Так было лучше

— Мистер Поттер! В гневе профессор Снейп холодно сдержана, но от того не менее страшна. У нее выразительные, резкие черты лица, чувствительная мимика, которая короткими, неуловимыми движениями передает всю гамму эмоций, порой сложно идентифицируемых. — М-м-м? — из под одеяла высовывается растрепанная черная шевелюра. Слепой прищур ярких, зеленых глаз, мужественный, точеный профиль. На лице ни капли опасения. Он младше ее на двадцать лет. Он капитан команды по футболу. Он ее студент. Ей сорок и она лауреат Нобелевской премии по химии, ежегодно получающая целые серии новых наград. Она привыкла все решать своими силами. Она — преподаватель без единого огреха на безупречной репутации. Была. — Ты! — она с силой сжала дверную ручку, замерев в дверях, прикрыв глаза и собираясь с мыслями. А после холодно процедила: — Что. Ты. Здесь. Забыл? Взгляд Гарри метнулся в сторону прикроватной тумбочки, рука нашарила очки-велосипеды и спустя пару мгновений на прежде заспанном лице начинает проявляться осознание причины гнева любимой. Понедельник. Десять утра. Профессорские комнаты. Женщина со свистом выдохнула, скрестила руки на груди и, прошипев сдавленное "убирайся, живо", метнулась из спальни. — Сев! Ну, Сева! — он скатился с кровати, нашаривая свои вещи, пытаясь одновременно натянуть майку и угнаться за тайфуном имени профессора Снейп. — Профессор! — стук закончился звуком открываемой двери, сердце Гарри резко упало в пятки, когда в покои буквально ввалилась целая делегация. Ему надо было свалить еще вчера, когда Северин ушла на собрание. Ему нельзя было здесь засыпать. Но кто же знал, что она вернется только утром?! — Г-гарри? — только не она, ну Боже, ну почему именно сейчас? — Мистер Поттер, что вы здесь... — взгляд зам-директора окинул полураздетого Гарри изучающим взглядом, остановился на застывшей, каменной статуей, профессоре Снейп, и снова вернулся к Гарри. — Профессор Снейп, потрудитесь объяснить... — закашлялась министерская сволочь, что сделало ее противный голос еще более отвратительным. — Я упал в фонтан, — только и успел выпалить. В мозгу, быстрее логики, образовалась оглушающая бездна «они ее уволят». — Профессор Снейп позволила мне обсушиться у нее. «Идиот» — можно было прочитать на ее лице в следующее мгновение. Что ж, имела полное право, подумал Гарри, вспомнив о морозном феврале за окном и отсутствием фонтанов на территории всего университета. «Идиот» — читалось жалостливое от зам-директора, которая из солидарности к коллеге и неприязни к министерской сволочи, на данный момент определенно была на стороне Гарри. Если таковая существовала. — Ах фонта-а-ан, — елейно тянет сволочь, слышится смешок и Гарри смотрит дальше. Бледный, будто моль, стоит его вечный соперник. На него он не смотрит, Драко смотрит на крестную и что-то шепчет одними губами. Он точно никому ничего не расскажет. Гарри переводит взгляд на его спутницу и едва не стонет в голос. Лавгуд. Главная сплетница всего университета. — Профессор, — он с мольбой оборачивается назад, но Северин на него даже не смотрит. Скрестила руки на груди, с вызовом испепеляет Амбридж взглядом. Красивая. — Мистер Поттер, побудьте снаружи, мисс Лавгуд, мистер Малфой, свободны, — чеканит зам-директора. Лавгуд буквально выметает, и Гарри одновременно с Драко бросаются за ней. Прежде чем тяжелая дверь в профессорскую комнату закрывается, Гарри видит, как профессор Снейп резко выдыхает. Хищная. И такая беззащитная, что щемит где-то под сердцем. А потом... — Лавгуд! *** Ее увольняют. Гарри узнает об этом на ужине. Потом он сидит, обхватив голову руками и едва ли не прижимаясь лбом к коленям. Ее увольняют из-за него. Этого она ему никогда не простит. Он через столько прошел, чтобы она позволила быть с ней, а по итогу так глупо... О Бо-о-оже. Как же она теперь? Этот университет был для нее всем. Ее не пускали к преподаванию практически всю ее жизнь, хотя она была более, чем квалифицированна. В Министерстве образования работали одни козлы, которые ставили на эту должность своих ставленников. А в коллективе сколько она выдержала? Как ее травили из-за грубого, прямолинейного характера. И от студентов натерпелась. И от него самого... — Такого я от тебя не ожидала, — над головой раздается голос крестной. Бродяга. — Чтобы с этой!.. этой!.. — Не смей, — тихо просит он. «Соплина» — он прекрасно знает о ненависти между крестной и профессора Снейп. Прекрасно знает предысторию этого дурацкого прозвища. Об их конфликте из-за Лайелла Эванса, в которого была влюблена мать Гарри. Из-за... да много чего знает на самом деле. — Она старше тебя на двадцать лет, Гарри, — спустя какое-то время говорит крестная, опускаясь рядом с ним на скамейку. — В матери тебе годится. Я тебя не понимаю, что ты в ней нашел. — Я тебе говорил. — Я думала, ты про Гермиону. И этим все сказано. Крестная так хотела, чтобы ее обалдуй-крестник полюбил правильную и умную Гермиону, что все, что Гарри рассказывал ей про Северин автоматически переносила на нее. Умная, талантливая, невероятно теплая и уступчивая, когда уставшая. Его Северин. Которая. Сейчас. Одна. По. Его. Вине. Несмотря на все угрозы со стороны Драко и его самого... Лавгуд всем все растрепала. И даже то, что Минерва МакГонагалл утрясла все с минестерской сволочью, никак не повлияло на то, что после этих сплетен профессора Снейп пришлось уволить. Роман со студентом. И с кем! С мальчиком-который-сирота (она тоже сирота!). Со звездой футбола (сколько команд зовут его к себе? сколько девчонок вздыхает по нему). С крестником самой горячей преподши их университета. Гарри ненавидит свою популярность. Ему за это ничего не будет, кроме некоторых шуток, да и то безобидных, а у Северин... вся жизнь пошла под откос. Просто из-за его невнимательности. Просто из-за чужого длинного языка. Просто потому, что она старше. Ее увольняют из-за него. — Ну-ка, прекрати самоедство! — рявкает Бродяга, хлопает его по спине. — Подумаешь, трагедия. Найдешь себе кого получше. — Не найду! — взрывается он. Не найдет. Жизнь положит, чтобы быть рядом с ней. *** — Сев, Сев, Северин, — он бежит за ней, хватает ее за руку, которую она с яростью выхватывает. — Мисс Снейп, мистер Поттер, — шипит, делая два резких шага в сторону. В любимых глазах невозможно разгадать мысли. А у Гарри только одна мысль в голове «Прости, прости...». Он помнит, как впервые ее увидел. Как она опустила его на первой же паре. Помнит, как ненавидел ее всеми фибрами души за несправедливое занижение оценок (ну а начерта он списывал то?). Помнит, как застал ее ссору с Бродягой. Как попытался устроить ей веселую ночку и взорвал пару склянок в ее кабинете, а потом все выходные оттирал лабораторную. Помнит, как увидел ее смотрящей в окно. Услышал ее историю. Поговорил с ней без привычного налета наглости. И снова услышал. Подрался с Драко, который за нее заступился. Помнит, как осознал свою влюбленность только тогда, когда пришлось заткнуть Рона, который шутил про сальные волосы профессора Снейп. Как взбесился, увидев ее рядом с Локхартом. Как начал добиваться. Терпел все упреки, сарказм, ее непробиваемую независимость и ненависть. Как впервые прикоснулся. У нее, на самом деле, очень мягкие и густые волосы. У нее красивое, пусть и нескладное лицо. У нее болезненная гордость и большой опыт. Одинокое и жестокое прошлое, полное предательства и чужой ненависти. Несчастной любви. Порой он ненавидит свою мать за то, что та отобрала у Северин то единственное, что у нее было. У Джилл Поттер было все. У Северин был только Лайелл. У Гарри фамилия матери, потому что они с отцом не были женаты. Бродяга говорит, что не успели, но Гарри думает, что она просто игралась с Лайеллом, забавлялась, потому что это был единственный способ унизить Северин. Просто так получилось, что он родился. Случайно. Возможно аборт не дал сделать отец, возможно они действительно любили и планировали пожениться. Просто не успели... погибли. И в истории осталась только их большая и пламенная любовь, которую так превозносит крестная, и которая осколками внутрь ранит Северин. — Я видеть вас не желаю, — шипит, привычно, но не менее больно, — весь в мать. Случайно говорите вышло? — Прости, прости... — Пошел вон! Гарри цепляется за надежду, что она остынет и они поговорят. Он уже знает, что будет делать. Что будет работать, обеспечивать ее. Она же останется действующим практиком, а науке все равно, кто с кем живет и какая у партнеров разница в возрасте. Все будет нормально. Гарри смотрит, как она уходит и не решается пойти следом. Слабак. *** Северус просыпается глубокой ночью. Шея болит, и он хватается за горло, но раны... не нащупывает. Последнее, что он помнит — испуганный и растерянный взгляд Поттера. Мальчишка помрет следом за ним, но Британия будет спасена. Черт бы ее побрал, если честно. Северус с трудом опускает руку, сжимает прохладную простынь, закрывает глаза. Всегда было интересно, что чувствуют жертвы Нагайны, вот, получите распишите-...сь. Живой, мать его. Опять живой. Да что же ему даже помереть нормально не дали?! Какая сволочь его с того света вытащила? Ах, да, он даже знает имя этой сволочи. Гиппократ Сметвик, гребанный спаситель всех больных. Гарри Поттер на манер больницы. И ведь даже злиться нормально не получается. Перегорел и выгорел. Устал. Раз раны нет, значит... От мысли, что ничего не удалось, и по выздоровлению он снова и снова будет обеспечивать ораву Пожирателей зельями, становится тошно. У-с-т-а-л. Не хочется. Пустить себе Аваду в лоб и дело с концом? А если удалось и мир спасен? Северус скривился от отвращения. Тоже мало приятного. Радостная до соплей орава малообразованных магов. Клеймо двойного агента... Мордред, проще уж Авада. За окном громыхнуло. Он прислушался. Давно он не слышал такого дождя. Такого... настоящего что ли. Без примеси тревоги и отчаянья. Без надрыва скорого конца. Обычный дождь. «Это хорошо...» — тяжело вздыхает, на грудь что-то давит и он с трудом переворачивается на кровати. Все тело жутко болит и ощущается неправильно. Но он смотрит в сторону окна и слушает. Быть живым... оказывается все-таки приятно. «Это хорошо...» — Это... плохо, — первое, что звучит следующим утром. Северус стоит напротив зеркала, скрестив руки на груди. Голос хриплый, сорванный. Глаза красные, и болят от каждого блика. Руки в ужасном состоянии — исцарапанные и сухие, с глубокими трещинками и... женские. Это, наверное, самое ужасное. Северус, со свойственным ему спокойствием, смотрит в зеркало. Это он. Тот же нос с горбинкой, острые и нескладные черты лица, искривленная, изломанная линия рта и черные, впавшие глаза. И это... не. он. Потому что, во-первых, он не женщина. А во-вторых, этого достаточно. От размеренного и индифферентного размышления о сущности бытия (уж о том, что он не в Мунго догадался, не тупой), его отвлек стук в дверь. Частый и около-сумасшедший. Северус скривился от раздражения — каким же дятлом надо быть, чтобы так стучать? До двери дошел с усилием. Тело не слушалось, будто плыло мимо, а сознание никак не хотело связывать произошедшее с реальностью, хотя трезвая часть просто кричала Северусу о том, что это правда. — Ну кому там неймется?! — привычно гаркнул, поперхнулся от боли в горле и скривился, открывая дверь. С порога, мокрый и абсолютно несчастный Гарри Поттер грохнулся перед ним на колени.