под ребра

удовольствие накатывает тёплыми волнами и разливается по всему телу. кончики пальцев немного дрожат, а колени и вовсе трясутся, но об этом не хочется думать, когда Юра так правильно выцеловывает узоры на ключицах. Никита выгибается дугой, когда Юра прихватывает зубами нежную кожу, но тут же снова обмякает. сейчас ему не хочется думать. Никите хочется совсем не такого, но он не скажет. иногда надо, чтобы его не щадили, надо чтобы его отпинали люди в тяжёлых ботинках, надо ощутить вкус собственной крови на языке и совсем не надо нежности. иногда он просто не знает как почувствовать себя живым иначе. Юра оглаживает ладонями чужие ребра и Никита немного втягивает живот. щекотно. Юра никогда не признает, но за образом шутника скрывается нежный человек. он не умеет делать больно. Никита никогда не признает, что ему хочется, чтоб было больно. — можно? — спрашивает Юра, и Никита кивает. пальцы все так же дрожат, и чтобы скрыть эту дрожь он цепляется за чужие плечи. он старается не хвататься сильно, чтобы на спине не осталось ноющих царапин, но получается не очень. приходится отпустить, когда Юра нашаривает одной рукой лубрикант, успевший укатиться в сторону, а затем перегруппировывается, принимая человеческую позу, пока натягивает презерватив. — все хорошо? — снова уточняет он, а Никита снова кивает. «конечно хорошо, а ещё будет просто замечательно, если ты отдерешь меня как дешёвую блядь. это будет даже ещё лучше» — думает он, прикрывая глаза. вслух он ничего не скажет, сам знает, что Юра так не умеет. Юра аккуратно оглаживает чужие бедра и Никита приподнимает поясницу, а затем резко выдыхает, когда Юра наконец оказывается внутри. чужие пальцы зарываются в волосы, нежно гладят за ухом, касаются щеки. от нежных прикосновений хочется плакать. всего одновременно много и мало. хочется больше. хочется исчезнуть. Юра начинает двигаться, а Никита постанывает ему в такт. ему надо быстрее, жёстче, грубее. надо, чтобы спинка кровати ритмично билась об стенку и бесила соседей. — быстрее, — в итоге шепчет он, и Юра действительно прислушивается, наращивая темп. становится намного лучше и Никита запрокидывает голову, не в силах сдержать стоны. член Юры находится под правильным углом и с каждым толчком под веками рассыпается ворох искр, а собственные стоны становятся громче. одной рукой Никита хватается за чужое предплечье, оставляя на чужой коже лунки от ногтей, а второй он хватается за собственное горло и сжимает-сжимает-сжимает.. Юра сбивается с ритма, когда спрашивает, все ли хорошо. Никита слышит этот вопрос сквозь звон в ушах и кивает. — не сбивайся, — говорит он, убирая руку с шеи и хватаясь за простыню. он судорожно комкает ее в кулаке, пока Юра вбивается в него все сильнее и быстрее. пальцы на ногах поджимаются и Никита жмурится до белых вспышек под веками, когда кончает. Юра толкается в него ещё несколько раз, игнорируя чужие дрожащие ноги, а затем крупно вздрагивает и валится на Никиту всем своим весом. он тяжёлый, но Никита терпит. становится трудно дышать, но, кажется, это не из-за восьмидесяти килограмм веса сверху, а из-за кома в горле и тумана в глазах. Юра наконец поднимается, чтобы выкинуть презерватив, пока Никита вытирается чьей-то футболкой и ложится набок. он не курит, даже не пробовал никогда, но сейчас появляется очень иррациональное желание постоять на балконе и затянуться дымом, разглядывая редкие огни проезжающих машин. а потом, может, перелезть через перила и прыгнуть, лежать изломанными в тюльпанах одной из соседок. Юра скидывает футболку с кровати и ложится рядом, обнимая Никиту со спины. Никита тихонько шмыгает носом, пока разглядывает узоры на наволочке, и Юра уточняет: — ты плачешь? Никитино «нет» звучит неубедительно, но Юра больше не лезет с распросами. он целует Никиту в выступающий позвонок и молча гладит его по плечам, пока тот старается скрыть тихие слезы, капающие с переносицы на наволочку. совсем не хочется нежности. хочется сапогом под ребра.