***
Всё дальнейшее слилось в единую карусель. Приезд «Скорой» и ISSP, оцепивших здание и погрузивших всех выживших членов банды в фургон, толпы зевак, красно-синие огни мигалок, куча вопросов, которыми забросали Джета бывшие сослуживцы. Он отбивался от них, как мог, хоть и знал, что давать показания придётся в любом случае. Сейчас единственным, что занимало его, было состояние Спайка. Тот не приходил в сознание, и Джет нет-нет, да поглядывал ему в лицо, едва позволив врачам притронуться к себе, хотя рана на боку начала противно ныть. У водителя играло радио, и Джет как-то отстранённо зацепил мелодию краем уха. «Enjoy the Silence». Снова. Второй раз за день.«Words like violence Break the silence Come crashing in Into my little world Painful to me Pierce right through me Can't you understand Oh my little girl All I ever wanted All I ever needed Is here in my arms Words are very unnecessary They can only do harm» «Слова жестоки, Они разрушают тишину, Внезапно врываясь В мой маленький мир. Они причиняют мне боль, Пронизывают меня насквозь. Неужели ты не понимаешь, О, моя маленькая девочка. Всё, что я когда-либо хотел, Всё, что мне когда-либо было нужно, Здесь, в моих руках. Слова совершенно не нужны, Они могут только всё испортить».
А ведь тогда, в их самую первую со Спайком близость, тоже играли Depeche Mode. «Stripped», под которую напарник танцевал в баре. Танцевал для Джета. Только для него. Тогда Спайк был таким ярким, свободным и полным жизни. А сейчас лежал на каталке без сознания, бледный, как смерть. При мысли об этом в горле встал ком. Чужим, бесконечно усталым голосом Джет попросил выключить радио. — Что с ним? — в который раз спросил он у врачей. — Не волнуйтесь. Жизнь вашего друга вне опасности. Это было главным, что хотел услышать Джет. Наконец он смог вздохнуть свободнее. Пасть напряжения, сжимавшая его челюстями, разомкнулась и отпустила. Конечно, он догадывался, что со Спайком всё не так плохо, ведь других зримых ран, кроме как на голове, у него не было. Но о внутренних повреждениях было ничего не известно. К тому же… Удар об стойку был таким сильным, и там было столько крови… Но — жив. Жив и будет жить. Джет мысленно повторял это себе всю дорогу до больницы, сжимая руку Спайка в своей.***
Больницы Джет не любил (да и кто в здравом уме их любит?) и каждый раз пытался свинтить оттуда как можно скорее. Но только не когда Спайк был ранен. Это напарник каждый раз рвался прочь оттуда, как ребёнок, боящийся уколов. Этот раз не стал исключением. — Выглядишь, как с креста снятый. Можно отпевание заказывать, — попытался пошутить Джет, когда напарник пришёл в себя. Тот смотрел с мрачнотой взгляда Иисуса на кресте. Поблуждал сонным взглядом по бедным стенам палаты. — Ты как? Это было первым, что спросил Спайк. И это было… приятно. Джет повёл плечом. — Я-то в норме. Пуля царапнула бок, но это ерунда, прошла по касательной. А вот у тебя ушибы органов брюшной полости и сотрясение мозга. Хотя, по моему скромному мнению, сотрясать там нечего. Спайк не отреагировал. Так же, как всегда, когда Джет начинал читать ему мораль. Попытался приподняться на локтях, и Джет едва удержался, чтобы не броситься на помощь. — Дашь закурить? — Ты охуел? Напарник сухо усмехнулся. По ебалу ему надо дать, исключительно по ебалу. — Давай валить отсюда, — слегка морщась от боли, предложил Спайк. У Джета зачесался кулак. — Только дёрнись, и я тебя обратно в бессознанку отправлю. Этой рукой, — он показал металлическую. — Хочешь? Или второе сотрясение? Могу устроить. Шпигель, слава богу, замолк, иначе Джет бы за себя не отвечал. Понял, видимо, что сейчас шутки неуместны. Соскользнул обратно в водоворот лечебного беспамятства, чему Джет был рад. Он сидел и охранял покой напарника чёрным сторожевым псом до тех пор, пока не отрубился сам. Так же, как обычно после охоты.***
Прошла неделя с той злополучной охоты, но мысли о ней продолжали ходить за Джетом по всему кораблю. Спайка уже несколько дней как выписали из больницы, и вся забота о нём легла на плечи Джета. Он не возражал: привычные действия топили в себе тревогу. Но дело было не только в этом. В какой-то момент он поймал себя на мысли о том, что ему нравилось заботиться о Спайке. Джет не знал, когда это началось. Напарник иногда мог и святого довести до ручки, но его даже самое невыносимое поведение было лучше, намного лучше, чем если бы Спайка в жизни Джета не было совсем. Если бы тот ублюдок выстрелил… Если бы Спайк не успел извернуться… Джет боялся об этом думать. Всю неделю отгонял мысли о другом возможном исходе невидимой мухобойкой. А слишком живое воображение, будто издеваясь, то и дело подбрасывало на изнанку век одну и ту же картинку. Пуля входит Спайку аккурат в сердце, и на ткани жёлтой рубашки мгновенно расцветает кровавый цветок. Зрачки напарника слегка расширены, на лице какое-то отстранённое удивление пополам с почти детским любопытством: надо же, как интересно получилось. Враз переставший быть похожим на себя, он падает, как подкошенный, и Джета разносит взрывом на атомы от этого зрелища. У главаря банды скрипучий смех — будто ногти мертвеца заскребли по крышке гроба. Это всё, что слышит Джет, видя, как быстро, до истерики быстро жизнь утекает из глаз Спайка. И сейчас он ему ничем, совсем ничем не может помочь. Что-то обожгло руку. Это ощущение выдернуло обратно в реальность, на душный от жара, полный аппетитных запахов камбуз, где он, как обычно, готовил им со Спайком обед. Он автоматически встряхнул обожжённой рукой и перевёл на неё взгляд. На запястье вместо горячего масла было красное, тошнотворно красное пятно. Кровь. Кровь Спайка. Ужас мгновенно затмил мир. Джет едва удержал рвавшийся из самого нутра крик, передёрнулся всем телом, снова встряхнул рукой в безотчётном жесте. Как будто если заставить кровь исчезнуть, то ничего не произошло, Спайк будет жить, жить… Кровавого пятна не было. Только жирно поблёскивало на коже раскалённое масло со сковородки. Джет сорвал с себя тёмные очки, металлической рукой стёр со лба пот. Железо приятно холодило и отрезвляло разум. Он не сразу заметил, что сердце колотилось, а дыхание участилось так, будто он только что пробежал кросс. Что, чёрт возьми, только что было? Словно ответом на вопрос музыка из приёмника постучалась в висок, встряхнула потрясённое сознание узнаванием.«Vows are spoken To be broken Feelings are intense Words are trivial Pleasures remain So does the pain Words are meaningless And forgettable All I ever wanted All I ever needed Is here in my arms Words are very unnecessary They can only do harm…» Клятвы произносят, Чтобы потом их нарушить. Чувства насыщенны, А слова пошлы. Наслаждение остаётся, Так же, как и боль. А слова бессмысленны И стираются из памяти. Всё, что я когда-либо хотел, Всё, что мне когда-либо было нужно, Здесь, в моих руках. Слова совершенно не нужны, Они могут только всё испортить».
«Enjoy the Silence». Снова. Уже в третий раз. Какое-то наваждение… Преследует она его, что ли? Это не могло быть совпадением. Один, два раза ещё ладно. Но не три. Неожиданно остро вознилось в грудь: ему нужно было увидеть Спайка. Убедиться, что он в порядке. Глупо, абсурдно, конечно, но необходимо. Прямо сейчас. Джет стёр масляное пятно с руки и направился в гостиную — обычное место обитания Спайка. Как и ожидалось, тот обнаружился на потрёпанном жёлтом диване. Спал на боку, поджав под себя босые ноги и положив под голову забинтованную руку. Мешковатая футболка слегка задралась, обнажая желтеющие гематомы на боку и животе. Во сне Спайк был таким… похожим на себя обычного — и одновременно другим. Таким, каким Джет его не знал. Когда этот человек стал ему так важен? Джет опустил руку на мягкую обивку спинки дивана, слегка сжал, борясь с желанием погладить напарника по лохматой голове. Тихо сходил в свою каюту и вернулся оттуда с пледом. Осторожно накрыл Спайка, поцеловал в лоб и неслышно вышел.***
С этим нужно было что-то делать. То наваждение (хрен знает, как ещё его можно назвать) на камбузе чётко дало Джету понять это. Та охота всё ещё не отпускала его. Что думал о случившемся Спайк, он не знал: напарник всегда больше молчал, чем говорил. Джет не жалел, что пристрелил того обмудка. Жестокость, даже по отношению к самым отъявленным козлам, никогда не доставляла ему удовольствия. Ни во время службы в ISSP, ни теперь, будучи охотником за головами. Но когда лидер банды начал угрожать Спайку, это изменило всё. В те минуты что-то внутри Джета подёрнулось такой непроглядной тьмой, о существовании которой он даже не подозревал. Тьмой, готовой наброситься по команде «фас», рвать на части каждого, кто тронет Спайка. Но если бы Спайк не устроил тот самоубийственный цирк, ничего бы не произошло. Мысль о том, чем могла закончиться та охота, наполняла Джета тошнотворным ужасом. Именно он помог осознать, насколько глубоко в нём укоренился страх потерять Спайка. Они ни о чём не договаривались за эти два года, полтора из которых делили постель (отчего Джет продолжал охуевать глубоко внутри себя). Они ничего друг другу не обещали, не спрашивали. Они молчали, молчали о гораздо большем, чем говорили. Наслаждались тишиной. Но Джет решил её нарушить.***
— Так слишком туго! — Значит, сиди смирно и не вертись, чтобы я мог сделать нормально! Как дитё малое, ей-богу. Спайк фыркнул, но наконец перестал дёргаться. Каждый раз перевязка превращалась в цирк. Напарник то гордо заявлял, что прекрасно может справиться сам, то пыхтел, как раздражённый еж, мол, Джет его за волосы тянет, и всё такое прочее. Следы от гематом он смазывал заживляющей мазью сам (и то только по настоянию Джета), чему Джет был втайне рад: каждый раз, когда его руки соприкасались с телом напарника, сопротивляться желанию приласкать становилось крайне сложно. Наконец он закончил перебинтовывать Спайку голову и завязал хвостик бинта на узел. — Готово. Голова не кружится? — Ты уже спрашивал. Примерно двадцать раз. — Сколько надо, столько и спрошу, — проворчал Джет. Спайк не спешил надевать футболку — ждал, пока высохнет мазь, и его голый торс мешал Джету думать. Несколько секунд он собирался с духом, чтобы наконец поговорить о том, о чём собирался. Кто бы мог подумать, что это будет так сложно. — Тогда я тоже спрошу. Зачем ты его застрелил? Джет поднял голову и с удивлением посмотрел на напарника. Спайк его опередил. Будто почувствовал. Джет внутренне собрался. — Он, вообще-то, собирался тебя убить. — Тоже мне новость, — скучающе хмыкнул Спайк. — Все преступники хотят убить тех, кто за ними охотится. Настал черёд Джета раздражаться. — Для тебя это всё шутки? Ты полез в самое пекло, нас могли убить! Тот мудак держал тебя на мушке! — А ты спас меня, как полагается хорошему напарнику, — произнёс Спайк хорошо знакомым мурлычущим тоном, но Джет не поддался. — Не строй из себя идиота, Спайк. Ситуации бывают разные. Ты переоцениваешь свою неуязвимость. А я не всегда могу успеть прикрыть тебя. — Пока что ты прекрасно справляешься. Не прибедняйся. Захотелось дать Шпигелю подзатыльник. Он издевается? Нужно прервать эту тишину. Сказать, что он чувствует. Может, тогда напарник поймёт. Джет почувствовал, как ступает на охуенно тонкий лёд. — Спайк… Дело не в этом. Что, по-твоему, я буду делать, если с тобой что-то случится? Голос прозвучал неожиданно ломко, как хрупкое стекло, и Джет сразу устыдился этого. Он вновь и вновь откатывался мыслями назад, к тому моменту, когда увидел преступника, прижимавшего пистолет к виску Спайка. Когда он в последний раз так пугался?.. От повисшего молчания стало неуютно. Джет заёрзал, осмелился бросить на Шпигеля взгляд. Тот выглядел искренне удивлённым. Боже, ему что, ни разу не приходило в дурную голову, что Джет ценит его больше, чем просто партнёра по постели? «А как кого?» — тут же поинтересовался внутренний голос, но он отмахнулся. Он не был готов отвечать на этот вопрос ни Спайку, ни себе. — Спайк, — выдавил Джет. — Мы работаем вместе. Мы напарники. Поэтому я хочу, чтобы с тобой всё было в порядке. Ты слишком часто влипаешь в какую-то задницу. Однажды… всё может зайти слишком далеко. Чтобы этого не произошло, нам нужно действовать сообща. Вместе. Согласовывать действия, строить планы. Ты, наверное, не привык к такому… Но по-другому не получится. Это и называется — работать вместе. Я хочу, — он сглотнул, — я хочу быть уверен, что ты в безопасности. Насколько это возможно с такой работой, конечно, — Джет нервно усмехнулся, сглаживая неловкость. Смотреть Спайку в лицо было всё ещё боязно, как будто он мог прочитать там то, что Джет был не готов ему открыть. Поэтому он просто смотрел на собственные сплетённые руки, лежавшие на коленях. И ждал. Пауза затягивалась, и от этого Джет нервничал всё больше. В тот момент, когда он подумал, что Спайк вообще не собирается отвечать, раздался его непривычно тихий голос. — Это чертовски скучно. И не всегда возможно. Но раз уж ты так хочешь… Похоже, у меня не остаётся выбора. Это было самое честное, что Джет от него когда-либо слышал. Джет развернулся, подсаживаясь ближе. Отзеркалил позу Спайка — вполоборота, бок упирался в диван, одна рука лежала на его спинке. Их колени мягко стукнулись друг о друга. — Иди сюда, — тихо, несмело позвал Джет. Спайк не заставил просить дважды. Поцелуй был мягким, медленным, обволакивающим. Джет вкушал его, как самое вкусное на свете блюдо, наслаждаясь каждым движением чужих губ, их тихим влажным причмокиванием, пробуждавшим что-то внутри. Руки легли на бока Спайка, проникая под футболку, потянули к себе, приглашая напарника сесть к нему на колени. Спайк не был феминным, но иногда казался таким хрупким, что хотелось беречь его, как что-то драгоценное, прижимать к себе, желая защитить. Джет обнял его обеими руками, помогая устроиться на коленях, прильнул губами к шее, повёл вверх-вниз. Первое же движение вызвало у напарника вздох, и Джет улыбнулся, не отрываясь от его кожи. Обласкал губами острые ключицы, поцеловал ямку между ними, оттянув ворот футболки. Ощутил, как пальцы Спайка сжали ткань его собственной футболки, потянули вверх, и оторвался от него только для того, чтобы освободиться от ненужной сейчас одежды и снова обменяться сладким тягучим поцелуем. Только теперь, едва не потеряв, Джет начал понимать, насколько он на самом деле нуждался в Спайке. В его присутствии, тепле, в том ярком спектре эмоций, что дарил напарник. В том, как Спайк умел воспламенять ему кровь ощущением опасности, желания, интереса. Не похожий ни на кого. Раздражающий. Яркий. Невыносимый. Необыкновенный. Вскоре, когда их дыхание участилось, а кожа разгорячилась, Джет бережно подхватил Спайка, как ребёнка, осторожно опустил на диван и навис сверху. Сердце в груди взрывалось красками. Синяки на теле Спайка были ещё яркими, слишком заметными. Смотреть на них было непросто. Может, не стоит?.. Тонкие руки легли на плечи, потянули ближе. — Не бойся. Не сахарный, не растаю, — усмехнулся Спайк, поняв, о чём думал Джет. Он уже почти не удивлялся этому. В глазах напарника вспыхивали и гасли знакомые озорные огоньки. — Спайк, я… — заговорил было Джет, но тёплые мозолистые пальцы легли на его губы. — Тш-ш. Enjoy the silence, Джет. Спайк улыбнулся ему. И Джет улыбнулся в ответ. «Слова совершенно не нужны, они могут только всё испортить. Слова бессмысленны и стираются из памяти», — пелось в той песне. Теперь Джет понимал. Они со Спайком боялись задеть друг друга неосторожными словами, боялись причинить друг другу боль. Но это было не главное. Им со Спайком было просто хорошо вдвоём в тишине. И они наслаждались этой тишиной. Вместе.