Олег сидит в углу своей мастерской. Рядом полупустая бутылка виски. А напротив
он.
Его творение. Его болезнь. Его страх. Его рана на сердце.
Его любовь.
Мраморная статуя. Кому она посвящена? Кто вдохновил на её создание? Олег не знал. Наверное, никто. Наверное, никому. И, скорее всего, этого человека никогда не существовало. Его и существовать-то не могло. Его Меньшиков создал. Создал и влюбился.
Сначала думал, что это ненадолго. Пройдёт. Просто очередная блажь. Он ведь все свои творения любил. И всегда перегорал.
Но теперь — не вышло.
Теперь же влюблённость никуда не делась. И сколько бы Олег ни пытался забыться, сколько бы ни пил, сколько бы не спал буквально с кем попало — не мог. Забыться не мог и разлюбить не мог. Ничего не мог.
Скульптор делает ещё глоток. И тут же морщится — алкоголь неприятно жжёт горло. Меньшиков поднимает покрасневшие глаза и смотрит на причину своего безумия.
Казалось бы, просто статуя. Холодный мрамор и ничего боле.
Но для Олега в этой статуе заключён весь мир. Вся Вселенная. Смысл жизни. В изящном разлёте ключиц, в изгибе шеи, в прекрасном профиле и во взгляде этом бесцветном.
— Почему ты никогда не смотришь на меня? — Меньшикову почему-то казалось, что он ответит.
Нет, молчит. Молчит и всё так же смотрит куда-то в сторону, чуть склонив голову. Скульптор поднялся с пола и медленно подошёл к своему творению. Протянул руку и провёл кончиками пальцев по острой скуле.
— Мой ангел нежный,
Ангел дикий.
Прозрачный,
Чистый,
Непорочный
И прочно, как кристалл,
Закрытый.
В кристалле этом
Созерцаю
Всю безысходность
Прошлых
Дней.
И в мыслях храм я воздвигаю
Античной статуе твоей… — тихо произнёс скульптор, касаясь пальцев статуи.
Вновь посмотрев в лицо скульптуры, он потянулся к любимым губам. Холод мрамора обжёг, но эффекта это не возымело. Олег продолжал целовать своё творение, не имея ни малейшей возможности получить что-то в ответ. Через несколько мгновений он медленно, нехотя, отстранился от ледяных губ. Судорожно выдохнув и проведя дрожащей рукой по тёмным волосам, скульптор развернулся и немного отошёл от него.
Находиться рядом было слишком больно, но и быть далеко от него невыносимо.
Внезапно чьи-то холодные пальцы сомкнулись на его запястье, притягивая к себе. Меньшиков поддался, оказываясь лицом к лицу со своим творением.
Оказалось, у него красивые серо-голубые глаза и тёмно-русые волосы. Сергей вообще был очень красив. Олег понятия не имел, почему ему в голову пришло именно это имя. Но
ему оно шло.
Сергей вплёл тонкие холодные пальцы в растрёпанные чёрные волосы и сам потянулся к его губам. Олег ответил мгновенно.
Холодными ладонями,
Мир, в котором тонем мы,
Неизвестной глубины
Повсюду пробоины
…У него были очень холодные ладони. Он весь был очень холодным, но это не могло оттолкнуть Олега. Ему хотелось раствориться в этих объятиях, хотелось вечно чувствовать его ледяные губы на своей шее. Навечно утонуть в его прекрасных глазах.
Он целовал всё ниже, а Олег распалялся всё больше. В один момент перед глазами всё вспыхнуло ярким огнём, и единственное, что Олег чувствовал в этот момент, — его холодные пальцы на своих бёдрах.
***
— Это всё была галлюцинация, да?
Едкий сигаретный дым жёг лёгкие. Наплевать. Сердце жгло ещё больнее. На глазах выступили слёзы.
— Да?
Молчание.
— Какого чёрта ты снова молчишь? — голос Меньшикова дрожал.
Снова гробовая тишина ему ответом.
— Ах да! Ты ведь из мрамора!
— Да, из мрамора. Холодного и жестокого, — а голос красивый! Хриплый немного, успокаивающий. Может, и Олега удастся успокоить.
— Ты специально это говоришь? — слёзы уже не задерживаются в тёмных глазах и бегут по впалым щекам. — Хочешь ещё больнее сделать?
— Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что я говорю лишь то, что ты думаешь. Я — твоё зеркало.
— Заткнись! Просто замолчи!
Олег вскидывает глаза. Скульптура стоит всё на том же месте, в той же позе. Меньшиков знает, что разговаривает сам с собой. Мраморная статуя не может говорить.
И любить не может.
Он — не живой человек. Его никогда не было. Он никогда не любил. Не страдал. Не был счастлив. Он никогда ничего не чувствовал.
— Почему тебя нет?
Голос срывается на шёпот, слёзы душат. Сигарета уже давно дотлела и обжигает пальцы. Олег этого не чувствует.
Ему сейчас легче вообще ничего не чувствовать.
— А меня и не должно было быть.
— Но ты ведь есть?
— Потому что ты меня создал.
— А я должен был существовать?
— Конечно.
— А если я не хочу быть в мире, где тебя нет?
— У тебя нет выбора. Ты должен жить.
— И страдать.
— Какой творец без страданий?
Олег только усмехается. Ну да, конечно, куда ж без этого? Но как быть без того, кто дарит тебе смысл жизни?
Правильно, никак. Одно радует — осталось не так долго.
Почти ярко-алая кровь просачивается сквозь пальцы. Льётся на пол. Пачкает не только ламинат, но и чёрные волосы, разбросанные нимбом. И на белый мрамор статуи попадает. С уголка губ тонкой струйкой стекает. С губ, что тихо так последние слова шепчут:
— Не могу больше без тебя. Слишком больно, — и навсегда стекленеют глаза.
