Dark Signs

Не нужно быть детективом или гадалкой чтобы понять одну деталь: Третий это густой концентрированный хаос. Смесь похуизма, уверенности и детского озорного шила в жопе, смесь, которую держали над лабораторной горелкой слишком долго, это явно было нарушением техники безопасности. А затем из этого густого сублимированного безумия Бог отлил человека, дал бас-гитару и свёл с не менее сумасшедшими людьми, что стали ему рукотворной, названной семьёй. О, они все друг друга стоили, Третий просто самый яркий и шумный. Подобен сверхновой, и если так то Вессел — квазар. Они сами пришли к этому выводу, это было результатом череды ночей с одной бутылкой и сигаретой на двоих, с одним бескрайним космосом над головой. А по коже холод ночного ветра, и вот уже невольно тянет к человеческому теплу, совсем рядом, нужно лишь сесть поближе. Приблизится, заглянуть в глаза и увидеть в них отражение звёзд, отражение себя. "И там, где мы встретились, должны были быть темные знаки, предзнаменования в твоих небесах." Третий чертовски благодарен своему Богу за такое благословение. Благодарен Сну за то что все их жизни — белые ленты на алом древе — сплелись в один общий путь. Стать частью чего-то большего чем ты сам, разделить триумф, взявшись за руки. Знать, что на твоей стороне всегда будут самые близкие тебе люди, что если ты упадешь — тебя поймают, даже если ты не просил. Делать больше того на что, ты думал, способен, прыгать выше головы даже на репетициях. Прислушиваться к колебаниям голоса, к ударам и звону барабанов, к мелодии гитары, закрывать глаза и не обращая внимания на боль в руках, продолжать играть. Кровь на струнах. Вессел посмотрит, голову наклонит и вздохнет. Потом будет держать за руки и клеить бесполезные пластыри. Не скажет ничего — не ему упрекать кого - то в жестокости к себе, будет слишком лицемерно. Они будут молчать и смотреть на их руки, переплетут подрагивающие пальцы. "Я бы мог сломаться и поддаться своей основной потребности — быть любимым и близким к кому-то." Это они и сделали. Третий обожал слушать Вессела. Этот поток образов, метафор и символизма, в этом хаосе была система — трудно понимаемая, запутанная и шизовая, но была. Комната увешанная гирляндами и плакатами, заваленная книгами и листами с записями, усыпанная воспоминаниями. Они сидели на полу уже битый час за мозговым штурмом по поводу новой песни. Второй настукивал жёлтым карандашом мелодию, хмурясь, Четвертый сонно моргал, обнимая гитару и привалившись к плечу Третьего, а тот все продолжал сосредоточенно слушать Весса. Он рассказывал что-то о атомах и природе сновидений, о истории открытия царской водки, о этапах алхимии. Его всегда было интересно слушать, даже когда он отходил от изначальной темы дискуссии. Третий поддерживает уснувшего на его плече Четверного и провожает взглядом Второго, который отошёл взять какой-нибудь другой карандаш со слота, чтобы записать получившуюся мелодию. А Вессел все городит, только громкость убавил, из-за чего его голос стал только ниже и грубее. И черт возьми, Третий уже абсолютно не понимает что ему говорят, но продолжает слушать, желая захлебнутся его словами. Иногда он забывался и терял нить связи с реальным миром, очень часто это случалось на концертах — ритуал, месса, служба — когда опять не замечал того как рвется кожа на натёртых жёсткими струнами пальцах. Краем глаза Вессел цепляет его фигуру и невольно улыбается. Восхищается. Такой свободный — прыгает, встаёт на цыпочки, шагает быстро и легко, странно переставляя ноги. Это похоже на балет — третья, четвертая, пятая позиции — только вместо пуант были черные кеды и длинные носки в клеточку. Рядом с ним дышится легче, свободнее, глубже и плевать что они в душном зале. Хочется коснуться этой свободы, воплощением коей был Третий, впитать в себя, сделать шаг на встречу, уподобиться ему. Забыть где они. "И когда мы встретились я увидел темные знаки, тревожные колокольчики в твоих глазах." Указать на него когда поёшь, зная что тот тоже протянет худую длинную руку навстречу. Лёгкое касание кончиков пальцев, пересечение взглядов через маску и балаклаву, ноги чуть подгибаются, подкашиваются, сознание плывет от этой свободы. Разойтись резко, снова встретится вспышкой. Колебания, вращения, цикличность — механизм взаимного двухстороннего возгорания. В конце они снова будут держаться за руки и клеить пластыри, снова переплетут пальцы и снова сломаются перед давлением своей основной человеческой потребности — быть любимым и близким к кому-то.