Жизнь- это пианино, которое состоит из чёрных и белый клавиш.
Но нужно помнить, что чёрные тоже создают музыку.
— Виктория Райдос! Так рушатся миры? Так чувствует себя человек во время землетрясения? В один момент всё хорошо, а в следующий ты под завалами. Вокруг разруха, внутри тоже. И даже если удастся спастись, даже если тебя вытащат из-под завалов, то что делать дальше? Ты жив, но ведь прежней жизни не будет. Вот и для Мэрилин было так же. Она жива, но чувство, что уже нет. Внутри так отчаянно звенит тишина. Вокруг столько голосов. Они так хотят успокоить, а она так хочет сбежать. Кто-то её трогает, кто-то шепчет слова поддержки, говорит, что всё ещё впереди, а у неё слёзы в глазах и горечь внутри. Она давится собственной уверенностью в победе, которая была ещё совсем недавно. Она кашляет громко и сухо, стараясь прочистить горло, но не получается. Их разделило так ничтожно мало. Опять. Сново. Как всегда. Когда наконец силы встать находятся в хрупком теле, Мэри старается не смотреть на злосчастную руку и её обладательницу. Вика пытается ей что-то сказать, но она обрывает это небрежным: — Не надо. А потом они выходят из ГотЗала и становится только хуже. Она падает в объятия мужчины, которого не любит, но который точно поддержит. Он гладит по волосам, хаотично целует, а она плачет, раскачиваясь из стороны в сторону в его руках. Больно от поражения? Безумно. Больно от понятия, что это конец битвы? Безусловно. Больно от того, что их история окончена? Больнее всего. Они могли быть вместе, но не после сегодняшнего. Их разделит одна рука, слишком много потерянных сил и море боли. И может можно было бы всё наладить, но не в этот раз. Не в этом случае. — Хочу домой, — шепчет Мэри, выпутываясь из объятий. Но потом в разрез своему голосу слышит громкое: — Где Мэрилин? Она видит, как Райдос направляется в её сторону и хочет сбежать. Не сейчас. Ей это совсем не нужно. Пожалуйста, не подходи. Но она подходит. И обнимает. Так крепко и сильно, будто заранее знает — это прощание. Вика что-то говорит и Мэри умудряется ей даже ответить, а потом они отстраняются и между ними в миг вырастает обрыв. Они две вселенные, разные, совершенно непохожие. Вика — спокойствие и умиротворение. Порой грубость и резкость, но чаще всепоглощающая нежность. Она поймёт и не осудит. Она умеет любить так, как никогда не сможет никто другой. Мэри — ураган эмоций, каждый день новая и разная, но всегда стремящаяся помочь. Порой слишком прямолинейная, но в то же время очень чуткая и заботливая. Её любовь тоже по-особенному прекрасна. И вот теперь эти две вселенные разделены огромным обрывом. «Это был последний раз» — конвульсией бьётся в мыслях. Мэри сглатывает ком в горле, облизывая пересохшие губы. — Поедем, — Саша укладывает свою руку на талию и мягко подталкивает к выходу замершую девушку. Мэри оборачивается, и среди толпы людей, ловит взгляд бездонно-чёрных и чувствует, как внутри что-то рвётся и падает. — Какой звук самый громкий и тихий одновременно? — Звук разбившегося сердца. Этот звук оглушает, но одновременно с этим внешне не происходит ничего. — Прощай, моя любовь, — всего мысль, но она явно доходит до своего адресанта. — Прощай, мой лисёнок, — читается в бездонном взгляде. И внутри всё натягивается тугим узлом. Она отворачивается, теряя контакт с любимым глазами, а ощущение такое, что она навсегда теряет что-то очень родное и близкое. Они доезжают до дома в тишине. Саша учтиво молчит, давая прийти в себя, Мэри медленно умирает внутри, стараясь вновь собрать себя по кусочком. В этот раз их, осколков сердца, больше чем в прошлый. Намного больше. — Заварить тебе чай, с мёдом, как ты любишь? — Шепс заботливо кружиться вокруг неё, стараясь вернуть ей более-менее нормальное настроение. Она же готова взорваться и накричать на него. — Оставить меня одну, пожалуйста, — и он уходит, впервые кажется не шутя над её акцентом и не пытаясь исправить. Даже он понимает, что сейчас это совершенно некстати. Даже он чувствует, что она на грани. Входная дверь хлопается, и вместе с ней слетает маска спокойствия. Все внутри обрывается и истерика накрывает с головой. Каждую частичку тело пронзает острая игла отчаяния. Она рвёт всё изнутри, царапая стенки и заставляя всё кровоточить. — Я так устать от испытаний, — Мэри прикрывает глаза, укладывая голову на плече Райдос. — Уже почти конец, — Вика нежно улыбается, поправляя непослушные рыжие кудри. — От этого очень пугаться. Не знать, что делать после конец проекта. — Двигаться дальше, просто жить. — А если проиграть, я не смогу жить. Вика поджимает губы и молчит. И это самое сложное — они соперницы. И для обеих победа важнее всего. И неизбежность этих отношений изначально понятна. Кто бы не выиграл синюю руку, обе проиграют в личной жизни. — Давай жить сейчас, а дальше будет потом и там уже будет видно. Потом наступило, а как жить всё ещё непонятно. Сейчас обе засыпают на двух разных концах города. И никто из них счастья не испытывает. Проект окончен и позади море страданий, впереди много нового, а сейчас лишь боль и отчаяние, в котором тонут обе. — Однажды всё наладиться, лисёнок. Однажды ты придёшь ко мне, пережив свою боль, а я раскрою руки навстречу твоим объятиям. И тогда всё снова будет хорошо. Однажды это случиться, я верю, а пока надо лишь подождать. А сколько ждать? Пока не пройдут обиды. Пока не затянуться раны. Пока не восстановятся обвалы после землетрясения. Пока не построиться мост между обрывами.