Токмо волком выть охота

В далеке слышен топот копыт и лошадиное ржание. Затем посвист, и звук ударяющего хлыста. Русь невольно дрогнула от столь знакомого до боли звука, крепче прижимая пятилетнего ребёнка к груди. - Всё будет хорошо... Она твердила эти слова как в горячке, скорее для себя, нежели для малолетнего сына. Он его и пальцем не тронет... Он точно непосмеет, ему это незачем... - Чччч... - Она запокачивалась из сторона в сторону. Русь стояла у большой просёлочной дороги, с одной стороны от которой чернел густой лес, а с другой безкрайняя степь. Лицо обдувал свежий ветер, он гулял в остриженых насильно волосах. Начало темнеть, небо было сплошь покрыто грозными тучами, и только узкая щёлка у горизонта отливала огненным. Скоро гроза. От края до края Небо в огне сгорает И в нём исчезают Все надежды и мечты... На этом тёмном фоне вид у Руси был таинственный, страшный, даже боевой какой-то. Всё как тогда. Как с мечом в руках. Как на Калке... Не думать об этом, только не думать. И этот проблеск между степью и небом, как огонь, сжирающий всё на своём пути, искры, пламя, крики, стоны, червонная сталь... Он сдесь. Золотые крылья, злые глаза, и кнут в руке. Он не посмеет, нет... Это ведь его- - Тиз*! Через минуту Русь на соседнем коне. Ребёнок впереди неё, она зажимант мальчика ногами. Этот конь привязан к лошади Орды. - Чу! В степи ветренно и холодно. И чертовски страшно. Орда держится прямо, гордо, хладнокровно, Русь боится даже взгляд на него поднять. Это его дом, его зона комфорта, его сила и счастье. Хотя испытывает ли Орда счастье, испытывает ли он что-нибудь вообще?.. Темнеет. А дождя всё нет. Когда они въезжают в опустошённое село, Русь чувствует, как перед глазами расплывается темнота. - Мама! Орда остановился, чертыхнувшись себе под нос. Молнеиностно он слез с лошади и подхватил падающию навзничь колонию. Опять она создаёт проблемы на ровном месте... А тут как назло ливанул дождь. Орда взял под усцы коней, взвалил на себя безсознательную тушу и, углядев вполне целую избу, направился туда. Но ты засыпаешь и ангел к тебе слетает, смахнёт твои слёзы и во сне смеёшься ты... Русь лежала на лавке, всё ещё в обмороке, Орда сидя рядом точил кинжал. По лицу Руси скатывались капли заботливо выплеснутой на неё воды. Это красиво. К слову, Орда находился в тот день в странно хорошем расположении духа, чему сам очень удивлялся, вот даже, за "любимой" поухаживал. Московия снятый с коня и мокрый до нитки ошивался в сенях, не решаясь войти в горницу. А хотелось - вдруг с матерью что случится? Зарежет её этот злой дядька с ножом? Страшно. Московия не воспринимал Орду как отца, да и виделись они не так уж часто. Мать всегда старалась спрятать, защитить, накрыть юбкой скорее безсознательно, оградить от всех, особенно от него. От своего мучителя и принудителя. И всё равно он занимал огромное место в их жизни, от него зависело всё. А Московия рос, неприкаянный, забившийся в угол, в собственных диких фантазиях и мирах, чуждый этому крохотному для него миру, состоявшего из холодной больной матери, безразличного к ниму отца, других степников и враждебных княжеств, каждое из которых было само за себя. "Никуму сдесь не доверяй. Слышишь? Никому! Они все, все хотят нашей смерти, они высосут всё до последней капли, и когда ты останешься один, совсем один-..." Один. Он останется один. Собрав волю в кулак Москоаия заглянул в горницу. Нож точет... Зарежет... Ну уж нет, он не даст, защетит, не останется один. Мальчик поднял с поля деревянный обломок - вдруг прийдётся сражаться, и смело даинулся к лавке, распрааив плечи и выпятив грудь. Орда же, лениво подняв на него взгляд и едва поняв что тут происходит, расхохотался в голос. Да так страшно, что Московия с перепугу пполенце выронил и сам чуть не упал. Однако быстро совладал с собой и попытался поднять тяжёлую для него деревяшку с пола. Это ещё более развеселило татарина, он запрокинул голову и иногда издовал звуки похожие на звериное рычание, это ещё более пугало Московию и приводило в нелепый вид. Но он даже не пикнул, не попросил прекратить, не убежал обратно в сени. Продолжал эту безсмысленную, неравную, но от этого не менее стойкую отаку. - Багатур**! Молодец. У нас таких воинов ценят. Орда хлопнул сына по плечу, так что тот чуть не свалился, но какаим-то чудом устоял, насупленно и обижено зыркая на татарина. Насмехается... Кощей, злодей, страшный... - Орда удивлённо и как-то даже с еле заметной опаской на это смотрел. Его сын. Проявляются задатки силы, это плохо. Надо держать их под контролем, а если понадобиться, можно и порешать концы с концами... - Молодец, молодец, - Орда ещё раз рассеяно похлопал его по плечу, убрал наточенный кинжал и встал на ноги. На улице дождь лил как из ведра, рагожа на окне промокла. Уже поздно. Во сне хитрый демон может пройти сквозь стены, дыханье у спящих он умеет похищать... Орда зажёг спрятанные в сундуке у двери свечи, и направился к выходу. Там, в хлеву, корова оставалась, худая конечно, но хоть что-то. - Эй, малый, корову зарезать поможешь? Московия не ответил. Он вскорапкался на лавку и прижимался к матери. - Ха-ха, ну спи, спи... Багатур. Уходя Орда чувствовал странное сметение, коего не ощущал досели никогда. Мягкое, уютное чувство, разливалось по всему телу. "Это слабость. Это жалость. Это постыдно, мерзко и недостойно воина." Как только Орда ушёл, Московия вздохнул спокойно. Пусть катится. Он плохой, он делает маменьке больно, он убивает и крадёт. А таким, говорят, место в котле у чертей. Дождь монатонно стучал, полкал, пел, убаюкивал. Московия прижал руку Руси к своему лицу, вдыхая запах трав, лошадей и немного хлеба. Прижался ближе, зарываясь в складки сукна, закрывая глаза. Вдруг, мозолистая рука нежно погладила его по голове. Русь улыбнулась, заблестели тусклые усталые глаза. Бояться не надо, душа моя будет рядом, твои сновиденья до рассвета охранять... Московия жалостливо на неё глядел, гладя её натруженую руку. - Ты мамку не жалей, мамка дура припадочная, вот помру когда нибуть так, тогда жалеть будешь... Кто ещё пожалеет? Пожалеть-то некому будет... Она села, удобнее укладывая сына на лавке. - Бедный мой, родименький... Будто совсем один ростёшь, с кем? Где? Не должно дитяти так жить, а выростешь, наставить на путь правильный некому, мамка вот слабоумная да слабая уродилась, того и гляди подохнет... Понимаешь? Ты что нибуть понимаешь? Московия сонно мотнул головой. Он действительно не разбирал истеричный монолог матери. - Вот и молодец, вот и хорошо... Она вроде бы успокоилась немного, глаза прикрыла, положила голову Московии к себе на колени. А перед глазами алое марево, голова в горячке кипит. Вот стоит на холме перед Чёрным Морем князь Олег, а на руках у него совсем маленькая Русь. Она улыбается, тереблет густую бороду князя, море плещется в её глазах, солнце играет на востром мече. Вот светлая богатая горница, на пиринах мужчина сидит, в лучах закатного солнца греется. Византия. Напротив него девчонка хорошенькая, пальцами струны гусель перебирает в волшебном звучании. Это снова она, Русь. Стоит девка молоденькая совсем по грудь в воде, плачет, бранится, в над ней молитвы читают да кресты кладут. Крестят Русь языческую. А вот и церковь божья, и стоит в ней девица-красавица, с мужем венчается. Добрый молодец с Русью под венец идёт. Вполне хорошим мужем оказался Византия. Вот кровавые буйные междуусобные времена, бои, конь под Русью быстрее ветра скачет. И Войско Половецкое - брат названый рядом скачет, сокола в небо пускает. И вьются на ветру длинные густые косы, и кричит Русь от восторга. Калка. Первая встреча. Лишь мельком блеснуло перед её глазами золотое крыло, метнулись угольно-чёрные очи. И поразили навсегда, раной запечатались в памяти. Когда всё пошло под откос? В мучительном полоне, это уже неважно. Удары, дыба, поругание... Чёрные глаза. Вырвать бы их, да руки изуродованные связаны. Вставать на колени, вымаливать, виться у ног - это её удел. Но не этому Русь учили. Пришлось проивить ум, хитрость и изворотливость, пробивать дорогу наверх себе и сыну. Получилось это блестяще. Он сажал её рядом с собой, обряжал в дорогие цацки, чтобы потом, наедине, сдёрнуть всё это к чертям. Неостоновится, пока не высосет все соки, ради собственной прибыли. Гроб. Засыпай, на руках у меня засыпай, засыпай под пенье дождя, далеко, там где неба кончается край, ты найдёшь Потерянный рай... - Успокойся. Солнечные видения схлынули в один момент, оставив лишь разочарование. Такое пустое, что закричать хочется. Она и кричала. А Орда затыкал ей рот ладонью. И держал на руках... Черезчур нежно. - Ненадо, я всё сделаю, нет, что хочешь... Подставлю ладони, их болью своей наполни, наполни печалью, страхом гулкой темноты.., Орда не ответил, только зачем-то целовал, так нежно, что становилось ещё страшнее. Уложил на шкуру, накрыл другой. Московия за этим наблюдал, испытывая чудовищную благодарность. Орда взял его за руку и тихо шептал на татарском, непонятном. Но было отчётливое чувство: у него есть отец, которого всегда так не хватало, который поможет и защетит. И ты не узнаешь как небо в огне сгорает, и жизнь разбивает все надежды и мечты... И пусть Орда потом считал тот вечер помутнением разума, пусть нечего хорошего он не привнёс в их жизнь, всё равно. Это было самое тёплое воспоминание Московии о ближних людях.