I am your new home

      Все вокруг соленое. Море, воздух, даже кожа Нетейама, что привыкла пахнуть цветами и травами. Он чувствует соль на языке, когда говорит или ест, даже если пробует что-то сладкое, и на’ви клана Меткайина точно такие же — припорошенные солью, сожженные солнцем, бледные. Руки и хвост у них такие мощные, что даже Нетейам — старший сын и самый сильный из детей Торук Макто — выглядит хрупким и беззащитным. Они все выглядят, думает он, вся семья Салли как кучка пришельцев.       Неудивительно, что местные потешаются над ними, скалятся в добродушных ухмылках, а на деле отторгают. Считают их слабыми и неприспособленными. Уродцами. Потому что здесь нет деревьев, за которые можно ухватиться, нет полян и лесистых гор, только бесконечное море, рядом с которым Нетейам чувствует себя чужим.       Он скучает по дому. Даже во сне постоянно видит лес, пушистые кроны деревьев, заслоняющие небо, слышит птиц, несется куда-то, цепляясь хвостом за ветки и смеется-смеется-смеется, убегая от сестер и брата.       В последнее время он спит у воды, пытаясь стать к ней ближе и понять, каково это быть рифовым на’ви, почувствовать песнь волн, но каждое утро открывает глаза и разочаровывается. Нетейам — послушный сын, он хочет исполнить волю отца, стать одним из них, гибких и сильных Меткайина, а в итоге тоскует еще сильнее. Ему все не так, все не то, и все чаще он обнаруживает себя сжавшимся в комок, дрожащим от холода в предрассветном одиночестве.       Пока однажды просыпается не один, а рядом с Аонунгом, который спокойно и задумчиво смотрит в море.       Этот на’ви раздражает его с самого первого взгляда, с самой первой надменной реплики, сорвавшейся с тонкого рта. Каждый раз, когда он смотрит на него своими яркими бирюзовыми глазами, Нетейама трясет, корежит, и все дыхательные упражнения перестают действовать. «Слушай дыхание моря», советует ему Цирея, оторвавшись от созерцания Ло’ака, а Нетейам слышит лишь хриплое дыхание рядом с собой, ощущает широкую ладонь с перепонками, что лежит прямо на животе, ниже пупка, незаметно поглаживает, дразнит, и ее жар просачивается внутрь Нетейама, ухает вниз, заставляя сердце сходить с ума, а живот — вжиматься.       Ярость из-за выходки с младшим братом разъедает словно кислота, но он упрямо засовывает ее подальше, проглатывает, поддерживая подчеркнуто «нейтральные» отношения. Отец говорит, что они должны подружиться, сосуществовать, если семья хочет остаться на новом месте. Только Аонунг отнюдь не нейтрален, он весь состоит из злобных подначек, из яда, что сочится с каждым обидным словом, и даже от его присутствия рядом, все внутри начинает закипать.       Как и сейчас, когда Нетейам просыпается и видит его перед собой.       Тот же на него даже не смотрит. Не реагирует, когда он дерганно меняет положение, усаживаясь на песке. Волны шумят ласково, по-утренне тихо, и Аонунг дышит так же размеренно, в ритме, с которым вода лениво накрывает камни, касаясь длинных вытянутых ног. Нетейам на мгновение задерживает взгляд на пальцах с перепонками, а потом переводит на лицо. Черты, что обычно выражают насмешку, сейчас спокойны и задумчивы, глаза, что так раздражают, но и цепляют, устремлены в море.       Сам того не осознавая, Нетейам подхватывает глубокое дыхание, едва нуждается в нем, когда касается взглядом чужого тела, ласкает линии мышц и сухожилий, рисуя их в своей голове. В момент, когда Аонунг вдыхает резче, медленно поворачивает голову, встречаясь с ним взглядом, происходит нечто волшебное, мурашечное: между ними образуется связь, почти тсахейлу от одних только острых взглядов. Хвост нервно дергается, а с ним и тсвин, реагируя на движение мыслей. Нетейам напоминает себе, что ненавидит этого на’ви, что между ними нет ничего общего…       …и сладко дрожит, когда тот лениво усмехается в ответ. Скалится так уверенно, будто читает все его мысли, самую его суть, и слова, следующие за улыбкой, это только подтверждают:       — Я тебя вижу.       Видит ли? Нетейам кусает губы, вглядываясь в самодовольное лицо, пытается разобраться, понять, зачем тот пришел сюда, зачем ждал пробуждения, и почему в бирюзовой глубине искрят маленькие сиреневые огоньки.       Эти огоньки похожи на свет Эйвы. Он почти готов поверить, что это знак, когда Аонунг издевательски добавляет:       — Тебе не нравится море. Тебе здесь не место.       Сердце, что еще секунду назад готово было открыться, сжимается от боли. Хмурясь, Нетейам обхватывает себя за плечи и отводит глаза.       Неужто он так очевиден? Прозрачен с тоской по родному лесу? Со своей тягой прыгать по веткам, взбираться по холмам и валяться в траве? Качаться в сплетенном из лозы гамаке, слушая звуки природы? Неужели все его усилия слиться с народом Меткайина не имеют смысла?       Когда уже знакомая горячая ладонь ложится на его руку, он вздрагивает от неожиданности. Невеселые мысли тащат в бездну, но тепло Аонунга без труда вытягивает его обратно. Словно рыбку, что заигралась среди кораллов и подплыла близко к берегу, эта рука крючком вытаскивает Нетейама на свет, держит в реальности, не давая упасть. Он ошеломленно моргает и вновь замыкается на бирюзовом взгляде, что добирается до самых костей.       — Ты слишком хрупок, — голос Аонунга превращается в шепот. Пальцы ведут вверх по предплечью, — слишком раним.       В глазах мелькает что-то уязвимое, когда он гладит его, что-то тревожное и почти болезненное. Ладонь движется настолько медленно, будто хочет запомнить каждую клеточку кожи.       На на стыке с шеей она останавливается. Нетейам думает, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди.       — Как ты выживешь с этими маленькими пальцами? С таким тонким и нежным хвостом? Ты даже дышать не умеешь. Не так, как нужно, чтобы подолгу оставаться под водой. Тебе не место здесь, лесной мальчик.       Раздраженно Нетейам сбрасывает руку. Отвечает максимально холодно:       — Не думаю, что тебе стоит об этом волноваться.       Аонунг не отвечает, только продолжает смотреть, пока гнев внутри совсем не затихает. Каким он видит его? Слабым? Уродливым? Ненавидит его непохожесть, неприспособленное к рифовой жизни тело? О чем тот думает, когда так пристально глядит в его желтые глаза?       Что-то маленькое и шершавое падает ему на ладонь. Нетейам машинально сжимает пальцы и только тогда понимает, что помнит, узнает предмет, что оказался у него в руке. Разорвав зрительный контакт, он смотрит вниз и не верит тому, что видит.       Это крохотная коричневая шишка. Одна из тысяч, что висят на деревьях в лесу, где он вырос. Невзрачная и не имеющая ценности, но для него кажущаяся настоящим сокровищем.       — Откуда…       У него перехватывает дыхание. Он подносит шишку к лицу и жадно вдыхает: она пахнет домом.       — Я попросил твоего икрана, чтобы принес что-то, что напоминало бы тебе об Оматикайя. Он слетал за ней к твоему лесу.       Аонунг звучит небрежно, будто это пустяк, о котором не стоило и упоминать, но Нетейам знает, как далеко находится дом, и как тяжело приручить животное, связанное с другим пожизненной связью. Это слишком интимно, слишком невозможно. Если твой икран признал другого на’ви, это значит…       Высокие скулы Аонунга кажутся чуточку более темными, когда тот резко встает. Его хвост дергается из стороны в сторону, выдавая волнение.       — Не простудись, неженка, — бросает он, прежде чем пойти прочь.       Нетейам глядит ему вслед. Отчего-то ему хочется окликнуть Аонунга и попросить помочь сделать это место новым домом. Отчего-то ему хочется попробовать его губы на вкус. Должно быть, они такие же соленые, как и все здесь, но впервые Нетейам не возражает. Он может пережить еще чуточку соли, если вместе с ней получит его поцелуй.