26 апреля 1986 года, 0:28. На Чернобыльской атомной электростанции проводятся плановые испытания четвертого энергоблока. За исполнением плана следят заместитель главного инженера Дятлов Анатолий Степанович. Мощность реактора упала до 200 мВ, вместо заявленных в протоколе 500. Между сотрудниками ЧАЭС и Дятловым возник спор о продолжении испытания. После непродолжительного спора большинство сотрудников уже не желали вставать поперёк увереного в своей правоте Анатолия Степановича и продолжили испытания
1:19. Уровень воды в реакторе на минимуме, стержни ручного управления выведены из активной зоны и управлять реактором становится невозможно. Дятлов убеждён — возможность происшествия практически невозможна. Но никто не знал, что реактор из-за перегрева стал бомбой замедленного действия и повлиять на это уже невозможно. Эти испытания не окончатся успехом
1:23:04. В ходе запланированных испытаний мощность реактора стала стремительно повышаться. Сотрудники не предали этому значения
1:23:38. Звучит сигнал тревоги. Нарастающая паника сотрудников достигла своего максимума и те потребовали остановить эксперимент. Дятлов выступил против. Система продолжала получать аварийные сигналы о стремительном повышении мощности четвертого энергоблока. Было принято решение ввести стержни ручного управления. Но на их концах находились графитовые наконечники. Они стремительно нагревались при вхождении в реактор
1:24. На четвёртом энергоблоке происходит взрыв. 10 тысяч рентген в час — столько составлял радиационный фон на крыше четвертого энергоблока. При том, что норма радиационного облучения составляет до 50 микрорентген в час. Работать в таких условиях смертельно опасно для жизни и здоровья, но солдаты — срочники, находясь в свинцовых доспехах толщиной в 2,5 мм, расчищали крышу от горящих обломков графита. 31 человек погибли от лучевого поражения в первые три месяца после катастрофы
От 30 до 200 тысяч человек погибли от рака, вызванного последствиями чернобыльской катастрофы
Мирный и тихий сон Родиона прервал неожиданный звонок. Тихо выругавшись под нос, Вышгородский взял трубку, и напуганный до смерти голос на том конце провода тут же привёл его в бодрое состояние. Это был Алексей, и его последующие слова разделили его жизнь на до и после
— Родион, произошла катастрофа!.. Четвёртый энергоблок… — тут Алексей зашелся в ужасном кашле, словно его выворачивало наизнанку. Единственное что смог разобрать Вышгородский это «взрыв», «пожарные» и «йод»
— Лёша, я не понимаю что произошло. Какой взрыв, какой йод? — Родион хотел верить что это лишь кошмар его друга, но серьёзный голос парня на том конце провода говорил об обратном
— Сейчас на четвёртом энергоблоке горит крыша, а над ней, буквально на пару минут, было видно свечение. Дозиметр просто зашкаливает! Срочно прими йод, и закрой форточку! — голос на том конце стал снова не разборчивым и последнее что услышал Родион было «Позвони Киеву и оставайся дома», после звонок оборвался, оставляя парня в состоянии нарастающей паники
—
Четвёртый энергоблок, горит крыша… Раз Лёша говорит о катастрофе и о АЭС в одном предложении, значит наши дела плохи… Надо срочно звонить Дмитрию Олеговичу!
Родион тут же снова потянулся к телефону, дрожащими руками набирая номер Киева. Плевать, что на улице ночь и ему возможно грозит выговор, но от этого звонка зависели жизни сотни тысячи человек. Пока на том конце провода были слышны лишь чёткие гудки, Родион пытался найти в своей аптечке йод. Благо когда то давно Лёша объяснил ему для чего ему когда нибудь мог пригодиться йод, кроме того, чтобы обработать рану. Но лучше бы эти знания так и никогда и не пригодились бы на практике. Тихо выругавшись под нос, Вышгородский все же принял необходимую дозу и прислонил к уху аппарат. Днепровский все же ответил на звонок и судя по голосу он был далеко не рад такому пробуждению. Не тратя время на извинения, Родион сразу перешел к делу, стараясь говорить более менее разборчиво, но на повышенных тонах
— Дмитрий Олегович! Четвёртого энергоблока нет! В Припяти сейчас запредельный уровнень радиации! Необходимо срочно объявить эвакуацию населения! Необходимо эвакуировать людей… — грозный голос Киева заставил Чернобыль на некоторое время замолчать
— Родион Вышгородский, вы хоть понимаете который час на дворе? — после недолгой паузы Дмитрий продолжил свой монолог — Я считаю что вы зря поднимаете панику. Я лично проверил этот отчёт трижды, и я уверен в том, что эти испытания должны были пройти успешно. А теперь, будьте добры, успокойтесь и ложитесь спать
— Но, Дмитрий Олегович!.. — Родион понял, что больше его слушать не будут и положил трубку. Все ещё находясь в состоянии паники, Родион судорожно вдыхал и выдыхал воздух через стиснутые зубы. При всем желании он не мог сейчас поехать в Припять — мало кто согласится отвезти его в такую тьму. Осталось лишь дождаться утра и звонка от Алексея что авария ликвидирована и все встанет на свои места. Но он не знал что это лишь начало конца и ничто уже не станет как прежде
Утро 26 апреля 1986 года, многие жители Советского союза готовятся к майским праздникам и большим выходным. Но жители Припяти и Чернобыля не знали, какая катастрофа произошла прошлой ночью и как ни в чем не бывало гуляли по улицам, дети играли в парках и веселились, пока невидимая радиация распространялась и отравляла все вокруг
Всю ночь Родион не сомкнул глаз в ожидании сообщения от брата, и лишь когда на горизонте начало подниматься солнце на телефон поступил долгожданный звонок. Находившийся в это время на кухне и пьющий кофе Вышгородский, услышав звонок, чуть не выронил кружку из рук и сразу побежал в комнату. Стоило ему услышать знакомый, но хриплый голос Припяти с груди Родиона словно валун свалился, отдаваясь лёгкой волной облегчения
— Лёша, что с тобой? Что с АЭС? Я звонил Дмитрию Олеговичу, но он даже слушать меня не стал! Он посчитал что я раздуваю панику на пустом месте!
— Блять… Родион, все очень серьёзно. Мы допустили ошибку и уровень радиации повышается — в этот момент Алексей стал задыхаться в сильном приступе кашля. Спустя пару минут Алексей смог говорить, но его голос стал очень хриплым — Я отправил своих экспертов в Киев, надеясь что они получат разрешение на эвакуацию. И им отказали. Но я не могу лично со своим правительством объявить эвакуацию. Сотни тысяч жителей уже получили зашкаливающую дозу радиации. И я тоже… — громкий шум на том конце подсказал Родиону что его собеседник упал и выронил аппарат из рук. Сердце Вышгородского упало в пятки. Нет, он не может умереть!
— Лёша! Лёша, ты меня слышишь?! — из за слишком долгого разговора на повышенных тонах и возможного воздействия радиации Родион начал надрывисто, словно лая, кашлять. Кашель драл когтями горло и вскоре он перешёл в кашель с кровью. Чуть успокоив дыхание, Родион почувствовал на языке металлический вкус крови и вытер капли возле уголков рта. Дело дрянь, а без вмешательства Киева все может стать ещё хуже
Весь последующий день Родион провел как на иголках. Спустя пару часов после звонка Припяти ему позвонил врач и сказал что состояние парня очень нестабильно и что тот не приходит в сознание, но его жизни ничего не угрожает. Это лишь немного успокоило безумно колотящееся сердце Родиона, и тот лишь попросил следить за его состоянием и в случае чего сразу звонить ему. Ещё раз досаждать Киеву он не стал, он уже понял что это бесполезная затея. Договориться со своим правительством тоже не получилось, сославшись на то, что такие масштабные действия нельзя проводить без согласования с верхушкой. Показания радиации в городе и пригородах били все возможные нормы, но чтобы не сеять панику среди простых жителей Припяти верхушка приказала не разглашать любую информацию о случившемся на ЧАЭС. Села около Припяти и Чернобыля уже были осведомлены о нынешней ситуации, но это максимум что они могли сделать. Кровавый кашель с каждым часом становился все сильнее, и постепенно начал пропадать голос. А слабость и нарастающая головная боль не позволяли Родиону встать с кровати. Время перевалило за 5 вечера когда раздался телефонный звонок. Еле держась на руках, Родион сел на кровати и ответил на звонок. На том конце провода послышался голос Дмитрия
— Родион? Я получил от Москвы приказ о эвакуации людей из близлежащих территорий к ЧАЭС и в том числе из Припяти. Ситуация уже выходит из-под контроля и мы никак на это не можем повлиять. Я не смог дозвониться до Алексея, может у тебя это получится? Только сделать это надо срочно
Бесконтрольная ярость нахлынула волной на обессиленного Родиона. Он понимал, что в данной ситуации важно сохранять спокойствие и не злить столицу, но спокойствие в его голосе стало искрой у пороховой бочки, коей и являлся сейчас Вышгородский. Не боясь какого либо выговора или возмущения соседей, Чернобыль начал говорить на повышенных тонах, насколько позволял севший голос
— Да что вы говорите, Дмитрий Олегович! Вы сами мне вчера сказали не поднимать панику и успокоиться, а теперь, блять, говорите мне эвакуировать население?! А дозвониться до Алексея вы не смогли, потому что он, скорее всего, лежит при смерти без сознания, по вашей вине! Если бы вы послушали нас, экспертов из Припяти, то возможно этого всего не было бы!.. — надрывистый кашель прервал гневный монолог Родиона, лишь немного остужая его пыл. На его глазах навернулись слезы — не то от боли, раздирающей грудь и горло, не то от беспокойства за брата и за его жизнь
— Родион, остуди свой пыл и послушай меня. Я сообщил администрации Припяти и Чернобыля о приказе из Москвы, завтра к двум часам будут поданы автобусы к домам и будет объявлена эвакуация. Тебе скорее всего тоже придётся уехать
— Нет! Я останусь! Даже если я исчезну, я все равно останусь здесь, рядом с Лешей! Я не оставлю его здесь одного!
Днём, 27 апреля 1986 года, в 2 часа дня по местному времени к домам Припяти и Чернобыля были поданы автобусы для эвакуации населения. Люди оставили множество вещей дома, взяв только самое необходимое. Они не думали, что покидают свои дома навсегда. Они не знали, что их родной город, в котором кипела жизнь теперь будет заброшенным напоминанием страшной людской ошибки, погубившей множество людей. Спустя несколько десятилетий это место станет известно как Зона отчуждения, доступное лишь животным. Теперь ничто уже не напоминало, что почти 40 лет назад в этом месте был процветающий город, где тут и там бегали дети, играя в догонялки, гуляли подростки, разговаривая о новых видеоиграх или модных журналах. Теперь это место, где застыл Советский Союз, где природа снова стала диктовать свои правила и порядки. Родион тоже сильно изменился. Хоть и бытует мнение, что города — призраки бесследно исчезают, Родион и Алексей были исключением из правил. Для простых людей и работников Зоны отчуждения они действительно были невидимы. Но для городов они были видны, в этом Родион убедился когда спустя несколько лет после аварии он встретился с Дмитрием. Для Киева это стало открытием что он видит город — призрак, но сам Вышгородский видеть столицу нового государства не желал. Повышенный радиационный фон сделал все за него и как только показатели дозиметра стали превышать норму, Днепровский поспешил распрощаться. Вышгородский сильно изменился — сильно похудел, некогда светлые лиственно — зелёные глаза стали слегка сероватыми, практически сливающимися с цветом белка глаза, а на лице застыло отчаяние. Глядя на Родиона было крайне трудно сказать что в этом теле ещё теплится маленький огонёк жизни, настолько слабый, что его возможно задуть одним лёгким дуновением ветра. Все его тело покрылось тёмными пятнами, а кровавый кашель стал вечным спутником парня, красные подтеки от которого всегда были в уголках губ парня. Все тоже самое можно сказать и про Алексея, только его состояние было в несколько раз хуже из-за непосредственной близости к ЧАЭС. Но в нем также ещё теплился маленький огонёк жизни
Медленно проходя по улицам заброшенного города, Родион получил на свой телефон сообщение от Лёши. Пожалуй, телефон, который он и его брат получили от Киева, единственное чему был рад Вышгородский
Сообщение от: Лёлик
Родя, я уже прошёл блокпосты. Подходи к главной площади
13:54
Хорошо, уже иду
13:54
Уже прибавив шаг, Родион поспешил на главную площадь. Не заметить Алексея, стоящего возле не работающего фонтана было бы сложно. Подойдя к парню, Родион пожал ему руку и по — дружески закинул руку ему на плечи. Обменявшись приветствиями, братья продолжили путь по улицам заброшенного города
— Смотрю, ты словно похорошел с нашей последней встречи — Родион подметил изменения во внешности брата. Он уже меньше напоминал призрака своей бледной и почти прозрачной кожей, в карих глазах можно было заметить маленький яркий огонек
— Ага. Как ЧАЭС накрыли НБК количество радиоактивных выбросов сократилось. Спасибо за это Дмитрию Олеговичу — как только Леша произнес имя Киева, все внутри Родиона сжалось от ненависти. Хоть сейчас с ними все относительно хорошо, но он никогда не сможет забыть того безразличия в голосе столицы, когда тот сообщил о взрыве на ЧАЭС. Из-за закипающей внутри злобы в горле Родиона встал ком и тот начал сильно кашлять кровью. Стоявший рядом Лёша быстро подхватил брата, не дав ему упасть и посадил его на ближайшую скамью
— Спокойнее, Родя, спокойнее. Я понимаю твою ненависть к Киеву, но сейчас это в прошлом — почувствовав на себе грозный взгляд старшего Вышгородский поспешил добавить — Я знаю, знаю. Но сейчас Дмитрий Олегович даже на пушечный выстрел к тебе не подойдёт, поэтому не стоит ухудшать и так твоё запущенное состояние, ладно?
— Ладно — ладно, я запомнил — глубоко вдохнув и выдохнув, Родион поднял свой полуслепой взгляд на затянутое тёмной дымкой небо. Казалось, что вот вот пойдёт сильный дождь, но яркое солнце все ещё светило сквозь тёмную пелену. Опустив свой взор на землю, внимание Родиона привлекла полынь, которая росла абсолютно везде. В его голове тут же всплыли строчки и небольшого стихотворения, которое он услышал от работников Зоны отчуждения
— Выйду в степь, в раскаленную синь —
Я не ведал ране, что словом «чернобыль»
Называли славяне полынь
— Вау, сам придумал? — Вышгородский лишь тихо усмехнулся в ответ на слова брата
— Подслушал у работников. Они часто подобное рассказывают. Интересно их послушать, все равно я для них невидим
