Веер, расписанный следами губ...

      Это началось во время обучения в Гусу. Комната Вэй Ина и Цзян Чэна была погружена в полумрак. На полу развалились кучей малой с дюжину парней. Кто-то лежал в уголке, обнимая кувшин, кто-то уснул полусидя, опираясь на стену, кто-то и вовсе устроился на товарищах. Вэй Ин бесстыдно вцепился в подол одеяния своего брата, используя его как подушку, сжимая в кулаке одной рукой. Украдкой поглядывая на эту картину во время разговора с Цзян Чэном, Хуайсан с трудом сдерживал улыбку, иногда прикрываясь веером. Тогда он ещё не научился безупречно держать лицо.       Не заметить это было невозможно, тем более когда сидишь прямо перед собеседником, но Цзян Чэн делал вид, что не понимает. Не хотелось портить редкий спокойный момент. Они с Не Хуайсаном обычно общались, когда рядом находился вечно шумный и привлекающий к себе внимание Вэй Ин, складывалось ощущение, будто они между собой и не дружат, но это было не так.       Цзян Чэну нравился Хуайсан. Он был… Изящным. Во всём: от манеры разговора до жестов. И спокойным, когда позволял себе не играть преувеличенную нервозность. Хотя он был и не лишённым капли озорства в светло-карих глазах. Много чего знал, пусть это не помогало ему в обучении, с ним было комфортно говорить и просто молчать. Вечно красивый, появляющийся на людях только с самостоятельно расписанным веером и подходящими украшениями, он мог бы очаровать любого, но почему-то чаще прикидывался дурачком и заводил знакомства только с теми, кто был ему интересен и полезен. Чтобы разглядеть это, Цзян Чэну понадобились несколько месяцев почти постоянного нахождения рядом и проявленное доверие. Но сейчас он был крайне рад, что почему-то Хуайсан заинтересовался им и частично открылся. Думать о том, что это, вероятно, вышло само собой из-за общения с Вэй Ином, не хотелось.       В целом уже мало хотелось думать. Пускай Цзян Чэн выпил совсем немного, помятуя об утреннем похмелье, в сон клонило нещадно. Всё реже он говорил, больше наслаждаясь голосом собеседника, чем воспринимая информацию, и чаще зевал. Умиротворение словно растекалось по телу, несмотря на неудобную позу. — Цзян-сюн, ты слушаешь? — обращение заставило вздрогнуть, отгоняя дрëму, — Тебе совсем не интересно?       Грустные и нервозные нотки в чужом тоне окончательно отрезвили, Цзян Чэн тут же выпрямился, виновато глядя на Не Хуайсана. — Извини, — до чего это обычно невыносимое слово было легко говорить ему, — Мне интересно тебя слушать, просто я подустал. Что ты последнее сказал?       Не Хуайсан тут же заговорчески улыбнулся, будто не был на грани обиды несколько секунд назад. Он пересел поближе, устраиваясь у свободного бока Чзян Чэна, и тихо спросил: — Цзян-сюн… Ты когда-нибудь целовался?       Тишина была ему ответом.       Что? Как они вообще к этому пришли, разговор же начался с обсуждения боевых вееров… На секунду стало жаль, что в комнате ещё горели свечи. Кажется, к щекам устремилась кровь. Спокойствия как ни бывало. — Я-я не интересуюсь этим, — запинаясь проговорил Цзян Чэн, пытаясь упереться рукой в пол и отстраниться, но только натыкаясь на развалившегося брата, — В будущем я буду главой ордена, мне следует больше думать о тренировках и самосовершенствовании. Вообще, это больше по части этого бесстыдника.       Надеясь прикрыть истинные эмоции, он пихнул Вэй Усяня и выдернул у него из руки свою одежду. Тот заворчал что-то недовольное, во сне перекатываясь в сторону.       Почему Не Хуайсан спросил об этом? Просто случайный интерес или он догадывается о чувствах Цзян Чэна? Тот и сам с трудом осознал и принял свою влюблённость, не могла же она быть такой очевидной. По крайней мере, он на это надеялся. Цзян Чэн не переживëт, если кто-то догадается о том, что он обрезанный рукав. Тем более, если об этом догадается сам объект симпатии, с которым ещё несколько месяцев вместе учиться. — Кхм, вот как… Извини за такой вопрос, — кажется, Не Хуайсан и сам смутился из-за резкого ответа, — Я просто подумал… Когда мы листаем книги с весенними картинками, ты, хоть и ворчишь, но обычно присоединяешься. Тебе вообще никогда не были интересны отношения?       Цзян Чэн мысленно выдохнул, пытаясь собраться с мыслями и придумать нормальное оправдание, но мысли ускользали слишком быстро. Не может же он честно ответить, что просто пытался понять свои чувства, когда, в отличие от сверстников, не ощущал абсолютно ничего, глядя на оголëнное женское тело. Разве что лёгкое смущение, но никак не влечение или желание. — Ну, если совсем честно, я думал об этом, — Цзян Чэн неосознанно прикусил губу, отводя взгляд в бок, — Но как-то… — Мг, — всë, что выдал в ответ Не Хуайсан.       Повисает отвратительная неловкость. Еë, кажется, можно сцеживать из воздуха и разливать по кувшинам. Они вдвоём единственные, кто не спит в этой комнате, и ложиться уже совершенно не хочется. Но и сидеть так невозможно. — А ты? — Цзян Чэн сам не понимает, как вопрос срывается с языка. — Что? — светло-карие глаза отрываются от разглядывания лежащего на коленях веера, удивлённо уставившись на него. — Ты когда-нибудь целовался? — ему всё ещё неловко, но желание узнать ответ перевешивает другие эмоции.       Не Хуайсан никогда не проявлял по отношению к нему чего-то странного, что можно было бы расценить как намек на выходящие за товарищеские чувства, но где-то внутри теплилась крошечная надежда на взаимность, особенно после того, как Цзян Чэн случайно увидел сборники Лунъяна среди других книжек, припрятанных в чужой комнате. Он никогда не заговаривал об этом. С Хуайсана сталось бы раздобыть их из чистого интереса. — Нет, ни разу. — А хотел бы? — Наверное… Да, хотел, — нервозность в чужом голосе уже не кажется притворной.       В горле становится сухо от этих слов. Прекрасно осознавая, что сделает только хуже, Цзян Чэн тянется за почти полным сосудом вина и делает пару глотков. Из-за дрожащих рук бордовая капля попадает мимо, стекая к подбородку, и, прежде чем она упадёт и испачкает светлое одеяние, Цзян Чэн ловит еë пальцем, рефлекторно слизывая.       Со стороны слишится судорожный вдох. Когда Чзян Чэн оборачивается, Хуайсан уже поднимается на ноги и отшатывается, закрывая веером почти всë лицо, кроме глаз. Он медленно пятиться к выходу, пялясь на Цзян Чэна крайне странным взглядом. — Ты чего? — на большее его не хватает. Эта реакция же не могла быть вызвана таким простым действием. Или могла?       Немного поколебавшись, Чзян Чэн решается и тоже медленно встаёт, приближаясь к замершему на месте растерянному товарищу. Он останавливается почти вплотную, внимательно рассматривая лицо напротив. Взгляд опускается на прикрытую веером нижнюю часть, туда, где должны быть губы. Не Хуайсан словно заворожëнный, не говорил ничего и не пытался отстраниться. Будто ждал первого шага. Внутренний голос кричал о рисках, что, если он ошибся, может случиться катастрофа, но Цзян Чэн уже не мог сдержаться, находясь в таком положении.       Он сократил оставшееся расстояние, прижимаясь к чужим губам своими прямо через тонкую бумагу, слегка промазав и попав в уголок. Веер сполз вниз, а потом и вовсе упал, когда дрожащие руки Хуайсана перестали его держать, вместо этого обвивая шею Цзян Чэна, придвигая ближе. Они поцеловались уже нормально, пусть и неумело, неловко, но от этого не менее хорошо. Постепенно смелея, Цзян Чэн, как и мечтал, покусывал чужие губы, пытаясь припомнить, как это выглядело на картинках из весенних книжек. Реальность была гораздо лучше, в первую очередь потому что вместо преувеличенно прекрасной неестественной девушки перед ним был Хуайсан. Потрясающий, изящный, но совершенно не женственный, с узкими бёдрами, угловатыми мальчишескими плечами и тонкими пальцами, оглаживающими шею. Его прекрасный первый возлюбленный, который тоже быстро освоился и уже сам тянулся за лаской, прижимаясь грудью к груди, несмело используя язык, делая поцелуй влажным и тëплым. Чавкающие звуки от слюны будто посылали тепловые импульсы вниз живота, распаляя. Руки сами опустились на чужие бока, оглаживая, исследуя границы дозволенного.       Останавливаться совершенно не хотелось, но скоро рассвет, а рядом с ними всë ещë спят другие ученики. Переборов себя, Цзян Чэн оставил последний тягучий поцелуй на чужих губах и отстранился, слегка улыбаясь. В ответ ему подарили такую же скромно сияющую улыбку.