How long will you wait
At the shady end of the slope
Am i already late
With my pyramid sized hopes?
Это было неуместно — стучаться среди... А, собственно, какой сейчас час? За окном звёздного экспресса всегда было полотно ночи с бесчисленными галактиками на горизонте. Возможно, это было нормально — постучаться в комнату Химеко именно сейчас, когда за стальным тамбуром слышались тихие всхлипы. Не могу себе вообразить на самом деле плачущую Химеко, но, как минимум, ей сейчас требовалось плечо под боком. Я всё же решаю постучаться, переборов собственный внутренний голос. За дверью что-то вздрогнуло, упало, рыдания и всхлипы затихли. Мне стало неловко, ещё не поздно повернуть назад в свою каюту и сделать вид, что ничего не было... — Велт! Дверь тамбура резко распахнулась с силой прямо в дюйме от кончика носа, передо мной предстала уставшая и заплаканная Химеко. Она не сразу поняла, что обозналась, и протянула руки, словно ожидая меня в свои объятия, но спустя секунду осознала, кто перед ней стоит, и резко опустила руки. Янтарные глаза досадно погрустнели, опухшие веки от горьких слёз и раздражённый нос не могли скрыть её разочарования. — Ах, прости... Я... Я не ожидала, что ты придёшь... Женщина растерялась, трогая своё собственное лицо, будто бы только что очнулась ото сна, ущипнув себя. Я всё ещё была перед ней, даже если эта ситуация стала в два раза неудобнее и неприятнее. — Я тогда, наверное, пойду... Пытаюсь увильнуть от неё, но она опускает руку, машет мне. — Нет-нет, всё хорошо, правда, заходи! Сдержанная и спокойная предводительница астрального экспресса взяла себя в руки, её голос звучал всё ещё не таким, как обычно, но взгляд прояснился. — Ты что-то хотела? Заходи ко мне в купе, я сделаю нам кофе. Она приглашает меня внутрь жестом, на нашу сценку никто не вышел из соседних комнат, Март уже крепко сопит к такому часу, а Дэнь Хэнь, кажется, сидел ещё и заполнял архивы. Только Велт мог внезапно появиться. — Мне правда жаль, что я невовремя... Я просто услышала всхлипы и... Я мнусь у входа, всё ещё сопротивляясь войти. Это не моё дело, правда. Я не должна донимать Химеко и остальных, но тяжело пройти мимо, когда знаешь, что она там. Красноволосая женщина проходит сквозь тамбур и углубляется внутрь своей комнаты, жестом подзывая подойти к ней. У меня есть ощущение, что если сейчас я перешагну порог её комнаты, случится что-то... О чём я буду жалеть. Не то, чтобы у меня были намерения навредить ей, наоборот, я хочу помочь и выслушать. Но это прямо как тогда, на космической станции "Герта", если я шагну, начнётся новый путь. Как я должна себя ощущать? Радоваться? Предвкушать? Нервничать? Делаю пол-оборота назад, мы всё так же уныло плывём по невидимым рельсам, проложенными самими небесами, открывающие нам любые планеты и пути. Звёзды в отдалении мерцают розовым, пульсируют белым светом, из общего вагона слышится возня Пом-Пом, которая то ли убирается, то ли носится туда-сюда. Стоять тут очень неловко, поэтому я поворачиваюсь назад, к её комнате и тихонечко прикрываю за собой дверь. При входе меня встречает пёстрый ковёр, который стелется дальше и застилает собой весь пол комнаты, пряча содержимое под собой. В середине стоит большой столик, накрытый скатертью, видимо, до моего прихода на нём был кавардак. Проводница аккуратно всё сдвинула в правую часть стола, чтобы выставить две фарфоровые кружечки для чаепития, и заварила в кофейнике кофе. У левой стены была смятая постель, подушка валялась в другой стороне, кажется, на ней всё ещё остались следы от её слёз. Химеко, несмотря на "время отбоя" была по-прежнему одета в своё роскошное атласное платье: свисающий в рабочее время плащ на её плечах висел на стуле у рабочего стола. Я стесняюсь пройти дальше, лишь осматриваясь издали, она это замечает и кивает мне, снова просит: — Всё хорошо, присаживайся. Кофе скоро будет готов. То, с каким энтузиазмом она пыталась мне угодить и делать вид, что ничего не случилось, сильнее тяготило. Вопрос так и витал в воздухе, я просто боялась его озвучить. Каждый в этом вагоне имел право на свой секрет и Госпожа Химеко тоже, но меня мучало неведение. Эта единственная человеческая черта, которую нельзя было остановить. Жажда познаний. Любопытство. Я набрала побольше воздуха в лёгкие, собралась с силами и спросила. — Из-за... Из-за чего Вы плакали, Химеко? Прозвучало не таким тоном, как мне хотелось бы. Но я была очень напряжена, сердце неприятным эхом отозвалось в ушных раковинах. Рука Химеко дрогнула как раз прямо перед тем, как она собиралась разлить ароматное кофе по кружкам. Тёмные капли полились на скатерть, фарфоровые винтажные кружечки зазвенели. Усилием воли, как стойкий солдат, она машинально выставила кофейник обратно на стол, лишь бы дальше не пачкать. Идеально вымученное выражение дрогнуло, она через силу улыбнулась мне, это была самая фальшивая и ненастоящая улыбка из всех, что мне доводилось видеть. — Я не могу это скрыть от тебя, да? Улыбка сходит с её уголков губ, брови предательски дёрнулись вниз. Сдержанная, стойкая, чуткая, проницательная, эти сухие эмоции будто не принадлежали ей. Она оплакивала не для себя. Мне кажется, что в её сердце сейчас происходит настоящая бойня: доверится мне или не рассказывать? Я плохо читаю эмоции других людей, но глаза её выдавали. Она поднимала зрачки то на меня, то на ещё не успевшее высохнуть, растёкшееся по белой ткани пятно от кофе. — Фонограф... Тихо начинает Химеко свой рассказ, видимо, сдавшись в собственной внутренней борьбе и решив рассказать мне, сделав акцент на этом слове. Я, словно ведомая её игре, внемля её воли, переспрашиваю: — Фонограф? — Да... Женщина напротив меня уже всё решила для себя, но продолжала искусственно тянуть диалог. Вдруг с её уст сорвался нервный смешок, она начала хохотать, при том так громко и ярко, что мне самой стало от чего-то смешно. — Ты... Когда-нибудь слышала звук дождя? Химеко осеклась после вопроса, прекратила смеяться, заглядывая в пустую кружку. — Нет... Робко признаюсь я. В моих воспоминаниях нет каких-то чётких чувств о дожде, просто знаю, что с неба падают капли воды или иногда других жидкостей, вот и всё. — А фонограф может записать даже звук дождя. Будучи в своём собственном мире, произносит она. Я не знаю, как звучит дождь, но он точно звучит тише, чем плач сидящей рядом со мной Химеко. Она не может сдержать всхлипы, голос сорвался напрочь, она дрожала. — И... И... Ещё до того, как... Как мы нашли всех... Была только я.... И она... И мы... Речь женщины была прерывиста в потоке откровения, Химеко пыталась мне объяснить, кто эта "она", что та девушка значила для неё и почему именно фонограф. Я услышала горькую сказку о дружбе, предательстве и разочарование. Мы сидели рядом, Химеко положила свою макушку на моё плечо и тихо плакала, со временем успокаиваясь, но как только я открывала рот, снова давала волю потоку горя. Я ловила её слезинки трясущимися руками, не давала стечь наземь. В этом поезде никогда не начнётся дождь, я защищу её. Наши глаза встретились, она подняла голову с плеча, беззащитная и слабая. Я порывом опускаюсь, мы стукаемся нос к носу. Нервно хихикая, пытаюсь в этот раз более плавно приблизиться, она прикрыла свои ресницы в ожидании чего-то... Я целую её в правую щёку, пытаясь осушить мокрые солёные последствия бури. Она дарит мне улыбку, уже намного более истинную. — Спасибо тебе, я... Не знаю, чтобы делала. Это копилось в моём сердце все эти годы, я знаю, что не должна плакать... Но мне так легче, правда, спасибо. Вместо того, чтобы говорить какие-то пафосные речи в стиле: «Всегда пожалуйста» или «Приходи в любое время», я понимаю, что хочу выразить своё чувство к ней как-то более изящно. Какое чувство я сейчас хочу ей рассказать? Она доверила, возможно, самые сокровенные мысли и воспоминания, что тогда делать? Поезд укачивает нас, пока мы, прилипнув друг к другу в тишине его гудящих механизмов, задумались. На сложные вопросы ответ всегда будет простым. Я вновь склоняюсь к ней в интимную близость, она в этот раз не ждёт от меня "чего-то", лишь наблюдает. Персиковые губы замирают, когда я касаюсь их. Они пропитаны слезами, как и всё остальное. Мои поцелуи рассыпаются по лицу, скрывая солёный вкус собой. Химеко тоже пытается мне как-то отвечать, гладить по голове, касаться моих плеч. Мне тяжело описать, что я сейчас ощущаю, просто знаю, ей станет лучше. Наши губы вновь встречаются, на этот раз по её инициативе. До этого я никогда, ну уверенна, по крайней мере, что не целовалась так страстно. Я чувствую движение её языка, она обвивает своим мой собственный. Он очень подвижный, тёплый и мягкий. Не знаю, как правильно ответить на это действие, просто подражаю ей. Женщина запускает свои руки ниже, мнёт мою ключицу, кончиками пальцев заползает под вырез футболки. Я разрываю наш поцелуй, хотя уверенна, что в моём рту всё ещё остался вкус Химеко. Всё ведь идёт к этому, верно? Стоит раздеться... — Нет-нет, не раздевайся... Останавливает она меня, когда я пытаюсь стащить с себя футболку. Её пальцы вцепились в мои руки, они холодные на кончиках, но тёплые внутри. Притягивает, ведёт, я не могу это контролировать, мои ладони оказываются на груди Химеко. Сквозь ткань и лиф мне позволено ощутить её сердцебиение. Быстрое и частое. Я словно скована, не могу пошевелиться, иначе она исчезнет. Девушка сама убирает мои руки со своей груди, но тут же делает другое, более неожиданное действие: перекидывает копну ярко-алых кос, стремится развязать завязки платья. Верх держался на паре лент, которые она успешно распутывает и к моему взору предстаёт пышная, увесистая грудь Химеко. В такой близости было нечто несравнимо странное: мы обнялись и молчали. Она прижала меня к своим оголённым грудям в материнской манере, вдыхая сладострастно и печально. Наши руки сплелись воедино, она направляла меня к своей же точке наслаждения, будто бы это было её единственным на свете утешением. У меня нет причин останавливаться, даже если мы перешли грань. Шелест юбки, возня с трусами, и вот я с закрытыми глазами, методично слушая её сердцебиение, пытаюсь доставить женщине наслаждение. Изначально её пальцы поверх моих, она сама направляет ход движений, ей явно лучше знать, в каких местах она более чувствительна и что ей принесёт удовольствие, в отличие от меня. Мы круговыми движениями проходимся полностью по её клитору, пока она не находит нужную точку и не оставляет мою руку на ней. — Вот здесь, прошу... Я молча соглашаюсь, продолжаю уже самостоятельно. Ощущение другой женщины под пальцами совершенно не напоминает моё собственное тело: она гладкая и тёплая, плоть податливо проминается под моими движениями, возвращаясь и снова меняясь от трения. Химеко же вроде нравился процесс, она покорно склонила голову, продолжая удерживать мою макушку у своих грудей, я была не против. Сколько по времени нужно так быть? Стоит ли мне двигаться дальше, а может сделать что-то другое? В голове крутится с десяток вопросов, но я не знаю, правильно ли это. Если ей понравились мои поцелуи, может и там тоже? — Химеко... Я хочу утешить Вас. Прошу я её, пытаясь выползти из объятий. Сейчас её руки не были похожи на те сильные мышцы, в которых она сжимала свой саквояж, девушка, словно глина расступилась под моим давлением. Янтарные глаза посмотрели с опаской, но я спустилась ниже, несмотря на её недоверие ко мне. Конечно, опыта у меня не было совсем, но... Пальцами мне приходится раздвинуть её половые губы, прежде чем увидеть маленький клитор, который я до этого ласкала руками. Кажется, он стал более чувствительным с того времени. Я неровно дышу, задумываясь о своей задумке. Весь этот вечер уже неуместен, сделать хуже ведь не выйдет? Сложив губы в трубочку, я придвигаюсь и целую его. По бедру Химеко прошли мурашки от этого движения, кажется, ей щекотно. Я целую его ещё несколько раз, но такой же реакции не происходит. Тогда, решив, что с поцелуями я далеко не уйду, вспоминаю наш поцелуй и высовываю кончик языка. Он весь покрыт слюной, нашей общей слюной. Судорожно вздрагиваю, прежде чем лизнуть впервые чужой клитор. На вкус он оказался солоноватым, но не таким, как слёзы. В нём было что-то иное — привкус горечи и сладости. Я закрыла глаза, чтобы не смущаться с процесса, и начала лизать его поступательными движениями, то нарочно медленно проводя от низа к центру и вверх, то очень быстро, тем самым создавая трение между моим языком и её лоно. Химеко молчала, не давала указаний или комментариев, бёдра сжимались на какие-то мои определённые действия и разжимались, тем самым давая сигнал, где стоит приложить больше сил. Я старалась проводить языком тщательно и с напором, чтобы она ощущала меня между своих ног. Но у всех есть свой предел, и мой язык тоже со временем начал уставать. Сглотнула, остановилась, сколько же ещё потребуется? — Стелла... Прошептала она лишь одними губами, я поняла, что рано остановилась. Несколько раз проглотив собственный секрет, облизнувшись, решила довести дело до конца. Я с новым усилием припала к её розе, губам, клитору. Он был очень плотным под моим языком, вся площадь вагины была, кажется, вымазана в моём старании угодить ей. Я чувствовала саму себя на её коже. Это было приятным даже, чувствовать собственные усилия. Насладиться моментом мне удалось вдоволь, прежде чем её ноги начали как-то неестественно дрожать, а бёдра двигаться из стороны в сторону. Это было лишь на пару секунд, короткий миг, но всё тело Химеко будто бы пробило током, и она напряглась, с новой силой сжав меня коленями. — На сегодня хватит... Смущённо прося меня остановиться, бормочет женщина. Она с трудом сидит, будто бы сейчас упадёт назад. Я помогаю ей привести себя в порядок и уложить в кровать, перед уходом она ловит меня за руку. — Приходи ко мне выпить кофе утром, ладно?