Touch

Феликс любит своих альф. Они вместе достаточно долго, чтобы их гон и течка синхронизировались, поэтому не было ничего, что могло стать неожиданностью: казалось, он знал парней вдоль и поперек так же хорошо, как свои пять пальцев, что работало и в обратную сторону. Феликс знал что и как делать в любой ситуации, был ознакомлен с чужими привычками, мог по одним лишь действиям понять, если кому-либо из альф некомфортно, и даже факт, который любому другому человеку показался бы, как минимум, странным, не смущал его. Почти каждый раз всё это сопровождалось соперничеством. Безусловно, при обычных обстоятельствах они все любили друг друга, жили мирно и никогда крупно не ссорились, но конкретно в этот период Чан и Чанбин как с цепи срывались, желая показать первенство, пускай то время, когда иерархия стай ещё существовала, уже давно прошло. Они не причиняли друг другу вреда и не дрались по-настоящему, поэтому ни у кого это беспокойства не вызывало и всё же никто из них не рассказывал об этом посторонним: лишь близким друзьям и то, если им нужен был совет, ибо со стороны происходящее могло показаться безумием. Феликс никогда не признается прямо, но это его дико заводит – и дело даже не в течке, он точно уверен. Синхронизация произошла у альф раньше, поэтому у него была возможность стать свидетелем подобного поведения, отчего он не раз успел убедиться, что накатывающий от возбуждения жар был отнюдь не из-за волнения или беспокойства. Парни никогда не переходили черту, да и не могли – оба были достаточно сильными, чтобы дать отпор друг другу, из-за чего предполагаемая драка в любом случае закончилась бы ничьей. Феликс, впрочем, никогда её не допускал и напоминал о своём присутствии, то проводя по чужому торсу ладонью, то тихо зовя альф по имени, практически сразу же получая долгожданное внимание. А напоминать приходилось довольно часто. Иногда его почти игнорировали. Это тоже входило в ряд не совсем обычных кинков омеги, с которыми Чану и Чанбину пришлось мириться. Не то, чтобы те были против или как-то осуждали интересы возлюбленного, но временами у них в голове не укладывалось как их милый и мягкий Феликс, который любил заниматься выпечкой и подкармливать котиков в близлежащих районах, мог додуматься до секса в кабинке клубного туалета посреди ночи или до просьбы выпороть его в гостевой комнате на одной из домашних вечеринок их общего друга, из-за чего все те, кто ещё не был в хлам пьяным, мог слышать то, насколько громким был омега. И с одной стороны парням льстило, что другие знали, до чего они довели Феликса, но с другой – были жуткими собственниками – в обговорённом плане – и на следующий день омегу ждало ещё одно наказание, если кто-либо из их присутствующих тогда знакомых в шутку жаловался на издаваемый ими шум. Тот, впрочем, был только «за», всеми руками, ногами и другими частями тела, если те не болели с прошедшей ночи. К факту того, что Феликс любил «пожёстче», старшие уже давно привыкли, что в какой-то степени даже было плюсом – во время гона они могли не так сильно сдерживаться, из-за чего этот период, безусловно, проходил намного легче. Сразу же после него или какого-либо их секса в принципе Чан, как правило, переносил омегу на диван или в ванную и обтирал его влажным полотенцем, пока Чанбин убирался и менял постельное бельё, а после они оба обрабатывали места на теле Феликса, на которых, в теории, на следующий день могли расцвести синяки. Забота не заканчивалась на этом и парни, конечно же, следили за состоянием младшего и в следующий день или дни, когда гон выдавался чересчур длинным и изматывающим для них всех, из-за чего боль в мышцах отдавалась в каждом движении. Постоянные массажи, готовка вкусной вредной еды, большое количество тёплых объятий и даже переноска на руках – всё, что могли сделать Чан и Чанбин, чтобы загладить свою вину, хотя никто их ни в чём не упрекал. Традиция практически не поменялась и тогда, когда течки Феликса синхронизировались с их гоном. У альф в таком случае не было возможности прибираться и помочь принять полноценную ванную, как они это делали в его течку, но юноше, кажется, было на это всё равно: все мысли занимали лишь огромный узел – а лучше два – и нежелание выходить за пределы уютного гнёздышка, такого тёплого и мягкого, что даже старшие его покидали с трудом. И в этот раз всё было абсолютно также: Феликс изнывал от возбуждения между двумя горячими телами, пока альфы слишком увлеченно соперничали, тихо рыча друг на друга и не прерывая зрительного контакта. Всё это заставляло омегу млеть и, кажется, ещё чуть-чуть и он кончит от одной только этой атмосферы – настолько происходящее его заводило. Глаза сами собой закатывались в удовольствии, когда крепкая хватка Чанбина чувствовалась на бёдрах, стоило тому притянуть юношу ещё ближе к себе, в то время как Чан тянул икры Феликса выше, чтобы у него была возможность обхватить его торс ногами. Их действия не противоречили друг другу, поэтому всё ощущалось как слаженный механизм или отточенный план, хотя, скорее всего, парни просто на уровне инстинктов не хотели причинить вред омеге. Тот, в свою очередь, несмотря на то, что они ещё толком не начали, уже выглядел и тёк так, словно только что оттрахали. Его течка началась всего на час раньше гона парней, да и в принципе наличие двух альф в одном с ним помещении ускоряли этот процесс, отчего Феликс и был в этом состоянии так рано. Он и вне этого периода во время секса был таким, что уж говорить о том, что происходило сейчас. Чан кусает специально подставленное надплечье и Феликс не видит, но знает, что тот глаз с Чанбина не сводит, ожидая реакции другого альфы на столь собственническое действие. От этого жар расплывается внутри живота, ноги отчего-то дрожат, а процесс укуса практически не ощущается – всё внимание сосредоточено на фантазиях о том, как происходящее смотрится со стороны. Проблески работающего ума заставляют его пожалеть о том, что он не согласился на идею Чанбина сделать зеркальный потолок в спальне, что, пускай и не давало полного обзора, но было всяко лучше, чем расплывающиеся в помутнёном сознании образы, на которых сконцентрироваться было попросту невозможно. Тем не менее вместе с лёгким трением, запахом, началом течки и факта соперничества Феликс находится довольно близко к оргазму. Он не делал этого намеренно, но периодически бёдра двигались сами собой, ища большей стимуляции или, как минимум, пытаясь привлечь хоть чьё-то внимание, дабы устранить накопившееся возбуждение. Как бы происходящее ему ни нравилось, в какой-то момент пришло сильное желание кончить, заставляющее его находиться на грани, из-за чего казалось, что вот ещё немного и... Добивающим становится укус Чанбина на месте только что оставленного следа зубов Чана – мало того, что надплечье является довольно чувствительной зоной омеги, так ещё и взгляд, и рычание, которыми Чан окинул младшего альфу, подарили Феликсу такой сильный оргазм, что по его окончании он чуть ли сознание не потерял. А ведь они даже не приступили к самому сексу. И всё же, случившееся ненадолго успокаивает парней – те лишний раз не трогают юношу, чтобы не доставить ему дискомфорт из-за сверхчувствительности, и, будь у Феликса достаточно сил, чтобы говорить, выполняли бы любой приказ омеги. Так было и в обычные дни, но сейчас это ощущалось немного по-другому. Старшие не сильно контролировали себя, поэтому забота осуществлялась словно на инстинктах. Глаза Феликса наполняются влагой, когда он думает о том, что парни даже на таком уровне ценят его. Конечно, это могло быть и просто из-за факта того, что он омега, но его сентиментальность во время течки была на своем пике, так что иных мыслей в его голове просто не было. И даже эти мысли исчезали вовсе, стоило Чану огладить его бедро, будто проверяя на чувствительность. Феликс вздрагивает, но навстречу прикосновению тянется, ожидая дальнейших действий – Чанбин подключается в то же мгновение, потираясь о его задницу, из-за чего у омеги аж глаза закатываются от ощущения чужого стояка между собственных ягодиц. Это заставляет омегу расслабиться полностью, растекаясь между такими горячими и желанными телами. Феликс громко стонет, когда кто-то из альф всё же пристраивается к его дырке, собираясь трахнуть – у него даже нет сил понять кто именно, хотя по углу проникновения это можно было сделать легко. И всё же, на проникновение он внимание обращает: то, насколько это долгожданно, идеально и прекрасно, вынуждает его подгибать пальцы на ногах и не сдерживаться в каких-либо звуках, издаваемых его милым ртом – именно так выразился Чан, когда был ещё лишь на грани гона и старался каждую секунду уделять его припухшим от поцелуев губам, не забывая, конечно, делиться с не особо возражающим Чанбином. То, насколько дикий трах у них был во время течки-гона, не давало им возможности делать этого нормально, поэтому наслаждаться ленивыми поцелуями приходилось только тогда, когда омега ещё не вырубился, но Чан, Чанбин или сразу оба уже устроили сцепку, чего, конечно же, было невероятно мало. Это совершенно не означало, что они не могли поцеловаться сразу после оргазма, но разделять поцелуй на троих было довольно трудно, а думать Феликс не хотел и не мог совсем. Первое проникновение выбивало у него не только весь воздух из лёгких, но и всё то, что связанно с мыслями, заставляя его растекаться в удовольствии как в горячей ванне. Сейчас он течёт так сильно, что даже растяжка не требуется, а приятное чувство наполненности делает ему до одури хорошо. Рычание над ухом же почти доводит его до ещё одного оргазма, потому что своеобразное соперничество между альфами никуда не делось. Феликс инстинктивно поворачивается в сторону звука и понимает, что вошёл в него первым Чанбин, отчего Чану не достается какого-либо внимания от юноши. Технически, его внимание не достается никому, потому что сил на него попросту нет, но Феликс всё равно опускает руку на чужой член, практически не двигая ею. Альфу, по всей видимости, это устраивает, но то, как он всё ещё смотрит на Чанбина, заставляет омегу увлечься происходящим, в то время, как его и не переставали трахать. Спустя ещё несколько толчков, сопровождаемых умопомрачительным взглядом Чана то на другого альфу, то на него, Феликсу приходит довольно безумная идея, которая в любом другом состоянии была бы сразу отброшена. Но не сейчас. Юноша не обращает внимание на то, как дрожат его ноги, когда он слегка приподнимается, собирая с бедра немного смазки и распределяя ту по члену Чана прежде, чем приставить его к члену Чанбина. Они довольно часто практиковали двойное проникновение и раньше, поэтому в этом не было ничего, что было бы им неизвестно или непонятно, но они никогда не делали этого так скоро и практически без растяжки, поэтому старшие остановились, одним лишь видом показывая своё неодобрение происходящего. Феликс лишь указывает на количество смазки и податливость своих мышц, сохранившуюся ещё с их вчерашнего секса. Это не было запланировано, но раз всё сложилось так, то почему бы и не попробовать? Они в любой момент смогут прекратить, это безопасно, учитывая все упомянутые им факторы и... На самом деле у Феликса просто нет желания уговаривать парней, поэтому он насаживается самостоятельно, практически плача каждый раз, когда альфы пытаются его остановить. Нечестный приём и даже детский в какой-то мере, но работает всегда безотказно, если альфы действительно лишь сомневаются в его идее, а не полностью уверены в её провале. В этом случае Феликс оказывается более чем прав. Перед глазами плывёт, дыхание сбивается, а эмоции бьют через край, но ему так хорошо, что всё тело дрожит и омега становится таким приятно податливым, из-за чего жар проступает по всему лицу. Дыхание Чанбина опаляет его шею, из-за чего ощущения окончательно накрывают с головой. Он чувствует насколько глубоко внутри него альфы, так что ему даже не нужно смотреть на свой живот, внизу которого член Чана даже немного выпирает. Феликс не хочет смотреть – иначе он попросту кончит ещё раз до того, как свой оргазм получат парни, а сил на это не осталось совсем. Ему не больно, пускай «двойная» метка и покалывает при каждом движении руки; Феликс просто понимает, что всё так правильно и иначе быть не может. Ему хочется провести так вечность, пускай и бардак в голове сравним с его спутанными волосами, что на настоящее гнездо походили больше, чем то, которое он создал специально для течки. Но Чан и Чанбин всегда находят это милым и даже сейчас вместо того, чтобы соперничать, убирают мешающие пряди с лица их омеги, после исследуя поцелуями его шею и руками лаская покрытую веснушками кожу. Это расслабляет и возбуждает одновременно, отчего Феликс с ума сходит, не зная куда себя деть. Он кончает ярко и громко, пусть и не так сильно, как в первый раз. Альфы двигаются настолько синхронно, что даже останавливаются практически в одно мгновение, давая омеге и себе перевести дух – всем и так было ясно, что Чан и Чанбин тоже близко. Но перерыв Феликсу взаправду помогает, отчего сверхчувствительность не так сильно действует на него, как могла бы. Это не то, за каким занятием он бы хотел потерять сознание. Благодаря тому количеству смазки, которой он успел испачкать себя, парней и оставить большое пятно на простыни, два узла проникают в него безболезненно, хотя не без труда. В какой-то момент Чан толкается в него с такой силой, что Феликс практически подпрыгивает, издавая милый звук и теряя равновесие, с чем, благо, помогают справиться сильные руки, спасающие от нежеланного падения. Обычно это происходило на лишь второй или третий день течки, но никто из них не переживает по этому поводу – Феликс практически сразу же засыпает на пару часов, перед новой волной, а Чан и Чанбин успокаиваются, ожидая, когда спадут узлы. Они дают себе немногим меньше времени на подремать, чтобы хоть немного прибраться, насколько в их состоянии это вообще было возможно. В ближайшие несколько дней всё это станет их рутиной, но когда они были против?