепельнице и, оттолкнувшись от перил, идёт в сторону кровати. Пояс, державший халат запахнутым на честном слове и статичности, тут же распускается, и сатин приятно скользит по члену, чуть шершавый с внутренней стороны. Он останавливается у самого изголовья. Мелодичным басом скрипит половица, и Майкл морщится, закутываясь сильнее. Обруцци думает о том, что не протрахайся они весь вечер после целого дня прогулок, и не выеби он из Майкла весь дух на первом оргазме, он бы присунул ему ещё раз прямо сейчас. Обруцци берёт в руку член и проводит пару раз от головки до основания. Его почти заставляет усмехнуться мысль о том, что последний раз дрочить на Майкла ему приходилось в тюрьме. Кожа непривычна.***
Первый этап плана проходит хорошо. Линкольн держит Майкла на земле: навалился сверху, прижал всем телом и закрыл рот. Чёрный — Франклин, если память не врёт — давит что есть силы на Бэгуэлла, пока Сукре запихивает какую-то тряпку тому в рот и связывает ноги. Обруцци последний раз оглядывает блядский сарай, но ничего способного разрубить хотя бы куриную шею всё равно не видно. Когда он со всей силы бьёт ногой по спине Бэгуэлла, тот корёжится почти комично, но Франклину явно становится легче его держать. А вот у Линкольна вены проступают от напряжения: Майкл начинает дёргаться и мычать. Обруцци слышит что-то, что должно видимо успокоить, и видит, как Сукре нервно оборачивается на них, стоя у двери. Он садится, упирая одно колено в предплечье Бэгуэлла, и ловит взгляд Майкла. Он чуть улыбается — он знает, что даже ёбанная дева Мария сейчас не сможет убаюкать надвигающуюся истерику, а поэтому не столь важно, получается ли это садистично или обнадёживающе. Он берётся за напряжённую кисть и тянет её вверх.***
Обруцци чуть запрокидывает голову и прикрывает глаза, когда член становится действительно тяжёлым в руке, а лёгкая прохлада воздуха начинает обжигать. Он видит Майкла краем зрения, его нахмуренное личико, и память любезно предоставляет широкий выбор воспоминаний. Вот Майкл сегодня прижимается к его плечу лбом и судорожно впивается ногтями, пока он трахает его третий раз за вечер. Вот Майкл прогибается так, что любая триумфальная арка обзавидовалась бы, и сжимается с такой силой, что даже сейчас Обруцци кажется, что он мог остаться без члена. Вот Майкл садится на него сам, медленно, стараясь скрыть слёзы и страх, и прячет лицо в ладонях, когда слышит, что таких быстро стягивающихся сучек у Обруцци не было никогда. Вот Майкл…***
Майкл кричит, и, не зажимай ему Линкольн и нос, их бы услышало полштата. Кости и сухожилия трещат под пальцами, и вместе с их хрустом и хрипением Бэгуэлла нарастает и вопль Майкла, в котором ужас постепенно становится кромешным, таким, какой не бывает даже в самых страшных кошмарах. Обруцци ломает руку Бэгуэлла быстро, но даже разъеби он её за секунду — и этого было бы чересчур. Майкл бьётся рядом, не стукаясь башкой об пол только благодаря Линкольну, и звук — всё громче и надсаднее. Обруцци слышит — кожей чувствует — как Сукре валится на ноги Майклу и давит кашель от пыли, попавшей в рот. Наконец кисть превращается в дряблое месиво и легко выскальзывает из наручников. Бэгуэлл скулит, и это даже почти неплохой аккомпанемент: Майкл захлёбывается рёвом.***
Ладонь наконец влажная. Обруцци выдыхает сквозь зубы и сжимает пальцы ног — лёгкое покачивание заставляет мышцы сокращаться по всему телу, и это держит дрожь в узде, а яйца поджимаются в такт сердцу. Перед глазами и перед ним — Майкл, и желание нарастает, а рука двигается уже инстинктивно.***
Майкл брыкается. Пока его поднимают, пока пытаются поставить на ноги, пока тянутся к нему руками в объятии. Когда Линкольн его чуть встряхивает, Майкл начинает биться: Сукре получает коленом в челюсть — Обруцци успевает увернуться. У него закатываются глаза, и рыдания поднимаются до фальцетных взвизгов. Не будь ситуация ограничена временем и законом, Обруцци бы даже присвистнул, но сейчас Франклин громко шепчет Линкольну зажать Майклу рот, потому что «грёбанные хозяева» всё же проснулись. Кажется, Майкл в хватке задыхается, но сейчас из возможной помощи — только схватить его ноги и поднять в воздух, чтобы не вырвался. Обруцци как заворожённый смотрит на льющиеся водопадом слёзы, и это красивее и возбуждающей любого порно. Майкл дрожит и тоже смотрит, но — сквозь. В этот раз Обруцци улыбается зубасто, и, даже если Майкл этого не видит, паника всё равно заполняет его зрачки. Он издаёт плачущий писк, когда наконец вдыхает — владелец оного сарая, кажется, всё же поставил на паранойю и отправился в дом.***
Рычание само вырывается из горла, и Обруцци дрочит ещё быстрее. Мир сужается до несущегося к члену жара, и стоять — тяжело, но остановиться — невозможно. Оргазм медленно сворачивается в паху и обжигает мошонку. Память вспыхивает фотокарточками. Майкл вздрагивает от каждого прикосновения. Им требуется ещё десять минут, прежде чем Майкл даёт взять себя на руки без сопротивления. Когда они выскальзывают из сарая, Майкл бледный, трясётся и дышит. Он жмётся к каждому из них при беге, но стоит им остановиться, чтобы проверить направление или передать его из рук — тут же вскидывается, уворачиваясь. Иногда они перебегают опушки, и Майкл блестит в темноте. Он всхлипывает. Обруцци кончает, когда Майкл встаёт на ноги и бежит с ними. Он остервенело долбится в собственную руку, и пальцы у Майкла тонкие и холодные. Он и сам такой, и Обруцци подхватывает его, когда до самолёта остаются минуты, и член уже болит, и не разобрать за гулом крови в висках, что за звук врезается в уши.***
Комната перед глазами кружится, и Обруцци не уверен, шатается ли он на самом деле или это оргазм. Он с усилием промаргивается, пока не осознаёт, что всё ещё держит себя за член, и почти что считает, который раз за вечер он кончил. Майкл ворочается в попытке стереть сперму с лица. Обруцци хрюкает ему в щёку, мешает, забирается на кровать. Майкл сидит в кресле, поджав ноги, до тех пор пока не засыпает. Он закутан в плед по уши, и Обруцци утыкается ему в затылок. Сон накрывает его чуть позже. Утро встречает их в кровати.