lalala/okeoke

      Вы когда-нибудь думали о том, что сможете избавиться от своего главного комплекса? Что в какой-то момент боязнь перестанет каждый раз обвивать и так измученное тело. Отступит, а вы запросто сможете посмеяться ей в лицо и сказать что-то типа:       — Так тебе и надо, закомплексованная тварь!        Это как прогнать свою тёмную сторону, что каждый раз пытается тебя наставить на неверный путь, доказывая, какое ты ничтожество.        Олежа думал, что он будет жить вечно со своими комплексами. Он и подумать не мог, что однажды просто перестанет о них думать и пошлёт их далеко и надолго. Много ли надо для счастья? Только любимый человек рядом и чашка ароматного чая.        Самым главным комплексом для Душнова не была внешность. Ему было всё равно на свою худобу и долговязость; что он на физкультуре так и не смог подтянуться больше трёх раз тоже не особо его смущало. Одноклассники смеялись над ним, но кто потом посмеётся, когда наступит математика?        И вроде приставать к нему было незачем: Олежа был умным, не был изгоем или тем самым странным одноклассником; он был красив со своими тёмными кудряшками и яркими голубыми глазами. К нему и не приставали. Нет, конечно, были попытки буллинга в начальной школе, но им быстро пришёл конец, когда стало понятно, что брюнет совершенно на них не реагирует.        Однако людям всё равно нужно к чему-то придраться. В средней школе его пытались начать задевать из-за очков и кривых зубов. О, ну да, забыли сказать: не все идеальны — у кого-то могут быть проблемы со зрением и отсутствовать возможность сходить к стоматологу. Но люди не думают об этом.        К слову, очки Олежа так и не снял, потому что в линзах жутко неудобно, зато через неделю он пришёл в школу с жуткой болью во рту и блестящими брекетами. И не потому, что его задели, нет, просто наконец-то он дождался своей записи к ортодонту. Хотя, если честно, ему уже поскорее хотелось снять все эти железки. Это ужасно больно.        Загонов по внешности у Олегсея и правда почти никогда не было. Ещё в детстве отец ему внушил, что замечать это — удел слабых. Ну он и запомнил. Конечно, как не запомнить, когда тебя чуть ли не бьют, когда ты упомянул о своей некрасоте. В семь лет.        Олежа не был странным, но был замкнутым. Он не боялся говорить с одноклассниками, но старался держаться на расстоянии. У него не было друзей — всю жизнь ему говорили, что это пустая трата времени. А теперь он просто не знает, как общаться с кем-то не на тему прошлого урока.        У Душнова было много разных увлечений. Ему нравились фильмы. Фантастика, комедия, детективы — без разницы, с самого детства его привлекало это. Когда он только заканчивал делать уроки, а отец ещё не уходил спать и смотрел телевизор, он аккуратно подсаживался и окунался в сюжет.        Ему нравились книги, он обожал читать. Его этому научила мама, когда они ещё жили вместе. Отец говорил, что она научила сына правильным вещам. Однако быстро поменял своё мнение, когда какая-то книга занимала всё внимание мальчишки. Тогда Олежа впервые увидел, насколько легко можно разорвать толстую книгу. С тех пор при отце он старался больше не читать.        Брюнету безумно нравились театры. Он всегда был «за», когда дело касалось культурных походов с классом. Игра актеров завораживала, сцена манила, слова сами запоминались и не хотели выходить из головы. Мечта стать актёром преследовала его ещё с первого класса, когда они впервые сходили на «Колобка», пусть то был и кукольный театр. Но реакция отца была пугающей, поэтому тема в какой-то момент начала быть под запретом, и теперь Олеже придётся учиться в педагогическом университете несколько лет. Да, это была его мечта. Абсолютно. И действовал он точно по своим желаниям.        Олежа имел кучу разных интересов, и ему нравилась не только учёба, как считали все. Игры, фильмы, комиксы, сплетни, новости, космос, музыка, театры. Душнов всегда был в курсе событий. Но все остальные были не в курсе познаний Душнова.        Ещё в далёком детстве, когда Оле только-только исполнилось три года, они все вместе поехали в отпуск. Это была неописуемая радость для маленького Олегсея. Но родители не разделяли его счастья. Вечно ругавшиеся в дороге и в отеле, они не замечали мнущегося брюнета и плачущую дочь. Олежа попытался помирить родителей — в пятилетнего ребёнка полетел стул. Повезло, что попал он в стенку.        Мирить тогда он больше не пытался, но когда родители переставали ругаться, Душнов хотел их отвлечь. Детский мозг рассчитывал на то, что близкие люди положительно отреагируют на его действия. Он начал рассказывать о своих эмоциях и как рад этой поездке. Говорил о том, что с утра на пляже видел красивую ракушку и хотел бы нарисовать её в детском саду. Темы перетекали, и вот он уже полностью погружён в рассуждение о том, что поскорее хочет пойти в школу. Наивный детский мозг ждёт взаимность, но получает только раздражение и злобное «Заткнись, пожалуйста». Наивный детский мозг ещё никогда не был так оскорблён.        С тех пор родителям не было дела до него. Точнее, до его интересов. Получил пять в школе — молодец, так держать, отличник. Получил два — неужели хочешь всю жизнь пробыть кассиром? Прочитал книгу? Плевать, она же не по школьной программе. Фильм? Какой фильм, Олегсей, тебе учиться надо. И тому подобное.        Попытки Олежи не прекращались. Он упорно хотел быть замеченным, а его мозг — оставаться детским и наивным. Попытки не прекращались, пока десятилетнего мальчика за волосы не потащили по полу, говоря, как же надоел он всем. Неужели ребёнок не может понять, что его интересы никому не нужны? Глупый, наивный. Детский мозг переставал быть детским слишком рано, а голубые яркие глаза чуть посерели.       Может, именно поэтому в школе он не знал, как ответить на вопрос «чем увлекаешься?». На этот вопрос хотелось отвечать бесконечно, хотелось наконец-то быть услышанным, но слова о ненужности его интересов каждый раз становились всё громче, поэтому брюнет лишь пожимал плечами и говорил, что любит учиться. Обидно до жути — каждый раз хотелось подойти и обсудить с одноклассниками новый мультфильм, но он лишь смотрел на улыбающихся сверстников и, шмыгая носом, шёл домой.        — Ты выглядишь глупо, Олегсей, — говорит ему отец, когда он приносит заявление на вступление в школьный театральный кружок.        Совсем недавно он окончательно переехал к Михаилу. Незадолго до этого они с мамой и с сестрой ходили к гадалке, но обещанным ею счастьем и не пахло. Развод случился, и теперь не пойдёшь к маме за подписанием этих бумажек. Не пойдёшь к ней, чтобы она погладила и сказала, что любит его. Не слушает, но всё-таки любит. Она теперь не помассирует его макушку, в которой была острая боль после встречи с жесткими пальцами отца. Теперь придётся учиться жить с отцом, сдерживать слёзы и мириться с конфликтом. Терпеть ужасные полуфабрикаты и обжигать пальцы в попытках приготовить более-менее нормальную еду. Придётся ходить в школу с больным горлом, потому что любое недомогание для отца — не причина прогуливать. Придётся скрывать свои болезни и вообще стараться не болеть.       Теперь ему придётся мириться с тем, что в театральный кружок он так и не попадёт, и что он, возможно, действительно выглядит глупо, когда о чём-то мечтает.        Ещё одна причина зарыть свои интересы подальше. Ещё одна причина окунуться в учёбу с головой и игнорировать одноклассников.        Он так и не пошёл ни в один из кружков. Отец приговаривал, что это лишняя трата денег и времени. Аполлинария считала наоборот, и Оля в своё время испробовала всё, что хотела. Олежа ей завидовал.        До десятилетия мама отдала его в музыкальную школу на гитару. Он отучился год, пока отец не забрал его и не попросил перестать заниматься глупостями. Но гитару всё-таки разрешил взять с собой. Хоть какое-то развлечение помимо книг.        Когда Олежа подрос и надвигалось совершеннолетие, отец почти перестал за ним следить. Следил только за оценками, что не менялись из года в год. Олежа стал свободнее — он мог прогуливаться после занятий, хотя так и не обрёл друзей, поэтому приходилось ходить одному. Заходить в кафешку и съедать порцию аппетитного пирожного, сидеть в телефоне, который ему подарила мама на день рождения. Он мог пойти в кружок, секцию, но теперь ему не было это интересно. Нет, возможно было, но не было того, кто поддержит его. А одному было страшно. Что, если он всё так же выглядит глупо?        Когда приблизился выпускной класс, его одноклассники начали постоянно тратить время на вечеринки, понемногу забивая на учёбу. Надо же было передохнуть перед серьёзными экзаменами? Олежу тоже тянуло. Ему очень хотелось узнать, что люди ощущают. Свободу? Удовольствие? Быть может, он бы справился и без алкоголя, просто оказавшись в такой обстановке. И даже отец его не останавливал — это делал сам брюнет. А что ему оставалось? У Душнова друзей-то не было — приди он на вечеринку, никто бы его, наверно, и не заметил бы. Даже самые ненормальные, что могут оскорбить за какую-то непонравившуюся деталь во внешности, просто прошли бы мимо него, утопая в алкоголе или ещё чём-то похлеще.        Олеже хотелось. Алкоголь его пугал, про наркотики он вообще не хотел бы знать, но это всё манило как нечто запретное. Будто он станет всем сразу интересным, его захотят послушать, его рассказы понравятся, а с его шуток посмеются.       Он не пошёл ни на одну из них. Что уж там, даже собственный выпускной он пропустил; получив красный аттестат, поулыбался для семейного фото и, долго глядя на свой телефон в руке, сделал несколько фотографий самостоятельно. Фотографий себя и своей сестры. Он снял злосчастную бабочку и пошёл гулять с Олей. В загородный дом вместе с одноклассниками он не поехал.       Невольно вспомнился выпускной из девятого класса. Тогда пришла только Оля — мама уехала в командировку, а отец сказал, что для него это не событие. Тогда у него ещё стояли брекеты, волосы были чуть длиннее, очки — круглые, рубашка была не в клетку, а бабочка была жёлтой. И так же пару селфи в телефоне вместе с Олей. Казалось, он делал селфи только в эти два дня.        Сейчас то же самое. Только рубашка была уже с клетчатым узором, бабочка — в крапинку, брекеты сняли пару месяцев назад, волосы стали короче, очки сменились ненавистными линзами, а в аттестате поставлено число «11», а не «9».        Тот же парк, что два года назад, та же кофейня и то же пирожное. Тогда Оля выпучила глаза и не могла поверить, что Олежа ест сладкое. Сейчас она мягко улыбается и сама заказывает для него сладкий кофе и кусочек шоколадного торта.       И только ей Олежа рассказывает о своих увлечениях. Не так открыто, как хотелось бы. Сдавлено, коротко, тихо, боясь показаться глупым и надоесть. Но рассказывал. Эти встречи происходили редко — обычно только по праздникам — и становились они для Душнова лучшими.        Он поступил. В Москву. Туда, куда «хотел». Никто и не сомневался, в принципе. С его-то баллами по единому государственному экзамену. Он сдал отлично, пусть и перенервничал настолько, что после первого экзамена два дня лежал с температурой.       Но он сдал, поступил и уехал учиться в Москву на бюджет. Обстановка была новой, общежитие было неплохим — всяко лучше, чем квартира отца. Там стояла негативная энергетика, в то время как здесь пахло лишь заваренными дошираками и сигаретами. Алкоголем не пахло, иначе бы их тут всех поубивали.        Олежа был свободен. Он мог заняться чем захочет — не было теперь оков родителей. Он хотел начать жизнь с чистого листа, вдохнуть глоток свежего воздуха, познакомиться с соседом комнате и… Он жил один. К нему никого не подселили, и сначала Душнова это слишком расстроило. Надо же: единственную возможность социализироваться отняли. Но потом он нашёл намного больше плюсов, чем минусов. Одной из положительных черт являлось личное пространство. Неужели. Он был абсолютно один и мог заниматься абсолютно чем захочется, не боясь осуждающих взглядов. Не это ли свобода?       Олежа честно пытался с кем-то познакомиться — тщетно. Его неуверенность в себе никуда не исчезла, его комплексы пожирали изнутри, страх сковывал движения и заставлял заикаться, когда он пытался представиться. Выглядело глупо. Ужасно глупо. Он точно больше не будет ни с кем заводить отношения — не хватало, чтобы он выглядел странно.        Катитесь вы нахер, переживания.        Но они никуда не укатились, а наоборот. Теперь, с началом занятий, их стало больше. Психика брюнета и без того была не особо устойчивой, переживания по поводу собственной адекватности в глазах других людей и так давили на него, а тут ещё и бешеный темп занятий. В школе было легче — он не занимался ничем дополнительно, посвящал всё время учёбе и старался выполнить все задания, как только получал их. Здесь он устроился на подработку, занятий стало в два раза больше, дедлайн выставлялся нереально короткий, так ещё и обязательные дополнительные занятия при университете. Мечта стать актёром при словах о театральном кружке завертела хвостиком, но быстро начала скулить, когда Олежа перестал нормально спать.        Должно быть, это нормальный темп для студентов, однако на его бледном лице синяки выглядели несуразно, как у трупа, и ему хотелось повеситься. Ну или просто лечь посередине помещения — скорее всего, и так перепутают и увезут в морг.        Многие люди говорят, что одна проблема исчезает, когда появляется другая. Душнов готов был спорить. Его страхи никуда не ушли — наоборот, теперь отлично гармонировали в этой несуразице в виде комплексов, учёбы и недосыпа. Ещё чуть-чуть, и нервный срыв не заставит себя ждать.        Но брюнет выдержал. Что уж там, восемнадцать лет терпел и не срывался, а сейчас тем более стерпит. Наверно. Не суть — главное, что он наконец-то привык, и теперь хотя бы спал свои законные восемь часов. Если везло на выходных.        Олегсея, в принципе, всё устраивало. Отсутствие общения и друзей, конечно, немного угнетало, но он привык быть один. Он считался самым умным среди первокурсников, и его уже успели прозвать заучкой всего МГПАУ. Было, на самом-то деле, обидно. Его так не называли и не использовали даже в школе. Но он и к этому привык. Главное, преподаватели любили его, а значит автомат по многим предметам ему уже раскрывает руки для объятий.        Неожиданно, но в ноябре он обзавёлся знакомым. Он в душе не чает, как познакомился с Димой — с этим несуразным отстающим студентом, любящим сигареты и энергетики и бешено раздражающим Олежу. Они познакомились после дополнительных занятий. Вернее, они и так были знакомы, конечно — одногруппники как-никак. Но Дима совершенно точно не мог пройти мимо такого чистого звучания на гитаре. Кто-то из университета превосходно играл и до сих пор не был знаком с ним?        Олежа принёс на репетицию гитару — преподаватель попросил. Они не ставят что-то серьезное, лишь учат речи на мероприятия и детские спектакли, чтобы можно было защитить, как посещение курсов. Всё равно через пару месяцев это закончится — курс длился всего полгода, — а парня попросили сделать живое музыкальное сопровождение для выступления в детском саду. Душнову не тяжело — тем более, зря, что ли, гитару вёз?       Он не знал, зачем остался после занятий и сидел в пустом кабинете, наигрывая припевы любимых песен. Он так давно не играл, но пальцы всё равно помнили все аккорды, а тихий голос помнил слова. Хотелось запеть во всю, но парень держался. Он не будет казаться глупым, ни за что; это лишь мимолётное желание поиграть на гитаре после занятий — не будет же он устраивать полноценный концерт.        Тем не менее, после того, как он сыграл самую популярную песню знаменитой Нирваны, со стороны двери послышались хлопки. От неожиданности Олежа дёрнулся и, качнувшись на неустойчивом стуле, грохнулся спиной на пол под громкий смех Побрацкого.        — И ты скрывал это?! — почти как девчонка пищит Дима, рассматривая идеально залакированную поверхность чёрной гитары Олежи. Такая стоит тысяч двадцать, и она бы уже давно была продана отцом, если бы Душнов не решил заступиться за неё, впоследствии получив звонкую пощёчину.        — Что скрывал? — сдавленно шипя и потирая пострадавшую спину, спросил брюнет.       — Талант свой! Ты же прекрасно играешь! И красотку эту — да её же стыдно просто скрывать!        Олежа пожал плечами.       — Ничего я не скрывал.       — И ты сидишь с этим в жалком театральном кружке? Вступай в нашу университетскую группу! Она как курсы, только можно своевольничать.        — Ну нафиг. В кружке месяц остался, и я буду свободен почти на год, а в вашей группе ещё остаться нужно. И так дел по горло.       Несмотря на тихие отказы Олежи, Дима не оставил его в покое. Наоборот, он стал чаще с ним общаться, иногда всё-таки предлагая место в их компании. Но общался он с Душновым не ради этого. С парнем-заучкой действительно оказалось интересно поговорить на разные темы, пусть их круг был довольно узок. Диме этого хватало. Олеже — не особо. Но говорить он этого не будет.        Друзья Побрацкого совершенно не приняли Олежу. Брюнет с самого начала говорил, что это плохая идея, но нет, его не послушали и всё-таки повели на общее сборище, откуда он ушёл чуть ли не в слезах.        Было обидно слышать то, что обычно говорили за спиной. Но в этом доме — одного из друзей Димы, вроде как, — царила комфортная обстановка для всех. Для всех, кроме Душнова.        Ожидания были не то, что оправданы. Они превысили весь возможный лимит. Его не считали странным, нет. Зато ему придумали куча разных вариаций его жизни. И некоторые звучали совсем не безобидно.        Олеже надоело. Он не хотел, чтобы эта неправдоподобная история разлетелась слухами по всему университету.       — С чего вы вообще взяли это?       — О, а ты ещё тут, Душнов? Я думала, ты свалил куда-то втихую.        — Не очень тебя это удивило, на самом деле.        Девушка с красными волосами пожала плечами.        — Ну да. Всё равно. Услышишь ты или нет — абсолютно поебать, — она курила сигарету с таким видом, будто уже повидала все прелести этой жизни.       — Вас совсем не смущает, что вы при мне придумываете сплетни про меня же?        — А должно?        Олеже захотелось задохнуться от возмущения.        — Ну что ты хотел, Душнов, — парень с усами на другом диване пожал плечами. — Ты скучный. Абсолютно. Заучка. Душнила. О, — он легко посмеялся, — даже фамилия подходящая.       Другая девушка-блондинка с высоким голосом начала соглашаться с ребятами.        — Да. Твоя жизнь не интересна настолько, что люди даже не верят в это. Поэтому нам и остаётся придумывать сплетни всем университетом. Смирись, это будет до тех пор, пока ты не выпустишься. Либо пока ты не умрёшь. Как угодно.        — Эй, ребят, — решил встрять Дима, сидящий на противоположном диване от Олежи. — Он мой друг, вообще-то.       — Друг? Вот это ты двуличный, Шашлык. Месяц назад крутил пальцем у виска и говорил, что он, похоже, больной какой-то со своими вечными синяками под глазами и повторением материала полушёпотом. А теперь друг? Так вот, чё ты его привёл. Мне теперь даже жаль тебя, Душнов.        Олежа свёл брови к переносице. Зыркнул на Диму, но быстро перевёл взгляд обратно на девушку и сложил руки на груди. Набрал в лёгкие воздуха, готовясь произносить тираду и… резко угас. Не попрощавшись, просто встал и ушёл. Ушёл не просто из комнаты, а из дома, надевая свою уже лёгкую для такой погоды куртку и жёлтые кеды. Вдогонку слышаться крики Димы о том, что Олежа не скучный. Но брюнет не слышит. Он думает о том, что на улице дождь, а болеть он не любит.       На улице через десять метров его догоняет Дима. Олежа уже успел намокнуть. Хотелось вызвать такси, но денег оставалось только на билет в метро.        — Олеж!        Хотелось рассмеяться. Мокрые волосы уже липли к лицу — капюшон не спасал. Это не дождь. Это ливень.        — Дим, я домой хочу.        — Олежа, подожди, я должен объясниться. Да, я и правда считал, что ты скучный, но потому что не решался подойти к тебе! С тобой интересно разговаривать, и ты прекрасный слушатель, готовый поддержать любые идеи.       Парень хмыкнул. Ну да. Он намного лучше, когда молчит и слушает. Поддерживает, а не выдвигает мои мысли.       — И они так не считают на самом деле! Олеж, они правда хорошие, просто…        Тут уже нервов не хватило. Душнов рассмеялся — звонко, чуть ли не истерически, почти как сумасшедший, становясь громче дождя и пугая Диму. Ладно, Побрацкий мог поменять своё мнение, но он действительно оправдывал своих друзей? Они буквально пятнадцать минут назад придумали историю об Олеже, связанную с наркотиками и борделями, думая, как лучше распространить её по университету. И их совершенно ничего не смущало. И Диму не смущало, пока Олежа сам за себя не заступился.       Весь такой мужественный Побрацкий вдруг испугался и сжался, становясь ещё меньше. Он и так был ниже Душнова, чему постоянно возмущался, приговаривая, что мышцы есть, а роста не прибавилось. Но не сейчас. Сейчас он ждал дальнейших действий Олежи.        Брюнет успокоился и шмыгнул носом, широко улыбаясь. Хочется плакать.       — Знаешь что, Дим? Пошёл ты. И своих друзей захвати туда же.       Может, Олежа пожалеет о своих словах. Обязательно извинится, но сейчас ему было до одури обидно.        Воткнув наушники в уши и натянув капюшон как можно сильнее (хотя смысла уже не было), шмыгая носом, парень пошёл пешком до ближайшей станции метро. Уже было всё равно на болезнь. Хотелось просто поскорее уйти.        Крик Димы не был услышан из-за наушников, а яркие фары сначала не было видно из-за капюшона. Олежа повернул голову и увидел резко приближающуюся машину и уже сквозь музыку услышал гудок. Повезло, что машина не ехала на полной скорости и водитель успел резко среагировать. Тело Олежи ударилось о капот и по всем законам физики полетело в обратную сторону от столкновения. Было больно, но все рёбра вроде бы остались целы. Да и сознание Душнов не потерял, так что, не всё так плохо. И лежать на проезжей части очень хорошо. Капли попадают прямо на лицо, но голубые глаза упорно не закрываются. Наушники давно слетели и теперь валялись где-то рядом, звон в ушах был несильным, поэтому громкий голос Димы где-то маячил на фоне, а возле Олежи послышались взволнованные слова:       — О, Боже! Скажи пожалуйста, что ты живой!        Брюнет чуть приподнял уголки губ. Конечно, живой. А голос-то красивый, мягкий, знакомый… Олежа перевёл взгляд на быстро приближающегося мужчину и начал разглядывать его лицо. До боли знакомое лицо третьекурсника его университета. Антон Звёздочкин. Конечно, как его не знать.        — Привет, — хмыкнул Олежа. Кажется, он сходит с ума.        — Фух, господи. Так, тихо… Надо аккуратно тебя поднять… В больницу, надо в больницу.        Олежа прикрыл глаза. Какой приятный голос…        — Эй, придурок, ты что натворил?! — резкий голос Побрацкого вынул Душнова из его мыслей.       — Дмитрий..?       — О, ну да, Антон Эдуардович! Ты что, преследуешь меня?!       — Нет, я…        Было слышно, как Антон вздохнул. Олежа приоткрыл глаза и заметил, как шатен оглядывается и хмурится.        — Надо тебя хотя бы с проезжей части увести…       Он уже наклонился в попытках помочь, как Душнов только опёрся об его плечо и начал приподниматься.        — Я сам… — тихим и хриплым голосом сказал парень и начал чуть отходить в сторонку машины, что остановилась возле поребрика.       — Олежа!        — Тише, Дим… пожалуйста… всё хорошо, — брюнет опёрся о капот машины и старался глубоко дышать. В районе живота всё горело, но, судя по всему, ни переломов, ни внутреннего кровотечения не было.       — Садись в машину. Я отвезу тебя в больницу, — Антон мягко ухватился за ладонь Олежи и повёл к пассажирскому сидению.       — Чтобы ты его по дороге угробил?!       — Дима… — Душнов вздохнул и резко захотел сопротивляться. — Не надо меня в больницу.       — А если я тебе что-то раздавил? Давай садись, в любом случае довезу быстрее, чем приедет скорая.       Олежа глубоко вдохнул носом и всё-таки уселся. Он подумал о том, что в салоне было сухо, а он весь в промокшей одежде. Но ему станет стыдно потом — сейчас он жмурится от резкой боли в животе и голове.        Дверь рядом с ним не закрывается, а на колени падает непонятно как уцелевший телефон с наушниками. Взгляд голубых глаз поднимается на Диму.       — Прости, что так вышло… И напиши, как приедешь домой.        Олежа кивнул. Дверь закрылась, а рядом присел Антон, спешно заводя машину, параллельно роясь в бардачке. Он протянул ему маленькую красную сумочку.       — Аптечка. Поищи там обезболивающее. Вода в двери справа от тебя.        Олежа резко зажмурился и от боли сделал два медленных вдоха и выдоха. Напряг всё своё зрение, пытаясь заставить его не плыть. Будто во время столкновения линзы выпали из глаз. Спасительный «Спазмалгон» был найден и выпит в ближайшие минуты.        — Прости, — тихо произнёс парень, складывая пальцы в привычном жесте, в следующую секунду опять перекладывая их на живот.       — Что? — было видно, как Звёздочкин нахмурился.       — Я буквально выбежал на проезжую часть, так ещё и в наушниках.       Антон не отвечал. Следил за дорогой.        — Что-то случилось? — через минуту спросил он.       — А?       Да нет, вроде ничего. Кроме того, что Олежу чуть не раздавили машиной.       — В моральном плане. Ты выглядишь подавлено.        — Люди часто после аварий выглядят… ну, знаешь… подавлено.        Краешки Антоновых губ чуть приподнялись, и Олежа успел засмотреться на это секундное мгновение. Звёздочкин быстро вновь стал серьёзным.       — А если правда? Ты не кажешься таким опрометчивым, чтобы затыкать уши наушниками, не смотря ни на что.       Олежа не ответил. Потупил взгляд и отвернулся к окну.       — Ты же… — тихо снова начал шатен. — Олежа… с университета, да? Душнов. Тот самый первокурсник.       Парень невесело улыбнулся. «Тот самый первокурсник».       — Я.       — Ну вот, ты не ведёшь себя так в университете. Что-то определенно случилось.        — Тебе есть разница?        — Ты мокрый сидишь в моей машине — да, мне есть разница.        Олежа мастерски переводит тему. Нужно уметь выкладываться.       — Откуда ты меня знаешь?       — Тебя не знают разве что выпускники прошлых лет, — Антон как-то мягко улыбнулся. Олежа подумал, что нельзя так улыбаться, когда о человеке гуляет такая информация. Душнов-то не понаслышке теперь знает, какая именно.       — Ну и какую из историй ты знаешь?       — Что?        — Про наркотики или про отлиз учителям?        Антон хмыкнул. Олежа сделал это прямо после него.       — И ту, и другую. И многие другие.        — И что?        — А что, я должен в них верить? Ты первокурсник-отличник, которому просто завидуют. Я сам сталкивался с этим. Я думаю, что ты просто очень стараешься. Это мило.       Олежа покраснел и снова отвернулся к окну. На запотевшем окне пальцем стал выводить узоры. Мило? Серьёзно? Кто о таких вещах вообще говорит по дороге в больницу с подозрением на перелом?        — Я не милый, — существует куча разных тем чтобы отвлечься от боли. Олежа почему-то выбирает именно эту.       — Совершенно. Особенно, когда ты пялишься на меня во время лекций.       Душнов закусил губу. Чёрт. Он пытался быть максимально незамеченным. Что ж, актёрских навыков ему всё же не хватает.       Что уж тут говорить, Антон Звёздочкин был популярен в их университете. Помощник главы оргкомитета и студсовета и просто красавчик. По крайней мере, для Олежи он был таковым.        — Надо же пользоваться случаем и вблизи смотреть на звезду?       — Что?       Олежа хихикнул. Он точно сходит с ума. Или у него сотрясение. Он в жизни ни с кем не флиртовал, а тут ещё сам предмет его воздыханий. Не то, чтобы Душнов был влюблён. У него проблемы с принятием себя, просто Антон… Антон казался идеальным. Идеальным для него, пусть так и говорит каждый второй. У Антона нежный низкий голос и хорошо поставленная речь. У Антона мягкие уложенные волосы и красивые жёлтые глаза.        Олежа не был влюблён. Если тебе просто человек понравился, это не значит, что ты в него влюблён. Но когда была очередь выступать Олегсея, он невольно посмотрел на Звёздочкина и заметил, что тот слушает его. Слушает с нескрываемым интересом. И задал вопрос по теме Олежи. Причём очень хороший вопрос, на который Душнов ответил с удовольствием.       Антон очень плохо на него влияет. Пару минут общения с шатеном — и Олежа уже флиртует. Не просто не боится общения, не говорит замкнуто и тихо, заикаясь через слово. А, мать его, флиртует. По крайней мере, это ощущалось именно так. Кровь к щекам же прилила не просто так. Или это всё ещё шоковое состояние?       Через пару минут тишины рука Антона начала тянуться к заднему сидению, а после протянула Олеже толстовку.       — Надо было сразу предложить. Переодень хотя бы верх.        В обычное время Олежа бы попробовал сопротивляться. В обычное время Олежа бы сказал тихое «спасибо». Но сейчас Душнов принял толстовку и попытался как можно безболезненнее снять куртку и футболку с рубашкой, пока они стояли на светофоре.       — У тебя всегда лежат толстовки для таких случаев?        — Конечно. Каждый день с утра собираюсь с мыслями о том, что должен кого-то сбить.        Парень издал смешок.       — Надо было ещё штаны тогда взять.        — Скорее всего, они бы с тебя спали. Но у меня всё равно их нет, так что надеюсь, что подогрев сидения тебе облегчит ситуацию.       — Спасибо, — всё-таки вырвалось из его рта тихое слово.        — Не за что. Я тоже, так-то, виноват — в дождь надо всегда быть аккуратней.       Олежа чуть кивнул. Да, наверно, если бы не ливень, было бы легче.        До больницы они доехали через пятнадцать минут. В тишине, которая нарушалась лишь тихими песнями радио. Обезболивающее действовало неплохо, и боль в рёбрах и голове постепенно утихала, а Душнов проваливался в сладкую дрёму. Пока Антон не остановился на закрытой парковке при больнице.        — Давай я с тобой пойду.        Олежа не отпирался. Да, в принципе, было бы не плохо, если бы его просто перестраховали.        Выйдя из машины и разогнувшись, Олежа почувствовал, как живот снова пронзила острая боль, что заставила обратно скрутиться и зажмуриться. Хорошо, что над ними была бетонная крыша, иначе бы он точно опять промок за эти пару минут.        — Давай я тебя понесу? — послышалось тихое предложения от Звёздочкина.       Олежа хмыкнул и, разогнувшись, попытался идти.       — Я сам.        До больницы было недолго — всего лишь обойти двадцать метров машин и подняться на нужный этаж. Почему тут так много машин? Неужели всем понадобилось в больницу именно в эту ночь?        При попытке сделать пару шагов, его тело накренилось и он упёрся ладонями в капот чужой машины. Абсолютно чужой, даже не Антона. Да, так и до падения не далеко...        Шатен просто покачал головой и аккуратно положил руку на плечо Душнова. Тот взглянул на него и измученно выдохнул. Антон аккуратно подхватил брюнета под ноги, заставляя сдавленно ойкнуть и пытаясь не принести никакой боли. Олежа чувствовал себя неуютно, но лишь одной рукой ухватился за плечо Антона, второй держась за свой живот.       — Теперь я принцесса?        — Ты сегодня довольно болтливый. Особенно для того, у кого живот разрывает от боли, — он сказал это не с упрёком, а с мягкой улыбкой. Олежа увидел это и сам не сдержался от поднятия уголков губ.        В самом здании больницы на них странно посмотрели и предложили помощь. Поэтому теперь Олежа сидел на кушетке санитаров, упёрто отказываясь ложиться в удобное положение, и поднимался на лифте вместе с Антоном и ещё двумя людьми в синих халатах на четвёртый этаж. Почему травмпункт в больнице находится на четвёртом этаже?       У стойки регистратуры Олежа рылся в галерее своего телефона в поисках фотографий документов. Впервые он пожалел, что не носит их с собой. Всегда казалось, что ему это не нужно: за алкоголем и сигаретами он не ходит, в полицию не попадает. А сейчас пытается размытым взглядом найти свой номер медицинского страхования.        Получив талончик, парни направились к кабинету, не дожидаясь очереди. Возмущённые люди быстро успокоились, когда получили крик уставшей медсестры. Да, ночью никто работать не хотел, а тут полный холл людей.        До кабинета Олежа дошёл уже на своих двоих: подумаешь, пройти пару метров — отдающую в ногу боль он стерпеть может — и остановился, посмотрев на Антона и криво улыбнувшись.       — Зайдёшь со мной?        — Зачем?        — Ты же сам сказал, что хочешь мне помочь.        Антон хмыкнул.       — Резонно.        Врач и медсестра странно на них покосились. Обе женщины измученно выдохнули и решили не комментировать ничего. Не стали просить кого-то выйти или что-то типа того. Им, если честно, было уже всё равно.        — Фамилия, имя.       Олежа аккуратно залез на кушетку, сцепив руки в замок. Стало вдруг стыдно за чуть влажные штаны, что уже успехи подсохнуть, но всё равно могли оставить следы.       — Душнов Олегсей… — тихо произнёс он и странно глянул на Антона.       — Поступил с острой болью в животе после столкновения с машиной, — начала монотонно читать медсестра с экрана компьютера. — Резкая боль в районе рёбер и желудка, головокружение, тошнота, головная боль. Немедленно оказать первую помощь и обследовать на все возможные травмы.       Врач вздохнула и встала из-за стола, подходя к парню на кушетке.       — Ложись и поднимай свою толстовку.        — Куда поднимать? — он нахмурил брови в попытке уловить смысл. Тот же, в свою очередь, медленно утекал от сознания Олежи, сменяясь на вечную усталость и сонливость.       — Просто закатай до груди. Мне нужно ощупать твой живот. Ну или можешь снять, чтобы я осмотрела всё тело. Катя, направление ему на рентген грудной клетки, брюшной полости и черепа.       Душнов повернул голову к Антону, молча попросив отвернуться. В этом не было смысла, стесняться не было кого, просто Олеже так комфортнее, а Звёздочкин будто бы понял всё без слов — на ментальном уровне.       — Рвота с кровью была? — врач — Олежа размытым взглядом не мог прочитать имя на бейдже — начала щупать его живот и наблюдать за изменениями в его лице, когда надавливает на болевые точки.       — Нет…       — А просто рвота?        — Нет.       — Твоё общее состояние? Что ты чувствуешь?       — Ну, голова болит, но не так уже сильно. Я выпил обезболивающее.       — Какое?       — Э… — Олежа нахмурился. Было бы так легко вспомнить.       — «Спазмалгон», — послышалось от Антона и Душнов кивнул.       — Что ещё?        — Спать очень хочется. Немного подташнивает. И взгляд размытый, будто я сейчас усну или потеряю сознание.       — Кровь из носа была?       Непонятно зачем, но Олежа потянулся к своему губному желобку, будто бы желая убедиться.       — Нет… — уже более неуверенно ответил он и посмотрел на отвёрнутую коричневую макушку третьекурсника, словно желая удостовериться и в этом. Кажется, он начал что-то забывать, но в то же время, вроде бы, помнил всё.       — Так, сейчас пойдёшь на рентген — в конце коридора. Тебя довезут на кушетке, — она отошла к столу и начала что-то диктовать что-то медсестре Кате.       — Я сам могу…       — Ещё не понятно, перелом у тебя или нет. По крайней мере, внутреннего кровотечения нет.       Олежа нахмурился и закусил нижнюю губу, поправляя толстовку.        Антон остался в кабинете. Олежа же оказался в тёмном помещении. Он с детства не любил рентген-кабинеты. Как-то, когда у него было воспаление лёгких, он случайно заглянул в соседний кабинет и увидел страшные столы со шнурами. Мама сказала, что так закрепляют маленьких детей, чтобы они не дёргались во время снимка, но картинка будто бы взятая из фильма ужасов, навсегда отпечаталась в памяти.        Но испытание было преодолено, три снимка было сделано, и теперь парень сидит всё в том же кабинете и получает заключение от врача.       — Переломов нет, внутреннего кровотечения нет, на брюшной полости и спине небольшие гематомы. Ты больше головой приложился при падении — сотрясение второй степени, но всё не так тяжко. В ближайшее время ты можешь ещё чувствовать тошноту, особенно когда ешь, но, если будешь следовать рекомендациям, уже через неделю будешь чувствовать себя прекрасно. Ты же учишься? — Олежа кивнул. — Давай я тебе справку на неделю выпишу.       — Не надо.       — Что? Почему? — она оторвалась от заполнения бумажек.       — Я лучше перетерплю, чем прогулы заработаю. Всё равно в университете не передвигаюсь почти.        — Как знаешь. Но я бы посоветовала поберечь свой организм, — она протянула листок с рекомендациями и лекарствами.       Олежа вышел из кабинета и стал дожидаться Антона, что на минуту задержался. Через пару минут он вышел, положив какую-то бумажку себе в кошелёк.       — Зачем тебе надо было задержаться?        — Хотелось узнать кое-что у специалиста. Тебе нужна помощь дойти до машины или новое обезболивающее начало уже действовать?        — До машины?        — А куда ещё?        Олежа стоял в неком замешательстве.       — На метро домой поеду. Я тебе толстовку могу завтра вернуть?        — Можешь, конечно, но, — Антон демонстративно глянул на часы, — сейчас половина первого ночи. Ты уверен, что тебя пустят в общагу?        Душнов начал медленно двигаться к выходу, прикусывая губу.       — И что ты предлагаешь?        — Можешь ко мне на ночь. А завтра я тебя перед занятиями заранее заброшу в общежитие.        — У меня нет с собой спальной одежды…       Антон лишь махнул рукой и зашёл в лифт, дожидаясь Олежу и нажимая на кнопку.        — Ты сильно добрый, Антон.        — Добрым людям должна возвращаться доброта.       — Ты думаешь, что она к тебе вернётся?        — Я возвращаю тебе твою, Олеж.       Это «Олеж» прозвучало до боли правильно. И, наверно, то, что сейчас он едет в квартиру шатена — тоже правильно. Кто знает?       Антон забрал у Олежи список лекарств. Он был небольшим, но брюнет не собирался ничего из этого покупать, рассчитывая обойтись одними лишь недорогими обезболивающими. Звёздочкин же купил всё до последнего, и не дешёвые российские аналоги, а импортные оригиналы, за которые Олежа будет расплачиваться своими тремя зарплатами и стипендией сверху. С ума сойти.        В квартире Антона было уютно. Две комнаты, одна из которых обустроена под гостиную с диваном и телевизором, кухня и балкон с красивым видом. Звёздочкин любезно предложил свою футболку с шортами, ванну и перекусить чего-то. От последнего Олежа отказался, ссылаясь на сильную усталость. Оставив комнату с мягкой кроватью Душнову, шатен устроился на диване в гостиной, разложив его. Олежа же поспешил в объятия подушек, надеясь, что пятнадцать процентов зарядки на телефоне дотянут до звона будильника. Спать хотелось неимоверно, однако уснуть не удалось ни через полчаса, ни через час, ни через два. Олежа проверял — три часа ночи; жуткая усталость, а сон не шёл. В горле пересохло, а гематомы снова дали о себе знать. Душнов с трудом и болезненным стоном поднялся с кровати и по памяти прошёл на кухню. Пожалел, что выкинул линзы, хотя за ночь без жидкости они бы высохли. Фиг с ними, всё равно их срок уже заканчивался.       Только когда парень дошёл до кухни и на ощупь налил себе воды, он заметил, что в гостиной горел телевизор, а через пару секунд свет включился. Кухня теперь не была в мраке, а в дверном проёме стоял Антон.       — Не спится? — в мягком свете помещения его улыбка становилась ещё более тёплой.       — Не очень. И в горле пересохло.       — Перекусить? — предложил шатен, открывая холодильник.       Олежа хотел отказаться. Его желудок — согласиться. И сказал он всё сам за себя, проурчав. Антон хмыкнул.        — На самом деле, я не знаю, что могу предложить… У меня есть макароны, салат и полуфабрикаты. Я не то, чтобы умею готовить.       Душнов фыркнул, скрещивая руки на груди.       — Полуфабрикаты? Серьёзно? Всё настолько печально? — на это он лишь получил пожимание плечами и вопросительный взгляд. — Просто макароны и салат. И чай, если есть.       — О, чай надо заварить, хм… — он достал из холодильника названные блюда и открыл верхний шкафчик, доставая несколько разных пачек чая. — У меня есть с ягодами, просто зелёный чай, эрл грей и молочный улун.        — Молочный улун? Серьёзно?! Это мой любимый чай! Можно его пожалуйста? — от хриплого после попыток уснуть голоса не осталось и следа. На смену пришёл привычный, звонкий.        — Конечно. О, у меня ещё есть сыр. Могу к макаронам натереть.        Олежа кивнул в согласии и уселся за кухонный стол, разглядывая гладкую поверхность. Через пару минут перед ним стояла тарелка с аппетитно пахнущим расплавленным сыром, перед которым невозможно было устоять. Ещё через пару минут на столе оказался чайный набор, и теперь по кухне разливался приятный аромат молочного улуна. Ну, и тарелка с шоколадным печеньем.        — О, — с полным ртом начал говорить Душнов, но, не рискуя давиться, сначала прожевал макароны, а потом продолжил, — у тебя розовый сервиз. Мило.              — Что? — Антон развернулся к нему и странно посмотрел.       — Что?       — Он… розовый?        Олежа замялся. Вроде розовый. Дальтоником он никогда не был. Теперь уже сомневается.       — Да… А какой должен быть?       Антон усмехнулся и немного грустно прикрыл глаза.       — Вообще белым. Но я выбирал второпях, поэтому не уделял вниманию надписям на упаковке.       Пазл в голове начал складываться.       — А ты…        — Да, я дальтоник. Некоторые оттенки цветов для меня выглядят почти одинаково, вот я и путаюсь. Уже два года думаю, что он белый. До тебя у меня не было гостей.        — Ого…       Было… неожиданно. Наверно. Олежа моментально принял эту информацию, но хотелось узнать побольше.       — А какие оттенки ты не отличаешь?        — В основном, все светлые нежные оттенки разных цветов для меня почти белые. И с тёмными так же. Тёмно-фиолетовый и тёмно-зелёный для меня будут одним цветом. А так, я различаю цвета. В основном. У меня тританомалия.        — Неожиданно, на самом деле.       — Почему? — Антон сел за стол напротив него и начал отпивать из своей кружки.        — Просто, — Душнов пожал плечами. — В этом нет ничего такого, просто это как будто у человека другая точка зрения. Буквально.               Антон чуть посмеялся.       — Именно.       Олежа вздохнул и взял одно печенье, отпивая из своей чашки.       — Да, в половину четвёртого утра я ещё не ел.        — С дебютом.       Брюнет улыбнулся, пытаясь сфокусировать свой взгляд на Звёздочкине.       — Всё хорошо?       — Да, я… Просто линзы пришлось выкинуть, пытаюсь увидеть хоть что-то без них. Точнее, хоть что-то более-менее чётко.        — И как же ты… — Олежа не дал полностью произнести вопрос, будто прочитав мысли:       — У меня в общаге очки. А потом куплю ещё.        Антон кивнул. Взял печеньку и начал рассматривать лицо Олежи. Раньше он не замечал, насколько яркие голубые глаза у брюнета. Его веснушки на щеках и на носу тоже не было заметно, хотя на таком бледном лице сейчас они выделялись довольно хорошо. Кончик носа был красным, но Антону казалось, что это из-за холодного дождя этой ночью.        — Как ты себя чувствуешь?        — Если бы сейчас я спал, то было бы намного лучше.        — Не иди завтра в университет. Вообще пока не ходи — ещё сознание вдруг потеряешь.       — Потом терпеть унижения от преподавателей? Я уже так в начале года заболел на пару дней.        — Я тебя отмажу. Связи есть. Тем более, ты по справке. Ничего тебе не скажут.        Олежа потупил взгляд.       — Я же… не взял справку.       Антон усмехнулся и прошёл в гостиную, появляясь на кухне через несколько секунд и кладя перед Олежей листок с печатью.       — Я взял. Мне показалось, ты бы не смог идти в таком состоянии на учёбу. Могу тебя завтра завезти в общагу, а справку отдать в деканат.        — Не стоит… я…       — Да ладно тебе, Олеж. За неделю отсутствия тебя никто не побьёт.        Душнов фыркнул, но согласился. Так, наверно, даже лучше. Теперь было понятно, зачем Звёздочкин задержался в кабинете.        — Расскажи о себе.        — А? — выныривая из своих мыслей, Олежа повернулся в сторону собеседника. — Что обо мне рассказывать? У меня скучная жизнь.       — Разве? И совсем никаких интересов?       Олежа загорелся. Чуть ли не в прямом смысле.        — У меня они… вряд ли совпадут с твоими… — он сложил указательные пальцы в привычном жесте.       — И что? Тебя просто интересно слушать.        Кровь прилила к щекам. Теперь нос был красным не от холодного дождя.       — Правда?        — А ты так не думаешь?       — Я не знаю — обычно я ни с кем не обсуждаю что-то кроме учёбы.        — Мне нравится быть первооткрывателем, — тёплая улыбка Антона не сползала с его лица, а лишь становилась шире. За ней становилась шире и улыбка Олежи.       Душнову говорить два раза не надо. Ну, ладно, может и надо, но на третий раз он точно согласится. Поэтому сейчас он перескакивает с темы на тему, пытаясь рассказать Антону всё, что его интересует. Тот в свою очередь слушает внимательно, иногда задавая вопросы или поддакивая. Олежу действительно было интересно слушать, пусть и объяснял он быстро и сбивчиво, из-за чего приходилось несколько раз переспрашивать одно и тоже. Однако шатену нравилось. Нравилось слушать и задавать вопросы. Олежа явно недооценивал себя.       Сон, конечно, на время отступил, но через время брюнет стал зависать, пытаясь вспомнить, что в последний раз говорил. Останавливаться не хотелось, однако организм, который сегодня и так настрадался, желал поскорее отрубиться. Да и Антону, вообще-то, на учёбу завтра надо. Это Олежа придёт и уснёт.       На следующий день Олежа пришёл и не уснул. При всём желании, прямо как сегодня ночью, он лежал и размышлял о том, какое же на самом деле это было глупое знакомство. Точнее, познакомились-то они давно, но до этого никогда не общались. Да, полночи рассказывать что-то парню, который тебя сбил и к которому ты к тому же не равнодушен — интересное начало истории.        Но продолжится ли она? Олежа не привык тешить себя ожиданиями. Когда он иногда видел Антона, то не испытывал ничего, кроме симпатии к красивому и умному человеку. Этой ночью он испытал комфорт. Он не знал, когда в последний раз испытывал такое тёплое чувство. Испытывал ли вообще?        Так, ладно, мысли, идите вы к чёрту. Думать ни фига не помогает ни уснуть, ни разгрести странные ощущения в голове. Вдобавок к этому вспомнились вчерашние разговоры с друзьями Димы. Блять. Он забыл отписаться непосредственно Побрацкому.        Душнов потянулся за телефоном, который сегодня кинул куда-то в непонятную сторону. Ожидаемо, устройство было разряжено. Поставив его на зарядку и включив, Олежа был встречен моментально посыпавшимся сотнями уведомлений. Каждое из которых — от Димы.        Содержание было разным. От извинений до оскорблений. Даже несколько пропущенных. Брюнет вздохнул. Да ладно, он ведь просто забыл написать. Подумаешь. 

4 ноября, 9:48

Кому: Дима Побрацкий

 

«Извини, Дим, вчера очень устал и забыл написать. Всё хорошо, отделался лёгкими ушибами, но мне дали справку на неделю, поэтому пока не буду ходить.»

      Сообщение было просмотрено моментально, и в ту же секунду Дима пропал из сети. Олежа хмыкнул. Наверное, спалили на списывании. Ну точно — первыми были пары математики с тестами.        Сон так и не пришёл, а мысли приглашать так и не хотелось. Не хотелось думать о возможной (а возможной ли?) влюблённости, заранее зная о невзаимности. Нельзя себя тешить надеждами — всё обернётся против тебя.       Но всё опять по кругу. Антон, его квартира, машина, друзья Димы… они были правы. Он скучный. Да и звучит сто процентов глупо по мнению Антона…       Вообще, раз спать не хотелось, Олежа планировал заняться учёбой, каждые пару минут обещая, что сейчас отвлечётся от навязчивых слов в голове и пойдёт и сядет за компьютер. Прервало его уведомление. Сообщение от Димы. И голубые глаза расширились в удивлении, когда часы показали пять часов вечера. 4 ноября, 17:32 От кого: Дима Побрацкий «Понял Мы обязательно поговорим  Извини пары только закончились Скажи когда захочешь обсудить»       Со вздохом брюнет написал «хорошо» и пожелал хорошего вечера, медленно поднимаясь с кровати, вспоминая о боли. Хотелось поесть. Но сначала — избавиться от спазмов. Взгляд остановился на пакете из аптеки, в который со вчерашней ночи Олежа не заглядывал и не планировал это делать. Но всё-таки, Антон купил все выписанные препараты — не будут же эти коробочки пропадать зря? Поэтому, перечитав инструкции, Олежа выпил две необходимых таблетки, решив помазать синяки кремом после.       Решение перекусить казалось самым правильным за всю жизнь, но в общем холодильнике его еда закончилась, а готовить не хотелось от слова совсем. Совершенно. Взвешивая все за и против, Олежа сидел на своей кровати, пока на телефон не пришло ещё одно уведомление. От Антона. 4 ноября, 17:56 От кого: Антон Звёздочкин «Привет, это Антон. :) Как самочувствие?»       Все переживания исчезли моментально, и Душнов поудобнее перехватил в руки телефон, набирая сообщение.

17:57

Кому: Антон Звёздочкин

«Привет! Уже лучше

Ты был прав, я сейчас не могу даже в магазин собраться пойти, не то что на учёбу»

«В магазин? Тебе что-нибудь нужно?»

«Что? Продукты? Что ещё людям в магазине надо»

«Что именно тебе нужно?»

«Зачем ты спрашиваешь»

«Я заеду в магазин, а потом к тебе.»

«Антон, нет, не надо, я сам справлюсь»

«Я в гадалки не нанимался. Давай быстрее, я за руль сажусь.»       Олежа хотел театрально обидеться, сложив руки на груди. Но его бы всё равно никто не увидел, поэтому, повозмущавшись у себя в голове, он всё-таки переступил через свою гордость и написал скудный список покупок Антону, состоящий из какой-то вредной заварной еды. Мерзость, но готовить не хотелось.        Антон приехал через час, хотя Душнову всегда казалось, что от университета до общаги не так долго, особенно на машине. Неужели очередь в магазине была такой длинной?        Уставший Олежа успел задремать, носом утыкаясь в подушку, но надоедливая вибрация телефона потревожила мозг, и пришлось взять трубку. Откуда у Антона его номер?        — Какая у тебя комната?       Олеже захотелось послать его куда подальше. Но он лишь завис на пару секунд и тихо ответил.       — Двести… тринадцатая.       — Понял, — и отключился. Так просто?        Через пару минут в дверь постучали. Душнов по пути к ней невольно посмотрел в зеркало, поправляя волосы с очками и чертыхнувшись из-за того, что не переодел домашнюю футболку. Ну ладно, и так сойдёт.       — Привет, — сказал брюнет, замечая пакет средних размеров в руке Антона. — Зачем ты пакет с собой притащил?       — Привет, — ответил Звёздочкин и хотел уже начать разуваться, как заметил, что сам Олежа стоит в своих кедах, которые не были полностью надеты. Видимо, тапочки здесь не принимались. — Это тебе. Давай я его до стола донесу.        — Мне? Я же просил только…             — Доширак? Ты? — Антон хмыкнул и прошёл мимо замявшегося Олежи, ставя пакет на стол, где лежало пару книг. — Серьёзно? Ты мне вчера затирал о вреде полуфабрикатов, а сейчас попросил меня купить две пачки доширака?        Олежа начал показывать своё возмущение, чуть громче обыкновенного хлопнув дверью и скрестив руки на груди.       — Тише ты. Я в ресторан зашёл. О, там кстати твой молочный улун делали, поэтому я взял тебе стаканчик. Ещё не должен был остыть.       В пакете лежала коробка, которую Антон поспешил достать и открыть; в коробке — три маленьких коробочек поменьше, которые были сложены на манер оригами. И стаканчик из-под кофе. В котором был, судя по всему, не кофе. От всего этого шёл пар и настолько приятный аромат, что у Олежи невольно заурчал живот.       — Что это?        — Азиатская кухня. Тут две порции с разными видами лапши и овощей и одна с салатом. Я заранее взял тебе две, чтобы ты потом ещё себе разогрел.        Олежа аккуратно подошёл ближе к столу и взял одну коробочку в руки, медленно раскрывая её. Под ней лежали китайские палочки и салфетки в упаковке. Лапша в коробке выглядела максимально аппетитно, а запах был ещё лучше. Душнов непроизвольно облизнулся и улыбнулся. Это было приятно.        — Ладно, я пойду. Приятного аппетита, — проходя мимо него Антон хлопнул брюнета по плечу, из-за чего тот чуть дёрнулся.        — Стой, а ты?        — А у меня дома есть еда, не переживай, — Звёздочкин улыбнулся, и Олежа подумал, что незаконно иметь такую улыбку. За это и посадить можно.        — Давай я тебе верну деньги за еду и за поездку. Сколько там всё стоило? — Душнов отложил коробку с лапшой, беря в руки телефон и открывая приложение мобильного банка.       — Да нисколько, Олеж. Это подарок, — улыбка стала чуть шире, а жёлтые глаза блестели какой-то непонятной, но положительной эмоцией.       — Эй, так не пойдёт! Вообще нечестно: вчера приютил, сегодня еду привёз, так ещё и бесплатно, не успев отдохнуть. Ты бы посидел и поел со мной; всё равно завтра учёбы нет… — последние слова Олежа проговорил тихо и неразборчиво, опять складывая пальцы. Со стороны Антона послышался смешок.       — Ты хочешь, чтобы я остался?        — Да. То есть, нет! Мне всё равно: только если ты устал и хочешь посидеть, — пробурчал парень, опуская взгляд вниз.        — Окей, куда я могу повесить пальто? — Олежа резко встрепенулся, а его взгляд загорелся. Он глянул на Антона, который начал снимать верхнюю одежду и улыбался. Намного ярче, чем до этого.        — В шкафу вешалка есть! Там ещё тапочки, если нужно, — с неловкой улыбкой проговорил брюнет, не меняя положение своих пальцев.       Звёздочкин кивнул и повесил своё пальто, параллельно снимая свои ботинки. Тапочки Олежи на удивление были большими и даже на его ногу широкими. Душнов наблюдал за третьекурсником и улыбка его становилась всё шире. Антон подошёл к столу и взял стаканчик с горячим напитком и уже открытую коробочку, доставая из недр коробки пластиковую вилку с ложкой. Их он передал Олеже вместе с лапшой, ставя чай на подоконник недалеко от кровати. Брюнет с тем же выражением лица аккуратно принял еду из чужих рук.       — А ты?        — Что я?       — Возьми себе тоже.        — Ты потом голодным будешь.        — Приготовлю. Не всегда же лежать и страдать. Хочешь, я тебя покормлю?        — Ты? Меня? — Антон взглянул с прищуром и странным блеском в глазах, садясь рядом на кровать.       Ладно, думает Антон. Кто он такой, чтобы отказываться от еды, которую сам же купил? Всё равно, если понадобится, купит Олеже ещё.        Олежа ответил полным нежностью взглядом и зачерпнул ложку лапши с овощами, аккуратно подув на неё, и протянул к лицу Антону, подставляя вторую ладонь снизу, чтобы не разлилось.        Улыбка шатена стала ещё шире, и он аккуратно взял ложку в рот, чуть морщась от обжигающего ощущения.        — Фкуффно, — не дожевав до конца, произнёс Антон, проглатывая. — Мне тебя тоже покормить?        Душнов повторил прищур и зачерпнул ещё одну ложку, моментально засовывая её себе в рот самостоятельно. Нёбо неприятно обожгло, и Олежа чуть поморщился, но пересилил желание раскрыть рот полностью и помахать ладонью около него, запуская холодный воздух. Антон посмеялся, прикрывая рот рукой.       — Аккуратнее, она же всё ещё горячая. Мне-то ты подул.        — Не особо это тебе помогло, — на это Антон лишь пожал плечами.        — Расскажешь что-нибудь?        — Что именно? — Олежа взял ещё одну ложку, в этот раз подув на неё и дождавшись, пока она хотя бы чуть-чуть остынет.       — Твоя любимая еда, например.        — Серьёзно? Тебя интересует это?                     — Почему нет?       Брюнет прикрыл глаза и начал вспоминать. У него не было какой-то любимой еды: он ел то, что давали или что можно было приготовить. Главное, чтобы организму не вредило.       — Я люблю здоровую еду. Ну и сладости разные…       Антон хмыкнул.       — Ты знаешь, что назвал сейчас абсолютно два противоположных понятия?        — Ой, да подумаешь! — он неопределённо помахал рукой в воздухе, держа пустую ложку. — Все любят сладости.        — А ты какие любишь?        — Я очень люблю тирамису. Не знаю, чем он мне так понравился, но у меня недалеко от школы была кофейня, и он был там таким вкусным! А ещё мне нравился там торт с орехами и маком.        Звёздочкин не убирал улыбку и кивал, когда к его лицу снова приблизилась доля лапши.       — А ты что любишь?       — Мне очень нравится пробовать всякую разную интересную еду. Эксперименты, так сказать. Но, вообще, я очень люблю бабушкину еду. У меня дома никто не готовил, а её домашняя еда была потрясающая. Особенно её пирожки… Сейчас бы всё отдал ради них.       — Я любил с мамой готовить пирожки… Она учила меня, что они не полезны, но всё равно мы готовили их каждые две недели…       — А мне приготовишь?       Олежа хмыкнул.        — Где? — и попробовал развести руками, мол, ты видишь тут кухню?        — Можешь у меня. Я даже тебе все продукты предоставлю. Давно не ел домашнюю выпечку.        Душнов чуть посмеялся.       — Замётано. Приготовлю.       Их разговоры на разные темы продолжались, а со временем опустела коробка с салатом и наполовину — вторая порция лапши. Теперь Олежа сидел и попивал уже тёплый молочный улун, пока Антон доедал оставшуюся лапшу. Брюнет говорил уже, что ему нравится быть замеченным? Боже, Антон слушает его! И поддерживает с ним диалог! Олежа становился более открытым и уже не боялся собственной громкости голоса. Навязчивые мысли попытались пробраться в голову, но были отброшены на несколько часов. Он обязательно подумает о том, что, возможно, выглядел глупо перед Антоном. Обязательно. Но позже.       За разговорами время медленно подходило к комендантскому часу, и Звёздочкину пришлось уезжать домой. Всё-таки, в общежитии незнакомцев не особо жаловали, хотя студентам, на самом деле, было всё равно.       Дав Олеже обещание написать, как только доедет домой, и забрав мусор, он перед самым выходом потрепал парня по его чёрным волосам, оставляя того ещё несколько минут стоять у закрытой двери и постепенно краснеть от такого, казалось бы, обычного, но интимного для Олежи действия.        Стоит ли говорить, что сообщениями о прибытии домой они не ограничились, пообщавшись в мессенджере около трёх часов?        Возвращаться на занятия спустя неделю отдыха, с поднятым настроением после переписок и даже ещё пары встреч с Антоном, со всеми работами в срок и совсем уже не болящим телом, было мечтой. Что там врач говорила? Две недели на восстановление? Олежа и за одну справился — у него было великолепное лекарство. Ну, и медицинские препараты.        Антон зачем-то порывался заехать за Олежей, хотя самому надо было только к третьей паре. Кто вообще за две пары будет выезжать в университет, чтобы отвезти своего знакомого?        Олежа пресёк эти попытки и пообещал встретиться непосредственно в самом высшем учебном заведении между парами.       С утра, по пути к автобусу, Душнова нагнал Дима. На всей прошлой неделе они не виделись, так как Олежа заявил, что ему нужно ещё подумать над этой ситуацией. К слову, над ситуацией он не думал — думал он об Антоне. И даже не смейте его судить: между прочим, он впервые чувствовал себя комфортно в общении с кем-то, кроме Оли.       — Олеж? Олежа! — услышав своё имя, парень сразу остановился и глянул на приближающегося Побрацкого. — Мы так и не поговорили. Ты сейчас можешь? Слушай, я правда расстроен, что так вышло. Я хотел, показать, что ты не зануда, а вышло… Ты точно себя хорошо чувствуешь? Может, стоило…       Олежа ухмыльнулся и приложил указательный палец к Диминым губам, заставляя его прервать свой длинный монолог.        — Дим, всё хорошо. Я на тебя совершенно не обижаюсь, — правда. К Диме претензий у него не было. — Просто было неприятно услышать такое, и было бы классно, если бы ты поговорил с ними и попросил этого не делать. А так, всё хорошо. Я рад, что ты изменил своё мнение насчет меня, — и улыбнулся ещё шире, возобновляя продвижение к остановке.       Побрацкий выдохнул с облегчением и улыбнулся в ответ.        — Боже, да я попытался поговорить с этими придурками ещё тогда. Но вряд ли их что-то образумит. Прости.       Олежа просто пожал плечами.       — Ничего страшного — всё равно и так куча разных слухов гуляет.        — Да ладно, тебе, Олеж. Не так уж их и много, на самом деле.        Олежа бы расстроился, будь он не в духе. Но сейчас он лишь улыбнулся шире и запрыгнул в автобус, поворачиваясь к Диме, что забежал следом.        — У тебя хорошее настроение?        — Превосходное. Иногда и правда не хватает просто недели отдыха.       И Антона.       — О, а пару недель назад говорил, что отдых — всего лишь очередная посредственность в жизни человека.        Олежа издал смешок, протягивая кондуктору мелочь, нарытую в карманах куртки.       — Даже самые душные зануды могут ошибаться.       Побрацкий кивнул и положил ему руку на плечо, продолжая искать в своём рюкзаке хоть какие-то монеты. Он бы проехал зайцем, но перед Олежей нельзя — опять начнёт свои лекции о нравственности.       Душнов вздохнул и вынул сторублёвую купюру из-под чехла телефона. Тратить последние более-менее крупные деньги не хотелось, но не помочь другу он не мог. Даже если этот самый друг тратит последние деньги на энергетики и пиво.       — За него, пожалуйста, — и протянул женщине деньги, закатывая глаза на боготворящий его взгляд Димы.        — Братан, я тебе жизнью обязан.        — Забей, — он неопределённо махнул рукой в воздухе, зная, что Побрацкий забьёт на это и без его слов.        В университете на него, практически как и всегда, не обращали внимания, лишь иногда кидали в его сторону странные взгляды и смешки. На самом деле, ничего не поменялось, и Олежа не мог понять, как не замечал этого раннее.       Понедельник — самый тяжёлый день на неделе. Пять пар. Убиться можно. Большинство прогуливали большую часть занятий, но это же Олежа. Антону неимоверно повезло — всего три пары и домой. Брюнету повезло лишь с тем, что сегодня дополнительные занятия отменили.       После третьей пары Антону нужно было зайти в деканат по его особо важным студенческим делам, поэтому, договорившись о встрече в кафетерии после четвертого занятия, Олежа легко отсидел все предметы, даже не напрягаясь особо.       Стоя у входа в столовую и пытаясь высмотреть макушку с характерной укладкой в толпе студентов, Душнов теребил край своей толстовки. На секунду он отвлёкся на окно, рассматривая уже голые деревья за окном. Именно эта секунда позволила Звёздочкину остаться незамеченным и тихо появиться слева от Олежи, аккуратно касаясь его плеча, заставив этим чуть дёрнуться от неожиданности.        — Олеж? Привет.       Брюнет повернулся к нему и смущённо улыбнулся, прогоняя резко появившуюся лёгкую красноту на лице.       — Привет, — он получил ответную улыбку и поправил спавший с плеча рюкзак, кивая на двери. — Пойдём? Там сегодня вкусные пирожные, — удержавшись от облизывания своих губ языком, начал движение в сторону кафетерия Олежа.       Антон усмехнулся и проследовал за первокурсником, сразу становясь в очередь.       Сидя за самым дальним столиком в кафетерии, не хотелось теперь идти на казалось уже бесполезные пары. Только когда уже занятие началось, а принципы Олежи встрепенулись при мысли об опоздании, они покинули помещение, расходясь в разные стороны и договорившись встретиться после.       Аккуратно войдя в тихую аудиторию, Олежа прошёл на третий ряд. Преподаватель по психологии была достаточно громкой, а на доске она обычно ничего не писала, диктуя лекции и скидывая потом презентацию их старосте. Поэтому необходимости садиться на первый пустой ряд, подставляясь под горячую руку в плохом случае, не было необходимости. А на третьем ряду за несколькими людьми было сидеть удобно.        Аудитория была полупустая, а Ирина Михайловна ещё не пришла, поэтому шум постепенно начинал нарастать. Многих уже не было: не все считали психологию важным предметом, особенно на пятой паре. Дима в том числе: он свалил ещё два занятия назад. Как и его компания. Почти вся. Один парень с усами перед ним — Гоги, вроде бы, — повернулся к Олеже, что сидел и с улыбкой на лице смотрел в окно.        — Душнов? Ты что, укуренный?       — Что? — он медленно повернул голову в сторону однокурсника.       — Весь день лыбу давишь, взгляд такой, будто ты не меньше десяти доз…       Договорить ему не дала открывшаяся дверь и вошедшая Ирина Михайловна, сходу извиняющаяся и называющая тему. В лекцию вникнуть Олеже не удалось, зато удалось подумать о том, что теперь он выглядит не только глупо.        Впервые он не записал ничего в свою тетрадь, решив сделать это позже. Если не забудет. К выходу из здания он подходил уже без улыбки и не ждал Антона, с которым должен был встретиться.        Звёздочкин стоял у входа в университет и чуть не пропустил Олежу, выходящего из него. Тот направлялся вниз по лестнице, и Антон взглянул в телефон, заметив, что последние сообщения о своём местоположении остались непрочитанными.        — Олежа! — окликнутый обернулся и нахмурился, высматривая из толпы обладателя знакомого голоса.        Антон решил облегчить задачу и сам вышел прямо к Душнову, по пути натягивая улыбку.       — Ты не прочитал сообщения, что ли?        — А… — он отвёл взгляд в сторону и снова начал теребить край своей толстовки. — Извини, я забыл…       — Ничего. Тебя подвезти?        — Нет, я…        Договорить ему не дали. Антон резко разблокировал телефон, заметив что-то в Олеже, и чуть громче сказал:       — Стой! Подожди, не двигайся, — и сфотографировал парня.        Олежа не успел понять, что произошло и только через секунд двадцать нахмурил свои брови.       — Что? Что ты сделал?       — На тебя блик солнца красиво лёг, — Антон повернул к нему экран своего устройства, на котором был изображён Олежа с чуть печальным взглядом, в котором виднелись блики заходящего солнца, и тёмными кудрями, приобрётшими тёплый оттенок. Камера последнего айфона прекрасно передала настроение, и фотография даже не нуждалась в обработке.       — Фото? Зачем?       — Очень красивый кадр вышел. Мне кажется, что такие моменты всегда надо запечатлевать. Или ты против?       Олежа криво улыбнулся.       — Нет, я… Нет, не против. И много ты так людей снимаешь?       Антон неопределенно пожал плечами, засовывая телефон в карман своего пальто.       — Не людей обычно. Но и они бывают. Просто когда я вижу что-то эстетичное… я не могу себя удержать.        Душнов улыбнулся чуть шире и вздохнул, начиная путь от университета до парковки, чтобы проводить своего друга до машины.       — Я правда сегодня выглядел, как наркоман какой-то? — он не знает, зачем начал эту тему. Казалось, что нужно это с кем-то обсудить, но было почему-то страшно.       — Что? Нет, с чего ты взял?       Олежа пожал плечами, прикрывая глаза.       — Да нет, ничего…       — Олеж, такие мысли разве берутся из ниоткуда?        — Нет… не знаю, я… просто я сегодня чувствовал сегодня так хорошо… Люди действительно кажутся укуренными, когда им хорошо?        — И кто тебе это сказал? — взгляд голубых глаз зацепился за слабую улыбку Антона сбоку.       — Это важно?        — Конечно, — Звёздочкин схватил Олежу за локоть, останавливая и поворачивая к себе. — Если человек счастлив, это не значит, что он что-то принимает. И никто не должен так думать. А уж тем тем более произносить это вслух и распространять ложь. Даже если этот человек до этого ходил как уставшая тучка и вдруг в один день вышел с улыбкой на лице, — Антон щёлкнул по вздёрнутому носу, заставляя Олежу чуть поморщиться, и продолжил свой путь, — Не трать деньги на метро, я тебя подвезу.       Олежа простоял на месте ещё пару секунд, закатил глаза и вздохнул, после чего опять пожал плечами.       — Ладно.        И проследовал за Антоном.

——— 

      — Ай, блять!        — Олежа?! — услышав вскрик друга на кухне, а затем и глухой стук, Антон поспешил заглянуть к нему. Точнее сказать, бросить телефонный разговор и побежать убедиться, что с Душновым всё в порядке.        Зайдя на кухню, Звёздочкин несколько секунд стоял в недоумении и со страхом в глазах, а после издал смешок, затем сразу же начав смеяться, хватаясь за живот и дверной косяк.        Олежа стоял возле кухонного стола с миской в одной руке и с уже пустой упаковкой муки в другой. К слову, вся мука теперь была на нём. Полностью.        — Что смешного?! Я тебе пеку, а ты смеёшься надо мной?! Она упала с верхней полки прямо на меня, чтоб ты знал! — Олежа со злостью кинул бумажную упаковку в сторону Антона, но та из-за нехватки веса перелетела только одну треть своего пути, останавливаясь в воздухе и постепенно падая на пол, рассыпая остатки муки.        — Ты выглядишь забавно, — шатен уже не смеялся и аккуратно подошёл к Олеже, всё-таки сдерживая смешки. Он потрепал чуть посветлевшие волосы, от которых сразу же в разные стороны полетели белые хлопья. — Боже, да ты теперь весь в ней.        Олежа чуть подул, пытаясь убрать с лица всё лишнее, и сразу же чихнул.       Если бы кто-нибудь ранее ему сказал, что в его студенческую жизнь будет входить готовка человеку, с которым они знакомы около трёх недель? Олежа бы покрутил пальцем у виска и продолжил бы читать книгу.        И где мы оказались в итоге? В квартире Антона с мукой, что была по всей кухне, включая Олежу.       — Тебе помыться бы.        — Если меня таким увидят в общаге, то точно засмеют.        Антон издал смешок и провёл большим пальцем по щеке Душнова, убирая лишнее и заправляя одну прядь ему за ухо.        — Что надо ещё сделать?        — Ну-у-у… — Олежа поднёс палец к губам, начиная чуть покусывать и сдирать заусенец. — Тесту бы немного дать настояться, а начинку я уже приготовил. Поэтому, только убраться, налепить пирожки и засунуть их в духовку.        — Давай, иди мойся. Я пока уберусь и, может, поставлю вариться макароны.        — Гарнир за мной! — на выходе из кухни крикнул брюнет.       — Я помню. В ванной футболка и шорты висят. Можешь взять их, а свою одежду закинуть в машину.        Олежа бросил еле слышное «угу» и направился в ванную комнату, начиная чуть краснеть.        Что это, мать его, только что было?        Сначала Олежа не придал этому значения. Близость в их с Антоном отношениях присутствовала с самого начала, но никогда не было настолько… интимно? Чёрт, у Олежи вообще в принципе любая близость впервые, так как он может описать то, чего не знает?        Как Звёздочкин посмотрел на него, как потрепал по волосам, как смахнул с щеки муку… Олежа чувствовал себя, словно в каком-то фильме, где у главной героини была гиперфиксация на парне, и она видела намёки буквально во всём.        Антон, прекрати.        Ещё и эта квартира… Казалось бы, ничего страшного — шатен просто пригласил его на ночь, а Олежа согласился, так ещё и предложил помочь с готовкой и испечь те самые обещанные пирожки. Зачем Антон вообще его позвал? Ещё больше тешить надежды? У Душнова появилось желание сбежать под шумок.        Но через двадцать минут, наконец-то вымыв из головы все белые остатки, Олежа вышел из ванной и направился к кухне, что уже была чистой, и где вода на макароны начала нагреваться.       — Я сразу достал противень и постелил бумагу для выпечки, — Антон плечом указал в сторону стола, пока мыл что-то в раковине. Грибы к макаронам — понял Олежа, когда подошёл ближе и увидел в тарелке белые шляпки.        Он улыбнулся и кивнул в спину Звёздочкину, подходя к столу и убирая с миски с тестом полотенце.       Через пять минут вода для макарон закипела, а от Олежи послышался тихий текст какой-то английской песни, которую Антон так же тихо, но подхватил.        Ещё через десять минут овощи на гарнир были порезаны Антоном, а пирожки уже стояли запекаться. Петь в тишине надоело, поэтому Олежа схватил с подоконника свой телефон и включил свой плейлист, оценивающе поглядывая на Звёздочкина. Получив улыбку, он не смог не улыбнуться в ответ и приступил к готовке гарнира, состоящего из курицы, грибов, овощей и сыра.        Разные песни лились из динамика телефона, а окна постепенно начинали запотевать от жара на кухне. Вскоре помещение наполнилось приятным ароматом и звуками шипения от сковородки.        Олежа чуть повернул голову в сторону Антона, который что-то читал в своём телефоне, медленно помешивая макароны с маслом. На лице у Душнова появилась слабая улыбка, и он чуть закусил нижнюю губу, рассматривая лицо шатена.        — Антон, — тихо позвал он. — Почти готово. Хочешь попробовать? — и протянул ложку, на которой лежал уже чуть остывший кусок курицы, гриба и соус.       Звёздочкин оторвался от экрана и, смотря на Олежу, быстро пододвинулся, пока ложка не оказалась во рту.        — М-м-м… — он чуть прикрыл глаза, проводя рукой по своим волосам. — Вкусно. Признавайся, из какого ресторана ты сбежал?        — Только если из какой-то забегаловки, работая там уборщиком, — хмыкнул Олежа и, выключив огонь, прикрыл сковородку крышкой, отходя проверить духовку.       — Ты слишком себя недооцениваешь, — Антон открыл верхние шкафчики и достал оттуда две больших тарелки.       — Это ты меня переоцениваешь. Моя еда довольно посредственна.       Звёздочкин выдохнул и включил чайник, решая не продолжать эту тему.       Антон повернулся и засмотрелся на брюнета. Аккуратные действия, чуть нахмуренные брови и сосредоточенное лицо с высунутым кончиком языка, тонкие руки мелко дрожат, стараясь не уронить огромную железную посудину. Звёздочкин улыбнулся краешками губ и отвернулся, продолжая раскладывать тарелки и накладывать порции еды.        — Почему вишня? — спросил Олежа, когда они уже сидели за столом и заканчивали ужин пирожками с чаем. С молочным улуном.        — Мне нравится вишня, — пожал плечами Антон, откусывая ещё кусок и пачкаясь носом в красной начинке. От Душнова послышался смешок. — Что?       — Нос, — просто сказал он и потянулся вперёд к Антону рукой, пальцами стирая след от вишни и сразу же слизывая его.        Возможно, Олежа подумает об этом позже ночью и засмущается. Сейчас Олеже нравилось смотреть на улыбку Антона и продолжать рассказывать ему истории из своей жизни.        — А сейчас ты не пробовал поступить?        — В театральный? Ты меня видел? — Олежа невесомо провёл рукой, указывая на своё тело. — Из меня актёр, как из Ольги Васильевны программист. Этим с детства заниматься надо или иметь талант, а у меня ни того, ни другого. Тем более, мне с людьми иногда страшно говорить, а тут выступать перед ними.       — Некоторым легче выступать на сцене перед сотнями, нежели говорить наедине.        Олежа нахмурил брови, складывая руки на груди.       — И много ты таких знаешь?        — Себя.       — Да ладно. Тебе тяжело общаться с кем-то?        — Сейчас нет, но в детстве я был довольно замкнутым ребёнком. Но выступать любил и не боялся. А ты?        — Что я?       Антон сложил руки в замок и упёрся ими подбородком.       — Ты же в театральном кружке сейчас состоишь. Я видел ваши выступления, презентации, даже детский спектакль. Да и лекции ведёшь ты превосходно.        — Да ну, я весь трясусь от страха. Особенно когда один выступаю. На самом деле, я не особо думал, когда записывался туда — за меня думала моя детская мечта. Но, знаешь, я так себя удовлетворённо чувствую после сцены. Я тогда себя живым ощущаю, а когда мне ещё говорят, что я хорошо выступил… это такие классные эмоции —настолько, что я из раза в раз опять начинаю жалеть о том, что пошёл в пед. О, знаешь! Я вспомнил один спектакль, мы на него с Олей ходили перед моим отъездом, так вот, там ещё один актёр ведёт блог…       Не меняя своего положения, Антон улыбнулся и рассматривал рассказывающего историю Олежу. Его движения руками были уверенными, делались на автомате — совсем не похоже на те, когда брюнет не собран и не знает, куда деть руки. Его эмоции на лице пролетают со скоростью меняющихся историй. И этот человек говорит, что в актёрском ему не место? Он так захватывающе рассказывает даже самую нудную историю. Олеже бы всегда такую уверенность. Тогда бы Антон точно сидел бы в первых рядах на всех его выступлениях.

———

      Всё. Пик. Максимум. Дальше некуда.        Гиперфиксация Олежи на Антоне с каждым днём растёт в геометрической прогрессии, и каждый раз он думает, что ещё чуть-чуть — и лопнет.        Поэтому они уже общаются несколько месяцев и не признались друг другу до сих пор.        Нравился ли Олегсей Антону? Он не знает. Вряд ли. Антон — взрослый и серьёзный человек, пусть и старше Олежи на каких-то два года. Он всегда производил впечатление, будто его интересует учёба, дальнейший заработок и семья. Лишь редкие тусовки с друзьями могли быть исключением в общей картине этого режима. Хотя, если считать, что они проводят вместе буквально каждый день, то вряд ли это уже входит в выстроенные мысленные границы Олежи.        Серьёзно, Антон настолько кажется гетеросексуальным и взрослым, что шансов у Душнова не должно оставаться. Единственное, что не даёт умереть надежде — упоминание Звёздочкина о том, что у него были отношения с парнем, а также его взгляды и действия, создающие впечатление, что они давно любящая друг друга пара.        Олежа же был полностью влюблён в Антона. Он это понял после первого месяца общения. Это безвозвратно: он был зависим от Антона и каждый раз себе обещал остановить это, чтобы не зашло далеко.        Подтвердились его чувства и в Новый Год, когда он уехал в Петербург домой и чувствовал себя неживым. Будто только Антон дарил краски его миру, будто только он мог вывести его на эмоции. Нет, его семья, конечно, тоже могла, но почему-то только на негативные. За неделю его пребывания в родном городе, отец успел упомянуть его учёбу больше тысячи раз. Спасали ситуацию лишь мама и Оля, что пытались отвлечь от всех этих мыслей и добавить атмосферу праздника.        Да, собраться семьёй в Новый Год было одной из самых ужасных идей. Спасибо женской половине их семьи, что проводила потом всю неделю каникул вместе с Олежей вдали от дома и отца. А ещё спасибо Антону, который каждый день писал и заставлял улыбку на лице брюнета расцветать. Кажется, мама и Оля начали медленно догадываться о причине его счастья.        Наверно, хорошей бы мыслью было признаться, когда они обнимаются на прощание. Когда они начали это делать? Олежа не помнит, но в объятиях Звёздочкина неимоверно хорошо.       Наверно, стоило бы. Но Олежа этого не делает. И Антон этого не делает.       Вокруг них с Антоном гуляла куча разных слухов. От простых, что они просто встречаются, до какого-то бреда, по типу «он спит с ним, получая проход в деканат и хорошим отметкам!» и тому подобное. Может, они и вправду выглядели как пара, даже не пытаясь отрицать эти слухи, лишь пожимая на них плечами. Олеже бы хотелось, чтобы после этого следовал лёгкий поцелуй в щёку.       В их «отношения» поверил даже Дима. Ещё в конце ноября он подошёл к нему перед очередной парой с возмущением, ударяя кулаками о парту.       — Антон Звёздочкин? Серьёзно? Нет, я не гомофоб, но почему он?       Олежа, лежащий на руках, утыкаясь носом в деревянную поверхность, чуть повернул голову в сторону друга и слабо улыбнулся.       — Дим, мы не встречаемся с ним.        — Да ладно! Вы так выглядите вместе, будто всю ночь трахались, а сейчас переглядываетесь, обещая устроить эту ночь ещё более феерической.        Душнов покраснел и вернулся в своё изначальное положение, что-то тихо буркнув себе под нос. Если бы Дима знал, как ему хотелось, чтобы это было правдой…       Дни текли друг за другом. Зима не может длиться вечно, поэтому на смену ей пришла весна с, на удивление, очень тёплым началом. Снег ещё не успел полностью растаять, а большинство людей уже пооткрывали окна нараспашку, закинули зимнюю куртку далеко и надолго и заменили сапоги кедами. Какого будет их разочарование, когда через пару дней опять пойдёт снег. Это же Москва, чего они хотят?        Вот Олеже хорошо и в пуховике с тёплыми сапогами. Хоть сменить их на любимые жёлтые кеды хотелось уже давно, рисковать не стоило. И так расклеились после того дождевого похода, так не хватало ещё в них же и простудиться.        Для Олежи существовало три самых ужасных недостатка у весны: непонятная смена погоды, аллергия на всё цветущее и грёбаное весеннее обострение.        Оно проходит у всех по-разному. Кто-то просто влюбляется во всё живое и неживое, у кого-то неимоверно поднимается настроение, на кого-то вообще весна не действует. А у кого-то из года в год сносит крышу и он становится бешеным, желающим ко всем цепляться человеком.       На отца весна всегда влияла негативно. Вместо того, чтобы замечать только хорошее и радоваться долгожданному потеплению, он замечал только лужи и ругался на них. Хотя, не только на них. На всё подряд: на людей в магазине, на работу, на сериал и, чаще всего, на Олежу. Не так тарелку поставил, не вовремя приготовил ужин, не сказал «привет», когда зашёл, и многое другое.       Когда Олежа уехал в Москву, он всем сердцем надеялся, что теперь от него отстанут. Не тут-то было: отец нашёл к чему прикопаться даже сейчас. Причина тупая настолько, что Душнову хотелось кинуть телефон в стенку, но он гордо выдержал весь негатив в свою сторону и убрал телефон от уха, когда послышались гудки.       Михаилу не понравились фотографии на странице во «ВКонтакте» у Олежи. Их сделал Антон на свой айфон, и одна из них была только с брюнетом, где у него за ухом был цветок, что только-только расцвёл в начале весны. Вторая являлась селфи, и на ней уже был и Антон с таким же цветком за ухом. На обеих фотографиях парни улыбались и от этих фотографий излучалась настолько позитивная энергия, что не выложить их Олежа просто не мог.       Сейчас же хотелось удалить обе нафиг — вместе со всей страницей в социальной сети.        Отец сказал, что он несерьёзно относится к учёбе, что он не должен думать о друзьях и каких-то цветочках, и что вообще это портит репутацию семьи Душновых. Какую репутацию? Проданной несколько лет назад компании? Смешно.       Дальше пошли речи о том, какой всё-таки Олежа неблагодарный: вырастил его Михаил, а звонит тот всё равно только маме и Оле. Что лучше бы он бросил маленького Душнова одного на улице помирать, и что брюнет должен сказать спасибо, что с ним это не сделали.       Спасибо огромное, папочка, что ты исполнил свой родительский долг и не оставил меня когда-то на улице.        Олежа узнал, что он посмешище и позор, что он не стоит потраченных нервов и денег, что не стоило вообще его рожать. Довольно мило — негатива в таком количестве он про себя прежде не слышал, но отца можно понять — почти целый год он ни на кого не срывался.       Если бы Олежа был чуть смелее, то он бы давно послал Михаила далеко и надолго, отключаясь. Смелости Олеже явно не хватало, поэтому он с гордостью выслушал все унижения, тихо угукая в трубку, и убрал от лица телефон, когда услышал заветное «и чтоб ни одной четвёрки или ниже».       Телефон был зажат в ладони, голова упиралась в острые колени, а сам Душнов сидел на кровати и не хотел ничего.        Было больно, одиноко и грустно.       «Ничего» не произошло: ему в голову пришла тупая мысль написать человеку, что приносит в его жизнь свет и радость.

4 марта, 20:47

Кому: Тоша

«Антон! Привет! Как дела? :)»

      Ответ пришёл незамедлительно. «Привет, Олеж. Только доделал презентацию, а ты как?»

«Нормальноооо

Почти ничего не сделал сегодня, лишь часть, хотя задали нам немного

Как настроение?»

«Устал. А у тебя?»

«Тоже есть такое»

«Олеж, что случилось?»

«Что?»

«Ты точно просто устал? Ничего не произошло?»

«Нет, вроде… 

Ну, папа звонил»

      Глупый Олегсей. Ну и зачем ты написал ему об этом? Антон же знает, что у Олежи натянутые отношения с родителем. Кнопка «удалить для всех» была нажата поздно, потому что Звёздочкин прочитал сразу. «И как?»

«Что и как?»

«Олежа.»

«Ну что?»

«Мне позвонить?»

«Нет, зачем»

«Я звоню»

«Стой, зач»

      Последние сообщение не было даже дописано — не то, что отправлено. Телефон в руках завибрировал, а знакомое имя высветилось на весь экран.       Олежа зачем-то утёр успевшие проявиться слёзы и сглотнул ком в горле, нажимая на зелёную кнопку.       — Алло?       — Олежа?       — Да?       — Всё хорошо?       Он ответил не сразу.       — Да..?       — Рассказывай давай.       — Что?       — Ты писал, потому что тебе грустно и одиноко.       Антон не представлял, насколько попал прямо в цель.       — Оу, что ты… нет…       Его перебили практически сразу, и Олежа мог лишь вдогонку произнести ещё одно «нет».       — Так и есть. Не ходи вокруг да около, а попроси.       — А… Это не слишком сложно?       — Сложно попросить?       Олежа вздохнул и прикрыл глаза.       — Можешь побыть со мной немного..?       — Да.       Голубые глаза распахнулись, а на лице стала появляться улыбка.       — Спасибо…       С той стороны послышался смешок.       — Сейчас приеду.       И сбросил.       Долго ждать не пришлось — уже через пятнадцать минут в дверь постучались, и Олежа поспешил открыть, потирая покрасневшие глаза.       — Ты пришёл… — тихо пробормотал он и кинулся в объятия Антона, обвивая руками его талию под пальто.        Звёздочкин обнял в ответ, зарываясь пальцами в тёмные волосы и улыбаясь.       — Конечно. Я всегда приду.       Душнов лишь крепче обнял парня, носом зарываясь тому прямо в грудь, вдыхая приятный аромат парфюма.       — Может, прогуляемся?        — Меня потом не пустят сюда.       — Ко мне поедем. Всё равно завтра воскресенье, а на улице тепло.        Олежа приподнял голову, своими голубыми глазами заглядывая прямо в янтарные, и чуть улыбнулся, медленно и нехотя отстраняясь от Антона.       — Хорошо. Я сейчас.        Буквально за пять минут переодевшись в уличную одежду, закинув пижаму и зубную щётку в портфель и расчесав запутанные волосы, он уже стоял и натягивал свой пуховик.       — А куда пойдём?        — Куда захочешь.       — На ВДНХ?       Антон хмыкнул.       — Опять?        — Мы давно там не были — обычно мы в парке Горького гуляем. А там щас красиво, украшать начали.       — Хорошо, — шатен пропустил Олежу первым из комнаты, выключая за ним свет и уже в коридоре дожидаясь парня, пока тот закроет дверь. — Сейчас как раз пробок нет почти. Покатаемся на колесе обозрения? Я тебе сладкую вату куплю.       Олежа нахмурился и что-то буркнул себя под нос.       — Это вредно и дорого.       — В прошлый раз ты умял её за обе щеки. Пошли, — он схватил Олежу за ладонь и потянул к выходу.       Как бы Олежа ни отрицал, колесо обозрения и сладкая вата ему нравились. Высота — не особо, но когда ты смотришь на ночной город с высоты птичьего полёта, все страхи забываются.       Антон тоже не любил высоту из-за неспособности контролировать ситуацию. Но ради искренней радости Душнова он потерпит. На фоне улыбки брюнета все переживания меркнут, а стоило услышать его смех, так вообще создавалось ощущение, что никаких переживаний и не было.       Засовывая в рот очередной кусок сладкой ваты, Олежа с улыбкой поворачивается к Антону и протягивает оторванный кусок ему, который Звёздочкин сразу же отправляет себя в рот. Олежа смеётся и отрывает себе ещё один кусок.       — Спасибо.       — За что?       — За то, что помог отвлечься… мы… можно тебе высказаться?       — Конечно.       Олежа вздохнул и опёрся спиной об поручень, поворачивая голову к окну и рассматривая ночной город.       Антон давно уже знал примерное прошлое Олежи. Знал и про отношения с отцом, но Душнов никогда не рассказывал подробности. Сегодня хотелось.       Он и рассказал. Сегодняшний разговор от начала и до конца. Закончил он уже на земле, сидя на какой то скамейке и обнимаясь с Антоном.       Обниматься с Антоном было классно. В этих объятиях забывался весь негатив, отец, учёба… Почему нельзя вечно обниматься с Антоном?        — Я бы тебе посоветовал забить на него, но ты же не можешь.       — Я бы с радостью, но мне страшно, — проговорил он в плечо Звёздочкина.        Пальцы Антона зарылись в чёрные волосы и помассировали кожу головы.       Эта ночь в квартире Антона прошла абсолютно так же, как и все предыдущие. Олегсея не устраивало то, что хозяин квартиры спит не в своей кровати, поэтому, как всегда (кроме первого случайного раза), Олежа расстелил себе на диване и устроился поудобнее.       Во время прогулки был выпит горячий чай, предрасполагающий дальнейшее спокойствие; ужин был хорошим, кровать — мягкой, а на часах уже час ночи. Олежа уже почти час лежал и не мог уснуть. Было бы хорошо пойти к Антону и поговорить. Желательно на тему отношений.       Нельзя. Нельзя. Ещё рано. Вдруг ему не понравится?       Одни и те же мысли крутились в голове на повторе, как старая пластинка. В какой-то момент Душнов устал от них и хотел удариться головой о пол — желательно посильнее, чтобы его точно вырубило. Он не успел: усталость сама дала о себе знать, и вскоре веки Олежи закрылись, а дыхание стало размеренным.       Пора бы перестать откладывать этот разговор.

———

17 марта, 17:03

Кому: Тоша

«Привет, можно к тебе сегодня на ночь?»

17:17 «Привет. Извини, в магазин заезжал. Только домой зашёл. Да, конечно. Что-то случилось? Всё хорошо?»

«Нет

Точнее да

Блин

Я тебе расскажу позже, хорошо?»

«Окей. За тобой приехать?»

«Нет, я сам, ты пока отдыхай, через час примерно буду»

«Уверен? Там метель на улице.»

«Я пока один хочу побыть»

«Точно всё хорошо? Ты сегодня на занятиях потерянным выглядел и тоже один хотел побыть.»

«Тош, всё хорошо. Я выхожу»

«Хорошо, я жду.»       Олежа впервые сам попросился в гости. Обычно Антон звал его и иногда даже чуть ли не уговаривал.        Всю неделю Олежа планировал эту встречу и разговор, Всю неделю он держал себя в руках и не нервничал. Сегодня всё пошло под откос: он будто изначально встал не с той ноги. Будто сама судьба говорила ему о том, что это плохая идея.        Но Олежа пересилил себя, все невзгоды, неудачи, плохое настроение и даже свою головную боль. И написал Антону.        Да, так было правильно.       По пути Душнов решил зайти в кофейню и взял не свой любимый чай, как обычно, а два стаканчика кофе. Ванильный латте и капучино. Не лучший ужин.       Перед Антоном он предстал с красными щеками и носом, смущённой улыбкой, хлопьями снега на шапке и с подносом для стаканов в руках, которые Звёздочкин поспешил забрать из его рук вместе с рюкзаком.        — Боже, Олежа, — он не мог сдержать своей улыбки. — Всё равно тебя засыпало.       Улыбка брюнета стала чуть шире, и он стянул с себя шапку, пальцами расчесывая свои волосы.       — Привет.        — Привет, — хмыкнул Антон и принюхался к напиткам, относя их на кухню. — Кофе?        — Да… мне кажется, он нам сегодня не помешает.       Антон вернулся в прихожую и начал наблюдать за Олежей, что стягивал свой пуховик и снимал ботинки. Звёздочкин сложил руки на груди.       — Так. Что случилось?       Обмануть?       Нет.       Олежа вздохнул и прикрыл глаза.       — Антон, нам надо поговорить.        Названный чуть нахмурился и почесав нос, отправился снова на кухню.       — Пошли.       Душнов чуть прикусил губу и последовал за Антоном, оставляя рюкзак лежать на полу в гостиной. На кухонном столе стояла вазочка с любимыми печеньями Олежи и два бумажных стаканчика — уже без подставки. Антон, прогремев какой-то тарелкой, поставил её в посудомойку и уселся за стол. Олежа последовал его примеру и сразу же ухватился за печенье.       Минут пять они сидели в тишине, прерываемой лишь хрустом печенья и посёрбыванием горячего напитка.       — Я знаю, что… что ты любишь меня слушать, мне это приятно и важно, и мне нравится, что тебе нравится, но… сегодня… сейчас… Сейчас нам надо говорить вместе. Мне тоже надо услышать тебя, твоё... мнение.        — Я слушаю тебя.       Олежа вздохнул.       — Извини, сейчас я буду тянуть… долго тянуть. Я и так оттягивал этот момент до последнего, — он поставил стаканчик на поверхность стола и сложил пальцы в привычной манере. — Но так больше продолжать я не могу. Знаешь, я никогда этого не делал. И я совершенно не знаю, как отреагируешь ты — я не знаю твоё мнение по поводу этой ситуации, но ты… вроде уже встречался с парнем?        На последней фразе Антон чуть улыбнулся. Поняв, что к чему, он уже был готов сказать Олеже «да». Но он знает, как важны Олеже разговоры и как ему нужно всё обсудить до мелочей. Поэтому Звёздочкин только кивнул.       — Да, я уже встречался с парнем. И с девушкой встречался — для меня отношения не новы, но их не то, чтобы было много. Всего двое.       Олежа кивнул в ответ и потупил взгляд, повернул голову на стену.       — А ты…       — И я нормально отношусь ко всем однополым отношениям, да.       Душнов выдохнул. Хорошо, первая часть пути пройдена.       — Знаешь… я никогда никого не любил, ни с кем не встречался, проводил всё своё время за учёбой. Я думал, мне отношения и не нужны, но… ты просто готов был слушать меня, кивать на все мои рассказы и тебе действительно… интересно… даже когда я несу бред. У меня никогда не было такого человека, и для меня это ощущение было чем-то новым, но таким приятным. Наверное, из-за него всё началось…       Ну вот, хотел поговорить, а в итоге опять рассказывает всё сам, смотря в жёлтые глаза напротив.        — И эти чувства… эти эмоции для меня новы. Я понятия не имею, что с ними делать. Я думал, что всю жизнь проживу бок о бок с книгами и конспектами, а в итоге… сижу тут с тобой, — он хмыкнул и отвёл взгляд. — Мне так нравится проводить с тобой время, так нравится тебе что-то рассказывать, так нравится с тобой что-то обсуждать, так нравится смотреть на твою улыбку, в твои глаза, наблюдать за твоими действиями. Мне безумно нравится спать в твоей квартире и наслаждаться твоим запахом, мне нравится с тобой общаться на перерывах в университете, нравится ходить с тобой в кафе, гулять… мне нравится твой смех и, кажется… Мне нравишься ты…       Олежа замолк. Замолк и сложил руки, кладя на них голову, чуть поворачиваясь, чтобы одним глазом видеть Антона, что улыбался и смотрел прямо на Душнова.       На удивление, это далось намного легче, чем он ожидал. Самое страшное теперь услышать ответ. А что, если для Антона он не больше, чем знакомый? И такое может быть, а он тут навязывается.       — И ты бы хотел встречаться со мной? Хотел бы проводить ещё больше времени со мной и попробовать испытать новые для тебя ощущения?        Брюнет пожал плечами.       — Я не знаю.       — Ты мне тоже нравишься, Олеж. Очень. Мне перечислить всё так же, как и ты?       Мир вокруг Олежи остановился. Ему нужно было обдумать услышанное.       — Хорошо. Мне нравится слушать твой голос, нравится отмечать твои эмоции, как они меняются, как ты их меняешь и играешь с ними, нравится слушать в тишине твоё дыхание и рассматривать твоё лицо, твои руки. Нравится зарываться пальцами в твои волосы и смотреть, как ты смущаешься и улыбаешься. Нравится обниматься с тобой, общаться. Просто существовать с тобой. Одно твоё существование делает атмосферу лучше, одного твоего появления хватает, чтобы поднять мне настроение. Возможно, я помешанный. И это правда. И мне нравится быть помешанным на тебе. И, да, я бы хотел встречаться с тобой. Если ты не против.       Мозг Олежи был ещё на первой части монолога Антона, поэтому потребовалось ещё пару минут, чтобы обработать информацию, пока Душнов не поднялся с рук и, с красным следом на щеке, снова глядел прямо в янтарные глаза.       — Ты не врёшь?       — Ты сомневаешься во мне?        — Нет, просто… это кажется сном. Знаешь, мы же не в фильме, чтобы ты резко меня полюбил после моего признания.       — А с чего ты взял, что я резко тебя полюбил? — Антон наткнулся на непонимающий взгляд Олежи. — Ты мне давно нравишься. И я давно знаю, что нравлюсь тебе. Знаешь, это трудно не заметить. Или все эти милые уменьшительно-ласкательные, объятия и флирт я растолковал не так?        — Тогда… почему… почему ты не признался сам?       Звёздочкин пожал плечами и отпил из своего стаканчика кофе.       — Ты говорил, что тебе важно сначала всё самому обдумать, а я привык уважать чужие желания. Вот и ждал, пока ты решишь. Правда не ожидал, что ты отнесёшься к этому настолько, что сам испугался.       Олежа полминуты сидел в недоумении, пока в его голове крутились шестерёнки. В один момент настроение его переменилось, а сам он начал задыхаться от возмущения и складывать руки на груди.       — Ты… ты! — он подался вперёд и ткнул указательным пальцем Антону прямо в грудь. — Ты не можешь быть таким идеальным! В чём подвох?!       Антон усмехнулся и схватил ладонь Олежи, переплетая их пальцы вместе.        — Подвох в том, что, на самом деле, мне самому было немного страшно тебе признаваться.        — Тебе? Страшно?       Шатен кивнул.       — Есть немного, хотя такого никогда не было. Но, всё-таки, хорошо что сначала ты обдумал и признался, нежели потом я ждал, пока ты обдумаешь.       Настроение Душнова снова резко переменилось и теперь он смущённо улыбался, протягивая вторую руку, чтобы так же переплести пальцы.       — Если честно, я настолько думал, что ты не оценишь это, что придумал сотню отрицательных исходов, но ни одного положительного. И теперь я не имею ни малейшего понятия, что делать.       Антон вздохнул и покачал головой, чуть прикрыв глаза.       — Ну ты как всегда.       — Тебе… — Олегсей смущённо отвёл взгляд, цепляясь им за настенные шкафы. — Тебе правда нравится слушать, когда я что-то рассказываю?        — Очень.       Олежа засиял, а его взгляд начал выражать кричащую радость. Он снова посмотрел на Звёздочкина и криво улыбнулся.        — И если… если ты не против со мной встречаться, то мы теперь можем спать в обнимку и целоваться?        Улыбка Антона стала чуть шире, а сам он изо всех сил сдерживал смешок и, осмелев, потянулся к бледным ладоням, поглаживая их своими пальцами и легонько прикасаясь губами.       Олежа покраснел, но взгляд, руки и улыбку не убрал.       — Конечно. Сколько захочешь.        Душнов улыбнулся ещё сильнее, оголяя ряд белоснежных ровных зубов и даже не пытаясь скрыть это своими руками. Всё равно не получится — руки-то у Антона.        Этой ночью случился их первый поцелуй, наступил первый день их отношений и прошёл весь сон в объятиях друг друга. Впервые Олежа проснулся утром без головной боли и с ощущением того, что в его жизни всё прекрасно.

———

      Одно из самых страшных событий года в ВУЗе — сессия — наконец-то прошло, и наступило не менее пугающее другое — практика. Олеже повезло: в МГПАУ на первом курсе нет ни отработок, ни работы «по профессии». Антону чуть ли не повезло вдвойне: обещанный отдых из-за того, что он состоит в студсовете, мало того, что не состоялся, так его почти запихнули и на отработку и на практику вместе. Благо, этот вопрос был улажен, и Звёздочкину не пришлось заниматься благоустройством их учебного заведения.       А вот с практикой пришлось ещё немного попотеть: за заслуги его хотели направить работать вожатым в один из лагерей юга России, на что Антон чуть ли не покрутил пальцем у виска. Он даже ни в каком студенческом отряде не состоял — какой лагерь? Он вообще учится на детского психолога.       Его декан быстро уладил это недоразумение, и в итоге шатена направили работать вожатым (этой участи избежать ему не удалось) в летний дневной лагерь при школе в Москве, что находилась недалеко от университета. Задача его была простой: всего две недели следить за группой десятилетних детей, кормить их, кормиться самому, выводить их на прогулку и играть с ними во всякие игры. Всего шесть часов, с девяти до трёх, а потом большинство забирали, и он уходил на заслуженный отдых, оставляя оставшуюся часть детей на подростков из этой же школы, что решили подработать.        Антону бы тоже не мешало подрабатывать, но… Зачем, если отец полностью обеспечивает его и приказал при возможности наслаждаться своей юностью?       Вот он и наслаждался, пытаясь заставить последовать его примеру Олежу. Того-то отец не обеспечивал, хотя Антон мог бы.       Ещё полгода назад Олежа задумался о том, что будет делать летом, и что неплохо бы получить плюсик в свою трудовую книжку. От университета их всё равно никуда не направляли по причине первого курса, а вот вступить в студенческий педагогический отряд и работать, так сказать, «по профессии», казалось замечательной идеей.       При нём Антон уже не сдержался и покрутил пальцем у виска.        — Олеж, у тебя и так нервы на пределе, зачем тебе эти дети? Тем более, где-то в Крыму. Отдыхай пока — ты за свою жизнь ещё наработаешься с детьми.        — Тош, это же практика хорошая…        — И нервотрёпка. Там вожатых так мучают, а платят копейки. Надо оно тебе?        Тогда Олежа вздохнул, но к Антону прислушался. Всё-таки, тот год назад уже работал вожатым на три смены и знает, какого это. И если спокойный и сильный духом Звёздочкин смог там так сильно устать и настрадаться, то Олегсею и впрямь там, наверно, делать нечего.        Поэтому летом Олежа работает по графику два на два на дневной смене в кафе, куда после своей практики приходит Антон, и они уже вместе идут на вечернюю прогулку.        Всё идёт хорошо. Лето вообще потрясающее время года. Его сестра скоро уедет проводить последнее школьное лето в каком-то лагере, мама со своим новым спутником жизни уехала в отпуск, куда звала с собой детей, но те благополучно отказались, а отец весь в командировках.        Олежа отдыхал от учёбы, почти что жил у Антона, на полном серьёзе задумываясь съезжать к нему по инициативе самого Звёздочкина, работал, ходил гулять и наслаждался хорошей погодой в летней Москве.       Мы уже говорили о том, что всё хорошее однажды кончается? И что причиной этому, чаще всего, становится один человек, что должен быть сейчас полностью погружён в работу?       Михаилу, видимо, стало опять скучно, и поэтому он не нашёл ничего лучше, как позвонить сыну и достать его.       Олежа тогда был в квартире у Антона и ждал, пока тот принесёт долгожданное прохладное мороженое из магазина и они сядут смотреть фильм. Сегодня вечер был достаточно жарким, гулять совершенно не хотелось в такую духоту, а после тяжёлого рабочего дня хотелось посмотреть какую-то комедию или фантастику. Марвел? Очень даже ничего. Олежа взял в руки пульт от телевизора и, открыв Кинопоиск, начал искать фильмы из самой первой фазы. Антон вряд ли расстроится, если они сегодня посмотрят «Железного человека».       Телефон зазвонил, когда последняя буква слова «железный» была дописана, и Олежа, даже не успев посмотреть рекомендации поиска, схватил в руки устройство и сразу же принял звонок.       — Антон, я буду ванильное! Если есть.       — И тебе привет, Олегсей.       У Душнова всё внутри сжалось и он медленно отвёл телефон от уха, смотря на надпись. Как он вообще мог перепутать и подумать, что звонил Антон.        — Привет, отец… Извини, я подумал, что это друг звонит…       Вспомнишь солнце — вот и лучик. В трубке запищало, оповещая абонента о второй линии, и Олежа снова посмотрел на экран, теперь уже увидев заветное «Тоша».       Ответить не получилось. Сбросил бы — получил бы от отца.       — Друга? Антон это и есть тот самый друг? Антон Звёздочкин?       Олежа застыл, лишь проглатывая ком в горле. Говорить не хотелось абсолютно.         Отец начал длинный монолог о том, что Олегсей вырос не только позором и посмешищем, так ещё и геем. Узнать об этом Михаилу не составило труда, точнее, провести логическую цепочку, только взглянув на фотографии в социальных сетях этих двоих.       Через десять минут вернулся Антон. Олежа понял это по открывающийся двери и крику из прихожей.       — Олежа, я пришёл! Ты не отвечал на звонок, поэтому я взял ванильное наугад.       «Угадал» — хмыкнул про себя Душнов, но не отображая эту эмоцию на лице.       — Олеж? — Звёздочкин прошёл в гостиную и наткнулся на мрачный вид брюнета, сидящего на диване, пульт недалеко от него и телевизор в спящем режиме.       Вздохнув, Олежа прикрыл глаза и отодвинул трубку от своего уха, включая телефонный монолог на громкую связь, тем самым позволяя Антону узнать причину потерянности своего парня и невесело хмыкнуть.       — …должен был стать наследником компании! Я делал это для тебя! А ты… Олегсей, ты меня слушаешь?        Душнов криво улыбнулся и вздохнул.       — Да, отец. Я тебя слушаю.       — Ещё бы ты меня не слушал, позорище.        Руки парней практически одновременно сжались в кулаки. Олеже надоело.       — Я не позорище… — тихо проговорил он.       — Что ты сказал? — тон Михаила со злобного резко переменился на подозрительно спокойный.       — Я не позорище! — крикнул в этот раз Душнов, этим пугая сидящего недалеко на стуле Антона.       — Не позорище? А кто же ты?!        — Да кто угодно, но не позорище! Я выпрыгиваю из кожи вон, чтобы доказать это, а ты только и делаешь, что оскорбляешь меня! Я отказался от своей мечты ради тебя!        — Да никакой мечты там не было! Из тебя никудышный актёр бы вышел. Да ты в принципе никудышный! Одно гейство твоё говорит о том, что ты полный позор.       Олежа заметил, как в удивлении вытянулось лицо Антона и хмыкнул.       — Вот ты какого обо мне мнения.       — А о тебе другого и не может быть! Только зря на тебя деньги тратил.       — Да ты на меня практически ни копейки не потратил! Мне даже всю одежду мама покупала, за всё школьное она платила!        — Не смей упоминать эту порочную женщину…       — Порочную женщину?! Знаешь что, папочка? Как же ты меня заебал! Если тебя это так волнует, то я тебе скину всё до последней копейки. Сколько я тебе должен? Примерно полтора миллиона за аренду квартиры и за питание за всё время?! Я даже с процентами кину, не переживай! При первой же возможности! Только отвали от меня раз и навсегда! — Душнов не сдержался и кинул телефон в противоположную стену, чуть не попадая в телевизор.        Он бы расстроился: на самом деле денег у него не много, а телефон прожил с ним несколько лет. Но сейчас он лишь уткнулся в колени носом, начиная медленно всхлипывать.        Антон моментально оказался возле своего парня и принялся спасать его объятиями и мягкими поцелуями в лоб.       — Ты невероятен.        — Невероятен? — невесело хмыкнул парень. — Чем?       — Ты очень долго терпишь всё это. И правильно, что дал отпор. Тебе не пять лет, чтобы за тобой так следили — ты вполне можешь жить самостоятельно и не беспокоиться о прошлом.       Всхлипы от брюнета стали лишь громче, а сам он уткнулся Звёздочкину в грудь, пачкая слезами и статями его уличную футболку.       — Как же он меня достал! Ни один диалог не прошёл без слов о том, что я позорище! А сам-то! Чего он в жизни добился?! Ещё и деньги теперь возвращать… — более тихо произнёс он последнюю фразу.       — Хочешь, помогу?       — Ну нет… Мне ещё потом тебе возвращать…       — Олеж, — Антон аккуратно отцепил от себя крепко держащего парня и взял его лицо в свои руки, — ты, возможно, к этому не привык, но существуют люди, готовые помочь тебе бескорыстно. Меня учила этому мама. Я совершенно не согласен с методами своего отца, но в какой-то степени, он был филантропом, пусть и не на свои деньги… У меня есть свои деньги, свой личный счёт в банке, в котором, надеюсь, находятся честно заработанные деньги, и я бы хотел помочь тебе, абсолютно ничего не требуя взамен.        Голубые глаза наполнились слезами, а тонкая линия губ Душнова хаотично дёргалась в попытках начать новый марафон рыдания.        — Так нельзя… Ты слишком хороши-и-ий… — очередной приступ истерики победил желание рационально подумать, и лицо Олежи снова оказалось возле ткани красной футболки, продолжая мочить её.        — Потому что я люблю тебя, — шёпотом проговорил Антон и поцеловал своего парня в затылок, носом зарываясь в тёмные волосы и аккуратно поглаживая его спину.        Через полчаса, когда нервы были на исходе, а слёзы литься уже не могли, Олежа уже почти засыпал в объятиях на том самом диване, но ему хватило сил произнести в ответ тихое:       — Я тоже тебя очень люблю…       К слову, фильм они так и не посмотрели, а мороженое за тот вечер расстаяло до такой степени, что на следующий день ему потребовалось около пяти часов, чтобы снова застыть.

———

      — Олежа-а-а, — проговорил Антон, подходя к названному со спины и начиная массировать его плечи.        Подросток, чья осанка оставляет желать лучшего, резко выпрямился, поддаваясь под приятные движения Антоновых рук.       — М-м-м? — Олежа отрывается от нарезания овощей и прикрывает глаза, издавая тихий стон наслаждения, ещё больше вытягивая спину до хруста нескольких позвонков.        Звёздочкин усмехается и коротко целует тёмную макушку, переходя к пакету, где лежат ненарезанные ещё продукты.       — У меня есть для тебя сумасшедшая идея. Ты вряд ли её оценишь, но… выслушаешь меня?        Расстроенный от такого резкого конца приятных ощущений, Олегсей чуть надувает щёки и продолжает своё занятие.       — Ну, Олеж, я и так тебе сделаю массаж перед сном.       — Правда? — резко взгляд Душнова просиял и парень теперь с надеждой смотрел на кивающего Антона с благодарной улыбкой. — Спасибо. Что ты хотел сказать?        — Так вот… ты же сам говорил, что быть педагогом начальных классов, на которого ты учишься, тебе совершенно не хочется.       — Говорил, но кто меня спрашивает?       — А с отцом же ты порвал все связи.       Да, прошло уже почти два месяца с того переломного момента в жизни Олежи и он до сих пор не может в это поверить. Парень отказался от общежития, подписав все нужные документы и переехал к Антону, что предоставил ему абсолютно в с ё. Даже вернул Михаилу все те деньги, сумму которых Олежа назвал при том звонке. Сказать честно, ошеломляющую сумму. Душнов ещё долго отпирался, говорил, что сам должен заработать, но в итоге сдался под объятиями Антона и поставил условие, что новый телефон (как бы Звёздочкин не пытался) он купит себе сам и всё продукты теперь уже в их квартире тоже будет покупать он. Если, конечно, зарплата будет позволять.       — На что ты намекаешь?       — Помнишь, ты мне показывал свою актёрскую визитку для участия в одном проекте?       Как не помнить? Отец Олежи тогда такой скандал закатил, что это была последняя серьёзная мысль брюнета о театральном.       — Ну? И?       — У меня знакомый учится в театральном училище и он в довольно… крепких отношениях с одним режиссёром там… Я, короче, скинул твою визитку им.       — Ты сделал что? — тёмные брови медленно поползли на лоб, по скорости в корне отличаясь от тела Олежи, что сразу же развернулось, чуть не роняя из рук нож. — Зачем?        — Они сказали, что ты сильно недооцениваешь себя. Ну и, короче, ты можешь отдельно пройти пробы, независимо от всего остального потока, и попробовать поступить туда. Конечно, если свой талант ты ещё не зарыл.        — Антон, — с ошарашенными глазами медленно начинает Олежа. — Зачем ты это сделал?        Звёздочкин сделал вид, что эти слова его немного оскорбили, и надул щёки, складывая руки на груди. Так они простояли минуты две, играя в гляделки, пока старший всё-таки не выдохнул и не отвёл взгляд, прикрывая янтарные глаза.       — Я же вижу, как загораются твои глаза при упоминании театра. И как тебе не хватало дыхания в этом вашем кружке, как тебе совершенно не нравится учиться в МГПАУ. А если уж появилась возможность в свободе действий, то почему бы не попробовать исполнить свою мечту? Хуже от этого никому не станет.       — Я не обладаю никакими актёрскими навыками — я же просто опозорюсь.       — Ну и что? Опозоришься — пойдёшь дальше учиться на педагога. Распространять-то это всё равно никто не будет.       — Ты… ты мне предлагаешь бросить учёбу и поступить в училище?              Антон ободряюще улыбнулся и взял свободную руку Душнова в свою ладонь.       — Да, Олеж. Я даже настаиваю, чтобы ты попробовал. Твои мини-сценки, что ты иногда устраиваешь, выходят очень правдоподобными, а твои эмоции прекрасно подходят для театра. Ну же, ты ещё скажи, что харизмой не обладаешь.       — Вообще-то…       Антон заткнул его самым безобразным способом, аккуратно касаясь своими губами губ Душнова и зарываясь пальцами в тёмные кудри. Олежа широко раскрыл глаза, тихо промычав в поцелуй, и стал аккуратно отпихивать парня от себя, пытаясь вдохнуть воздуха.       — Антон! — всё-таки отцепив от себя Звёздочкина, Олежа начал возмущаться. — Так нечестно!       — А ещё нечестно говорить про себя неправду. Успокойся, Олеж. Всё у тебя получится, — он щёлкнул по вздёрнутому носу, заставляя брюнета чуть покраснеть и измученно выдохнуть, соглашаясь на эту авантюру. 

———

      Как и было обещано, прослушивание Олежи проходило отдельно от остальных поступающих: на целую неделю раньше и, по каким-то неведомым причинам, проходило оно в более мягкой форме. Но взгляд преподавателей всё равно пугал и заставлял сжаться. Знакомый Антона, наверно, слукавил: никто жалеть его тут не собирался.       Олежа успел уже вспотеть в этой обтягивающей чёрной водолазке и такого же цвета брюках, что ближе к низу становились всё шире. Привычные кеды пришлось сменить на обыкновенные чёрные тонкие кроссовки, больше походящие на спортивные балетки. Для середины августа такой наряд, безусловно, был пугающим — всё-таки, даже в прохладной Москве было жарко. Для поступления в театральный — нормально, то что надо. Для Антона — просто безупречно.        Звёздочкин хоть и понимал, что наряд, который выбрал Олежа себе для поступления, вряд ли будет комфортным по причине температуры, однако не мог признать, насколько он шёл парню. Естественная худоба подчёркивалась ещё больше — теперь брюнета нельзя было назвать тощим. Только стройным. Он определённо был стройным. Волосы, что они вместе закалывали так, чтобы был объём, но не мешали и не попадали в глаза. Час, проведённый в компании шпилек, геля для укладки и лака, прошёл не зря: очаровательные кудряшки аккуратно свисали в нужных местах и не теряли своей формы.       Глаза были подведены тёмным карандашом по инициативе Оли: та узнала о пробах Олежи ещё в первый день и пообещала никому не говорить. Теперь голубые глаза казались ещё больше и ярче. Да, действительно, так было лучше.       Готовились они так, будто Душнов не поступать шёл, а на свою первую большую роль, однако, по скромному мнению Антона, старания прошли не зря: Олежа не выглядел как-то ярко или типа того. Он выглядел аккуратно: макияж не пестрил, лишь чуть подчёркивая выразительность глаз, а заколоть волосы вообще было их самой лучшей идеей, учитывая то, что себе придумал Олегсей.        И вот, они в здании училища: Антон остаётся в коридоре на стульях, забирая рюкзак Олежи, и, объятиями прощаясь с ним, желает удачи.        — К чёрту, — усмехнулся парень и последний раз вздохнул, прежде чем войти в заветный кабинет.       Было тихо. Напряжённо. Олежа медленно оглядел помещение и взглядом остановился на столе, за которым сидели три человека: мужчина и две женщины: одна постарше, другая — помладше.       Ещё раз вздохнув и прикрыв глаза, Душнов мысленно себе улыбнулся.       Пора натягивать маску. В театральный ты пришёл поступать или куда?       Теперь он уже улыбнулся не в мыслях, а вживую, открывая глаза и начиная медленно подходить к преподавателям.       — Здравствуйте.       — Здравствуйте, Олегсей Душнов, — усмехнулся мужчина. — Неожиданно было услышать такое заявление, как отдельное поступление студента. Но Мария Николаевна, — он кивнул на женщину помоложе, — настаивала. Что ж, надеюсь, ваши навыки так же хороши, как и ваш вид? Или это всё прикрытие, чтобы скрыть вашу безнадёжность?       Улыбка Олежи стала шире. Он знал, как тут любят валить и эмоционально давить. Знал, а от того готовился к этому заранее.       — Несомненно, Фёдор Степанович. Или вы сомневаетесь в молодых талантах России? — Олежа не любил лукавить про себя. Не любил, но приходилось. Тут только таких и любят.       — Да неужели к нам пришло молодое дарование? — притворно удивилась другая женщина. Лариса Георгиевна, как заранее выяснил брюнет. — И что же юный талант нам может предоставить?       — Всё, что пожелают его клиенты.       Олежа готовился. Он выучил всю прозу, стихотворения, поставил свой голос так, как это было возможно сделать за две недели. Но надо же было разыграть сцену?       — Если вы думаете, что у нас так много времени на ваши спектакли, — продолжила та же женщина, резко меняясь в голосе, — то вы глубоко ошибаетесь.        — И в услугах эскорта мы не нуждаемся, — протянула Мария Николаевна.       — Что же, тогда, мы будем действовать по плану? — задал риторический вопрос Олежа и сделал вид, что достаёт что-то из карманов штанов, разворачивая это «что-то». — Прошу прощения, у меня память безобразная, пришлось написать список.       Он развернул «список» в воздухе и стал пробегаться по невидимому тексту глазами, тихо что-то бубня под нос.       — Ничего страшного, если он полежит у вас на столе? — он коснулся всей ладонью деревянной поверхности и отошёл на два шага назад. — Там текст прозы, боюсь, я не выучил до конца.        Эти слова заставили Фёдора Степановича усмехнуться и податься чуть вперёд, кладя голову на сложенные руки.       Олежа начал великолепно, продолжил великолепно и закончил великолепно. Проза была про любовь и природу. Душнов так долго сидел над подготовкой, пытаясь в разные стили и эмоции, и только сейчас он прочувствовал, что это всё было не зря.        Стихотворение он тоже прочитал очень хорошо, даже сам от себя этого не ожидая. Настолько вдохновившись хорошим началом, он совершенно забыл всё то, что репетировал и просто начал нести всё прямиком из своей души.        Танцевать Олежа не умел, зная только базовые движения. Но их хватило на то, чтобы сделать вид его мастерства и разыграть комедию с его невероятным падением прямо в угол с гитарой. Это не было запланировано: парень вообще был не в курсе о наличии инструментов в этом кабинете, однако удача была абсолютно на его стороне, и он медленно от танца перешёл к пению.       К сожалению, инструмент был расстроен, но пути назад не было, и брюнет пытался вспомнить, можно ли поменять тональность. Можно. Будет звучать не так хорошо, но времени настраивать гитару у него нет. Остаётся надеяться на то, что его не особо хорошие навыки подбора аккордов на слух помогут ему.       — Хорошо, Олегсей. Признаться, вы превзошли ожидания, однако актёр это не только игра и импровизация. Сможете ли вы удивить меня так, как никто не делал до этого?        Точно.       Всё время Олежа думал, что он мог забыть. Антон говорил, чтобы тот успокоился и расслабился, но Душнов знал! Знал, что никакая это не паранойя, что он точно что-то забыл при подготовке.       Забыл придумать, как удивить.        Взгляд упал на открытое окно. Сумасшедшая идея, но, наверно, это удивит их? Да, повиснуть на третьем этаже здания со страхом высоты было очень пугающе, однако, ничего лучше в голову не лезло.        Он медленно растянул свои губы в улыбке, подходя к окну и садясь на подоконник.        — Олегсей, вы…       — Я до этого никогда не делал трюки, но…       Кто говорил про удачу? Она была определённо не на стороне парня.       Бешеная ворона резко пролетела мимо окно, громко каркая, заставляя Олежу дёрнуться и пошатнуться на, как оказалось, плохо закреплённом подоконнике. Секунда, он пытается ухватиться за оконную раму, но всё происходит так быстро, что из горла не успевает вырваться даже крика. Лишь одна мысль.       Да уж, умереть за свою мечту…       И резкая боль, будто в Душнова втыкают миллион иголок. Резкая, царапающая кожу боль, заставляющая сдавленно айкать, в попытках ухватиться за острые ветки дерева.       Погодите, ветки дерева?       Эта боль прекращается, смещаясь на другую, более глухую. В глазах чуть темнеет, но голова не болит — вроде бы, он не приложился ею. Да и куда, если, судя по всему, лежит он на чём-то мягком?       Парень медленно, со слабым стоном разлепляет глаза и утыкается взглядом вполоманные в некоторых местах ветки и ошарашенное лицо садовника.       Удивление этого мужчины быстро сменяется на гнев, когда он видит, что с брюнетом всё в порядке и тот уже поднимается на ноги.       — Только землю разрыхлил! Грёбаные актёры, не поступили — ну не убиваться же из-за этого! Хотя бы не на моём участке!       Олежа тихо извинился и начал рассматривать степень разрушения, натыкаясь на окно, из которого упал, и три испуганных лица, на которых медленно появлялись улыбки.       — Нам точно нужен этот парень! — послышался громкий крик уходящего Фёдора Степановича.       — А я говорила! — громкий голос Марии Николаевны тоже стал медленно затихать. — По его детской визитке было видно, что он способный мальчик!       Олежа смотрел на уже пустое окно и хлопал ресницами, не веря в происходящее. Из транса его вывел только голос беспокоящегося Антона, что с его рюкзаком подбежал к парню.       — Боже, Олежа! Всё в порядке?! О, господи, ты упал с третьего этажа и стоишь на ногах!       Душнов моргнул ещё пару раз и начал медленно улыбаться, кивком указывая на дерево.       — Дерево высокое, а земля мягкая. Я ничем не ударился — только поцарапался и испугался.       Послышался удовлетворённый вздох шатена, принявшегося рассматривать бледное лицо в царапинах, параллельно ища в рюкзаке влажные салфетки.       — Голова не кружится?       Олежа отмахнулся и посмотрел в глаза Антону.       — Я… я поступил?       Улыбка на лице Звёздочкина начала медленно расцветать.       — Судя по всему. Я слышал только их радостные крики и слова о твоём оформлении.       Брюнет окончательно расслабился, подставляя своё лицо под тёплые ладони и начиная тихо смеяться.       — Я думал, что всё максимально плохо.       — Тебе кто-нибудь говорил, что ты королева драмы?       Парень хмыкнул.       — Только учителя.       — Пошли уже, белка-летяга, надо проверить тебя на предмет повреждений.       Олежа улыбнулся и аккуратно взял Антона за ладонь, на трясущихся и ватных ногах медленно идя к машине.       Это феерическое падание точно все будут долго вспоминать. Олежа же будет вспоминать то, как он выступил. Так хорошо он себя ещё никогда не ощущал: его уверенности не было предела, его эмоции готовы были вырываться наружу. Хотелось продолжать, но на сегодня хватит. Слишком много потрясений.       Да, потрясений. Такого Душнов от себя не ожидал. Неужели, он всё-таки обладает навыками? И… неужели, мечта его исполнится?

———

      Забирать документы из злосчастного МГПАУ было лучшим событием этого лета после того, как он поступил. Разочарованные взгляды преподавателей и поджатые их губы ни на миг не заставили парня передумать. Чёрта с два! Он теперь свободен, он исполнит свою мечту, он стал услышанным. Теперь его будут слушать и слышать все, кто когда-либо сомневался в нём. И только попробуйте сказать, что у Олежи нет таланта — приёмная комиссия даст по морде.       Радости не было предела, но, казалось, Антон и Оля радовались намного больше него. Поздравлений от сестры было неимоверное количество, а слов от его парня, что непозволительно часто говорил о том, какой Душнов молодец — ещё больше. И все они заставляли его лицо покраснеть. Глупости, не больше. Даже несмотря на то, что выступил он хорошо, Олежа до сих пор думал, что Антон сыграл в этой истории роль не только простого знакомого. На что его в очередной раз называют королевой драмы. Ха-ха, как смешно.       Начало учебного года прошло ещё лучше. Казалось, для счастья большего и не надо, но вот, он в окружении потрясающих одногруппников, что очарованы парнем не менее, чем он ими. В его группе оказались почти все из самых лучших поступивших в этом году. Как говорил преподаватель сценической речи и движения — таланты; как говорил историк — очередная посредственность; как говорил филолог — бедные дети, на которых свалится куча странных обязанностей; и, наконец, как говорила страшная женщина, преподающая у них театральное мастерство — «кучка посмешища, только попробуйте опозорить меня где-то, если вас куда-то возьмут!».       Олежа был поражён этой женщиной. Свален на повал, так сказать, ещё в самый первый день. Слова так были похожи на отцовские, но не были ими. Это самое главное. Цель Анастасии Афанасьевны была их научить, пусть и довольно радикальными методами. С этой целью она прекрасно справлялась, судя по выпускникам прошлых лет.        В общем, Олежа был счастлив. О таком он мог только мечтать и пускать слюни, а сейчас он оказался сам, лично, посередине сцены, показывая курицу. Со стороны выглядит неимоверно смешно, как и у всех ребят. В этом и цель — какой бы бред ты ни показывал, главное, чтобы было правдоподобно. Бред? Бред. Правдоподобно? Да.       Никогда Душнов не думал, что, возвращаясь в восемь вечера домой, пробыв на занятиях двенадцать часов, он будет счастлив.       Сменить график работы пришлось, причём рабочий день его укоротился в два раза — следовательно, и зарплата тоже. Да и работал он теперь по выборочным дням, потому что расписание занятий в театральном ВУЗе было сумасшедшим. Антон всё чаще настаивал не мучить себя, но гордость Олежи никуда не исчезла, так что этот вариант он отбросил, даже не рассматривая.       В общем, к такому графику оба парня привыкли довольно быстро и наслаждались им уже три месяца.        Любимыми днями Олежи в его расписании были те, когда занятия кончались слишком поздно, чтобы пойти на работу, и слишком рано, чтобы прийти домой и сразу отрубиться в объятиях Антона. Короче говоря — пятница.        Так уж совпало, что у Звёздочкина в пятницу пары заканчиваются на три часа раньше, и эти три часа он тратит на студсовет, а потом едет за Олежей, и они уже вместе прогуливаются по вечерней Москве. Это уже как неизменная традиция; единственное, что менялось в этих прогулках: одежда, погода и истории брюнета.       — …А потом он начинает злиться ещё больше! — громко рассказывает парень, параллельно жестикулируя руками и повторяя выражение лица своего преподавателя. — Он мне сказал, что, раз я такой умный, то могу сейчас экзамен сдать! Ну, а у меня же была в педе история культуры — так она не отличается ничем! Я уже вроде тебе рассказывал, так вот, я же ссорился с этим… блин, ну как его…       — Анатолием Михайловичем? — спросил Антон, вспоминая имя преподавателя.        — Да! — Душнов щёлкнул пальцами и сразу потёр той же рукой нос. — Так вот, он меня валить почему-то любил, поэтому к его экзамену мне пришлось подготовиться, так я ему ещё и кучу проектов писал, ты же помнишь? — он получил кивок от шатена. — Так подготовился, что до сих пор помню всё. А здесь этот препод у нашей группы впервые — сегодня же совмещённые были — он не знал, что я до этого уже учился где-то. Ну и знаешь что? Я ответил на все его вопросы! Абсолютно. Он ошарашено смотрел на меня и сказал, что Марина Кирилловна совсем нашу группу запугала, а потом перевёл взгляд на Петю из другой — того парня, из-за которого это всё началось, — и уже начал с ним ссориться, цитирую: «талантливые люди талантливы во всём, а ты мало того, что не ответил на вопрос, так ещё и хочешь оклеветать других!». У меня такое ощущение, что я кого-то подставил… О! О, смотри! — резко перевёл тему Олежа и подёргал Антона за рукав пальто, показывая пальцем в небо.       Звёздочкин с улыбкой на лице медленно повернул голову в указанном направлении и улыбнулся чуть шире. Они гуляли по ВДНХ, недалеко от того самого колеса обозрения, что ночью светилось яркими огнями, а возле него, ближе к парням, летел фонарик желаний, создавая красивую картинку.       — Дай-дай! — потребовал Душнов, делая характерные взмахи ладонью. — Ну, Тоша, давай быстрее, пока не улетел!       Шатен с выдохом вытянул из кармана свой телефон и, включив камеру, протянул своему парню.       За те полгода, что они встречаются, Олежа научился ценить красоту в мелочах и стараться теперь их запечатлеть. «Это заразно», — хмыкает всегда Антон и протягивает свой айфон, позволяя брюнету сделать качественные фотографии.       Ещё летом, почти сразу же, как разбил свой старый телефон, Олежа купил новый. Дешёвый, марки «Xiaomi», всего за пятнадцать тысяч.       Телефон не лагал — по крайней мере, временно; на него удалось перенести всё, что было на прошлом. Игры и тяжёлые приложения Олежа тоже не качал, а если понадобится, то для учёбы у него есть ноутбук. Для музыки, звонков и браузера хватало. Единственное, что не устраивало Олежу в новом гаджете — камера. Пиксельная, размытая, с плохим качеством. Наученный фотографировать красивые моменты, Душнов очень расстроился этим фактом, но предложение Антона подарить на день рождения другое устройство не принял — даже, так сказать, воспринял в штыки. Поэтому теперь Антонов телефон эксплуатировался Олежей в качестве карманного фотоаппарата. Но не то, чтобы Антон был против.       — На, — сказал Душнов и протянул устройство обратно владельцу. — Спасибо.       Он слабо улыбнулся и привстал на носочки, коротко целуя Антона в щёку.       — Не за что, — лицо Звёздочкина выражало счастье, и он, кинув телефон обратно в карман, поспешил снова взять парня под локоть. — Ты прям весь расцвёл.       — В смысле?       — Ну… — он неопределённо повёл свободной рукой в воздухе. — Светишься весь. Счастливый, более открытый. Эти перемены тебе только на пользу пошли.       Олежа лишь пожал плечами и отвёл в сторону смущённый взгляд, предпочитая наблюдать за деревьями. Через минуту тишины парень выдохнул и произнёс тихое:       — Спасибо…       Звёздочкин хмыкнул, поудобнее перехватывая Олежину руку.       — За что?        — Это ты мне всё устроил. Без тебя я бы…       — О, нет, — Антон остановился и повернул Душнова к себе, держа руки на хрупких плечах. — Я, возможно, только направил тебя. Остальное ты сделал сам. Не я же столкнул тебя с окна.       Брюнет издал грустный смешок, прикрывая глаза.       — Всё равно… без тебя я бы не решился на это. Ты… ты мой герой, Антон. Спас меня из лап этой рутины.       — Для тебя, Олежа, я буду кем угодно. Хоть человеком-пауком.       От Олежи послышался искренний, громкий смех, который Антон поспешил подхватить. Душнов, насмеявшись, уткнулся лицом в грудь парня, продолжая издавать сдавленное хрюканье в попытках успокоиться.       Спасибо за всё.       Не за что.

——— 

      Если бы три года назад Олеже бы сказали, что он разорвёт все связи с отцом, поступит в театральный, избавится от комплексов и найдёт себе замечательного парня — он бы покрутил у виска и послал бы этого человека куда подальше, ведь его жизнь была распределена поминутно. Но, в итоге, Олежа заканчивает второй курс театрального училища, выступает на различных сценах Москвы под руководством разных режиссёров, зарекомендовав себя как молодого талантливого актёра, и совершенно не боится делиться с людьми своими впечатлениями. Успешно можно поставить галочку напротив пункта «измениться до неузнаваемости» в списке, которого даже не существовало.       Два года назад он бы промямлил что-то своим однокурсникам по поводу домашнего задания и пошёл бы дальше читать. Сейчас, вместе со своими друзьями, он звонко смеётся на переменах, забываясь, где находится.        Два года назад он мог только пускать слюни на Антона Звёздочкина сидя за партой, а сейчас он пускает ему слюни на футболку по ночам, когда тёмная макушка удобно устраивалась на груди.        Год назад Олежа бы ни за что не отправил Антону смайлик в переписке, а сейчас он отправляет чуть ли не каждый мем, который видит в ленте новостей.       Кстати, забавная история.       Олежа в начале их отношений, даже несмотря на все шутки от Антона, думал, что тот неимоверно серьёзный, и переписки для него как какая-то официальная часть общения. Всегда пишет с большой буквы, без ошибок, точки ставит, лишь иногда позволяя добавить скобочку в конце. Душнов вообще не мог представить, как тот может оценить какую-то шутку.       Сидя на одной из скучных пар на первом курсе, Олежа просматривал ленту новостей и наткнулся на потрясающий анекдот. Его чуть не разорвало от смеха прямо в аудитории — брюнет еле сдержал себя, делая вид, что закашлялся и попросился выйти. В коридоре он успокоился и, закусив губу, перечитал анекдот ещё раз. Хмыкнув, он нажал на кнопку репоста и переслал Антону, не подумав. Уже в аудитории в кудрявой голове что-то загорелось; Олежа поспешил открыть переписку и облегчённо вздохнуть.       «Не прочитал, — он прикрыл глаза, нажимая на кнопку удалить. — Так, Олежа, он же серьёзный человек, ему нет дела до...».       Додумать ему не дало сообщение от Звёздочкина. 18 февраля, 14:43 От кого: Тоша «Ахаха, Олеж, боже, я чуть не засмеялся на собрании студсовета. Эй? Почему ты удалил? Я не успел сохранить, мне понравилась шутка.(»       Душнов с недоумением посмотрел на пришедшие сообщения и со вздохом выключил экран телефона, попытвшиясь вслушаться в скучную лекцию по экономике.       Пары наконец-то закончились, а сегодня они длились мучительно долго. По вторникам у них и так всегда «ненужные» — по скромному мнению студентов — предметы, по типу права, экономики, математики, основ безопасности жизнедеятельности и многих других, что чередовались по неделям. Так сегодня им ещё отменили пару по актёрскому мастерству (любимому предмету Олежи!), поставив вместо неё ещё одну пару по экономике. Жуть.        Перемена температуры заставила Олежу поморщиться и поскорее найти нужную машину. Справившись с этой задачей, брюнет натянул на себя слабую улыбку и последовал к автомобилю, что принял его с привычным теплом.       — Фу-у-ух, мерзлота — мне нескольких секунд хватило, чтобы замёрзнуть, — усевшись в машину, Олежа сразу начал подставлять руки под горячий поток воздуха из обогревателя. Он повернулся к водителю и с прищуром улыбнулся, натыкаясь на встречную улыбку.       — Привет, солнышко.        — Привет.       Антон ухмыльнулся и начал выезжать с парковки. Олежа практически сразу же приступил жаловаться на сегодняшний день.       — Кстати, о первой паре. Ты мне так и не ответил на сообщение — я даже и забыл.       Душнов закусил губу. Точно, сообщение — он уже и забыл, хотя времени на размышления у него было куча.       — Ну-у-у, — Олежа сложил указательные пальцы и стал их рассматривать. — Мне показалось, что тебе не понравится моя шутка.        — Почему?        — Ну, потому что… — он призадумался, переводя взгляд за окно.       — То есть, когда ты шутишь обычно, ты не думаешь об этом, а сейчас вдруг заволновался?       — Нет, я… понимаешь, я всегда шучу тебе в лицо, с тобой вместе, я вижу твою реакцию и твои эмоции. А в переписке… ну, ты так пишешь, будто президенту, ну и как-то… слишком неправильно ощущается, когда в такой официальной обстановке я тебе скидываю анекдот.        Антон хмыкнул, и на этом, пожалуй, их разговор на эту тему был окончен. Так думал Олежа.        — Знаешь, мне очень приятно, когда ты мне что-то скидываешь. Я бы хотел, чтобы ты не обращал внимания на мой стиль общения в переписке, потому что меня просто так учили всю жизнь. Это не значит, что я мега-взрослый или серьёзный, просто… значит, что я люблю соблюдать все правила русского языка.       Олежа хрюкнул от смеха.       — Что смешного? — насупился шатен, чуть повернув голову в сторону парня.       — Я вспомнил почему-то тот анекдот.        На лице Антона быстро расцвела улыбка.        — Скинь мне его.        Душнов чуть посмеялся и взял в руки свой телефон.       — Хорошо.       Их разговор на эту тему был коротким, но он помог Олеже, если это можно назвать помощью. Просто теперь брюнет реже сомневался, перед тем как скинуть что-то своему парню, вспоминая его слова, а через какое-то время подобное вообще улетучилось.        И сейчас Олежа вообще практически не вспоминает эти ситуации, не задумываясь кидая Антону практически всё, что ему самому понравилось. Это могли быть смешные картинки, посты, видеоролики.       Кстати, говоря о видеороликах. Олежа всегда был противником зависимости от социальных сетей — у него друзей и в жизни хватало, просто этот «TikTok», что пользуется популярностью у молодёжи, был очень заманчивым… Да и рекомендации у него выстроились хорошие. Так почему бы в свободное время не посмотреть короткие видео, отдыхая?       И вот опять до пары есть ещё двадцать минут, Олежа сидит в абсолютно пустом кабинете на подоконнике и листает ленту, натыкаясь на забавное видео с новым трендом. Оно было про пару, в которой один человек вечно что-то рассказывает, а второй слушает и соглашается. Всё это было под подходящую песню, в которой одновременно звучали слова «ла-ла-ла» и «окей», создавая интересное звучание. В принципе, на основе этой песни и стоит тренд.       Олежа улыбнулся и скачал видео, сразу же кидая его Антону.

17 мая, 9:57

Кому: Тоша

«Мы?»

[видеофайл]

9:58 От кого: Тоша «Конечно.)»