худший день в году

Неслышно пробираясь по улицам Бостона, Коннор надеялся лишь на одно: его информатор не ошибся насчёт появления Ли в указанном месте. Проклятая крыса чувствовала приближение неминуемой смерти и носу не казала, скрываясь в одном из многочисленных убежищ. Но сегодня тамплиеры должны были заключить сделку с боссом одной из крупных бандитских группировок, а Ли выступал парламентером, так что появился хороший шанс расквитаться с ублюдком. Коннор шевельнул пальцами левой руки, ощущая давление наруча со скрытым клинком. Он надеялся убить врага именно так, это ощущалось правильным. Однако и револьвер он с собой прихватил, на случай непредвиденных обстоятельств. Коннор рассчитывал только на одно убийство, бандиты его не очень-то интересовали. Пока что. Впрочем, существовала вероятность, что это всё — огромная, не очень-то замысловатая, грубо спланированная ловушка. Уж слишком легко досталась информация, да и тамплиеры не особо скрывали свои планы. Подозрительно, как ни крути. Здравый смысл в конце концов отступил перед жаждой мести, и Коннор сам не заметил, как до места встречи остался один квартал. Следовало быть особенно внимательным на таком небольшом расстоянии, и он нырнул в тень ближайшего вяза, оценивая обстановку. Прохожих в такой поздний час было мало — несколько подростков, громко смеющихся и украдкой глотающих алкоголь, пожилой мужчина в старомодной шляпе, женщина с огромными сумками… Ничего интересного. Коннор свернул в нужный переулок, огляделся ещё раз и подпрыгнул, чтобы достать до нижней перекладины пожарной лестницы. Преимущество в виде широты обзора никогда не помешает, да и напасть сверху будет самым оптимальным вариантом. Коннор перелез через ограду и осторожно прошёлся по крыше, прислушиваясь. Тихо, особенно для такого шумного города, как Бостон. Краем глаза индеец заметил какое-то движение и среагировал практически мгновенно, и удар ножом получился скользящий — только пропорол куртку и футболку, оставив длинную царапину на рёбрах. Отскочив, Коннор разглядел противника — широкоплечий, бритый наголо мужчина лет сорока с испещренным шрамами лицом. Судя по выправке и особенному ножу, бывший военный. Неприятно, но не так уж неожиданно. Оценив свои и чужие возможности, Коннор пошёл в наступление. Соперник двигался ловко, но не так быстро и использовал в основном преимущество в массе и силе. «Наверное, бандиты послали сторожить тылы», подумал индеец, уворачиваясь от очередного выпада. «Или шестёрка тамплиеров… Кто их разберёт». Ему не нравились ни те, ни другие. Точнее, большинство. При мысли о том, что с переговорщиками может появиться Хэйтем и помешать расправиться с Ли, Коннор споткнулся и упустил возможность блокировать удар. Молчаливый противник без особого торжества пнул Коннора в живот, да так, что тот отлетел к самому краю и как следует приложился затылком о парапет. Перед глазами заплясали разноцветные искры, голову пронзила обжигающая боль. Пару секунд Коннор пытался сфокусировать взгляд, потом сумел сконцентрироваться и продолжить бороться. Головная боль никуда не делась, просто отошла на задний план. Гораздо важнее сейчас было добиться задуманного, и никакие травмы и второстепенные стычки не могли этому помешать. Коннор улучил момент и вырубил надоедливого противника, слегка его придушив. Вытерев пот со лба и немного отдышавшись, он отправился в пункт назначения, надеясь, что незапланированная драка не стала причиной опоздания. До заявленного времени оставалось несколько минут. Коннор пришёл вовремя, но больше никого поблизости не наблюдалось. Опаздывают? Или же их предупредили? Понемногу накатывала тошнота, и устоять на одном месте становилось всё сложнее. — Зря ты пришёл, — раздался знакомый голос, и Коннор чуть не взвыл от осознания того, что его худшие предположения оправдались. — Хэйтем… — процедил он сквозь зубы. Отец юркой тенью выскользнул из-за угла. На его губах играла привычная самодовольная ухмылка. — Меня сдали, да? — индеец переступил с ноги на ногу, просчитывая возможные исходы этой встречи. Всё идёт наперекосяк, начиная с утра, самый худший день за последнее время. — Не нужно обладать сверхразумом, чтобы догадаться о твоём появлении, — фыркнул старший Кенуэй. — Вот что, мальчик: я не позволю тебе в очередной раз вмешаться и испортить тщательно спланированную операцию. Твои попытки убить моего секретаря смешны донельзя. — Ты меня не остановишь, — упрямо заявил Коннор, принимая боевую стойку. Хэйтем тяжело вздохнул и снял пиджак, повесив его на низкий деревянный забор. На его лице отразилось искреннее сожаление, и Коннор слегка удивился данному явлению. Хэйтема было проще пристрелить, чем добиться выражения эмоций. Видимо, сегодня что-то изменилось. Впрочем, размышлять над этим не было времени. — Значит, по-хорошему ты не понимаешь, — магистр тамплиеров напал первым, метким ударом в нос выведя Коннора из боя на несколько секунд. — Я много раз объяснял тебе, почему Ли важен, но ты, как всегда, не слушал, — ещё один удар, на сей раз в скулу. — Ты тоже меня не слушал, Хэйтем, — Коннор наконец собрал мысли в кучу, увернулся и взял реванш, приложив отца об дерево. — Ли — беспринципный ублюдок, убивающий по прихоти, разве ты не видишь? Моя мать — не единственная, кто погиб от его руки. А ведь ты любил её. И всё равно держишься за эту мразь, прикрываясь мнимой полезностью для ордена. — Дзио погибла не из-за него, Коннор. Я уже говорил, — нервно ответил Хэйтем, парируя выпад индейца. Было заметно, что слова Коннора ощутимо задели его за живое. — Это он тебе сказал? — издевательски поинтересовался Коннор, у которого перед глазами всё плыло не только из-за головокружения, но и из-за жгучей ярости, заполонившей грудь. — Ты говорил о доверии между нами, но не желаешь принять правду и увиливаешь от неё, как можешь. — Хочешь сказать, что ты объективен? — язвительно хмыкнул старший Кенуэй. — Ассасинские догматы не позволяют тебе видеть дальше собственного носа. И ты проиграешь, Коннор, потому что слишком верил не тем людям. — Неужели? — рыкнул Коннор, окончательно теряя самообладание, и навалился всем телом на Хэйтема, заламывая ему правую руку за спину. Он мог бы поклясться, что слышал отчётливый хруст ломающейся кости. Хэйтем сдавленно вскрикнул, но из последних сил пнул Коннора, высвобождаясь из хватки. — Ах ты… Гадёныш, — прохрипел он, держась за разрывающееся от боли запястье. — Ты, кажется, хотел, чтобы мы общались на одном языке, отец, — мстительно заметил ассасин. — Думаешь, что тебе всё дозволено? — Хэйтем пригнулся к земле, словно хищная кошка, и Коннор с запозданием понял, что раненый зверь куда опаснее, чем здоровый. Прыжок, удар и вспышка, забравшая сознание. Теперь уже надолго. Коннор погрузился в вязкую чернильную тьму, распадавшуюся на отдельные кляксы, ползавшие по всей периферии зрения, выпускавшие ложноножки, касаясь лица. Глухо слышались отдалённые голоса, странные хлопки, топот. Потом подул ветер, подхватил Коннора и унёс, словно пожухлый лист в ноябре. Впрочем, Коннор так себя и чувствовал — пустым, хрупким и лёгким. Оставалось окончательно поддаться забытью и раствориться в нём навеки. *** Ощущать собственное тело было… Непривычно. Коннор отвык от этого настолько, словно провёл в пустоте не одну тысячу лет. И теперь приходилось заново учиться тому, как шевельнуть хотя бы пальцем. Веки были словно каменные. Попытавшись приподнять их, Коннор тут же пожалел — ослепительно яркий свет резанул по глазам, заставив зажмуриться. Тут же гранатой разорвалась в затылке боль, ожгла череп раскалённой лавой, и индеец застонал. — Очнулся наконец, — произнёс хрипловатый, недовольный голос, и Коннор предпринял очередную попытку по открыванию глаз. Она была более удачной, чем предыдущая, но недолгой. Этого хватило, чтобы различить нависший над ним силуэт. Затем пришлось снова вернуться в мягкий красноватый сумрак. — Где я… — протянул Коннор, осторожно шевеля пальцами рук поочерёдно. — В безопасном месте, — ответил тот же голос, и Коннор изо всех сил напрягся, чтобы сообразить, кто же рядом с ним. Любая мысль причиняла боль, и он по крупицам собирал цельную картинку. Постепенно из омута памяти всплывали отдельные моменты, дополняя друг друга. — Хэйтем, — подытожил Коннор и попытался рывком встать. Опрометчиво, потому что от очередной волны боли, казалось, треснет череп. Чужая рука опустила его обратно на подушку. — Далеко собрался? У тебя сотрясение мозга, причём весьма серьёзное. Так что, будь добр, соблюдай постельный режим, — нотки раздражения в голосе отца представлялись Коннору ворохом игл. — Я здесь не останусь, — прохрипел он, заерзав. — Поверь, для меня твоя компания тоже не так уж приятна. К сожалению, мы здесь застряли, причём надолго, — фыркнул старший Кенуэй. — Нет, конечно, ты можешь попытаться сбежать. Заключим пари на количество шагов, которое ты пройдёшь, прежде чем упадешь и набьешь очередную шишку на свою тупую башку. Что ж, моя вина в нашем положении несомненна, но и ты хорош. Сломал мне запястье со смещением. Мы теперь оба беспомощны, как котята. Коннор прищурился и после некоторых усилий разглядел на руке тамплиера гипс. Он решил не говорить отцу, что получил травму до встречи с ним. Пусть его мучает совесть, если она у него вообще есть. — А ещё за нами охотится весь Бостон, да Нью-Йорк в придачу. Надеюсь, ты рад сводке новостей, дорогой сын, — ядовито сказал Хэйтем. — Пошёл ты, — еле слышно отозвался Коннор и отвернулся к стене, показывая, что разговор окончен. — Приятно было пообщаться, — тамплиер хмыкнул. — Когда захочешь обезболивающего — позови. Может быть, я приду. А может, и нет. И он ушёл в дальний конец конспиративной квартиры, в небольшую комнату с письменным столом и внушительным книжным шкафом, занимающим две трети пространства. Хэйтем понимал, почему Коннор злился. Мир оказался гораздо более жестоким, неприглядным и неподатливым, чем он рассчитывал. Что до их в высшей степени необычного союза… Хэйтем и сам не знал, зачем продолжал за него держаться. Коннор готов умереть за свою цель, похвально, конечно, но не в нынешней ситуации. Пытаться его образумить и дальше? Скорее всего, усилия будут напрасны. Так почему было не закончить всё в том переулке, вогнав ассасину в горло скрытый клинок? — Глупый мальчишка, — пробормотал Хэйтем. Он включил ноутбук, который подогнал ему знакомый программист по пути в убежище, и зашёл во внутреннюю сеть Абстерго. Дел было невпроворот, и руководство не волновали возникшие проблемы. Коннор сейчас совершенно безвреден, так что можно в кои-то веки заняться работой. Впрочем, спокойствие не затянулось надолго. Вскоре Хэйтем услышал, как Коннор ругается, не стесняясь в выражениях и смешивая английский и своё наречие. — Пытается справиться самостоятельно, — сказал сам себе старший Кенуэй. — Ну-ну. Вероятно, с его стороны было достаточно жестоко бездействовать, пока сын изнывает от боли. Но и немного проучить его тоже стоило. Услышав приглушённый звук падения тела, Хэйтем решил, что время пришло. Коннор обнаружился на полу, скрюченный и зажмурившийся. — Хэйтем, помоги, — прохрипел он. — Мне… Плохо. — Попроси как следует, и получишь обезболивающее, — сообщил Хэйтем, опустившись рядом. — Я жду. Коннор скрипнул зубами. — Тебе не кажется, что ты несколько запоздал с моим воспитанием? — Можешь злиться, сколько влезет. Я никуда не тороплюсь, — тамплиер усмехнулся. — Или ты переступишь через свою гордыню, или страдай дальше. Коннор хотел было ответить что-нибудь ядовитое, чтобы уесть Хэйтема его же оружием, однако очередной приступ боли смел эти планы подобно волне прибоя. — Ладно… — он шумно выдохнул, собираясь с силами. — Пожалуйста… — Другое дело, — звук шагов отдалился, затем раздалось шуршание блистера, и Коннор почувствовал, как чужие пальцы сжали его челюсть, приоткрывая рот и вкладывая туда таблетки. — Теперь запей. Только не подавись. Мой врач сказал, что должно подействовать через двадцать минут. — Какая же ты сволочь, Хэйтем, — сказал Коннор, с трудом проглотив таблетки и снова улегшись на пол в ожидании облегчения. — Да-да, и Кеннеди тоже я убил, — фыркнул старший Кенуэй. — Ты родился в 1964, это невозможно, — заметил индеец спустя паузу, потраченную им на поднятие воспоминаний об американской истории. — Это был сарказм, — тяжко вздохнул Хэйтем. — Как вообще отличить, когда ты говоришь серьёзно, а когда нет? — буркнул Коннор и вдруг почувствовал, что тиски боли, охватившие череп, действительно ослабевают. Коннор не собирался разговаривать с Хэйтемом, пока тот… Что? Не извинится за всё, что сделал? Вряд ли. Признаёт, что Ли плохой соратник и просто плохой человек, заслуживающий смерти? Тоже сомнительно. Обида на отца была настолько сильна, что заглушала лёгкое, почти невесомое чувство вины за его сломанную руку. Причем Коннор даже не мог определиться, что его расстраивает больше — нежелание Хэйтема прислушиваться к его, Коннора, мнению, слепая вера в орден и братьев, или же черствость, холодность и временами жестокость? Хэйтем всегда казался очень взвешенным и спокойным человеком, но некоторые его поступки выбивались из тщательно выстроенного образа. Словно что-то выносило его из состояния равновесия, заставляя творить странные, из ряда вон выходящие вещи. Вот только что? Хэйтем в этом никогда бы не признался. Значит, оставалось выяснить самостоятельно. *** — Коннор, тебе надо поесть, — Хэйтем стоял в дверном проёме, глядя на сына сверху вниз. Как и всегда. Коннор надеялся, что у него получится игнорировать Хэйтема, но его взгляд, казалось, пробирал до костей. — Я не хочу. — Обезболивающее убьет тебе желудок, если ты будешь голодать, — заметил тамплиер назидательно. — Геройствовать тут совершенно ни к чему. Да и таким образом ты досадишь скорее себе, чем мне. Коннор молчал минуты три точно, взвешивая все за и против. Можно отказываться и дальше и одержать сомнительную победу, но тогда не получить желанное избавление от режущей голову насквозь боли. Или же сдаться и выиграть время и силы для дальнейшего тактического наступления… — Меня тошнит, я вряд ли смогу… — начал было Коннор. — Сможешь, — не терпящим возражений тоном заявил Хэйтем и ушёл на кухню, вернувшись затем с тарелкой и ложкой. — Куриный бульон — лучшее средство для восстановления после травм. Попробуй сесть. Коннор медленно, очень медленно попытался принять горизонтальное положение, но перед глазами тут же закружилась карусель из отдельных образов, вьющихся разноцветными лентами. — Нет, не получится, — он рухнул обратно на подушку. — Ладно, — спокойно ответил Хэйтем и сел рядом. — От тебя требуется только вовремя открывать рот. С этим, надеюсь, ты справишься. — Ловко у тебя получается… Левой рукой, — заметил Коннор, проглотив очередную ложку бульона. — Я амбидекстр. Ясное дело, невозможность пользоваться ведущей рукой доставляет неудобства, но я привыкаю быстрее, чем правши, — отозвался старший Кенуэй, зачерпывая из тарелки. — Не отвлекайся, а то всё течёт по подбородку. «Как же это всё дико выглядит», подумал Коннор, наблюдая за сидящим с идеально ровной спиной магистром тамплиеров. «Он заботится обо мне, хоть и в своеобразной манере… А должен был убить давным-давно». Хэйтем вытер индейцу рот салфеткой. — Всегда бы ты был таким покладистым, Коннор. — Зачем ты это делаешь? — поинтересовался Коннор. На удивление, тошнота отступила, и в желудке обосновалось приятное тепло. — Делаю что? — Хэйтем прикинулся, что не понимает, к чему клонит сын. — Да всё. Притащил меня на тамплиерскую конспиративную квартиру, добыл лекарств, ещё и суп этот твой… — ассасин скосил взгляд на Хэйтема. — И попутно не обходишься без привычного садизма. Я не понимаю, Хэйтем. Почему я ещё жив? Ты уже сто раз мог меня прикончить и избавиться от кучи проблем. Вместо этого возишься со мной, как будто тебе не всё равно. — Надо урезать тебе дозу обезболивающего, ты слишком много говоришь, — криво улыбнулся старший Кенуэй. — Не увиливай от ответа, — Коннор наугад выбросил руку вбок и уцепился за штанину Хэйтема. — Ничего-то от тебя не скроешь, — он поморщился. — Видишь ли, Коннор… Мне не всё равно, и это самое ужасное в нашей ситуации. — Ах вот как, — Коннор на ощупь поднялся пальцами выше по ноге отца, затем перебрался по бедру на торс и добрался до воротника рубашки. Удовлетворившись результатом, он притянул опешившего Хэйтема близко-близко и наконец открыл глаза. — Ты в кои-то веки не соврал, надо же. И насколько сильно тебе не всё равно? На лице Хэйтема появилось то самое напряжённое выражение, означавшее, что у него нет заготовленных фраз на подобный случай. Коннор молча смотрел на него с минуту, потом отпустил: — Можешь не отвечать, я узнал, что хотел. — Хваленая ассасинская проницательность, да? — деланно усмехнулся старший Кенуэй. — Через полчаса получишь таблетки. После этого Коннор продолжил играть в молчанку. Во взгляде его тёмных глаз невозможно было прочитать ни одной эмоции, он пребывал в холодной апатии, вызванной то ли побочным действием лекарств, то ли собственным нежеланием хоть как-то функционировать. Хэйтем даже не пытался с ним заговорить, зная, что это бесполезно. Однажды такое уже случалось — после того, как… Вспоминать тот эпизод крайне тяжело. Странный был период, обстоятельства свились в тугой узел, который был не разрешить иначе. Никто из них двоих не знал, каковы будут последствия, да и алкоголя было тогда чересчур… Ясное дело, это следовало делать на трезвую голову, что Хэйтем понял, когда Коннор исчез из постели ранним утром и не появлялся в поле зрения следующие несколько месяцев. Смятение охватило и Хэйтема — то, что произошло между ними, не поддавалось никакому описанию. Единственное, что он мог сказать точно — с его стороны не было никакого принуждения. Он бы никогда не пошёл на подобное в отношении Коннора, сколь велико ни было… Желание. Вообще, в целом этого делать не следовало — поддаваться на уговоры взбалмошного, импульсивного ассасина. Хэйтем устало потер висок. Заканчивалась вторая неделя их вынужденного заключения. Новостей от Ли не было, прочие агенты изредка отчитывались о ситуации в Нью-Йорке и Бостоне. Там царило затишье — весьма подозрительное. Когда Хэйтем выходил из квартиры, натянув капюшон тёмно-синей толстовки на голову, он не чувствовал слежки, её отсутствие напрягало. Не могли враги просто взять и отступиться, так быстро, так легко. Хэйтем больше не мог сидеть взаперти, ощущая давление тяжёлой атмосферы конспиративной квартиры, выглядевшей абсолютно нежилой, несмотря на присутствие двоих жильцов. — Коннор, я в супермаркет. Взять тебе что-нибудь? — поинтересовался старший Кенуэй без особой надежды. Он всегда спрашивал и всегда получал в ответ красноречивое молчание. — Ладно. Веди себя хорошо. Он запер дверь, стараясь не замечать тяжесть накопившейся за эти дни усталости. Конфронтация с Коннором… Изматывала. Сначала у Хэйтема были прямо-таки наполеоновские планы: аккуратно подтолкнуть сына к верным решениям, склонить его на свою сторону, дать осознать ошибки. Теперь же Хэйтем хотел, чтобы Коннор хотя бы перестал его игнорировать, а из его взгляда исчезла холодная отстранённость. Не так уж и много, вроде бы. Меланхолично бродя по супермаркету, тамплиер отчего-то вспомнил вечер, когда они с Коннором на совместной миссии просто сидели в номере отеля и в ожидании появления своей цели листали каналы и жевали чипсы, комментируя происходящее на экране, как будто между ними не пролегла идеологическая пропасть и они обычные близкие люди, проводящие время вместе. Взгляд Хэйтема наткнулся на те самые чипсы на полке, и он, чуть помедлив, закинул их в корзинку. Глупо надеяться, что сегодня что-то изменится в лучшую сторону. Но ещё глупее будет не попытаться. — Блок «Парламента», пожалуйста, — попросил Хэйтем кассиршу. Сложив покупки в пакет и обогнув на выходе неповоротливого громилу, он перешёл дорогу и неторопливо зашагал по скверу. Одновременно не хотелось возвращаться во временное пристанище, и всё же Хэйтема тянуло туда, как магнитом. Он смотрел, как сумерки затопляют улицу, скрывая яркие дневные краски, как торопятся по делам прохожие, как город живёт, несмотря ни на что. Да, темп жизни в провинции на порядок ниже, чем в крупных городах, где Хэйтем провёл большую часть жизни. И в какой-то мере это хорошо — получаешь возможность сравнить, обнаружить новые детали, переосмыслить свершенное и грядущее. Он не верил в мистику и судьбу, пока не наткнулся на артефакты Предтеч, перевернувшие его сознание. Теперь в самой ткани мира можно было увидеть скрытый слой, если как следует постараться. Хэйтем медленно поднялся по лестнице и провернул ключ в замке. Коннор маячил в полумраке коридора, и чудилось, что его глаза отливают голубоватым блеском. — Тебя не было долго, — сказал он с толикой укоризны. — Неужели беспокоился? — хмыкнул старший Кенуэй. — У тебя всё больше удачных попыток вертикального передвижения, как я погляжу. Значит, ты заслужил небольшое поощрение. Если не ошибаюсь, твои любимые. Он вручил Коннору пачку чипсов, и тот недоверчиво воззрился на отца. — Тут должен быть какой-то подвох. — Вовсе нет. Просто… Я вспомнил, что они тебе нравятся, вот и всё, — Хэйтем пожал плечами. — Тебе не свойственно обращать внимание на мои предпочтения, — индеец прищурился. — Люди меняются, разве нет? — Хэйтем ускользнул на кухню разбирать пакет, и взгляд Коннора жег ему спину. Через некоторое время раздалось шуршание вскрываемой пачки и хруст чипсов. «Принял подношение», подумал тамплиер, убирая йогурты в холодильник. Коннор словно языческое божество, которое нужно задабривать, иногда посредством собственной крови. — Как рука? — поинтересовался ассасин с набитым ртом, как бы невзначай заглядывая на кухню. — Честно? Паршиво, — Хэйтем поморщился. Вопрос его удивил. Как и прерванный обет молчания. — Я не буду извиняться за то, что сделал, — заявил вдруг Коннор. — Потому что ты заслужил. Но… То, что я наговорил потом… Это было лишнее. — Вот как? — приподнял бровь Хэйтем, заинтригованный и обескураженный. — Ты не должен был притаскивать меня сюда и выхаживать. Этого с врагами уж точно не делают, — Коннор прислонился к стене, чтобы удержать равновесие. — А мы враги, Коннор? — устало вздохнул старший Кенуэй. — Я вот уже ни в чем не уверен. — Ого, ты способен на правдивые изречения, — скорчил рожу индеец. — В этом и проблема, отец. Мы снова зашли за край привычной реальности, созданной нашими организациями. И что дальше? Есть у твоего пресловутого Отца Понимания ответ? Хэйтем открыл было рот, чтобы ответить что-нибудь язвительное, но слова застряли у него в горле. Разбросанные по шахматной доске фигуры заняли позиции, сменить которые не представлялось возможным. Патовая ситуация. — Я не знаю, что делать, — признался тамплиер. — Я не смогу тебя убить. И если мои соратники узнают, что я не воспользовался моментом и не избавился от одной из главных помех ордена… — Ты уже их предал. Их знание — лишь вопрос времени, — Коннор приблизился, нависая над сидящим на стуле Хэйтемом. — Ты должен понять кое-что, отец. Нет никакой другой стороны. Есть наша, общая, единственно правильная. — А как же ваше любимое кредо? Ничто не истинно, м-м-м? — фыркнул Хэйтем. — На самом деле ты со мной согласен, просто не хочешь так легко отречься от всего, к чему привык, — покачал головой Коннор. — При всём желании не смог бы поспорить, — Хэйтем поднялся, заняв более уверенное положение. — Коннор… Мы должны, наконец, разобраться с этой проблемой. — И какое твоё решение? — спросил индеец спокойно (дрогнувший в конце фразы голос немного его подвёл). — Я… Я останусь с тобой, — ответил спустя невыносимо долгую паузу старший Кенуэй. Младший смотрел на него неотрывно, не моргая, и в его глазах смешивались в невообразимую амальгаму надежда и… Тоска. Тщательно скрываемая ранее и теперь прорвавшаяся, хлынувшая бурным ледяным потоком. — Знаешь, как тяжело, когда ты вроде бы рядом, но одновременно как будто на расстоянии тысяч километров? Ты кажешься таким отстранённым, пытаясь скрыть, что у тебя на самом деле на уме. И это ещё я думал, что у меня сложности с общением, — пробормотал Коннор. — Возможно, это у нас семейное, — усмехнулся неловко Хэйтем и, чуть помедлив, положил ладонь на щеку сына. Тот не отстранился, только замер выжидающе. Секунды тянулись ужасно долго. «Чего же ты хочешь?», думал Хэйтем, не зная, что предпринять. Стоит ли зайти дальше, попробовать приручить, начать всё заново, притворившись, что неудачных попыток не случалось? — Пожалуйста, Хэйтем… — еле слышно произнёс Коннор. — Не отдаляйся. Я не убегу. В этот раз точно. — Поверю на слово, — хмыкнул тамплиер и сделал то, чего, вообще-то, хотел очень давно, — поцеловал Коннора. Тот даже прикрыл глаза, доверяясь, полагаясь на отца целиком и полностью. — Думаю, перемирие можно считать свершившимся, — сказал Хэйтем, нехотя отстранившись. — Вроде бы, — отозвался Коннор, притягивая его обратно и уводя в более глубокий поцелуй. Хэйтем ничуть не возражал, разве что шумно выдохнул, когда индеец нарочито зацепил его зубами за нижнюю губу. Напряжение искрило в воздухе. Кажется, Коннор не намеревался останавливаться на достигнутом. — Коннор, ты… Ты уверен? — спросил старший Кенуэй, когда горячие ладони скользнули ему под футболку. — Ты ещё не здоров, и это может быть… Сложно. Коннор посмотрел на него исподлобья, и выбившаяся из хвоста прядь смоляно-черных волос перечертила его точеную скулу. Хэйтем вздохнул. Он понял, что, если отступится сейчас, весь достигнутый прогресс будет потерян. — Хорошо. Я почти всё сделаю сам, ты мне поможешь, — смирился с положением дел старший Кенуэй. — Думаешь, стоит… — засомневался Коннор. — Я не хочу давить на тебя. — Я в порядке. Относительно. А вот тебе следует прилечь. И так уже долго простоял, — скомандовал Хэйтем, собрав мысли в кучу и вернув прежний контроль. — Ты прав. Голова опять кружится, — ассасин принялся стаскивать штаны. — Опять из-за меня, — с притворным сожалением сказал Хэйтем, и Коннор закатил глаза. — Ты сам не свой, если не съязвишь. — Просто признайся, что тебе нравится, — Хэйтем тоже стал раздеваться. Одной рукой, конечно же, было не так удобно. — Это будет командная работа, Коннор. Будь добр, слушай, что я говорю, хотя бы в этот раз. — Как скажешь, отец, — максимально серьёзно отозвался тот, улегшись на постель. — Что ж, в таком случае приступим, — тамплиер окинул оценивающим взглядом покорно замершего Коннора и оседлал его бёдра, пока что слегка ерзая и подразнивая. — Не думал, что когда-нибудь сделаю подобное для кого-то. — Я рад, что ты со мной честен, — заметил Коннор, оглаживая поджарый живот отца и спускаясь ниже, отчего Хэйтем закусил губу. — Но я чувствую, что это правильно. Насколько вообще возможно… В подобной ситуации. Выдави мне на пальцы, пожалуйста, — попросил Хэйтем, протянув Коннору тюбик со смазкой. — Вот, достаточно. А теперь… Главное, поймать равновесие. — Я держу тебя, — заверил его Коннор, и Хэйтем ощутил тепло его рук чуть повыше поясницы. — Спасибо, — криво улыбнулся Хэйтем и принялся подготавливать себя, вводя пальцы по одному. Благодаря поддержке Коннора действительно получалось неплохо. Удовлетворившись результатом, старший Кенуэй извлёк пальцы и пару раз провёл по члену Коннора, размазывая смазку и слегка задевая головку большим пальцем. Кажется, Коннор выругался сквозь зубы. Хэйтем поймал его взгляд и, не разрывая зрительного контакта, медленно опустился на его член. Далось это, ясное дело, нелегко. Хэйтем выдохнул, оперся ладонью на грудь индейца и попробовал немного сдвинуться. Попытка вышла удачной, дискомфорт понемногу отступал. Взгляд Коннора утратил большую часть осмысленности, затуманился, приобретя странноватый влажный блеск. Хватка на бёдрах тамплиера значительно усилилась. — Только не отпускай, Коннор, — тихо попросил Хэйтем, когда в сломанное запястье от неудачного движения стрельнуло болью. — Хорошо, отец, — кивнул ассасин и чуть приподнялся, чтобы поцеловать Хэйтема. — Пожалуйста, не останавливайся. И Хэйтем продолжил. Ускорился, насколько мог, после того как нашёл удобную позу и нужный угол проникновения. Слаженные движения, пульс почти в унисон. Та близость, в которой они оба нуждались, единственная, которая была им доступна. Отношения между ними никогда не вписались бы в моральные рамки, и они это прекрасно знали. Возможно, где-нибудь в другой жизни, но не здесь и не сейчас. Рука Коннора обхватила член Хэйтема, подстраиваясь под темп и двигаясь вверх-вниз. Сбитое дыхание, жар разгоряченных тел, неразборчивый шёпот и рваное, вымученное «Люблю» на ухо… Они кончили почти одновременно. Хэйтем сполз с бедер Коннора и практически рухнул рядом. Коннор зашевелился, выходя из приятного оцепенения, придвинулся ближе, ткнулся отцу носом куда-то в шею. — Того и гляди замурлыкаешь, — пробормотал Хэйтем, перебирая растрепавшиеся волосы индейца. — Могу, если хочешь, — глухо отозвался Коннор, прижимаясь крепче. — Только сначала лекарство выпей, — тамплиер нащупал на затылке сына свежий шрам. Хэйтем думал о том, что даже если завтра, когда они встретят новый день, весь мир обратится против них, не будет ни страха, ни даже волнения, потому что присутствие Коннора наконец-то принесло ему покой.