***
— Вы же оба омеги, — вздохнул Сокджин. Его невыносимо грустные глаза, как и всё последнее время, носили лёгкие следы недосыпа и были словно засыпаны пеплом внутри. — Как можно вот так откровенно друг против друга? — Он омега? Этот перекачанный индюк? — высокомерно переспросил Тэхён, и несколько участников его личного фан-клуба, которые расположились за соседними столиками, с благоговением оберегая покой своего кумира, звонко засмеялись. — Ты не прав, — тихо ответил Сокджин, не удержавший неприязненного взгляда на смеющихся, а потом потёр устало виски. — Омеги бывают разные. И он не просто один из лучших на своём факультете. Как бы вы с Чимином ни относились к менеджерам, что бы там ни говорили о том, кто туда идёт, учиться там не так уж и легко, я знаю! А Чонгук ещё и спортсмен. Кстати, гордость универа. И у него есть заслуги, которые ты не можешь отрицать, он капитан в смешанной команде, его альфы побаиваются, он их строит, как детей. Тэхён всё это знал, конечно, но слушал хёна, в досаде покусывая губы. Не из-за того, что его лучший друг перечислял достоинства того, кто стал ему врагом, а из-за того, что голос у Сокджина стал тише и тусклее, как только он начал говорить о команде Чонгука. Тупые качки. Вонючие альфачи. Даже если омеги. — Он многое успевает, — между тем не унимался Сокджин, хотя ему было явно тяжело говорить. — Вы называете их тупыми, но это ведь неправда! И тебе ли не знать, как трудно совмещать учёбу и такую деятельность! Вы с Чимином тоже танцуете, так что должны их хотя бы... Голос Сокджина ожидаемо сорвался, и он торопливо отвернулся к окну. А у Тэхёна сердце разрывалось. Хён... Самый добрый, самый лучший, самый любимый хён на свете... Если бы только Тэхён мог исправить хоть что-то!***
Ким Сокджин был пацифистом в худшем смысле этого слова. Он был за мир настолько, что даже его собственный печальный опыт ему ни о чём не рассказал. Его самого месяца три назад бросил волейболист, альфа из команды Чонгука, Мин Доджу, кузен Юнги. Сокджин был в него по-настоящему влюблён, утонул в нём по уши, а тому надо было, как оказалось, всего лишь выслужиться перед Чонгуком и трахнуть омегу из окружения его заклятого врага — Ким Тэхёна. И всё равно, даже узнав об этом (потому что Доджу и не думал ничего скрывать) Сокджин не переставал уговаривать Тэхёна не воевать с Чонгуком. И запрещал открыто хамить Юнги. — Он ни в чём ни передо мной, ни перед вами не виноват, — твердил упрямец на злое рычание Тэхёна и бешеный оскал Чимина. — Они не общаются почти. Доджу его побаивается, а Юнги, кажется, терпеть его не может! — Но он знал, что задумал Доджу! — скрипуче возражал Чимин. — Мы этого не знаем, — хмурился Сокджин. — Да и знал бы — с чего ему мешать? Он ведь за Чонгука. За команду. Все они. А Тэхёну просто хотелось ухватить хёна за плечи, встряхнуть и рявкнуть: — Да почему ты такой? Они же тебя так обидели, эти ёбаные альфы, так обидели! Я готов порвать, я уничтожить за тебя готов, а ты... Почему ты такой, хён?! Только вот — какой?***
Тэхён мягко погладил Сокджина по плечу и обнял его, чувствуя, как тот доверчиво прижался к нему. Джин на год старше, на полголовы выше, тонкий и хрупкий, изящный, как статуэтка, весь словно из фарфора сделанный, красивый настолько, что сам Тэхён явно первый в его, Ким Сокджина, клубе фанатов. Он сильный и мужественный — уж Тэхён-то знал, но... Такой наивный, такой доверчивый! И во всех ищет лучшее, дурачок... За ним нужен был глаз да глаз, а он, так много всего знающий Ким Тэхён, не уследил! Ведь чувствовал, ведь видел, как торжествующе смотрит на него этот сучий альфа, как кривит морду на ласковые слова Джина, даже пару раз переглядки его ловил и подмигивания в сторону ёбаных волейболистов! Почему смолчал? Почему не дёрнул хёна, не запер его, не разъебал к хуям ебало этого пиздюка?! Ну, не сам, так неужели бы не нашёл влюблённого идиота, который бы сделал это за него?! Блядь... Сокджин ненавидел мат. Он каждый раз тревожно поводил плечами и опускал свои невозможные, огромные, чистые, как божий свет, глаза и чуть морщился, слыша от Тэхёна грубости... Хён... Самый лучший на свете хён!.. — Я... Я постараюсь, хён, — тихо шепнул он на ухо Сокджину, обнимая его поникшие плечи и притягивая к себе боком. — Я буду терпелив, обещаю. Он тут же поймал на себе недовольные взгляды нескольких своих фанатов: они не любили, когда их звезда кого-то выделяла, всегда ревновали его и к Сокджину, и к Чимину, но — не пошли бы они нахуй? Это же Джин. Его Джин, любимый хён. — Мне сказали, что та шикарная машинка, которую все обсуждают, твоя, Ким Тэхён, — внезапно раздалось над их головами. Тэхён прикрыл глаза, от злости у него свело челюсть. Ну почему! Почему всегда вот так не вовремя! Блядь, Чонгук! А тот типа как шёл мимо них и остановился в окружении двух омег и трёх альф из команды по волейболу. Тэхён поднял на него холодные глаза и профессионально выгнул бровь. — М? — Это ж сколько ты сосал на неё? В голосе Чонгука звенело дурашливое восхищение. А у Тэхёна перехватило от этого замечания дыхание. Опять! На эту машину ушла большая часть папиного наследства. Того, к которому он долго не мог притронуться. Но потом решил, что должен купить по-настоящему стоящую вещь в память о самом дорогом ему человеке, и вот... Прости, Джини. — Гуки-и, — протянул он и встал со своего места, беря в руки стакан с колой. — А вот скажи, тебе что обиднее: что ты так плох, что не сможешь и близко насосать даже на руль от этой машины, или что те, кому сосёшь ты, никогда не смогут даже себе её позволить? — А вариант вообще не сосать за деньги ты не рассматриваешь, Тэ? — усмехнулся, ничуть не смутившись, Чонгук. — Я-то рассматриваю, детка, — доверительно ответил Тэхён, стараясь не смотреть на Сокджина, который положил ему руку на локоть, словно притормаживал, — но не в твоём случае, видимо. Это ты, судя по всему, знаешь один-единственный способ получить машину. Но поверь, их много, хорошо попросишь — могу посоветовать кое-что. Вокруг смеялись и спортсмены, и фан-клуб Тэхёна, словно соревнуясь, кто будет громче после фраз своих любимцев. И Тэхёну вдруг стало противно от этого всего. Но Чонгук был разозлён, это было видно по его глазам — диким, почти чёрным. Тэхён больше не любил смотреть в эти глаза. Он вдруг понял, что устал от злости в них. Однако шоу должно было продолжаться. — Какой совет ты можешь дать? — зло усмехнулся Чонгук. — Каким ещё местом, кроме как ротиком, можно заработать на такую тачку? — Нет, — холодно ответил Тэхён, — для других мест ты этими местами не вышел, как и личиком. Да и с мозгами у тебя беда... — Он нарочито задумчиво поджал губы, внутренне содрогнувшись от брезгливости, когда услышал грубый смех альф за соседним столиком. — Что же, приходится признать что для тебя сосать — это и впрямь единственный приемлемый способ. Беру свои слова назад. — Мне не приходится сосать, Тэ, — насмешливо откликнулся Чонгук, но в его глазах загорелся нехороший огонь: Тэхён его задел. — Сосут мне. Прикинь? Просто поверь на слово, хотя, понимаю: тебе трудно такое представить, трудяжка моя. Волейболисты начали свистеть, и Чонгук направился к выходу, оставляя Тэхёна за спиной. Тэхёну не то чтобы было обидно, он к таким нападками привык. Но своей репутацией опасной суки иногда можно было воспользоваться — вот хотя бы в таких случаях, когда чем-то иным бить долго и муторно. — Эй, — окликнул он омегу, — Гуки, зайчонок... Как он и думал, Чонгук застыл на месте и пропустил тот момент, когда Ким оказался рядом с ним. Кола вылилась ему на голову с лёгким шипением, пузырясь на кончиках волос, заливаясь в приоткрытый от недоумения рот. Все ахнули, и свистеть начал уже фан-клуб Тэхёна. — Зай, — светло улыбнулся Тэхён, прекрасно понимая, как больно делает, — раз тебе сосут, попроси — пусть тебя ещё и вылижут. — Он наклонился к уху медленно вытирающего лицо Чонгука, отметил, как подрагивают его слипшиеся ресницы и как до крови прикушены пухлые губы, и сказал вроде как на ухо, но чтобы слышали все: — А вот тебе так нельзя, да, Гуки? Это чисто омежий приём, да? Брутальным омегам, строящим из себя альф, так нельзя, тем, кто сверху, этого не простят. Но вот видишь: свои преимущества есть в любой... — Он нарочно остановился, показательно оглянул фигуру Чонгука, а потом закончил: — ...позиции. И вернулся за стол. А когда Чонгук развернулся вслед за ним и открыл рот, чтобы ответить, Тэхён его опередил: — Пара через пять минут, Гуки. А тебе ещё переодеваться. Вали. — И полным победителем сел на своё место. — Это ещё не конец, — зло сверля его взглядом, сказал Мин Юнги, который только что подошёл и увидел, что Тэхён сделал с его другом. — Поверь, Мин, это конец, — тут же отозвался Чимин, который до этого лишь посмеивался, поедая свой кимпаб, но с появлением Юнги встрепенулся. Мин смерил его сердитым взглядом, однако промолчал и пошёл вслед за друзьями. А Тэхён в это время смотрел не на уходящего Чонгука: его внимание было приковано к высокой, широкоплечей, хотя и немного угловатой фигуре альфы с мужественным и очень добрым лицом — Ким Намджуна. Как бы ни был занят Тэхён срачем с Чонгуком, он не мог не заметить: тот снова смотрит не на двух сцепившихся в перепалке популярных омег — он прожигает взглядом, упорным, но нежным и восторженным, Сокджина. Тэхён замечал эти взгляды уже в который раз, но сейчас это особенно бросилось ему в глаза, ведь, придя вместе с компанией Чонгука, Намджун не спешил уходить вслед за ними, продолжая смотреть на Сокджина. И лишь поймав пристальный взгляд Тэхёна, вспыхнул откровенным румянцем, быстро опустил глаза и пошёл за своим капитаном. Намджун был одним из лучших игроков в команде Чонгука, кроме того, он был с филфака. Оттуда редко кто шёл в спортивные клубы универа, там были поклонники читательских конференций, выставок искусства — то есть изначально поклонники Тэхёна, который всему такому покровительствовал, сам будучи с самого сложного факультета — с химбио. И того, что Намджун этой тусовкой пренебрёг и пошёл в команду волейболистов, ему не простили. Так в компании Тэхёна и Чимина он стал персоной нон-грата. А жаль: Намджун был очень умён, он часто оказывался первый в рейтингах по разным предметам, очень успешно представлял универ на разных гуманитарных олимпиадах. Но гибельное увлечение волейболом поставило крест на его возможности попасть в круг избранных — круг Тэхёна. И поэтому его внимание к Сокджину было поводом поскрипеть зубами и ещё крепче прижать к себе хёна. Вот только... Тэхён кинул взгляд на Джина и стиснул зубы: Сокджин смотрел вслед Намджуну, задумчиво приоткрыв, по своей милой привычке, пухлые румяные губы. А в его прекрасных глазах было удивление и... интерес. Тэхён сморгнул, но ничего не изменилось: впервые за долгое время у хёна была не боль во взгляде, не тоска и разочарование, а — интерес. Кажется, он, наконец, увидел, как смотрит на него этот альфа? Наконец — потому что Намджун пялился давно и в последнее время очень откровенно. Вообще он только в этом году откуда-то там перевёлся в их универ, так что у него всего и было-то времени — полгода. И когда Сокджин встречался с Доджу, Тэхён его вообще не замечал. Как только увидел его на площадке разминающимся рядом с Чонгуком, так и перестал для него существовать перспективный "умник" Ким Намджун, продавшийся спортсменам. Но вот в последнее время он обращал на себя Тэхёново внимание всё чаще. А сегодня, кажется, его заметил и Сокджин. Заметил — и вроде как ничего против его внимания не имел? Треск сидящих рядом омег, которые восхищались Тэхёном, стал громче, Сокджин вздрогнул и перевёл взгляд на Кима. И в этом взгляде снова появились печаль и укор. Тэхён опустил глаза на свои сведённые в замок на столе руки. — Он первый начал, хён, ты же видел всё сам, — тихо сказал он. — Я видел. И слышал, — отозвался тот. — И я тебя, наверно, не способен понять, но точно не осуждаю. Только вот теперь вам и не помириться больше, Тэ... Ты ведь понимаешь, что теперь это — война? — Это война уже очень долго, хён, — внезапно вмешался Чимин, который до этого момента угрюмо молчал, глядя в окно. — И кто его знает, что нужно, чтобы её закончить? — Он вздохнул, кидая острый взгляд на Тэхёна и получая в ответ взгляд не менее пристальный и злой. Тэхён устало прислонился к широкому плечу Сокджина, и тот тут же ласково приобнял его. Сердце Тэхёна ныло, ему больно, так... больно. И за Джина, и... не только за Джина. Но он мягко улыбался. — Всё в порядке, хён. Поверь мне: всё будет в порядке.***
Ничего не было больше в порядке. Чонгук, словно с цепи сорвавшись, мстил жёстко. На Тэхёна сыпались мелкие и крупные неприятности, организованные фанатами Чонгука, которых оказалось очень много. Фан-клуб не отставал, и поэтому когда они с Чонгуком сталкивались в столовой или на общих парах (слава богу, это было редко, но было) взглядами, то искры летели и слова не выбирались. Самым болезненным для Тэхёна оказалась кола, разлитая на его одежду в раздевалке, пока их группа была на физкультуре. И дело не в том, что одежда была брендовая, хорошая, нет. Просто куртку Киму папа подарил на восемнадцатилетие. Так что из-за этого он сорвался и разрыдался в туалете, спрятавшись ото всех. А когда вышел, натолкнулся на ухмылку Чонгука, который поджидал его у окна напротив. — Могу посоветовать, как отстирать, — широко улыбаясь, сказал он. — Знаю, благодаря тебе. Тэхёну всегда нравилась его улыбка, но сейчас он ненавидел её. Чонгук перешагнул черту. Опять. Тэхён толкнул его плечом и просто молча ушёл. Куртка была испорчена безнадёжно, так что он просто убрал её на дальнюю полку в шкаф, рядом с коробкой, где лежали их с папой и братом фото. А потом, как назло, преподаватель, который вёл философию у менеджеров, заболел и им поставили пару вместе. Вернее, две пары подряд. С Чонгуком он больше с того случая с курткой не разговаривал, решив, что тотальный игнор — наш выбор. Но Чона это, естественно, не останавливало, наоборот: он лез чаще и настырнее. Вот и на первой паре этой чёртовой философии он изводил Тэхёна пристальными взглядами и насмешливыми комментариями по поводу его ответов на радость всем окружающим. Ну, да, философия не была коньком Тэхёна, его хорошие баллы в рейтинге давались ему только отчаянной зубрёжкой, а когда он не знал — проваливался по всем статьям. Как, например, на этой самой паре. Да, его ответы были, мягко говоря, не очень удачными, потому что Тэхён после вчерашней днюхи Сокджина был очень невыспавшимся и с головной болью. Но преподам ведь наплевать на то, что они с Чимином засиделись допоздна в шикарной квартире хёна, успокаивая и поддерживая его в благородном порыве залить алкоголем нескладывающуюся личную жизнь. Так что оба — и он, и Пак — выглядели не очень и не готовы были от слова совсем ни к одной паре. Тем более — к философии, где если не знаешь, то уж не знаешь. Препод же настырно докапывался именно до Кима, желая во что бы то ни стало получить у него его обычный хороший ответ. И тем самым закапывал омегу всё сильнее, потому что всё, что у него получалось, — это порадовать Чон Чонгука. — А я думал, что когда вы нас тупыми называете, то имеете в виду, что — по сравнению с вами, — язвительно сказал Чонгук, останавливаясь около Тэхёна на перерыве. — Моя ошибка, сор-ри. — Думать не твоё, — пробурчал Тэхён, прикрывая глаза и массируя виски. — И английский тоже. — Оставь их, Гук, — насмешливо откликнулся Юнги, сверля светлую макушку лежащего на своих сведённых на парте руках Чимина, — не тревожь пташек, с перепоя они. На безбедную жизнь им их мозгов хватает, а где не хватает — есть задница. — Тэхён, разбуди меня, когда эти со своей любимой карусельки слезут и выдохнутся пытаться пошутить, — не поворачивая головы, вяло сказал Чимин. — Заебали. А у Тэхёна в голове звон и ни одной идеи, как ответить, чтобы Чонгук перестал пялиться и скалиться, так что он последовал примеру Чимина и тоже улёгся на парту, подложив под голову куртку. В столовую бы надо было сходить по-хорошему, но желудок после вчерашнего точно не принял бы ничего. Тэхён закрыл глаза, и тут же перед его глазами возникло лицо Сокджина, каким оно было вчера. "Хорошего" уже Сокджина, улыбающегося пьяно, но всё равно чертовски печального. — Твоя война, Тэтэ, твой этот Чонгук, — сказал Сокджин, — если бы не это... Знаешь... Он ведь очень красивый. И я слышал... — Сокджина тоскливо вздохнул. — ...как он говорит. Заслушаешься. А ещё он смотрит. Так смотрит... — Кто? — удивлённо распахнул глаза Тэхён. — Чонгук? — Да не-ет, — протянул, пьяно смеясь, Сокджин, — Джун... Ну, то есть... Ким Намджун. — Ты что, хён, влюбился что ли? — весело хихикнул рядом Чимин. Сокджин внезапно погрустнел, нахмурился и отвернулся, а Тэхён ударил Чимина коротко в бок. Тот жалобно ойкнул и погладил Сокджина по плечу. — Прости. Ну же... Хён... Не хотел я. — Чимин скуксился и надул свои чудные губы. — Я вот тоже... Ну, вы знаете... А он меня всё задеть посильнее норовит. — Ты первый начал, — вздохнул Сокджин. — Теперь вот осознал, дурачок, а поздно. — Поздно, — кивнул Чимин, и его милые глаза-полумесяцы совершенно внезапно налились слезами. — Ненавижу его... И за Хосока, что решил быть с ним, а не со мной... И за то, что постоянно дёргает. И за то, как смотрит. Ненавижу! Тэхён вздохнул. Это было вчера, он был пьян, но отчего-то этого именно этого забыть не смог. Нет, о влюблённости Чимина в Юнги он и без этого знал, но вчера Чим так плакал впервые. И признался вот так открыто — тоже в первый раз. И сердце Тэхёна снова сжалось от жалости к нему. Чим ведь только на первый взгляд был независимой и холодной сукой, способной на всё ради красного словца. На самом деле он просто слишком мало знал в жизни ласки. Сын богатых родителей, никогда ни в чём не знавший отказа — кроме тепла и любви. Воспитывался няньками, получал деньги за успехи и лишался их, когда пытался перейти черту. Наверно, кроме Тэхёна и особенно Сокджина, его никто и не ласкал. Вот он к ним и тянулся. Не получил Юнги — обозлился, стал так отчаянно ему хамить, что выбесил альфу донельзя. Но когда Хосок бросил Юнги, принуждаемый родителями к договорному браку ради семьи, Чимин не веселился. Он пытался периодически задеть Юнги, но Тэхён знал, что Чимин так и не простил Хосоку того, что случилось, и высказался ему грубо, доведя того до истерики. Он был странным, Чимин. Его несло, он заговаривался иногда и ужасно жалел потом, готовый откусить себе свой болтливый язычок, не умеющий просить прощения. Тэхён протянул руку и начал мягко гладить высветленные волосы друга. — Может, вы уже номер себе снимете, — раздался почти над ними отчего-то уж слишком злой голос. — Отъебись, Чонгук, — не открывая глаза, сказал Тэхён. Игнор и так провалился, чего уж там. — Правда, потрахался бы ты уже что ли, чтобы быть поадекватнее. Ну, попроси вон своего дружка Мина, пусть выебет тебя, чтобы перестал окружающих доставать. И тут же он почувствовал, как чуть вздрогнул под его рукой Чимин, хотя ведь они оба знали: Мин и Чон только друзья, потому что... Потому что. Неважно. Сейчас на это и был расчёт. — Ебля не от всех бед помогает, Ким, — резковатым голосом сказал Юнги. — Ему не понять. — В голосе Чонгука была откровенная злость, и это немного облегчило Тэхёну жизнь. — Он все свои проблемы ею решает. Тэхёну хотелось ответить, очень хотелось. Но он уже пытался, так что... Насрать. — Зависть — это нехорошо, — сказал Чимин. — Не переживай, Гуки, найдётся и на тебя изврат-любитель, и тебе перепадёт. Отомстил. Ладно. Тэхён печально улыбнулся и чуть сильнее сжал волосы Чимина на затылке. Сучёныш. Но всё равно — любимый сучёныш, что поделаешь. Чимин — второй, кому Тэхён простит всё. Потому что когда ему было так хреново, что он чуть не шагнул за грань — когда погиб папа и младший брат, когда жизнь пошла наперекосяк — они с Сокджином, школьные его друзья, вытащили его из такой ямы, в которой он точно должен был задохнуться. И не выжить. Но он выжил. И вот теперь — пусть говорят и делают, что хотят. Тэхён для них... на всё готов. На всё?..***
Он старался не нарываться. Очень старался. Понимал, что с колой тогда, в столовой, переборщил. То есть не с колой, а с этим вот "зайчонок" — ударил по больному. И мстил Чонгук именно за него, наверно. Так что Тэхён держался. Но когда из-за тренировки волейбольной команды сорвалась репетиция их с Чимином танцевального кружка — последней перед генеральным прогоном большого студенческого концерта, он не выдержал. Эта репетиция была очень важной, но зал — большой зал — был только один, спортивный, они делили его с командами по баскетболу и волейболу, всё было расписано и всегда соблюдалась строгая очерёдность. Но Чонгук подключил связи — а его родители были среди топовых спонсоров универа — и танцоров нагло выперли, объяснив, что соревнования, которые должны состояться через неделю, — это честь Университета, а концерт — это всего лишь развлечение для аборигенов. — Как и всё, что вы делаете, — добил Чонгук, проходя мимо закипающего от злобы Тэхёна и красного от ярости Чимина, который был постановщиком их номера и отвечал за него. — Отдыхайте, куколки. Юнги ухмыльнулся, идя вслед за ним, и поиграл бровями, поймав полный ненависти взгляд Чимина. — Мы должны что-то сделать, Тэ, — тихо шипел Чимин, — это им с рук не должно сойти. Тэхён вспомнил печальные глаза Сокджина и выдохнул. Да, да, должны. Только вот что? Жизнь подкинула идею с услужливостью змия-искусителя. Через пару дней они с Сокджином столкнулись с Чонгуком и Юнги, выбирающими какие-то спортивные атрибуты, в большом спортивном магазине Торгового центра. Сокджин же там искал себе новые кроссовки. Чонгук увидел Тэхёна, но тот сделал вид, что не узнал врага, и отвернулся к своему спутнику с большим вниманием. Но слова Чимина, а главное — его мокрые от злых слёз глаза не выходили у него из головы. Да и у самого сердце горело обидой и не прошедшей ещё злобой. Так что, когда Чонгук проходил мимо него с руками, полными каких-то коробок — видимо, покупали на всю команду, — Тэхён ловко сунул ему в карман дорогие наушники, взятые с полки в другом конце магазина в подарок Чимину. Джин как раз мерял очередную пару шикарных Brooks, чёрных, с серебристо-серыми вставками, и с увлечением рассказывал Тэхёну о том, почему они оптимальны для бега. Тэхён бегом не интересовался, но изображал заинтересованность очень активно, чтобы, не дай бог, хён ни в чём его не заподозрил и не остановил. И когда услышал противный звук сигнализации на выходе, спокойно вышел вслед за встревоженным Сокджином посмотреть шоу. Чонгука задержала охрана и увела куда-то, потому что он не смог сразу сообразить, что происходит, и стал возмущаться. Проводив его глазами, Тэхён усмехнулся и понял, что радости не испытывает. Он поддался минутному порыву, вспоминая разочарование и возмущение на лицах ребят из танцевальной группы, вспомнил своё чувство беспомощности и обиды на то, что их выгоняли как каких-то никому не нужных бродяжек, хотя время было их, законное время... Вспомнил — и сделал. Да, конечно, всё разъяснится, вряд ли Чонгуку грозит что-то серьёзное, но выражение недоумения и растерянной злости на его лице было бесценно. Он так задумался, что не сразу понял, что смотрит в глаза Юнги. Тот стоял у выхода, ждал, пока один из охранников запишет его данные, и нашёл взгляд Тэхёна. Понял — не понял, но глаза у Юнги были злыми и колючими. Ещё бы: Чонгук сегодня должен был участвовать в игре, на которую приезжал какой-то там известный тренер из большого спорта, это было очень важно не столько для него, сколько для ребят из команды: некоторые из них хотели бы попасть в большой спорт. Чонгук был незаменимым игроком, и, чтобы команда показала себя, он был ей необходим. А теперь его задержат неизвестно на сколько, да и такое пятно на репутации капитана — это пятно на команде, никто так легко этого не забудет. Юнги сжал губы, крылья его носа раздулись: понял. Видимо, Тэхён себя чем-то выдал. Взглядом ли, усмешкой — непонятно. Но то, что Юнги как-то связал его присутствие здесь с тем, что произошло с его другом, было очевидно. — Что случилось? — услышал Тэхён негромкий, мягкий голос Сокджина. — Не знаю, — ответил он, поворачиваясь и постарался улыбаться как можно беспечнее: — Ты всё, хён? — Да, я выбрал два варианта, — тут же отвлёкся Джин, — поможешь с окончательным выбором?***
— Правильно сделал, — сказал Чимин и откусил большой кусок кимпаба. Тэхён посмотрел на Сокджина. Тот вяло ковырялся в своей тарелке и упрямо молчал. В это время к их столику подошли трое омег из фан-клуба Кима и, сделав им большие глазки и помахав, сели за соседний. — Слушайте, но ведь он и не хотел попасть в тот клуб, да? — прощебетал один из них. — Но, конечно, все они сейчас просто в заднице. Что с Чоном было-то? — Говорят, почти опоздал к началу, — подхватил второй. — И Юнги с ним. Тренер на себе волосы рвал, думал, не успеют. — Я вообще слышал, — начал третий, — что он в полиции был! — Врёшь! — Да нет же! Ну, то есть что-то там точно было с полицией! Его привезли родители, а вечером Чен написал в чатик, что видел, как Чонгука вёл какой-то полицейский в "GOTO Mall"! Омежки заахали, а Тэхён отвернулся к окну. На душе было паршиво. Да, он знал, что Чонгук успел на игру, однако сыграли и он, и вся команда совершенно бесцветно, так что и тренер его, и тот самый крутой альфа из национальной сборной, были не впечатлены совершенно. Единственным, кто произвёл впечатление, был Юнги, но сделали ли ему предложение или нет, никто не знал. Зато все знали, что волейболисты были подавлены после игры. Нет, они выиграли, но с каким-то там мизерным разрывом, что для них было подобно провалу, так как играли со слабым соперником. А впереди был тот самый большой матч, и теперь никто не знал, что будет, уверенность была на нуле. В груди Тэхёна теснились разные чувства, но если брать те, что на поверхности, то среди них были злость, разочарование и тоска. Злость на себя, разочарование из-за того, что не испытывает нисколько радости, а тоска... Просто — тоска. Может, потому что ничего хорошего из его мести не получилось и он заранее знал, что не получится. А может, из-за того, как посмотрел на него Джин, когда он ему на обратном пути всё же признался во всём. На губах хёна появилась такая горькая усмешка, что у Тэхёна рухнуло всё внутри. — Что же, — тихо сказал Сокджин, — наверно, Чимин почувствует себя отомщённым. У него истерика была из-за сорванной репетиции. Он измучился с этой своей ответственностью. А ты... Ты как? — Никак, — честно ответил Тэхён. — То есть хреново, кажется. Джин вздохнул и потрепал его по голове. — Тогда ты, наверно, не совсем потерян, — сказал он. — Только держи ухо востро. Юнги наверняка расскажет Чонгуку, кто устроил ему всё это, если он сам этого не понял. А Гук... Он, скорее всего, будет мстить. — Мне не привыкать, — тяжело вздохнув, пожал плечами Тэхён. — А если это узнают в команде, то мстить будут и остальные, — уже тише сказал Сокджин. Тэхён кинул на него быстрый взгляд и увидел, как окончательно сник хён. И о ком он подумал, было слишком понятно. — Ты... Хён, он... — Тэхён пожевал губу, но решился: — Тебе на самом деле нравится Намджун? Сокджин испуганно заморгал и нетрепливо повел плечами, краснея. — Я больше не связываюсь с волейболистами, — тихо сказал он. — Тем более теперь это вообще будет невозможно, а значит, мои чувства не имеют значения. Тэхён выматерился про себя. Нравится. Намджун Сокджину нравится. Но хён — это хён, и, когда он говорит, что его многострадальные чувства не имеют значения, он не кокетничает и не упрекает — он именно это и имеет в виду. И это было просто ужасно! Тэхён почувствовал себя эгоистичной сукой, которая ради забавы растоптала что-то важное, и чуть не завыл от досады. Но хён вёл себя как обычно, спокойно обнял Тэхёна на прощание и так ни словом и не упрекнул. И вот сейчас Сокджин сидел и лишь изредка смотрел на столик, за которым обедали Намджун с Юнги и Чонгуком. Они о чём-то коротко переговаривались и не обращали ни на кого внимания. Чонгук не выглядел обиженным, расстроенным или угнетённым. Юнги был угрюм, но спокоен. И когда они вошли, то прошли мимо столика Тэхёна и ни слова не сказали ни ему, ни кому-либо из его фанатов, хотя те выразительно зашушукались при виде облажавшихся спортсменов. И от этого у Тэхёна на душе потемнело. Окончательно же всё померкло, когда он осознал: Намджун больше не смотрит на Сокджина. Альфа пару раз кидал взгляд на Тэхёна и тут же отводил глаза. Его губы сжимались, он хмурился. "Знает, — подумал с горечью Тэхён. — Всё знает". Значит, Сокджин был прав. Его новая влюблённость обречена. Против своих Намджун не пойдёт, тем более, что, скорее всего, считает и Сокджина, и Чимина сообщниками Тэхёна. — Не жалей ни о чём, — внезапно сказал Чимин и положил ему на плечо руку. — Считай, что ответил ударом на удар. Ты ведь знаешь, что это Чонгук, только он мог так жёстко нас тогда подвинуть. Только перед ним и его родственничками могли так прогнуться на спортивной кафедре. Тэхён кивнул, но легче ему не стало. Не спасала даже мысль о том, что хотя бы Чимин, как и предсказывал Сокджин, рад тому, что у Тэхёна эта месть срослась. А потом он вообще поймал взгляд Чимина и увидел в них чёрную тоску. Такую же, как у Джина. Только губы у Пака были сердито сжаты и взгляд сосредоточен. Рад? Счастлив? Хрена лысого. — Я пойду, — сказал он, поднимаясь, — меня ждут в лаборатории, я обещался помочь. — Займи мне место, — тихо попросил Тэхён. Чимин кивнул и быстро пошёл к выходу. Тэхён проводил его рассеянным взглядом и внезапно увидел, как поднялся со своего места Юнги, взял свою сумку и направился вслед за Чимином. У Тэхёна сердце ухнуло в пятки. Юнги бить, конечно, не станет, да и вообще, может, не за Чимином пошёл, однако оставить это так просто Тэхён, конечно, не мог. — Подожди меня тут, хён, — тихо попросил он, быстро поднимаясь, — я на минутку.***
Он хотел всего лишь проводить Чимина до лаборатории — не более. Но когда выбежал вслед за Юнги и дошёл до поворота в корпус химбио, затормозил. Из-за угла он услышал голоса: это были Юнги и Чимин. — ...представления не имею, но если и так, буду считать, что так твоему капитану и надо, — сказал Чимин, голос его был спокойным, даже усталым, ни торжества, ни злорадства. — Это чуть не подставило команду! — Юнги явно был настроен агрессивно. — Ты же понимаешь, что только благодаря вмешательству родителей Чонгук вчера успел? Его чуть не отвезли в участок! И отпустили, только потому, что по камерам посмотрели, что его не было в том месте зала, где лежат эти проклятые наушники! У Тэхёна сердце ухнуло в пятки. Боже... Камеры! А если... — И что? — резко спросил Чимин. — Там видно, что Тэ что-то делает? Что это? — Чонгук не сказал, — отрезал Юнги, — но это мог быть только он. Не сказал?.. Тэхён задышал мелко и часто, пытаясь успокоить заполошно бьющееся сердце. Не мог Чон не видеть, что там, в том отделе, был Тэхён, что он брал наушники! И он мог указать на него! Нет, вряд ли бы что-то доказали... Хотя... Тэхён зажмурился. Если снять отпечатки пальцев... Или этого не делают в таких случаях? — Это ты так думаешь, — между тем немного нервно отозвался Чимин. — И вообще, я не понимаю, почему ты мне об этом говоришь. — Я хочу, чтобы ты поговорил со своим дружком. Гук на все мои вопросы отмалчивается, я не понимаю, какую он задумал месть, но скажи Киму, что он перешагнул черту. Если Гук даст отмашку, думаешь, твой Тэхён выдержит открытое и прямое нападение? — Спортсмены! — В голосе Чимина зазмеилось презрение. — Лишь бы драться. — Драка? — насмешливо отозвался Юнги. — Мыслишь стереотипами, детка. Этого не понадобится, мы... Юнги вдруг умолк, и Тэхён, замерший в тревожном ожидании, услышал, как альфа резко выдохнул и, кашлянув, спросил тише: — Чим... У тебя что... течка скоро? — Прощай, — тут же отозвался Чимин, — я и слова не скажу Тэхёну. И если кто из твоих амбалов посмеет хоть пальцем... — Чим, погоди, Чим... — Голос Юнги вдруг стал низким, урчащим. — Этот запах... Ты... Чимин, течка? — Чёрт бы тебя побрал, — внезапно хрипло и резко выговорил Чимин, — какого хера ты выпустил феромоны? Хамло! Ай, бля-я... Отвали, Юнги, как ты смеешь так со мной?! Тэхён ощутил, как в воздухе мягко свежо запахло жасмином. Чимин! Тэхён в страхе распахнул глаза: чтобы не сработали блокаторы Пака, сверхдорогие и сверхнадёжные, это непонятно, что должно было случиться. Однако... В голосе Чимина не было удивления — только отчаяние. И Тэхён уже было дёрнулся, когда застыл от следующей фразы Юнги: — Мы же истинные... Я не могу это контролировать... Чимин... Подожди, я... — Руки! — Чимин сказал это зло и уверенно. — Отпусти! — Я отпущу, но сначала... Выслушай! Чёрт, я не хотел так, я не собирался сейчас, но... Чимин, мы истинные, я не хочу больше, чтобы ты мучился без... — Просто заткнись, — грубо перебил его Чимин, и Тэхён невольно сжался от того, как болезненно это прозвучало нежным голосом друга. — Ты отказался от меня, ты всё решил раз и навсегда. И ничего не изменилось. И не изменится. — Я любил Хосока! — рвано крикнул Юнги. — Я любил его! И не захотел предавать! — Молодец, — зло ответил Чимин, — уважал тогда — уважаю и сейчас. А теперь отвали и дай мне просто уйти, я... — Я могу тебе помочь! — Не можешь! — Теперь крикнул уже Чимин. — Мы враги! И это ты, ты виноват в этом! Всё это время ты предпочитал мне любого! Сондже, Хосок, Чонгук, команда, твоя тусовка — все были важнее, чем я и наша истинность! И только когда я стал огрызаться и давать сдачи, ты напрягся! — Прости меня... — Голос Юнги был умоляющим. — Я прошу всего лишь право проводить тебя до такси! Это моя вина, мой запах начал тебе активную фазу, я же понимаю! И я не могу позволить, чтобы тебя кто-нибудь таким... — Я справлюсь без тебя, ясно? Чимин не сбавлял агрессии, но Тэхён, зажимающий отчаянно себе рот рукой, чтобы не завизжать от изумления, услышал в нём надлом. Чимину явно становилось больно, запах жасмина уже откровенно горчил, ему нужна была помощь. И Тэхён должен был... — Да не справишься ты! — с отчаянием прорычал Юнги. — Тебе отсюда напрямую не спуститься! Придётся идти через этаж, а там альфы — студенты, преподы! Я могу помочь! Я укрою своим запахом и проведу! Слушай, прошу... Тэхён не выдержал. Отпускать Чимина с Юнги было опасно, он это понимал. Насчёт того, что они истинные и, видимо, давно это знают, они с Чимином ещё поговорят, а прямо сейчас... Он рванулся было вперёд, но внезапно его с силой потянули назад и прижали лицом к широкой груди. Он и сам не понял, как так получилось, хотел было заорать, но ему чуть развернули голову, на его рот легла широкая ладонь, а в ухо прошептали: — Тихо, тигрёнок... Тихо. От этого прозвища внутри Тэхёна всё перевернулось, и он замер, поднимая глаза. Чонгук смотрел на него внимательно, но явно прислушивался к тому, что было за углом. А там... — Отъебись от меня! Никуда не пойду с тобой! Нет! — Чимин уже явно выдыхался, его тон был скорее капризным, чем решительным. — Я слово даю, что не трону! — Юнги говорил хрипло, низко, дышал рвано, ему явно было тяжело, но слова звучали уверенно. — Я хочу всерьёз всё, понимаешь? Всерьёз! Наплевать... Чимин, я только до такси. Вот, вот, видишь? Бета-такси вызываю... Адрес же прежний? — Откуда ты знаешь... А, да... — Чимин обречённо коротко простонал. — Больно? Если я обниму, открою запах, поделюсь, будет не так... ты же знаешь... Хочешь? — Не нужно мне ничего от тебя... — Я, кроме запаха, ничего не предлагаю. Вот, такси едет. Пойдём, а? Давай... — Ты... Это ничего не... значит, но... Хотя бы немного... Больно... Тэхён, прижатый сильными руками Чонгука к его телу, дёрнулся и прикрыл глаза: в воздухе запахло свежим цитрусово-цветочным, очень приятным, с терпкой составляющей. Чонгук тоже вздрогнул: феромоны встревоженного альфы были сильны, действовали на них обоих. И, не сговариваясь, они отступили к тёмному простенку без окна, потому что услышали медленные тяжёлые шаги: Юнги уводил Чимина. Омега дышал тяжело, чуть постанывал, запах альфы укутывал его, так что нежнейший жасмин уже не был слышен почти совсем. С Юнги... Да, с ним Чимину на самом деле было сейчас безопаснее. А что будет дальше... Если бы они не были истинными, Тэхён не сомневался бы ни секунды и вырвал бы друга из лап альфы, но течки у Чимина на самом деле были страшными, Тэхён это знал, он ухаживал пару раз за другом, который звал альфу только в самом крайнем случае. Спеца, не свободного. Так что... Если так посмотреть, то истинный, да ещё и любимый — Тэхён помнил, что говорил Чимин у Сокджина, — наверно, не худший вариант? Да?.. Пока он метался, шаги стихли. Очнувшись от своих сомнений, Тэхён оттолкнул Чонгука, и тот послушно отошёл. Он прислонился спиной к противоположной стене и уставился на Тэхёна своими чёрными глазищами. И, может, из-за того, что в этих глазах не было злости, а может, потому что Тэхёну вспомнились другие глаза — круглые, прекрасные и полные печали глаза Сокджина, — но он начал первым: — Нам надо поговорить. Я... Я сейчас не могу, у меня скоро пара, давай... — Он остановился и перевёл дыхание. — Сегодня в семь у меня, — чуть усмехаясь, перебил его Чонгук. У Тэхёна снова стиснуло в груди, но он взял себя в руки и лишь быстро опустил взгляд. А Чон вдруг тихо спросил: — Помнишь? В тот раз... Я сказал так же. — Я тебя послал, — отозвался Тэхён, чувствуя, как защипало у него в носу. Но он тут же зло фыркнул: ещё этого не хватало. — А в этот раз? Тэхён задумался. В принципе, это было самым удобным местом встречи хотя бы потому, что тихо разговаривать они с Чонгуком никогда не умели. А выяснять отношения лучше в знакомом и закрытом помещении. К себе он Чона точно не позовёт, нейтральной территории для таких встреч у них не было, так что... — Я приду. Но могу опоздать. — Впрочем, как всегда. — Заткнись. — Ну, хотя бы не отъебись, прогресс. — Отъебись. — Нет, не отъебусь. Сегодня в семь.***
— Красивый... Ещё бы не красивый. Тэхён слишком хорошо понимал, к кому идёт и чем всё... может закончиться. Он шёл с просьбой. А значит, будет должен. Так что он постарался и нашёл в своём шкафу всё то, что когда-то нравилось Чонгуку: джинсы с дырками на коленях, свободную лёгкую светлую рубашку, небрежно заправленную с одной стороны под ремень и со шнуровкой по одному рукаву, кожаную куртку на молнии... Волосы в летящей причёске, ни капли геля или лака, два колечка в ухе и несколько тонких серебряных колец на пальцах. И — да, конечно, — две цепочки на шее — подлиннее и покороче, простых, серебряных, но очень изысканно смотрящихся как в разрезе рубашки, расстёгнутой на пару пуговиц, так и... без неё. Нет, Тэхён ни о чём таком не думал, просто... Кому он врёт? От мысли о том, что он снова останется наедине с Чонгуком в его такой знакомой квартире, у него стало тесно в штанах и пошла мурашками спина. Но он торопливо откинул эти мысли: ещё не хватало потечь и испоганить белые боксеры с декоративной эротичной шнуровкой и любимые джинсы. Чонгук оценил. Его глаза зажглись звёздами послушно и мгновенно, от первого же взгляда на стоящего в дверях Тэхёна. Но тот это его восхищённое "Красивый" едва услышал: он жадно рассматривал своего бывшего и мог лишь сглотнуть от того, как невообразимо был хорош Чонгук в белых брюках, белой рубашке с закатанными до локтя рукавами, расстёгнутой так же — на две пуговицы. На смуглой крепкой шее небрежно был повязан голубой шёлковый платок, уже из чистого щегольства, к которому Чонгук был крайне редко склонен. Иссиня-чёрные волосы его были подняты над высоким чистым лбом, пухлые алые губы раскрылись в светлой, обаятельной кроличьей улыбке, обнажая передние два зуба. Тэхён любил эту улыбку, потом ненавидел её, потом... А сейчас? — Спасибо, — тихо ответил он. — Можно пройти? Чонгук сморщил нос от смущения и тут же отступил, пуская его в квартиру. Здесь всё было так же, как и год назад, когда они расстались. Ни перестановки, ни бросающихся в глаза новых вещей — ничего не было такого, что могло бы встревожить память Тэхёна. Вот только их фото не было. Когда Тэхён уходил отсюда в последний раз, злой, как чёрт, с твёрдым намерением никогда в жизни больше не переступать порог этой квартиры, он на несколько мгновений застыл перед их большой фоткой в рамке, которая стояла на этажерке в гостевой зоне. И даже руку поднял, чтобы скинуть фото на пол. — Только тронь, — хрипло крикнул тогда Чонгук. — Сваливаешь — вали! Не смей лапать моё! Сейчас этой фотки не было, да и вообще нигде ничего не напоминало о Тэхёне. Естественно, так как свои вещи он забрал. — Здесь мало что поменялось, — негромко сказал Чонгук у него за спиной. — Проходи, я налью тебе. Есть хочешь? Тэхён только тут вспомнил, что не обедал. Как-то кусок в рот не лез, настроение не то было. Чимин ему не ответил, а Сокджин запретил к нему соваться, пообещав, что сам попробует разузнать, что да как. А тут ещё вот это свида... Эта встреча и то, что Тэхён собрался сделать... Не до еды ему было в общем. Но он помотал головой. — Н-нет, я... — Курочка, кимчи и соджу, — прищурился Чонгук. Тэхён усмехнулся. — Это нечестно, — сказал он, — читер. Чонгук ухмыльнулся в ответ и кивнул ему на небольшой стол перед диваном, где уже стояли тарелки, бутылки и стаканы. Курица была вкусной, соджу они пили, как оба любили — с апельсиновым соком. Говорили немного, в основном о преподавателях. Тэхён понимал, что пора начать о главном, а то как-то уж больно это всё действительно походило на свидание, что в его планы не входило, конечно. Чонгук не спешил начать серьёзный разговор, он искренне смеялся шуткам Тэхёна над преподавателем философии, предлагал, тщательно обходя острые вопросы формулировок, смешные тосты и сам ел с аппетитом, вкусно, как обычно. Тэхён невольно засматривался, как это было раньше: хотелось брать из рук Чонгука куски и пробовать именно их, хотя на столе и были другие, не менее красивые на вид. Чонгук вроде как не замечал или не подавал вида, что замечает. На самом деле он выглядел расслабленно. И лишь его глаза, хищно следящие за каждым движением Тэхёна, выдавали его внутреннее напряжение. — Чонгук, это всё, конечно, мило, но ты ведь понимаешь, что я не просто так... ээ... здесь? — начал в конце концов Тэхён, когда курочка почти закончилась и было выпито уже по паре бокалов коктейля. — Да? — насмешливо приподнял брови Чонгук. — То есть не просто отметить со мной мой провал на игре пришёл? — Не надо, — попросил Тэхён, — давай... Слушай, я хочу извиниться. Он пытливо уставился на Чонгука, но лицо того осталось непроницаемо насмешливым, лишь снова чуть выгнулась красиво очерченная бровь. Тэхён вздохнул и продолжил: — Извиниться за наушники. Ты ведь... знаешь? — Я видел тебя в том отделе на записи с камеры, — спокойно ответил Чонгук. Он поставил стакан с коктейлем на стол и лениво потянулся, а потом медленно скользнул взглядом по Тэхёну, который под этим его взглядом — явно оценивающим, раздевающим, — сжался в своём кресле. — Ты никому не сказал об этом... Почему? — тихо спросил он. — Что бы это мне дало? — пожал плечами Чонгук. — Ты там просто стоишь и смотришь на наушники, там не видно было, когда ты их взял, и тем более — когда мне их подложил. Впрочем, если обвинять тебя, так это надо было бы рассказывать о том, что между нами происходит. А мне оно надо? — Что тебе грозит? — Тэхён заглянул в лицо Чонгука с тревогой. — Скажи, ты ведь из-за этого так... — Нет, Тэ, — прервал его Чонгук, — ты не понял. — Он вздохнул и облокотился на невысокую спинку дивана, на котором сидел. Взгляд его стал печальным и сосредоточенным. — Это всё... Моя игра... Это вовсе не из-за полиции или там чего. Мне пришлось, чтобы выкрутиться, обратиться к отцу. И он снова взялся за своё. — Тэхён удивлённо заморгал, а Чонгук криво усмехнулся. — Замужество, Тэ. Он не понял и не принял мои предпочтения. Когда я был с тобой... — Чонгук быстро кинул взгляд на Тэхёна, а тот неожиданно для себя покраснел. — Так вот... Тогда я ведь признался ему, что мне нравятся омеги. И только омеги. Он не принял. Сказал, что я наиграюсь, перебешусь и он будет рядом, когда я созрею для брака. Договорного. Как у Хосока. Сердце Тэхёна заколотилось бешено, он прикусил губу, сжал свои пальцы так, что их неприятно укололо, и невольно глухо и коротко простонал. Чонгук нахмурился, но Тэхён лишь кивнул, отводя глаза: продолжай. — М-да, вот так, — вздохнув, заговорил Чон. — И то, что я попался на краже — а отец очень охотно поверил в это — стало для него сигналом, что меня надо срочно возвращать на путь истинный, в дом, в семью. И он очень грубо и резко потребовал, чтобы я снова дал шанс Джесопу, сказал, что он меня забыть не может и готов на многое ради этого брака. Тэхён вскинул на него растерянные глаза: это имя казалось ему знакомым, но он не мог понять... — Это тот альфа, с которым ты меня видел тогда у клуба, — тихо подсказал Чонгук. Тэхён стиснул зубы. Ах, вон оно что. Чонгук, пристально на него глядевший, усмехнулся. — Я знаю, что виноват, Тэхён. Я знаю, что мы были пьяны, что моя ревность и на трезвую голову была твоим мучением, а тогда, в клубе, когда вы с Чимином пошли вразнос с этими танцами... — И тем не менее, это оставалось всего лишь танцами, — сквозь зубы процедил Тэхён. — Чимин меня не лапал, в рот мне язык не заталкивал и под рубашку мне руки не совал под мои вдохновенные стоны. — А я не спал с Джесопом, — напряжённо сказал Чонгук. — Не уходил с ним из клуба, как ты с Минсуком, и не оставался у него на ночь! Даже когда ревновал тебя сильно! — Я не спал с этим придурком! — хрипло выдавил Тэхён. — Ты оскорбил меня самой мыслью, что такое было возможно! — Ты уехал с ним в его вонючую общагу и ушёл лишь утром! — Чонгук прожигал его взглядом, но Тэхён в ответ сверлил его своим не легче. — И я это точно знаю: тебя видели Хёнджин и Минхо! — Они видели, как я выходил от него, — с горечью сказал Тэхён. — А то, что я всю ночь корячился на жёстком кресле, пока он то храпел, то блевал, — этого они не видели! — Почему ты не ушёл тогда? — растерянно и зло спросил Чонгук. — Почему вообще позволил ему забрать себя — такому пьяному? Что за... — Я слишком ненавидел тебя в тот момент и был слишком пьян, чтобы не попытаться отомстить тебе, — тихо ответил Тэхён, отводя глаза. — А Минсук просто полез первым. Тем более, что я знал это трепло. Знал... Хотя и надеялся, наверно, что ты не поверишь его россказням. Но ты поверил. — Он выдохнул. Сердце болезненно кололо. — Поверил и высказался, да, Гук? Я пришёл к тебе объясниться, а ты чуть не с порога... так сказать... — Я ни о чём в жизни так не жалею, как о тех словах, Тэ, — внезапно тихо и жалобно сказал Чонгук. Тэхён поднял на него взгляд и увидел, что глаза у него блестят от слёз, а губы он прикусил до крови, сказав это. Тэхён рассматривал это лицо — он ведь когда-то знал его до мелочей... самое прекрасное лицо в мире — и пытался понять, почему в его сердце так сладко и больно, а душа так плачет и... тянется к этому омеге. Тэхёну до Чонгука нравились только альфы, он никогда и не думал о связи с омегой, но Чонгук... Когда они впервые встретились, Тэхён понял сразу: этот омега возьмёт его. Добьётся. Отвоюет у всех. Мир перевернёт — а добудет себе сердце и душу Ким Тэхёна. И Чонгук сделал это, хотя, конечно, сам Тэхён особо и не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно. И вот теперь Чонгук снова рядом, он снова смотрит на него этими глазами — огромными, чёрными, выразительными, полными нежности, блестящими звёздным светом... Невинными и хищными одновременно, как могло быть только у него! Тэхён всегда сдавался этому его взгляду, всегда. Самые большие ссоры обращались жарким примирением, если Чонгук вот так смотрел. Но не тогда... Тогда Чонгук кинул ему при встрече после этого проклятого вечера и последовавшей за ним ночи: — Ты всегда вёл себя как шлюха, Тэхён, но неужели ты не мог найти кого-то получше, чтобы раздвинуть перед ним ноги, если уж так хотел мне отомстить? Я думал, что тебе в твоей пафосной семье хотя бы вкус привили, раз уж достоинства воспитать не смогли! Тэхён тогда почти умер от боли — так это было жестоко. Ведь Чонгук знал, что случилось с его семьёй. И всё же — сказал. И не остановил, когда Тэхён, покачиваясь на деревянных ногах, пошёл прочь из этой квартиры. Ещё и наорал, когда Ким хотел разбить их фото. А ведь он был уверен: после таких слов ничего между ними быть не может. Нет, в глубине души он знал, что Чонгук — очень импульсивный, что, как и Чимин, за словами своими он не умеет следить, а уж когда зол или ревнует, так и подавно, но разве это могло его оправдать? Нет, конечно. Эти слова разрушили всё между ними, показав Тэхёну, что Чонгук ничего не ценит в их отношениях. Но тогда почему сейчас то же самое сердце, что тогда разбилось вдребезги в этой самой квартире, выстукивает так сладко и гулко, тревожа душу и умоляя... умоляя... — Прости меня!.. — Огромные оленьи глаза смотрели на него так отчаянно нежно, с такой мольбой, что Тэхён совершенно потерялся, утонул в них, в этих глазах. — Прости, что ревновал, прости, что тогда поддался Джесопу... Он старше, много старше, я всегда уважал его, он отцов партнёр, друг семьи, а тогда... Когда я выбежал на воздух, чтобы не видеть вас с Чимином, он меня перехватил, слово за слово... Чонгук стиснул зубы и прикрыл глаза. Тэхён видел, как нелегко даются Чону эти воспоминания, но обида всё ещё царапала его душу и, скрипя, как старая телега на узком дворе, задевала всё внутри, не давая покоя. — Вы не только говорили, Гук, — пробормотал он. — Да, да... — Чонгук несколько раз кивнул и потёр лицо. Оно было прекрасно — и на нём не было ни капли макияжа, Тэхён знал. — Он обнял меня, и я поверил, что он просто искренне мне сочувствует, я ведь ныл... А он просто тебя увидел. И сделал это, чтобы мы расстались. Отец потом проговорился... — Ты не особо сопротивлялся, — всё так же тихо сказал Тэхён. Он прислушивался к себе: телега всё скрипела, но, кажется, двор становился шире... Он начал понимать, что произошло тогда, и всего-то — поговорить надо было... — Я был пьян, Тэ, правда, пьян, — запинаясь, ответил Чонгук. — Я растерялся. Я доверял ему и... был зол на тебя. Он начал, и я не отвечал, но и не... сопротивлялся. Вообще ни о чём, кажется, не думал. Он шептал мне пошлости и... не останавливался. А потом я толкнул его. Мне стало противно от того, что я позволил это. Я не видел тебя, я не хотел сделать тебе больно. Прости меня, тигрёнок... Тэхён закрыл глаза. Это нежное прозвище — их прозвище — словно толкнуло его в грудь, в которой тут же сладко отозвалось глупое сердце. А ещё внутри, внизу живота внезапно стало томно и тяжко... О, нет, нет!.. Он шёл сюда вовсе не за этим! Он вовсе не собирался выяснять отношения, тем более, что думал, идиот, что всё выяснено и решено. Но сейчас весь последний год — год без Чонгука — казался ему сном. Жутким, муторным, невозможным. И это... Это было ужасно! Так нельзя, нет. Он должен всё обдумать, он должен остановиться и охладить начинавшую пылать голову. Нельзя наделать снова глупостей, нельзя, нельзя! — Слушай, — торопливо начал он, вставая, — я понимаю, но... Это всё ужасно неправильно было, я виноват, я очень виноват... Мы с Чимом... Он совершенно напрасно глянул на Чонгука и поймал его затяжелевший, ставший совершенно чёрным взгляд. А потом он почувствовал запах... Свежий, с лимонной горчинкой, зелёный... невероятно любимый... Алоэ, аромат Чонгука. Это могло значить только одно: Чонгук настолько возбуждён, что его запах уже не заглушить блоками. Нет!.. Внезапно колени у него дрогнули, и он растерянно опустился снова в кресло. — Чёрт... — Он прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. — Гуки, мы с Чимином просто друзья, ладно? И всегда ими были. Для меня тот твой поцелуй... Он был просто ударом, я сглупил, погорячился, я жалею, я так жалею!.. Он снова стал вставать, и у него получилось, он выпрямился, но внезапно Чонгук словно вырос перед ним. Склонившись к шее застывшего Тэхёна, он повёл по ней носом и с наслаждением коротко простонал. — Наконец-то, — тихо сказал он... — Я безумно скучал по твоей пьяной вишне, Тэ... Она снилась мне так часто... Теперь, когда ты так возбуждён... Я точно не отпущу тебя. Тэхён взметнулся к его лицу взглядом, растерянным, испуганным. — Послушай, я ведь не для того пришёл! — торопливо заговорил он, пропадая в чёрных озёрах его глаз и пытаясь дышать через раз, потому что аромат алоэ нападал откровенно, сносил запоры и лишал воли. — Я хотел прощения и... и за Сокджин-хёна попросить, слышишь?.. — Чонгук обнял его и притянул к себе. — Нет, стой... — Продолжай, — прошептал ему на ухо Чонгук, — что там с Сокджином? Его губы, влажные, упругие, стали мягко и неспешно прижиматься к шее Тэхёна, скользить по ней, рождая внутри него лёгкие звёздчато-острые судороги. — Н-нет... Чонгук, я... Ты не мог бы спрос-сить у... Гуки-и... Он долго и ломко выдохнул, вцепился в плечи Гука, стискивая их пальцами и не в силах оттолкнуть, как ещё мгновение назад хотел. Чонгук всё так же нежно выцеловывал его шею, а потом на миг приник к его уху: — О чём я спросить должен, вишенка моя? Глаза Тэхёна закатывались, колени слабели, потому что к невыносимо приятным губам присоединился горячий мокрый язык, который с откровенным наслаждением ласкал жарко бьющуюся жилку, а также зубы, прикусывающие Тэхёну челюсть и прихватывающие упругие мышцы его плеча. — С-сокджин-хён, он так влю...ах-ха... Зая, Гук... Зай... Под... подожди... — Ммм... Назови ещё раз так... — Зайчонок, прошу-уа-ах-ха... Тэхён уже откровенно постанывал, не в силах молчать. Хрипло выдыхая с высоким призвуком, он всё ещё отчаянно цеплялся за свою цель, но уже понимал ослабевающим сознанием, что проиграл, безбожно и откровенно проиграл Чонгуку, что тот снова — как и тогда — получит его, всего, полностью, в своё безраздельное пользование. Но всё же он должен был хотя бы попытаться. — Намджун!.. — мучительно выдохнул он и откинул назад голову, чтобы подставить горло под губы жарко урчащего Чонгука, который уже откровенно оглаживал ему задницу и оставлял засосы на его шее. — Гук, под... подожди... Намджун... Скажи ему... Скажи, что хён его... ему... он хё-ону-у... нравится... — Намджун без ума от твоего хёна, тигрёнок... Чонгук выдохнул это прямо ему в ухо и тут же провёл языком по нему, а потом прихватил зубами мочку. Тэхён задрожал в руках своего беспощадного истязателя и высоко простонал. Руки Чонгука под его рубашкой стали настойчивей, горячая ладонь скользнула по его рёбрам и накрыла грудь, а потом нахальные пальцы сжались вокруг соска. Тэхён прогнулся в спине и громко, звонко выдохнул, вытолкнул из себя откровенный сладкий стон. — Расстегни ремень, тигрёнок, — прошептал ему Чонгук, продолжая ласкать его грудь. — И мне... и себе... Пальцы не слушались Тэхёна, но он и не подумал возражать. И когда не без труда, но он сделал это, а после расстегнул и обе ширинки, Чонгук приподнял его подбородок и заглянул ему в глаза: — Я никуда тебя больше не отпущу, Тэ, — сказал он негромко, но звучно. — Ты мне нужен. — Ты мне тоже, — едва слышно прошептал Тэхён. — Больше не целуй никого... никогда... кроме... — ...тебя, — шепнул Чонгук, — только тебя. И он стал целовать Тэхёна. Сладко, сначала нежно, потом всё более страстно, прикусывая жёстче, потому что знал, что тот любит эти его кусачие поцелуи. Гук сосал его губы, выстанывая от наслаждения, и эти стоны сводили Тэхёна с ума. Он чувствовал, что владеет этим омегой. Лаская Тэхёна всё настойчивей, Чонгук становился всё более зависимым от него — от его дыхания, от его дрожащих пальцев, от его послушного тела, на котором остались только боксеры. И когда Чон толкнул его в кресло, заставляя откинуться на спинку, и медленно опустился перед ним на колени, Тэхён уже обрёл свою прежнюю уверенность. Он жадно вдыхал свежий, но уже засластившийся аромат возбуждённого алоэ и смотрел на замершего перед ним омегу. Взгляд Чонгука, его поза, то, что он не смел двинуться, — всё подсказывало Тэхёну, что ничего не изменилось за то время, пока они были не вместе. Несмотря на то, что Чон был полностью одет, а он, Тэхён, почти обнажён, всё будет так, как хочет именно он — как и всегда. Медленно, не сводя взгляда с пылающего хищной страстью лица Чонгука, он раздвинул ноги и приподнял бровь: ну? Чонгук приоткрыл губы, и по ним скользнул влажный алый язычок. Сучка... Он слишком хорошо знал Тэхёна. Но и Тэхён тоже всё отлично помнил. Так что поднял подбородок и поманил дерзкого пальцем, а потом положил ладонь на член, скрытый боксерами. Ах, да... шнуровка. Взгляд Чонгука чуть затуманился, когда Тэхён потянул за тонкий шнурок, развязывая кокетливый бантик. — Так и будешь смотреть, зайчонок? — тихо и хрипло спросил он. — М? Дважды спрашивать не понадобилось. Чонгук взял его руку, уже откровенно гладившую член, прикусил Тэхёну палец, а потом склонился и прижался губами к бугорку на боксерах. При этом ладонь Тэхёна он положил себе на макушку, отдавая ему бразды правления и полностью признавая его власть — ту самую, что побежала по венам горячкой, когда Чонгук прижался лицом к его паху, а потом стал прихватывать губами напряжённую уже до звона плоть под светлой тканью. Гук ухватил боксеры Тэхёна на боках и стал медленно стягивать их с рвано дышащего омеги, покрывая мокрыми поцелуями нежную обнажающуюся кожу, гладкую, шелковистую и, судя по его урчанию, вкусную. Он намеренно обходил губами жаждущую плоть, но касался её щеками и носом, втягивая аромат Тэхёна с таким откровенным наслаждением, что тот не выдержал первым. Он сжал волосы Чонгука и простонал: — Гуки-и... Дава-а-ай... И тут же пальцы на его бёдрах стали настойчивей, они быстро стянули с него боксеры, и Чонгук, широко облизав его член, взял его в рот, начав ласкать языком сразу активно, почти яростно. Тэхён закрыл глаза и запрокинул до предела голову — так хорошо ему, наверно, никогда не было. Чонгук всегда доводил его тем, как умело сосал, до предела, и сейчас, ощущая, как принимает его горячий рот любимого омеги, как страстно ощупывают его бёдра пальцы Чонгука, Тэхён тяжело дышал, стонал откровенно и развязно, стискивал волосы на макушке любовника и умолял себя продержать хотя бы немного дольше, чтобы продлить это жаркое наслаждение. У него никого после Гука всерьёз не было. Не могли считаться несколько пьяных перепихонов после клуба, после которых он сваливал из квартиры случайного альфы так быстро, как только мог, а потом долго отмокал в ванной, зло шипя на горькие слёзы, обжигавшие его отчаянием, и клянясь, что забудет, всё равно забудет. Не забыл. Да и невозможно было забыть то, как смеётся Чонгук, как хмурится, если недоволен, как выглядит утром, поедая с аппетитом наваристый супчик, как приоткрываются его губы от удивления, как сияют его глаза, если он радуется подаркам и вниманию Тэхёна... Как обнимает он, если нежен, как требовательно тискает в порыве страсти, губы его — исследующие рот в глубоком поцелуе или так, как было сейчас, растянутые вокруг члена Тэхёна и блядски соблазнительные! И глаза... О, да, чёрные озёра, полные звёзд, скрытых за лёгкой пеленой тумана, когда он возбуждён и жаждет получить своё. Когда вот так, сосёт, на коленях — а трахает взглядом так, что Тэхён это физически чувствует! Как и всегда, долго он не выдержал: его затрясло от подкатывающего к краю наслаждения, он вцепился в волосы Чонгука сильнее и отчаянно насадил его на себя, не в силах удержаться, голос его сорвался на хриплый крик — и он кончил, дрожа всем телом, задыхаясь и вышёптывая: — Гуки.. Гуки... Гуки... О, мой... мой сладкий... Гуки... Из-под прикрытых от неги век он увидел, как Чонгук оторвался от него, поднял голову и медленно провёл языком по губам, слизывая всё, что на них осталось. Тэхён застонал. Сука! Как можно быть таким! Чонгук засмеялся, верно поняв его стон, а потом потянул его на себя и, когда Тэхён встал, покачиваясь, внезапно подхватил его на руки. Вскрикнув от страха, Тэхён вцепился в его плечи, но Чонгук лишь тихо прошептал: — Не бойся... Пойдём в спальню, тигрёнок. И в спальне не поменялось ничего, лишь на постели было неожиданно светлое шёлковое бельё. Раньше Чонгук предпочитал чёрное, бордовое, синее... А сейчас его постель была похожа на бело-кремовое озерцо. В него и уложил его Чонгук. Вернее, помог лечь на край, а сам тут же снова опустился перед ним, лежащим на спине, на колени на пол. Тэхён уже почти пришёл в себя, и когда горячие руки Чонгука повели по его ногам вверх, а губы стали ласкать его бёдра и колени, он снова стал крепнуть внизу. Кровать была высокой, так что Тэхёну видна была лишь макушка Гука, но он слишком хорошо чувствовал каждое касание его губ, и когда тот прикусил кожу на внутренней стороне его бедра, с губ Тэхёна снова сорвался жаждущий стон. Этот омега возбуждал его слишком умело, чтобы он мог противиться. А Чонгук внезапно поднял его ногу и поставил на край кровати, потом вторую так же и притянул его к себе ближе, подхватив под коленями. Только тогда Тэхён осознал, настолько откровенно он раскрыт перед сидящим у кровати любовником. — Тэтэ, вишенка моя дикая, — проурчал Чонгук, — ты знаешь, что меня сносит от того, как ты течёшь на меня? — У меня на тебя ещё и встаёт, зайка, — хрипло отозвался Тэхён, закрывая глаза и подвигаясь ещё чуть ближе. — Это я уже пробовал, — лукаво усмехнулся Чонгук. — Хочу тебя полностью... И в следующее мгновение Тэхён выгнулся и застонал от того, что почувствовал его губы между своими половинками. Чонгук не вылизывал — он пил Тэхёна, лакомился им со страстью, почти рыча, а потом, когда Тэхён, метавшийся на постели, уже откровенно охрип, он толкнулся в омегу пальцем. Разнеженный оргазмом, подведённый почти ко второму, Тэхён впустил его легко, да и смазки было столько, что растяжки почти не понадобилось. Чонгук выпрямился, осторожно поднял ноги Тэхёна на своё плечо, поворачивая его чуть боком, и вошёл в него. Проникал медленно, пристально глядя на задыхающегося на постели от ощущений омегу, который испытывал и страх боли, и откровенное удовольствие от того, что его заполняет тот, кто и должен быть с ним одним целым. Чонгук чуть приподнял его за ноги, чтобы было удобнее насаживать на себя, и стал ритмично, не спеша толкаться в него, входя глубоко и всё так же пристально глядя ему в лицо. — Смотри на меня, — срывающимся голосом попросил он. — Хочу видеть твои глаза, Тэ.... Соскучился... — Он чуть ускорился, и Тэхён стал постанывать выше и нежнее. — Тэтэ... Тигрёнок... Смотри на меня... Тэхён старался, но глаза упорно закатывались, особенно когда Чонгук опустил его ноги и склонился над ним, опираясь на руки. Он задвигался активнее, стал трахать агрессивнее, его лицо обострилось, на нём появилось то самое хищное выражение, которое всегда так нравилось Тэхёну: оно означало, что Чонгуку хорошо и он близок к финалу. — Гуки... — Тэхён приподнялся, обнял его за шею и потянул на себя. — Хочу чувствовать тебя... всего... Гуки... Мой Гуки... Чонгук послушно поддался, помог отодвинуться от края и снова вошёл в Тэхёна, прижался к нему и впился губами в его шею, продолжая всё быстрее двигать бёдрами и врезаться в тугое и мокрое нутро своего омеги. Густой смешанный аромат стал томительно острым, и от него кружилась голова и внутри всё трепетало сладострастно и жарко. Шлепки тела о тело были торопливыми, неравномерными, но звучали дико возбуждающе, создавая истинную гармонию страсти вместе с тяжёлым дыханием и откровенными стонами двух сходящих с ума от удовольствия омег. Чонгук вдруг застонал иначе, чем раньше, — выше, слаще, его явно повело, он стиснул Тэхёна в руках, и тот приподнял ноги, прижимая их к бокам любовника, сливаясь с ним плотнее. Чонгук брал его жёстко, грубовато, он вгрызался в его шею, и Тэхён почувствовал, что снова готов кончить. — Гуки, — выстонал он, — я сейчас... И вдруг Чонгук оторвался от него, отпрянул, вышел и сжал ему пульсирующий нарастающим наслаждением член у основания. Тэхён распахнул глаза и яростно зарычал: — Нет! Какого хера! Вернись! Последнее слово было уже не злым — умоляющим, но Чонгук лишь блеснул на него своими невозможными глазами и вдруг положил руки на его ноги, заставляя вытянуть их. Он оседлал Тэхёна и склонился над ним. — Хочу тебя, — тихо сказал он, — в себе. Ты будешь... меня? — Кончу сразу, — стиснув зубы, предупредил Тэхён, у которого член заныл от одной мысли о том, чего хочет Чонгук. — Кончишь, когда я разрешу, — прошептал мучитель, — ясно, тигрёнок? Тэхён промычал что-то невнятное, безумными глазами глядя на то, как медленно Чонгук приподнимается, а потом насаживается на его член. Опускался он медленно, и Тэхён зарычал от того, как узко, горячо и невыносимо сладко было в нём, в его любимом омеге. Он стиснул в пальцах покрывало, чтобы не притянуть Чонгука, заваливая его себе на грудь, и не вытрахать этого мучителя на своих условиях. Чонгук застонал и прогнулся в спине, приняв Тэхёна полностью, а после стал неторопливо двигаться на нём, упираясь руками в его грудь. Тэхёну же было так хорошо, что даже плохо: всё тело его ныло и умоляло о том, чтобы ухватить омегу, перевернуть на живот и взять, впиться в него всем, чем можно, выдрать до обморока — своего или его, неважно, и кончить глубоко внутри, чтобы пометить, чтобы — только мой! — и никуда больше не отпускать! Но Чонгук гипнотизировал его глазами, не давая этим взглядом и шевельнуться. — Гуки, зай... Гуки, — наконец, не выдержав, взмолился Тэхён, — Гуки! — Кончай! — раздалось над ним хриплым, но властным голосом. И Тэхён схватил Чонгука за руки, дёрнул, как и хотел до боли, на себя, стиснул и стал жадно поддавать снизу, проникая глубоко. И по тому, как задрожало тело в его руках, понял, что, как и думал, попал по нужному месту. Гук глухо и страстно застонал, и Тэхёна накрыло от этого стона. Он забился внутри своего омеги, забирая его без остатка — и заливая собой. И где-то на краю сознания почувствовал, как мокро было между ними. Кончили они вместе. Такого у них раньше ни разу, кажется, не было... Но будет. Теперь обязательно будет, уж Тэхён... постарается.***
Ванная комната в квартире Чонгука всегда была предметом большой зависти Тэхёна: просторная, светлая, с большой собственно ванной. Они любили нежиться в ней, трахаться и просто лежать друг у друга в объятиях, пить вино, молчать или болтать ни о чём. Вот и сейчас Тэхён, прикрыв глаза, лежал на груди у Чонгука, укрытый пышной пеной с ароматом нежного иланг-иланга. Гук иногда задумчиво отпивал из большого бокала алую ароматную жидкость и поглаживал Тэхёна по животу и груди, а иногда собственнически прижимал его к себе под влиянием каких-то своих мыслей. Было хорошо... Так хорошо! В этом прекрасном мгновении Тэхён был готов застыть мухой в янтаре или переживать его раз за разом, наверно, бесконечно. Чонгук допил, отставил бокал на деревянную подставку и обнял его двумя руками, зарываясь носом в его волосы. — Тэ, — прошептал он, — мой Тэтэ... Только мой... Тэхён тихо вздохнул и открыл глаза. Следовало вернуться в мир, где было столько проблем, столько вопросов, которые надо было решить, чтобы иметь право снова оказаться здесь, в этой ванной, в этих руках — рядом с тем, с кем он хотел остаться навсегда. — Что ты будешь делать со своим замужеством? — тихо спросил он. Чонгук продолжал гладить его, лишь его дыхание стало чуть медленнее. — Ничего, — через паузу ответил он. — Скажу отцу, что не выйду замуж за Джесопа ни при каких обстоятельствах. Он будет орать, лишит, скорее всего, бабла, но я уже работал, когда у него тут недавно бзик был на то, что я должен вернуться домой и жить под их присмотром. Папа его доконал, и он снова стал давать денег, но я понял, сколько мне в принципе надо, так что да, есть намётки на подработку, да тут и до выпуска-то недолго. А дальше есть пара мест, где меня возьмут точно. Он говорил это спокойно, и в груди у Тэхёна разливалось тёплое чувство: он гордился своим омегой. Чонгук сейчас был таким уверенным в себе, таким... взрослым... Всё же он очень изменился за этот год. И Тэхёну таким, новым, он тоже нравился. Тем более, что трахаться менее страстно он не стал, а остальное — можно привыкнуть. — Прости меня за куртку, — внезапно сказал Чонгук. Тэхён растерянно заморгал, пытаясь понять... — Ну, ту... Я знаю, как ты ею дорожил, и те придурки, которые тебе её облили, уже огребли. Тэхён нервно хмыкнул и спросил: — А ты меня простил? За колу? — Юнги тогда сказал, что я перешёл черту, назвав тебя... — Чонгук замялся. — Ну... — Шлюхой, — подсказал ему Тэхён. — В своих претензиях ты всегда очень стабилен. — Прости, — снова вздохнул Чонгук. — Я просто увидел машину и сразу подумал, что тебе её твой поклонник подарил... Ну, тот, с которым ты... Тогда в клубе. Мне сказали, что он богатый... Тэхён нахмурился, а потом вспомнил и покраснел: да, последний его партнёр по случайному перепихону привёз его и впрямь в какой-то крутой дом, из которого Тэхён еле выбрался утром, поклявшись себе больше никогда не связываться с пафосными уродами, которые нихера не думают об омегах, когда трахаются. Он невольно содрогнулся от воспоминания, и Чонгук тут же прижал его к себе. — Замёрз? — спросил он и включил горячую воду. — Я согрею, иди сюда. — Куда уже сюда? — мурлыкнул Тэхён и, вытянув шею, поцеловал его в щёку, а потом перевернулся, устраиваясь между его ногами спиной к его груди. — Что теперь... между нами? — спросил Чонгук, осторожно гладя его по плечам. — Что дальше? Тэхён выдохнул и нахмурился. — Вообще-то я пришёл к тебе не за этим вот всем, а... — Я помню, — перебил его Чонгук, — ты пришёл попросить сказать Намджуну, что твой любимый Сокджин-хён в него влюбился. — Н-нет, ты чего... — обескураженно пробормотал Тэхён и, представив глаза Сокджина, если Чонгук такое ляпнет, снова вздрогнул. — Не вздумай! Я хотел, чтобы ты сказал мне, что такое этот Намджун. И насколько можно ему доверять. Повисло молчание, а потом Чонгук сказал виновато: — Я знаю о Доджу... — А кто не знает, — пожал плечами Тэхён. — Не хочу вспоминать. — Юнги ему морду набил за то, что он наговорил при ребятах Сокджину, — мягко сказал Чонгук и обнял Тэхёна, подтягивая к себе ближе. — Намджун — мужик нормальный. Он не обидит твоего хёна. Тем более, что он просто по самое не хочу в своей влюблённости в Сокджина. Но молчит, естественно, потому как у нас этого не одобрят. Только меня не проведёшь, да и Юнги тоже. Впрочем, надо быть Джином, чтобы так долго не замечать его чувства. — Тэхён толкнул его локтем, и Чонгук засмеялся. — Что? Я не прав? Я обещаю, что шепну ему забить на всех и попробовать уже подкатить к твоему хёну драгоценному. Пообещаю прикрыть. Тэхён с облегчением выдохнул и тут же нахмурился снова. — Ты знал, что Юнги и Чимин — истинные? — Угу, Юнги выболтал по пьяни. Он, когда напьётся, то ещё трепло. К нему пьяному вообще лучше не соваться, если не хочешь узнать всё, что он о тебе думает. — Чонгук хохотнул, но получилось у него это как-то нервно, так что Тэхён ухмыльнулся: видимо, Юнги не раз говорил своему другу правду-истину. — И что теперь делать? — спросил он. — А что ты можешь сделать? — удивился Чонгук. — Пусть сами разбираются. — Но Чимин по уши в Юнги, не понимаю, как он держится! — Юнги... — Чонгук вздохнул. — Юнги очень переживает, что отказался от него. Резко, грубо... Потому что боялся, что Чимин испортит ему отношения с Хосоком. А оно вон как получилось. — Мне его не жаль, — угрюмо отрезал Тэхён. — Я переживаю за Чима. И его течку. Интересно, Сокджин выяснил что-то... Он завозился, вспоминая, куда дел в пылу страсти свой мобильный, но Чонгук не отпустил его. — Не пущу, — шепнул он ему прямо в ухо и, прикусив мочку, стал её нежно посасывать, чем совершенно лишил Тэхёна сил к сопротивлению. — Гуки, ну же, — слабо промурлыкал он. — Ну-у.. Зайчонок... Я волнуюсь... — Всё с ним будет хорошо, — прошептал ему Чонгук, покусывая его ухо, — Юнги ни за что не обидит омегу, а тем более — Чимина. А дальше — их дело, Тэ... Просто доверься мне... Юнги — хороший парень, поверь. И альфа заботливый. — Тебе ли не знать, да? — Ревнуешь? — Не к нему. — Тэхён фыркнул и покачал головой. — И вообще ревновать — это твоя фишка. — Я обещаю держать себя в руках, вишенка, — снова сладко зашептал Чонгук, — ты опять так пахнешь... Я всегда знал о твоих ушках... — Чонгук, — помотал головой Тэхён, — нет. Давай поговорим. Что... Что мы будем делать дальше? — Я не отпущу тебя, — тихо ответил Чонгук и прижался губами к его виску на несколько мгновений. — Не отпущу... Когда отец снова заговорил о замужестве, я понял, как никогда раньше: я пропаду без тебя. Ты меня всегда держал на плаву, ты давал мне повод бороться за себя и свои желания, а тогда... там, в той вонючей комнатке охраны... Я понимал, что если даже не попытаюсь вернуть тебя, то могу в один момент и уступить, стать игрушкой, светским муженьком, которым хвастаются и которого трахают без его желания — по договору, как элитную шлюху... Тэхён сжался. Он понимал, что Чонгук сейчас имеет в виду несчастного Хосока. — Зря ты так, — тихо сказал он. — У него не было выбора. Его шантажировали судьбой брата, он только ради Чонина пошёл на это, чтобы его не тронули. Чонгук тяжело вздохнул: — Это не меняет ничего из того, о чём я сказал, всё так и бывает, как бы всё ни было поначалу и почему бы ни случилось. А ты... Если ты будешь рядом, если я буду тебе нужен... — Ты мне нужен, — поспешно перебил его Тэхён. — Мне плохо без тебя, я... умираю без тебя. Тоска, понимаешь? Такая тоска! Он почувствовал, как снова закипает в груди страх, что у него не получится объяснить, убедить, сказать так, чтобы Чонгук понял и поверил ему. Но Чон обнял его так нежно, прижался губами к его шее так уверенно, словно хотел поставить метку — знак того, что они вместе навсегда... Вот только омега омеге не мог поставить метку. — Я люблю тебя, — прошептал ему Чонгук. — Я безумно тебя люблю, тигрёнок. Тэхён закрыл глаза... Метка?.. След, ожог любви, шрам верности... Как только её не назвали! Но к чему она им? Ведь в сердце, когда рядом был этот омега, цвела весна, бесконечная, как сама жизнь. — Я люблю тебя, Гуки, — ответил он, стискивая его руки у себя на поясе. — Я только твой, слышишь? Только для тебя. — Только мой, — отозвался Чонгук. — Хочешь... Хочешь я помечу тебя? Тэхён закрыл глаза и, откинувшись ему на плечо, засмеялся. — Что? — немного обиженно спросил Чонгук. — Что смешного? Тэхён потянулся в его руках и повернулся так, чтобы видеть надутые губы и настороженные оленьи глаза. — Не ревнуй меня больше, ведь я ни с кем не могу быть, только с тобой, омега, — уверенно сказал он. — Дай в морду Джесопу, если снова полезет целоваться и откажи ему так, чтобы навсегда и без вариантов. Помоги свести хёна с Намджуном. Держи в курсе планов Юнги. Трахай жарче каждую ночь и... я хочу тебя на капоте моей новой машины и в подсобке ваших тренеров в универе. — Глаза Чонгука расширились, а губы растерянно приоткрылись. — Чего? — пробормотал он. — Ага, — удовлетворённо улыбнулся Тэхён. — Это будет лучшим способом показать мне, что ты веришь в нас. И хочешь быть со мной. — Всего-то? — фыркнул Чонгук. — Отличный план. Надёжный, как швейцарский банк.