Не она

      Кано подвёл Аяно.       Однажды ночью он встал попить воды. Дверь в комнату Аяно была приоткрыта, а через щель в проёме виднелась полоса тусклого света. Когда он проходил мимо, послышался звук, который заставил парня замереть на месте. Этот звук он не спутал бы ни с чем. Его сестрёнка плакала.       Кано не любил видеть чьи-то слёзы. В его понимании они были равны бессилию. Он не мог помочь, когда кто-то плакал. Обычно этим занималась Аяно, но в этот раз она сама нуждалась в утешении.       Кано хотел пройти мимо, но понимал: он не сможет уснуть, зная, что за стеной плачет Сестрёнка. Тогда, когда рядом не было больше никого.       Сглотнув, Кано открыл дверь в её комнату.       С этого момента всё пошло под откос.       К тяжести потери Мамы (уже второй мамы, подумать только) прибавилась тяжесть бремени, что могли нести лишь двое: Кано и Аяно. Всё стало таким сложным. Он был вынужден притворяться сестрой, ходить в школу вместо неё, общаться с её друзьями, а после пытался помочь с расследованием и смягчить отчаяние своей Героини.       Но всё… было тщетно. «Прости, Шуя. Мне очень страшно», — сказала Аяно прежде, чем соскользнуть с ржавых перил. В свои последние мгновения она плакала с дрожащей улыбкой на лице. Последним звуком, что она слышала при жизни, был неистовый крик её брата…       «Притворись её трупом», — приказал ублюдок-змей, отобравший отца у четырёх сломленных детей. После его слов у Кано возникла безумная мысль, и он вцепился в неё, как в якорь.       Он притворялся Аяно уже кучу раз, верно? Казалось, он узнал каждую частичку её фасада и даже иногда видел сквозь него. Они двое были на самом деле похожи.       Так, возможно, у Кано получится выдать себя за неё?

***

      Это оказалось сложнее, чем он думал. Да, они с Аяно были похожи. Оба были лжецами, скрывали от других свои переживания. Кано думал, что достаточно хорошо знает Аяно, чтобы выдавать себя за неё. Что ж, он переоценил себя.       Аяно любила заплетать волосы Цубоми, а Кано не делал такого никогда. Аяно массажировала папе плечи, когда он уставал на работе, а Кано такого не умел. Аяно озвучивала персонажей комиксов для Коскэ, а Кано никогда не смог бы сделать это так, как она. Она была незаменима.       Все видели изменения, но не догадывались о том, что происходило на самом деле. Это казалось Кано чудом, но не особо радовало… Они были слишком подавлены, а странности Не-Аяно списывали на горе. Ведь они думали, что их брат и сын, Кано Шуя, мёртв.       Было бы тяжелее, продолжи Не-Аяно ходить в школу. Постоянная сосредоточенность утомляла, а необходимость взаимодействовать с людьми в школе отнимала бы ещё больше сил. Но этого делать не пришлось. Змей оформил для Не-Аяно домашнее обучение. Неизвестно, что произошло с тем грубым одноклассником настоящей Аяно, как и то, почему он не пытался связаться с ней. Где бы он ни был, Кано сомневался, что ему хорошо…       Змей, по сути, покрывал его ложь. Сказал, что жизнь перестаёт быть такой скучной, когда наблюдаешь за актёрской игрой Кано. Было тошно думать о том, как эти двое становились подельниками. Кано ненавидел думать о том, что все они — его игрушки. Впрочем, он ненавидел почти все свои мысли.       Кано так, так плохо знал Аяно…       Он горевал по ней, а остальные оплакивали его. Их горе было удивительным для Кано, но он без проблем разыгрывал на лице Не-Аяно все эти «люблю» и «скучаю». Только потому, что так надо. Он не мог скучать по самому себе, верно?       Не-Аяно и плакать могла. Так, как настоящая Аяно плакала в ту ночь, когда раскрыла правду своему младшему брату.       В какой-то степени слёзы Не-Аяно хорошо действовали на остальных. Даже терапевтично. Все знали, что могут прийти к Не-Аяно и облегчить тяжесть на сердце, поплакав вместе с ней. Кано был рад этому.       Они говорили, что скучают, хотят вернуть, хотят умереть. Коскэ спал на кровати Кано и носил его вещи, потому что на них остался его запах. В какой-то момент Цубоми осветлила свои прекрасные зеленоватые волосы и стала похожа на Кано. Он был растерян и расстроен всем этим.       Он так и не смог понять, почему члены его семьи так вели себя. Они лгали друг другу, втайне ненавидя Кано? Может, они уже раскрыли его и планировали месть? Или верили и действительно скорбели?       Видели ли они в нём хоть что-то хорошее? Был ли он нужен им?       Стоило ли ему начинать всё это?       Кано верил, что это к лучшему. Плевать, что слёзы разъедали кожу. Плевать на постоянную боль в груди и ком в горле. Кано знал, что всё это к лучшему. Они были бы сломлены гораздо сильнее, если бы узнали правду. Да и пути назад уже не было… Если семья Кано до сих пор не ненавидела его, то в случае разоблачения точно стала бы.       В глубине души лжец понимал, чем всё кончится, но упрямо отрицал это и тянул время, как мог.       Самая большая угроза существованию Не-Аяно, как и любой другой его маски, — боль. Кано старался быть максимально аккуратным в движении. Даже брызги раскаленного масла со сковородки могли его выдать. Но он справлялся! Хорошо, что существуют фартуки… Прошёл месяц, два, три. Несколько раз его секрет был под угрозой, но раскрытия удавалось избежать. Всё-таки, ему было ради кого стараться.       Кано потерял аппетит и страдал от бессонницы с самого начала этой лжи. Время шло, и ему становилось труднее держать образ под контролем. Все замечали, что «сестрёнка» теряет хватку, и старались помогать ей. Кано злился на себя за это. Он видел, как Цубоми перебарывала страх огня и училась готовить. Как Коскэ, несмотря на его нелюбовь к людным местам, нашёл подработку и стал ходить за продуктами в магазин.       Кано чувствовал, что его брат и сестра развивались. Ради той, кого считали старшей сестрой. Из-за того, кто, в отличие от них, оставался таким же грязным лжецом, каким был всегда.       Сегодня Не-Аяно заявила, что будет готовить сама целый день. Забавно, как совесть проснулась в Кано именно тогда, когда дело дошло до ухода за домом. Проводив отца на работу, Не-Аяно с уверенной улыбкой вошла на кухню, чтобы начать.       Когда последние ингредиенты отправились в кастрюлю, Кано в ожидании откинулся на спинку стула. Как ни странно, процесс приготовления обеда расслаблял. Кухня заполнилась уютным теплом. Тихое шкворчание еды на плите звучало приятно.       Кано задремал, сам того не заметив.       Он резко дёрнулся, когда пищание таймера оповестило его о готовности обеда. Не-Аяно вскочила со стула и бросилась выключать огонь на плите, немного оступившись в процессе. К счастью, она восстановила равновесие достаточно, чтобы не упасть и не опрокинуть кастрюлю. К сожалению, этого было недостаточно для избежания боли. Не-Аяно (и Кано вместе с ней) коснулась предплечьем края горячей кастрюли.       Кано рефлекторно взвизгнул и отдёрнул руку. Шипя, он всё же выключил огонь на плите. После этого он спохватился: маскировка исчезла. И, как бы ни старался, он не мог снова надеть маску. Боль от ожога слишком отвлекала. У Кано всегда была тонкая и чувствительная кожа…       Конечно, шум обеспокоил находящихся дома подростков. Первой прибежала Цубоми, потом — Коскэ. Вместо сестрёнки они увидели исхудавшего, паникующего и совершенно не мёртвого Кано.       Его ложь наконец раскрылась… И он был очень напуган этим.       Пару секунд все трое молчали и ошеломлённо смотрели друг на друга, пытаясь понять, что происходит.       — Я… могу всё объяснить… — Кано сглотнул. — Аяно… она… покинула нас… а я просто… хотел… как лучше… — сбивчиво и заикаясь он бормотал оправдания, в ужасе переводя взгляд с побледневшего Коскэ на перекошенное лицо Цубоми. — Она важнее… меня…       — Заткнись! — крикнула девушка, подходя к нему и хватая за воротник футболки.       Было бы лучше, если бы она ударила Кано, как делала это обычно, когда расстраивалась из-за него. Он молил о том, чтобы она ударила его. Чтобы не говорила ничего. Но Кано знал, что такой монстр, как он, не имеет права молить о чём-то.       Цубоми не ударила его. Она притянула его к себе за футболку и покраснела от… гнева?.. Обиды?.. Ненависти? Да. Похоже, она возненавидела его окончательно и бесповоротно.       Кано не мог смотреть в её преданное лицо; на её теперь жёлтые, точь-в-точь как у него, волосы… Поэтому просто зажмурил глаза и постарался дышать ровно.       — Мне не нужны твои оправдания. Я уже поняла, что ты сделал… Как ты посмел?! Ты собирался всю жизнь нас обманывать? Мы думали… — начала она задушенным голосом, но не смогла договорить. Кано пытался продолжать дышать через вину, сдавливающую внутренности до боли.       Цубоми стиснула зубы до скрежета и затряслась.       — Ты даже в глаза мне посмотреть не можешь… Я ненавижу тебя! — она оттолкнула его и с силой треснула кулаком по кухонному столу, заставив Кано вздрогнуть. После этого девушка в спешке покинула комнату.       На кухне остались Коскэ и Кано. Оба стояли в оцепенении, не решаясь заговорить друг с другом.       Казалось, что если сейчас Кано шевельнёт хоть одним мускулом, то мгновенно рассыпется. В голове проигрывались сценарии, в которых Коскэ следом за сестрой уходил и оставлял его одного. Это было бы больно, мучительно больно, но виделось самому Кано правильным.       Он мог сделать для Аяно больше, когда она была жива, или хотя бы не следовать импульсу, что подстёгивал его солгать в очередной раз. Он не должен был отрицать смерть сестрёнки, не должен был затевать всё это. Он хотел признаться им много, очень много раз. Но он жалкий трус и вряд ли решился бы раскрыться, если бы не воля случая.       Его должны были ненавидеть. Он искренне верил в это, но не хотел оставаться один. Грязный лжец. Жалкий трус. Он опорочил жертву Аяно. Он должен был быть наказан, но не хотел, чтобы от него отворачивались.       Ему было очень жаль.       Он так запутался.       Внезапно весь мир содрогнулся. Что-то тёплое обхватило костлявые плечи Кано. Это Коскэ обнял его.       — Почему ты… обнимаешь меня? — спросил Кано смущающе мокрым голосом. — Ты, должно быть, ненавидишь меня.       — Нет, не ненавижу! — у Коскэ был такой же мокрый голос, но в нём чувствовалось что-то вроде упрямства.       В ответ на это Кано издал истерический смешок.       — Я выдавал себя за нашу мёртвую сестру больше трёх месяцев. И даже не извинился. Разве не хочешь меня ударить? Говоришь, что не ненавидишь меня… но это ложь, не так ли?       — Не тебе об этом говорить, — парировал Коскэ. Кано пристыженно замолк. — На самом деле, кое в чём ты прав… Я хочу ударить тебя. Мы думали, что ты умер. Горевали! Но теперь оказывается, что ты был здесь всё это время… А сестрёнки… не было. И не будет. Это очень больно и сбивает с толку. Но это не значит, что я ненавижу тебя. И Цубоми… Она не имела ввиду то, что сказала. Т-ты же знаешь, какая она импульсивная!.. Мы любим тебя. И всегда будем любить. Несмотря ни на что. Прости, если мы заставили тебя сомневаться в этом.       Кано, по чьему лицу медленно катились слёзы, ошеломлённо начал дрожать и зарыдал с удвоенной силой. Почему Коскэ извинялся перед ним, когда это Кано должен был просить у него прощения?       — Я знаю, что тебе жаль, и мне хватает этого, чтобы простить тебя, — парень отстранился с грустной улыбкой и мокрыми щеками. Его глаза горели красным. — Я слышал твои мысли. И… и о нём тоже. Прости… Но ты правда не должен был скрывать всё это от нас! Это слишком тяжёлый груз, чтобы нести его одному. Но… сейчас я знаю правду! — парень схватил брата за плечи. — Мы объясним всё Цубоми! И! И… обязательно что-нибудь придумаем! Вместе.       — Ты такой оптимист… — Кано выдавил слабую улыбку и уткнулся лицом в шею Коскэ, задаваясь вопросом, когда тот успел так вырасти.       Они оба плакали в объятиях друг друга, как маленькие дети. Никто из них не знал, как рассказать правду папе и что делать дальше. Но всё было нормально. Ведь теперь они могли разобраться со случившимся вместе.