per aspera ad astra

      Сонхва недовольно нахмурился и замычал, спасая глаза от назойливого солнечного лучика. Мысленно обругал самого себя за забывчивость, ведь знал же, что его комната на восточной стороне, и с утра солнце обязательно заглянет в окно, если будет безоблачная погода. Уткнувшись носом в подушку, юноша зашарил рукой по воздуху, стараясь наощупь найти прикроватную тумбу и телефон, который он оставил на зарядке, чтобы проверить время. Странно, что он проснулся без будильника. Но ладонь хватала лишь пустоту, что вынудило реставратора ругнуться сквозь зубы и слегка привстать на локтях. Сонхва широко зевнул и постарался открыть глаза, перебарывая желание снова упасть в небытие. Давно он не спал так крепко.       Первое, с чем встретились его глаза, это расплывающаяся из-за слипшихся ресниц роспись на темной стене. Золотой диск и танцующие от него в разные стороны волнистые линии были окружены росчерком маленьких такого же цвета точек, что наводило на мысль о звездном небе. Сонхва недоуменно нахмурился, водя взглядом от одной звездочки к другой и пытаясь вернуть себе ясность сознания. Кажется, он еще не до конца проснулся.       Однако стоило юноше повернуть голову в ту сторону, где предположительно должен был находиться его телефон, Сонхва обнаружил полное отсутствие привычной ему розетки и гаджета на тумбочке. Да и предмет мебели выглядел далеко не так, каким он его запомнил со вчерашнего вечера: вместо поцарапанной темно-каштановой фанеры была приятного бежевого цвета столешница с резными закругленными краями.       Сонхва глубоко глотнул воздуха и замер, стараясь перебороть накатывающую тревогу и заставить себя думать разумно. Его комнате в родительской квартире было далеко до изысканного интерьера в богатых журналах, а на постельное белье из шёлка и подавно не было средств. Юноша оттолкнулся ладонями от мягкой теплой подушки и присел на пятки, задирая голову вверх с прикушенной губой. Сердце уже испугано билось где-то в горле, когда глаза столкнулись с деревянным потолком, резными карнизами и изящной люстрой, которой самое место было на страницах учебников истории или в музее.       Сонхва медленно взмахнул ресницами, будто ждал, что странное видение рассеется, как дым в воздухе. Но все его надежды были тщетны. Потолок не сменился на ему привычный бледно-серый, и люстра никуда не делась, а вот внутри юноши разлилась жгучая волна паники.       Где он?       Реставратор в смятении свёл брови к переносице и медленно обернулся, дабы осмотреть убранство комнаты, где он проснулся, и не смог сдержать пораженного вздоха.       Огромное пространство было залито ярким солнечным светом из открытой двери, что располагалось по правую сторону от кровати. Легкий тюль развевался на ветру, отбрасывая тени на блестящий паркет и стены с мраморной отделкой и панелями из светлого дерева с тончайшей росписью в виде белых орхидей. Чуть левее от двери у зашторенного окна стоял бежевый диванчик с ворохом подушек и небольшой столик, на котором разместились подсвечник и горшок с каким-то цветком. В углу нашелся огромный письменный стол со стулом и картиной над ними. У противоположной стены рядом с кроватью был массивный гардероб с блестящими посеребренными ручками и висящее овальное зеркало в изящной раме. Роспись в виде цветов вишни, чьи бутоны выглядывали из-под металлической окантовки, сильно бросалась в глаза своими яркими по сравнению с серебристо-зеленой гаммой комнаты красками. За шкафом растянулась высокая ширма из шелка. За ней виднелась арка, ведущая в другую часть комнаты, а всю оставшуюся часть стены занимал огромный книжный стеллаж высотой от пола до потолка и битком набитый книгами. Дверь напротив кровати вела, вероятно, в ванную.       Сонхва с бешено колотящимся в груди сердцем и приоткрытым ртом осторожно, будто покрывало может осыпаться пеплом в его руках, откинул его и спустил босые ноги на пол, приземляясь ступнями в мягкий ворс ковра. С недоумением он провел вспотевшими ладонями по облачавшей его грудь ткани рубашки.       — Я что, все еще сплю? — прошептал Сонхва, быстро моргая в попытке отогнать не прошеную волну слез. Он был напуган и обескуражен. Засыпал в своей комнате, а проснулся неизвестно где, в спальне, больше похожей на царские покои, где все сплошь и рядом дышало роскошью и богатством.       Боль от сильного щипка отозвалась во всем теле. По спине пробежались мурашки, оставляя после себя холодное липкое ощущение. Сонхва казалось, что у него даже волосы на затылке встали дыбом.       Значит, не сон. Место, где он со всей силы прихватил кожу пальцами, уже наливалось красным, и вскоре там будет внушительный синяк. Тогда что это?       Медленными шажками, будто пол может внезапно обвалиться под его весом, Сонхва подобрался к приоткрытой двери и отодвинул легкую паутинку тюли. Взгляду показался небольшой балкончик, чьё ограждение с обратной стороны было увито плющом. Слева стояла большая статуя, а с другой стороны нашли свое пристанище столик и пара стульев с бежевыми сиденьями. На мраморной столешнице мерцала на солнце фарфоровая ваза с различного вида зелеными листьями.       Сонхва сильнее сжал в пальцах тюль, когда после осмотра балкона поднял глаза выше. Удивленный вздох вырвался из груди сам собой, мигом лишая и так донельзя встревоженного юношу воздуха в легких.       У подножия горы лежал город. Слева блестела на солнце водная гладь озера, чьи маленькие реки огибали возвышенность, а справа вспыхивали красочными цветами поля и просторные луга. За ними в облаках скрывались пики высоких гор, основания которых тонули за густыми лесами. Дома пестрили различного цвета крышами, от которых к небу завивались клубы дыма. У въезда в город расположились величественные каменные врата с двумя статуями больших крылатых сов по бокам. Уже от этих ворот мост и выложенная широким камнем дорожка вели к горе, на которой располагался дом, где и проснулся юноша.       У Сонхва в буквальном смысле упала челюсть, стоило увидеть такую неописуемую красоту. Он даже пару раз себя еще пощипал и похлопал по щекам, чтобы убедиться, что ему это не мерещится. И хоть виды были невообразимо прекрасными, успокоить набирающую оборотов волну паники они не могли.       Сонхва оперся ладонями о нагретую на солнце поверхность балюстрад балкончика и чуть наклонился вперед, осматривая сад под окнами. Шуршали на ветру листья величественных кленов и кедров, что росли вдоль устланной камнем дорожки. В центре небольшого садика располагался фонтан. Вода в нем журчала и бурлила, гоняя по поверхности опавшую с веток зелень.       Послышались девичьи голоса, и Сонхва рывком присел на корточки. Расстояние между балками в ограждении было достаточно большим, чтобы без труда просунуть руку, и если бы не увивающий их плющ юношу можно было бы заметить, подними только голову и посмотри в его сторону. Сонхва сам не понимал, почему он прятался, однако пальцами посильнее вцепился в мягкую ткань брюк на своих коленках. Воздух застрял в легких, когда голоса стали громче.       — Государь несколько обеспокоен в последние дни, не думаешь?       — О чем тут думать? Его жених уже третий день лежит без сознания, еле живой. Если бы твой супруг был при смерти, вела бы ты себя спокойно?       — Я-то за своего по любви вышла, а их брак…       — Тише ты! Услышь нас главный дворецкий, не набраться нам неприятностей! — голос незнакомки насквозь был пропитан испугом. — А чего только стоит этот камердинер… Одним своим взглядом обратит тебя в кучу пепла!       — Да тут нет никого!       — Язык твой… Нас не должны волновать обстоятельства брака государя. Делай свою работу и не распускай слухов!       Сонхва нахмурился и обреченно покачал головой. У него что, слуховые галлюцинации? Какой государь? Какой брак? Что вообще происходит? И где он, черт возьми, находится?       Юрко вскочив на ноги и чуть не споткнувшись о ножку стула, Сонхва быстро пересек спальню и прошмыгнул в арку. Он оказался в другой части комнаты, где стояло множество мягких кресел и большой круглый стол. Кажется, здесь было положено принимать пищу и встречать гостей. Вдоль стен располагались шкафчики, изысканные статуи и большие горшки с цветами. Нашел свое место между двумя огромными окнами массивный камин. Выглянув в коридор и убедившись, что никого рядом нет, юноша почувствовал одновременно и облегчение, и досаду. Не было никого, кто мог бы ответить на его вопросы, но какая-то часть Сонхва этому только обрадовалась. Почему-то он не испытывал радости от мысли пересечься с людьми из этого странного места.       Подгоняемый вязким чувством страха он босиком промчался по длинному коридору и свернул направо. Что-то в подсознании глухо нашептывало ему, что именно с этой стороны будет лестница, ведущая вниз. Прикосновение ладони к резному узору на деревянных перилах как будто обожгло, послав сотни маленьких иголочек в напряженное тело. Бегом Сонхва слетел со ступенек лестницы, что крутилась вдоль стены высокой башни, и, рывком распахнув тяжелую деревянную дверь в конце коридора, выскочил в просторный зал. Тяжелое дыхание вырывалось из груди, пока юноша, двигаясь боком и не отрывая взгляда от огромного гобелена, медленно продвигался к еще одной двери, за которой, он мог точно сказать, был шикарный сад, что он видел с балкона.       Стоило пальцам коснуться холодного металлического кольца и потянуть дверь на себя, как сзади послышался голос, зовущий его по имени. Сонхва сам не понимал, почему, но это всколыхнуло в нем еще больше тревоги, и он, следуя этому ощущению, выбежал на улицу, скрываясь среди стволов деревьев.       Только когда легкие заполнило ароматом кедра, возникшая паника медленно отпустила крепкие тиски, позволяя Сонхва глубоко вздохнуть и расслабить разом все тело. В голове все еще кружились тысячи вопросов. Юноша дал слабину и опустился на землю между толстыми корнями дерева. Внутренности затопило теплым варевом спокойствия и умиротворения, хотя сердце в груди все еще бешено билось.       Но тихую гавань разрушили через пять минут топот ног и ворох чужих голосов.       — Господин! — доносились испуганные возгласы со всех сторон. — Молодой господин Пак Сонхва!       Юноша нахмурился, услышав собственное имя с подобным обращением. Господин? Почему к нему так обращаются?       Не успел Сонхва до конца обдумать эту мысль, как откуда-то слева на него налетел с объятиями молодой парень.       — Господин, — всхлипнул он, крепко сцепив пальцы у Пака за спиной. — Наконец-то вы очнулись.       Бровь Сонхва все стремительнее поднималась вверх, выражая его недоумение и полное непонимание о сложившейся ситуации. Он застыл, как каменное изваяние, лишь ресницами хлопал, пока незнакомец рыдал ему в плечо. Когда наваждение спало, он осторожно похлопал парня по спине, сдержав внутри порыв просто отлепить его от своего тела.       — Эм, — пробормотал Сонхва, практически вжимаясь спиной в рваную поверхность коры дерева. — А вы… кто?       Юноша перед ним осоловело моргнул, и пара слезинок скатилась по его щекам. В глазах рябило ничем неприкрытое удивление, подпитываемое болью и разочарованием. Кажется, он определенно точно знал Сонхва, но тот не мог ответить ему тем же. Человека с такой внешностью он бы определенно запомнил: левый глаз незнакомого парня был особо выделяющимся из-за бледной радужки и покрытых инеем ресниц, что создавало невообразимый контраст с темными водами на правой стороне. Сколько бы реставратор не смотрел на его утонченное лицо, знакомым он ему не казался, хотя в груди и теплилось странное комфортное ощущение.       — Вы… как вы… почему…       Пока он что-то бормотал себе под нос, Сонхва вскочил на ноги и ойкнул от пронзившей его ноги боли. Незнакомец тут же забыл про свои слезы и потрясение и опустил взгляд на чужие стопы.       — Господин! — испуганно воскликнул он, заставляя Сонхва от удивления дернуться. — Почему вы выбежали на улицу босиком?       Хотел бы он ответить на этот вопрос, но в голове все еще крутилось такое навязчивое обращение.       — Почему ты так меня зовешь? Ты меня знаешь? — поинтересовался он.       — Конечно, я знаю вас! — юноша встряхнул руками, будто сбрасывая с себя наваждение, и, обхватив чужое запястье, повел их из сада. — Вы герцог Пак Сонхва, единственный хозяин дома Аллеитов. А я Кан Ёсан, ваш личный слуга. Почему вы задаете мне такие вопросы? Еще не пришли в себя после вашего недуга?       Глаза Сонхва с каждым вылетающим изо рта Ёсана словом становились все шире, а вопросов прибавлялось все больше.       — Вы три дня пролежали в кровати без сознания. Сейчас государь отбыл из дворца, но я непременно сообщу ему радостную весть по возвращении, чтобы он так же уведомил вашего дядю…       — Стоп, — резко выдохнул Сонхва, выдергивая свою руку из цепкого захвата слуги. — О чем ты говоришь, черт возьми? Какой я герцог? Что… что здесь происходит?       Ёсан только рот приоткрыл, смотря на Сонхва широко раскрытыми глазами, но его господин уже не обращал на него никакого внимания. Взгляд юноши был прикован к огромному зданию за спиной слуги. На улицу он выбегал, подгоняемый необъяснимым страхом и полной уверенностью, что здесь, среди этих деревьев, ему станет легче. Откуда было это чувство, юноша не понимал, а сейчас, смотря на величественный дворец перед собой, и того растерял все мысли и догадки.       — Господин, — тихо позвал Ёсан. — Что с вами?       Сонхва и хотел бы ответить, но рот как будто бы зашили. Да и что он мог сказать? Он абсолютно ничего не понимал, боялся до дрожи в теле и был сбит с толку. Совсем недавно он был в своей постели в прибрежном городке, а сейчас черт знает где. Единственный человек, которого он встретил, обращается к нему уважительно, называет своим господином и утверждает, что Сонхва… Кто, герцог?       В голове будто взбесился рой пчел. Пульсация, что отпустила на время виски, снова удушливо сдавила. Юноша покачнулся, когда в глазах резко потемнело. Его тело было готово больно удариться о выложенную камнем дорогу у широких дворцовых дверей, но чьи-то руки ловко подхватили его, помогая избежать очередной травмы.

      ♛♛♛

      Второе пробуждение далось Сонхва гораздо проще, чем первое. Он просто открыл глаза и, встретив взглядом все ту же люстру, лишь обреченно вздохнул. Значит, не сон. Не галлюцинация и не игра его разыгравшегося воображения.       На вздох тут же отозвались двое присутствующих в покоях мужчин. Одного из них Сонхва уже видел и даже запомнил имя. Кан Ёсан замер по левую сторону кровати, чуть наклонившись корпусом вперед и с тревогой осматривая лицо своего господина. Губы Сонхва поджались. Он действительно его слуга? Как такое может быть?       На небольшой стульчик справа опустилось грузное тело старика. Мужчина с седыми волосами и такого же цвета бородкой, облаченный в светло-голубую мантию, протянул свою сухую руку к запястью Сонхва и прижал два пальца к точке биения пульса. Как бы ни пытался, юноша не смог сдержать дрожь в своих конечностях, и, разумеется, это не осталось незамеченным. Выражение лица Ёсана сделалось беспокойным, а вот у старика брови свелись к переносице.       — Господин, — учтиво произнес он, отпуская руку Сонхва и добрым взглядом заглядывая в бледное лицо. — Вы знаете, кто я?       Сонхва дергано покачал головой. Из груди Ёсана вырвался испуганный вздох. Старый врач сильнее нахмурился. Казалось, над его головой сейчас развернется грозная туча.       — А кто вы, помните?       — Пак Сонхва, — дрожащим голосом отозвался юноша.       — Хорошо, это верно, — заулыбался лекарь, смиренно складывая руки на коленях. — Господин Пак, вы знаете, где находитесь?       Сонхва беглым взглядом обвел комнату, будто в надежде, что в голове всплывет хоть толика узнаваемости, но это были лживые надежды, результат которых тут же отобразился на его лице и дал старику всю цельную картину. С тяжелым вздохом, заставившим Сонхва съежиться и насторожиться, он поднялся на ноги и принялся складывать разложенные на прикроватной тумбе инструменты в свой чемоданчик.       — Боюсь, прогнозы неутешительные, — объявил он, оборачиваясь к Ёсану с обреченным вздохом. — Герцог Пак слишком долго дышал парами яда. Состояние господина стабильное, не наблюдается никаких отклонений, кроме того, что его память сильно повреждена.       — Насколько сильно? — Ёсан тяжело сглотнул, бросив мимолетный взгляд на юношу на кровати.       Несколько секунд в воздухе висела звенящая напряжением тишина. Лекарь, кажется, собирался с силами, чтобы обрушить суровую правду.       — Боюсь, он не помнит ничего, кроме собственного имени.       Сонхва нахмурился, наблюдая, каким мрачным и понурым сделался Ёсан. В самом деле, он знать не знает этих людей. С чего бы им беспокоиться о его состоянии и памяти, которая, на минуточку, никуда не делась. Это они говорят о какой-то чепухе, называют его господином, укладывают в царские покои и ведут себя максимально учтиво, будто боятся блёстки с него сдуть.       — Герцогу необходим покой. Лишние расспросы и переживания могут лишь усугубить его состояние.       — В его воспоминаниях ничего, кроме имени, не осталось, — сказал Ёсан. — Куда еще хуже?       — Я бы порекомендовал осторожно беседовать с ним, — изрек лекарь, подбирая свой чемоданчик и останавливаясь в изножье кровати. — Было бы замечательно, имей герцог возможность посетить родное поместье. Возвращение в места, что хранят в себе его детские воспоминания, может послужить толчком к восстановлению памяти. Я сообщу новость государю и обсужу с ним этот вопрос.       — Спасибо, — уныло кивнул головой Ёсан.       Лекарь на прощание поклонился Сонхва и направился прочь из покоев. Слуга поспешил за ним, чтобы проводить.       Сонхва выдохнул, кажется, весь воздух из легких, когда послышался хлопок закрываемой двери. Он был весь напряжен, как тетива лука, что готовится выпустить стрелу в мишень. В голове роем пчел вились сотни вопросов, но юноша боялся получить ответ хоть на один из них. Ведь любое слово может подтвердить страшную правду, верить в которую не хотелось ни на йоту.       Его душа не могла переместиться в другое тело. Правда же?       Ёсан осторожными шагами возвратился в спальню и замер на почтительном расстоянии от Сонхва, давая тому личное пространство и время на переваривание услышанного. Его взгляд был как у побитой собаки, плечи опущены, а пальцы рук сцеплены в замок. Сонхва даже стало жалко его. Поэтому он привстал на простынях, оперся на подушки позади и, заметив, что слуга внимательно следит за его действиями, нерешительно улыбнулся. Ёсан быстро моргнул, будто сбрасывая с себя наваждение, и, набрав полную грудь воздуха, решительнее подступил ближе.       — Господин, вы правда ничего не помните? — тихо спросил он.       — Я не понимаю, о чем вы все здесь говорите, — набравшись смелости, выдал Сонхва на одном дыхании. Ёсан в удивлении приподнял брови и чуть склонил голову на бок. — Почему ты обращаешься ко мне так вежливо? Там, в саду, ты сказал, что я… Кто? Хозяин…       — Хозяин дома Аллеитов, — отозвался слуга, согласно кивая. — Все верно.       — Что это такое?       Ёсан с отчаянием вздохнул, словно не верил, что эти слова сорвались с губ его господина, немного потоптался на месте, а затем, отойдя к книжному стеллажу, ловко вытащил из-за груды книг какой-то свиток. Удерживая найденное двумя руками, он протянул его Сонхва. Тот медленно принял свернутый шелк и, развязав широкую бордовую ленту, раскрыл ткань.       Согласно принятым законам Элеарда Пак Сонхва, сын канцлера Пак Юнги, провозглашается хозяином дома Аллеитов в связи со смертью предыдущего хозяина. Так же ему досрочно присуждается место при дворе. В его распоряжение переходят все земли, будущие под властью дома Аллеитов, а так же действующая армия. Однако, в связи с юным возрастом, Пак Сонхва не может занять пост канцлера при внутреннем дворе Элеарда, поэтому эта должность переходит его дяде, младшему брату покойной госпожи Чон Юри, Чон Джонхану.       Герцог Пак Сонхва, да не померкнут звезды над домом Аллеитов!              Сонхва нахмурился. Он раз за разом перечитывал немногочисленные строчки и водил пальцем по высохшим чернилам. В правом нижнем углу стояла кроваво-красная сургучная печать с изображением двуглавой совы. Такую же сову юноша видел на гобелене в зале, из которого он попал в сад. Почему-то она казалось ему смутно знакомой, будто он где-то еще видел её, но никак не мог вспомнить, где именно.       — Что это? Какая-то игра? Квест? — спросил он с надеждой в голосе.       Ёсан, однако, лишь в недоумении покачал головой.       — Это царский указ.       — Царский указ, — как зачарованный повторил Сонхва, ощущая, как тяжесть в груди становится все весомее, а паника все ближе подкатывает к горлу. — А где мы находимся?       — Мы во дворце правящей династии в Юмее.       — Юмей? Где это? Где-то в Европе?       — Я не знаю такого царства, господин. Юмей - это столица Элеарда, а вы - хозяин одного из четырех домов власти и жених государя.       Юмей. Элеард.       Сонхва обреченно покачал головой. Работа реставратором требовала знания истории и культуры. В музее его научили по самым мельчайшим деталям определять эпоху и период, в который был создан тот или иной экспонат. Покои, где он очнулся, изобиловали стилем 18 века, однако далеко не тем, какой Сонхва привык видеть. Кроме того, как бы он ни пытался напрячь память, не мог вспомнить ничего похожего по звучанию с теми странными названиями, что услышал от слуги. Еще и Ёсан называет это место царством, а его самого…       — Я кто?! Чей я жених?       Ёсан от чужого вскрика дернулся и даже сделал шаг назад, но быстро взял себя в руки и с прежней маской невозмутимости спокойно пояснил:       — Месяц назад на престол Элеарда взошел новый царь. Ваша с ним свадьба состоится в день полнолуния этого месяца.       Просто замечательно. Сонхва мало того, что находится черт пойми где, так он еще и помолвлен!       Новость эта была настолько неожиданной, что юноша аж замер, только ресницами хлопал. В голове так некстати пронесся разговор двух девушек, который он слышал с балкона. Получается, они говорили про него?       И все же Сонхва постарался отодвинуть на задний план свое потрясение. Ему предстояло разобраться, где он очутился и как отсюда выбраться, а не переживать из-за того, что его извечный статус холостяка, слишком занятого работой и заботой о родителях, так бессовестно разрушили. Не существовало в реальном мире такого места, как царство Элеард, где сам Сонхва был герцогом и женихом правителя, а это значит… Его действительно закинуло в другую реальность. Но почему? Как это случилось?       Сонхва был реалистом и историком. Он привык опираться на сухие факты и не верил в фантастику. Что он вообще в принципе знал о переселении душ? Ровным счетом ничего. Его знания базировались на сведениях о религиозных верованиях различных народов, но вряд ли сейчас это могло помочь ему найти выход из положения.       — Расскажи мне, что произошло в тот день, — попросил он Ёсана, поманив к себе того ладонью.       Слуга же остался стоять на месте. Как Сонхва ни пытался проломить его стену повиновения и услужливости, все обрушивалось крахом. Кажется, Ёсан был действительно ему верен и почтителен. Однако от одного его «господин» у Сонхва толпа мурашек сбегала по позвоночнику.       — Мы с вами разобрали звездные карты, а после вы сказали, что хотели бы сходить в оранжерею за цветами, которые вознесете на алтарь почившего царя. Я вызвался пойти с вами, но вы настояли, чтобы я упаковал вещи для детей в пансион. Когда я закончил, то обнаружил, что вы слишком задержались. Я отправился проверить и нашел вас без сознания в воротах оранжереи, — плечи Ёсана понуро опустились. — Вы были бледны, с трудом дышали и абсолютно ни на что не реагировали. Всю ночь вас лихорадило, а утром вы отказались принять даже воду. Государь отдал распоряжение проверить оранжерею и выяснил, что цветы были опрысканы ядом. Он велел срезать все бутоны, опасаясь, что яд был не только в оранжерее. Вы не приходили в себя три дня. Я так рад, что вы очнулись…       Сонхва почесал бровь и в удивлении отнял руку, обнаружив нечто, опоясывающее его запястье. Заметивший это Ёсан откашлялся и добавил:       — Поскольку никогда еще брачный союз не заключался между двумя мужчинами, кольца в качестве обещания помолвки показались Собору слишком… непристойными. Поэтому было принято решение заменить их алыми нитями.       Сонхва с мычанием провел ладонями по лицу и надавил пальцами на виски.       — Ладно, допустим, — самому себе пробормотал он.       Если хотя бы на мгновение допустить возможность того, что он действительно переместился в другое тело, значит, должен быть и путь назад. Проблема была лишь в том, что обстоятельства никак не накладывались друг на друга: Сонхва засыпал в своей постели, а человек из этого мира был отравлен.       — Отведи меня к той оранжерее, — потребовал он и резко вскочил на ноги.       Ёсан в ответ отрицательно покачал головой и даже сместился так, чтобы закрыть собой арку, словно всеми силами собирался воспрепятствовать выходу своего господина из комнаты.       — Простите, но я не могу, — воспротивился камердинер. — Оранжерея закрыта по приказу государя, а вы только-только очнулись. Вам нужно отдыхать, а не бродить босиком по замку.       Сонхва сморщил нос и попытался обойти юношу, но встретил небывалый отпор. Замешкавшись, он не услышал, как открылась дверь. Ёсан в мгновение приосанился и с суровым выражением лица обернулся к арке, что вела в приемную часть комнаты.       — Кто посмел явиться в покои герцога без стука и разрешения войти?       Вошедший в спальню мужчина, несмотря на заливавшее улицу солнце, принес с собой холод и свежий аромат сосны. При виде него Ёсан удивленно ахнул и чуть склонил голову в поклоне.       — Господин канцлер, простите мне мою дерзость.       Сонхва наклонился в сторону, чтобы лучше рассмотреть мужчину, которого скрывала спина слуги. При взгляде на него юноша поймал стойкое ощущение дежавю, однако не мог сказать, чем оно было вызвано.       Темные волосы незнакомца были завязаны в низкий хвостик, а несколько прядей на лбу взъерошены уличным ветром. Глаза миндалевидной формы взирали на Ёсана надменно и грозно, однако, к удивлению Сонхва, тот не выказал ни капли пристыженности, напротив, его плечи развернулись, а спина выпрямилась. Канцлер хмыкнул, стаскивая с рук черные кожаные перчатки, и приподнял один уголок губ, являя глазу небольшой шрам на щеке.       — Не в моей компетенции отчитывать личного слугу драгоценного племянника.       Сонхва передернул плечами из-за звучания голоса, подобного скрипу несмазанной двери.       — Прошу прощения. Вы отдали приказ отозвать всю дворцовую стражу, что защищала господина Пака, поэтому я…       — Эти дворцовые псы ни на что не годны, раз позволили произойти такого рода несчастному случаю. Похвально, что ты так рьяно защищаешь своего господина. Не переживай, я привез ему достойную стражу.       Ёсан слегка поклонился и наконец-то отошел в сторону, становясь по правую руку от Сонхва. Тот же взгляда не мог отвести от мужчины, который назвал его своим племянником. Значит, он его дядя?       Хоть и худощавый, но высокий, с широкими плечами и длиннющими ногами, он возвышался над реставратором и смотрел на него как сквозь призму микроскопа, и от этого Сонхва становилось не по себе. Разве так должны смотреть на своего родственника? Ощущение, что его оценивают, как добычу. От канцлера веяло неоспоримой энергией опасности, предупреждающей не делать необдуманные шаги. Сонхва невольно отступил, сраженный силой в чужих глазах.       — Так это правда? — абсолютно спокойно, даже безразлично спросил мужчина, глядя на Ёсана через плечо племянника. — Он потерял все воспоминания?       — Да, господин.       — Прискорбное известие, — печально изрек канцлер, посылая Сонхва поддерживающую улыбку, которая, однако, оставила после себя в душе юноши липкий осадок. — Но я уверен, что рано или поздно твои воспоминания вернутся. Ты меня узнаешь?       Сонхва покопался в своей - чужой - голове и отрицательно покачал головой, на что мужчина лишь хмыкнул.       — Что ж, тогда позволь представиться, — рука, не обнятая кожаной тканью перчаток, протянулась ладонью вверх. — Моё имя Чон Джонхан. Я младший брат твоей покойной матери и твой дядя.       Сонхва дернул бровью и бросил быстрый взгляд на кровать, где валялся брошенный им шелковый свиток. Выходит, царский указ и слова, написанные там, тоже не шутка, ведь вот перед ним стоит живое доказательство. Юноша нерешительно пожал чужую руку и отчего-то почувствовал себя неловко.       — Я преисполнен благодарности луне и звездам, что они вернули тебя нам, — произнес канцлер и похлопал Сонхва по плечу. — Жаль, что не в полной комплектации, но мы это исправим.       — Лекарь посоветовал господину Паку на время вернуться в родное поместье, — вклинился слуга с надеждой, что Джонхан поддержит эту идею.       Сонхва тоже на это надеялся. Ему хотелось выбраться из дворца, хотя он пробыл тут без малого час, но уже испытывал тоску и неудобство. Однако стоило заметить поджатые губы и сведенные к переносице брови канцлера, как вся надежда лопнула как мыльный пузырь.       — Боюсь, сейчас это невозможно. Если Сонхва так внезапно покинет дворец после всех событий накануне свадьбы, это вызовет множество вопросов и нелицеприятных слухов. Нам нужно максимально избежать дурных домыслов и предстать перед людьми в лучшем свете. Особенно, — Джонхан пронзил взглядом застывшего племянника. — Сохранить в тайне то, что ты лишился памяти.       — Почему? — осмелился рвано выдохнуть он, чувствуя, как колючая проволока овивает его легкие горьким ощущением страха.       Ухмылка, растянувшая губы канцлера, была холодной и предостерегающей. Сердце в груди Сонхва бешено забилось о ребра. Он понял, что не получит ответа на свой вопрос, но этого и не требовалось.       Он уже осознал, что попал в опасную ситуацию.       Тело, в которое он попал, принадлежало жениху царя. Внутренний двор всегда, в любую эпоху и в любом государстве, был тем еще змеиным логовом. Люди пойдут на все, чтобы получить больше власти, и неизвестно, как они воспользуются вестью о том, что герцог Пак потерял память. Его могут признать непригодным и неспособным к управлению и отстранить, воспрепятствовать свадьбе, но вряд ли это пойдет на пользу дому власти, которому принадлежал Сонхва. Вероятно, этого и хотел избежать канцлер, призывая их быть осторожными.       — Не переживай, — грубый тихий голос вырвал реставратора из водоворота невеселых мыслей, а худощавая ладонь до боли сжала опущенное плечо. — Сейчас я здесь, и я не позволю еще чему-либо случиться с тобой. Просто следуй моим указаниям.       Сонхва нахмурился. Ему не прельщала мысль, что его обрядят, как дорогую куклу, и выставят на всеобщее обозрение. При этом кто-то - в его случае дядя - как кукловод будет дергать за нужные ниточки. Сонхва понятия не имел, как быть герцогом, принцем, человеком знатного рода, и не испытывал желания играть в этом спектакле. Но он все еще не представлял, в какой ситуации оказался, а потому всерьез рассматривал возможность возложить свою проблему на чужие плечи. Окажись он в этом мире - или сне - невзрачным человеком, не составило бы лишнего труда залечь на дно и дождаться, когда ситуация разрешит себя сама. Однако Сонхва был не абы кем, а важной политической фигурой, отсидеться в панцире которой просто не дадут обстоятельства. В таком случае, может, решение довериться дяде, который буквально его единственный родственник здесь, будет неплохой затеей.       Поэтому он медленно кивнул, наблюдая, как довольная ухмылка растягивает чужие губы.       — Очень хорошо. От тебя многого не потребуется. Посвяти время восстановлению памяти и постарайся лишний раз не покидать пределы своих покоев. Об остальном я сообщу тебе позже.       — А как же государь? — как с языка снял Ёсан.       Выражение лица Джонхана заострилось, как у хищной птицы, и от прежней расслабленности не осталось и следа. Сонхва чувствовал, как хватка чужих пальцев на его плече усилилась, и с трудом сдержал болезненный вздох.       — О нем не стоит переживать. Я обо всем позабочусь, — канцлер неторопливо натянул на руки перчатки. — Отдыхай, племянник. У меня еще есть дела. Навещу тебя завтра. Покидая покои, всегда бери с собой стражу, — мужчина рукой махнул на двоих замерших каменными изваяниями юношей и, заметив кивок Сонхва, неспешно удалился.       Они с Ёсаном быстро переглянулись, и слуга поспешил проводить канцлера так же, как и лекаря до этого. А реставратор воспользовался секундами передышки, чтобы глотнуть воздуха и растереть занемевшее плечо. Когда камердинер возвратился, они в ожидании воззрились на солдат. Стражники, которых теперь прожигало две пары пытливых глаз, невольно съежились под таким напором, не смея поднять головы.       Сонхва бесстыдно воспользовался этим, внимательно разглядывая их. Оба юноши были молоды, возможно, даже одного с ним возраста. Их форма состояла из черных брюк, заправленных в высокие ботинки, и такого же цвета приталенной шинели, которая была подпоясана широким ремнем с серебристой пряжкой с гербом. К ремню крепился кинжал, а из-за спины просматривалась кобура с пистолетом. На лацканах с обеих сторон сверкали по три вылитые из серебра звезды. На плечах примостились погоны. Рукава снизу были украшены тончайшей вышивкой, а на правой руке прямо под плечом блестел в солнечном свете серебристый шеврон.       Сонхва невольно поразился такому количеству серебра на форме простой стражи, однако в следующую секунду он вспомнил, какой титул теперь был на него возложен. Возможно, все эти звездочки и погоны являлись отличительными чертами солдат, занимающихся охраной царских особ. Прищурившись, он заметил неизвестное изображение на пряжке ремня и потянул Ёсана к себе за рукав, побуждая того наклониться, чтобы зашептать в ухо:       — А что за эмблема у них?       — Герб дома Аллеитов, — так же тихо ответил слуга. — Звезда в оливковом венке.       Сонхва понимающе закивал, однако внутри него был настоящий бардак. Его рациональная часть никак не могла принять тот факт, что он действительно мог переместиться в другой мир в чужое тело.       Прокашлявшись, камердинер произнес:       — Как ваши имена?       — Меня зовут Ким Сону, господин, — склонился в низком поклоне один из юношей, чинно заводя левую руку за спину, а вторую прижимая к груди.       — Сон Ёнджэ, — представился второй.       Сонхва быстро кивнул.       — Из какого вы отряда? — неожиданно спросил Ёсан.       — Третья дивизионная артиллерия под командованием генерала Бэ Джунёна.       Сонхва вопросительно приподнял бровь, наблюдая, с каким серьезным выражением лица Ёсан допрашивает его новых стражников.       — Вас отозвали прямо со службы в Санге? Невзирая на ситуацию на границе? — в голосе слуги слышалось явное недоверие.       Сону с Ёнджэ обменялись быстрыми взглядами.       — Это был прямой приказ канцлера, — донеслось в ответ.       Сонхва почувствовал смятение. Ёсан выглядел обескураженным, а его беспокойство прямой дорогой закладывало в сердце его господина переполох. Что за ситуация на границе? Неужели здесь идет война?       — Что ж, решения свыше не оспариваются, — больше для себя самого проговорил слуга, вернув себе прежнюю невозмутимость за секунду. — Моё имя Кан Ёсан, я камердинер господина Пака вот уже пятнадцать лет. Хоть вас перевел на службу во дворец сам канцлер, вы должны понимать, что работа в третьей дивизии и здесь отличается. Прежде всего, вам требуется пройти проверку у генерала дворцовой гвардии, передать ему бумаги о переводе и донести сведения о наличии у вас оружия. Вас двое, одновременно нести продолжительную службу не сможете, поэтому рекомендую самостоятельно обсудить график и доложить мне. Господина по пустяковым вопросам беспокоить не стоит, в нынешней ситуации для этого есть я. Самое главное - не забывайте держать язык за зубами, когда речь заходит о состоянии герцога Пака. Все ясно?       Сонхва стоял с широко раскрытыми глазами, в которых плескалось восхищение. Вот это хватка! Ёсан мало того, что внешностью своей был ослепительно прекрасен, так еще и имел настолько хорошо поставленную речь и сталь в своем голосе. Кто уж действительно мог вжиться в роль герцога, так это он, а не неуклюжий реставратор Пак Сонхва.       Стражники, казалось, были поражены тем, как обычный камердинер ловко и невозмутимо раздал им указания, не оставив даже шанса на возражения. Они пробормотали согласие и, получив разрешение от Сонхва уйти, направились к выходу, явно чтобы отыскать генерала дворцовой гвардии, как им и советовал Ёсан.       — Поразительно, — со щенячьим восторгом пропел Сонхва, украшая своим благоговением щеки Ёсана малиновыми росчерками. — Как ты…       — Повторюсь, я являюсь вашим камердинером уже пятнадцать лет, — смущенно буркнул слуга и стряхнул невидимые пылинки с рукава.       — Так долго? — удивился юноша, мысленно подмечая молодой возраст Ёсана. — То есть, ты с ним… то есть, со мной с моего…       — Десятилетия.       Сонхва ахнул от шока. Раз герцогу было всего десять, значит и его камердинер тоже был совсем ребенком, когда начал свою службу.       — И тебя все устраивает?       Ёсан вопросительно склонил голову.       — О чем вы?       — Ты служишь мне уже пятнадцать лет. Это невообразимо долгий срок. Неужели у тебя не возникало желания заняться чем-то другим?       — Даже если и возникало, у меня не было возможности для этого, а сейчас я не вижу для себя иного пути, — слуга невозмутимо пожал плечами. — Если бы я не попал на службу в ваше поместье, то погиб бы на улицах. У меня нет ничего, кроме возможности служить вам, а для меня это сродни благословению.       — Мы с тобой хорошие друзья, да? — почему-то шепотом и с некой тоской в груди сказал Сонхва.       Губы Ёсана тронула растроганная улыбка, что натянула невидимые ниточки в груди Сонхва. В горле першило, будто он испил горького напитка.       Герцог Пак исчез, а значит и Ёсан лишился близкого друга в его лице. Сонхва снова ощутил себя не на своем месте.       — С вами все хорошо? — встревоженно спросил камердинер. — Вы побледнели.       Сонхва уныло поджал губы и быстро кивнул.       — Просто немного устал.       — Слишком много потрясений, да? — понимающе протянул Ёсан, ловя благодарный взгляд. — Не спешите. Ваша память восстановится рано или поздно, но я всегда буду рядом, чтобы в любой момент оказать вам поддержку.       Грудь Сонхва болезненно сдавило. Он внезапно заскучал по Кевину, с которым простился, казалось, не так давно на пороге их «Моментов вечности». В носу противно защипало, но юноша не дал себе расклеиться. Он не знает, что происходит и как это повернуть вспять, но обязательно попытается.       — Давайте сейчас поступим так, — бодрым голосом сказал Ёсан, что одним своим существованием в этом мире уже делал Сонхва легче. — Я приготовлю вам ванну с лавандой, чтобы вы расслабились и смыли с себя тяжелое пробуждение. Пока вы будете в купальне, я спущусь на кухню за ужином, а после вы можете спрашивать у меня все, что захотите. Уверен, вопросов у вас немерено.       — Звучит отлично, — благодарно улыбнулся Сонхва.       Камердинер кивнул и направился в ванную комнату набирать горячую воду.       Реставратор задумчиво прикусил губу. Ему нужно воспользоваться этим шансом, чтобы улизнуть из комнаты, пока слуги и стражников нет. Единственная зацепка, имеющаяся у юноши сейчас на руках, это оранжерея, где было найдено бессознательное тело герцога. Судя по темпераменту и поведению Ёсана, добровольно он его туда не поведет, даже если царь неожиданно отзовет свой приказ о закрытии оранжереи, а новые солдаты и того подавно сделают все, чтобы не выпустить своего господина за пределы покоев. Они слышали весь разговор с канцлером от и до и явно сделали для себя кое-какие выводы, а возможно и услышали негласное указание.       Сонхва устало вздохнул и слегка скосил взгляд. Его плечи вздрогнули, стоило глазам упереться в зеркальную поверхность. Человек, которого юноша увидел в отражении, был поразительно похож на него самого. Сонхва даже от удивления замер, с приоткрытым ртом рассматривая себя в зеркале и делая неспешные шаги поближе.       Парень в отражении был облачен в белоснежную рубашку и темные мягкие брюки. Ноги его были босыми, а меж ключиц сверкала золотая подвеска. Черные волосы причудливыми завитками опускались на шею и щекотали уши, пока сверкающие агатовые глаза с интересом скользили по стеклянной поверхности.       Сонхва не мог поверить, что человек в зеркале - он сам. У них с герцогом были одно лицо и телосложение, только чужие руки были гораздо худее и изящнее. Хоть работа реставратором по большей части была сидячая и пыльная, юноша никогда не пренебрегал походами в зал и держал тело в тонусе. Вероятно, его благородного происхождения двойник вел спокойный, не требующий нагрузок образ жизни, раз его запястья выглядели настолько хрупкими. Сонхва даже закатал рукава и провел пальцами по выпирающим косточкам и синеватым венам, впитывая кончиками пальцев жар чужого - уже его - тела.       Ёсан вернулся из ванны неожиданно и своим появлением испугал реставратора. Тот взволнованно прижал руку к груди, ловя ладонью висящую на тонкой цепочке подвеску в виде золотого шарика.       — Ванна готова, господин.       Сонхва благодарно кивнул и подождал, пока камердинер покинет покои. Поднявшуюся внутри волну предвкушения тут же осадил еле слышный щелчок. Недоуменно нахмурившись, юноша спешно подбежал к двери и медленно нажал на ручку. Обреченный стон вырвался наружу сам собой.       — Просто замечательно, — зло прошипел реставратор. — Я вам что, пленник?       Его камердинер, отправляясь за ужином, закрыл за собой дверь на ключ.       Деваться было некуда, а потому возмущенный Сонхва рывком влетел в ванную и принялся яростно вытаскивать из петель мелкие пуговички в надежде на то, что горячая ванна поможет расслабить хотя бы тело, если разум был в таком ужасном беспорядке. Пуговицы поддавались с трудом, и только после того, как третья пала жертвой крепкой хватки и отлетела на мраморный пол, юноша понял, что дрожит. Он поджал губы, не дав нижней постыдно затрястись, и заставил себя дышать ровнее.       — Все нормально, Сонхва, — прошептал он, прикрывая глаза. — Ты не знаешь, что произошло, но обязательно выберешься отсюда. Не бойся.       Он не знал, друзья его окружают или враги, поймали человека, что хотел его отравить, или нет. Как много опасностей висит над телом, в которое он попал? И что вообще за место это такое - царство Элеард?       Сонхва был бы рад никогда не получить ответы на эти вопросы и завтрашним утром проснуться в своей кровати, но для этого предстоит дожить этот день до конца. Поэтому реставратор спешно снял рубашку и отошел к туалетному столику, чтобы положить на него одежду, как взгляд невольно зацепился за собственное отражение. Брови недоуменно взлетели вверх.       — Что это? — у самого себя спросил Сонхва, стоя вполоборота и глядя в зеркало на странное пятно на своей левой лопатке. — Родимое пятно?       У него никогда не было родимых пятен. Очередное, вязкое и противное доказательство того, что тело, в котором он находится, ему не принадлежит, обухом упало на голову.       Нужно выбираться отсюда.       После ванны и сытного ужина Ёсан подхватил пустой поднос и, направляясь к выходу, заверил, что скоро вернется и бояться господину нечего, ведь под дверью уже дежурит Сону. Реставратор оставил при себе свой ехидный комментарий про закрытую дверь. В ожидании камердинера Сонхва отходил несколько кругов по комнате, просмотрел корешки книг на стеллаже и неспешно выпорхнул на балкон, полной грудью вдыхая прохладный вечерний воздух.       Сад выглядел иначе после захода солнца. Всюду были зажжены фонари, освещающие узкие дорожки. На дворцовых стенах кое-где полыхали факелы, и в свете огня можно было заметить бродящую в патруле стражу. Из балкона в покоях Сонхва как на ладони был весь внутренний двор, поэтому он без труда увидел, как закрывались ворота, отрезая дворцовую жизнь от всего городского течения. Он был уверен, что сейчас там, на улицах Юмея, кипит жизнь, отовсюду доносится гул голосов и звуков, но здесь, за стенами дворца правящей династии, стояла мертвая тишина. Только сверчки где-то внизу в кустах изредка подавали признаки жизни.       Сонхва облокотился на остывший камень ограждения и примостил подбородок на ладони, наблюдая небольшое шествие, что выплыло из-за башни с другой стороны внутреннего двора. Свет от фонаря, что нес в руке старик, мелькал в растрепанных от снятого капюшона волосах идущего впереди парня. Сонхва не видел его лица, поскольку тот был слишком далеко, но каким-то шестым чувством осознал, что сейчас незнакомец поднимет голову и бросит взгляд в сторону его покоев, поэтому он чисто интуитивно присел на корточки, снова, как и днем, скрываясь за разросшимся плющом. До его ушей долетали шепотки чужого разговора, но разобрать он смог лишь пару фраз.       — А что толку? По моему велению даже воды Подсовья не высохнут, что уж говорить о чужом повиновении.       Когда Сонхва рискнул выглянуть наружу и осмотреть дорогу, там уже никого не было. В ушах заложило, и только одно слово, как заезженная пластинка, крутилось в голове.       Подсовье.       Он наконец-то вспомнил, где видел двуглавую сову. На форзаце в книге, которую он получил от Ким Кёнмуна на реставрацию.