～ ✞ ✮ ✞ ～
13 марта 2024 г. в 14:20
Двое стояли друг напротив друга посреди пустынной улицы, тянущейся между рядами одноэтажных домов. Горячий ветер гнал мелкий песок, послеполуденное солнце нещадно пекло мужчинам головы.
Первый — высокий, светлокожий, в плаще, запыленном настолько, что уже невозможно было разглядеть его первоначальный цвет, и широкополой шляпе — стоял спокойно, расслабленно опустив руки.
Второй — мексиканец с хищным лицом в богатом, но поизносившемся щегольском наряде с чужого плеча — чуть ли не плясал; его рука судорожно загребала воздух в нескольких дюймах от висящего на поясе револьвера с чеканной рукояткой.
— Ну, чего ты медлишь? Я не собираюсь стоять на солнцепеке весь… — заговорил первый.
Не успел он закончить фразу, как мексиканец выхватил оружие и выстрелил три раза, метя в голову и грудь. Каждая пуля нашла свою цель, и высокий мужчина рухнул лицом вниз, заливая кровью песок.
Мексиканец подпрыгнул на месте, издав победный крик. Расхлябанной и вальяжной походкой он подошёл к трупу, положив унизанные перстнями и кольцами руки на бёдра — будто красуясь перед толпой невидимых зрителей, пнул тело мыском замшевого сапога, чтобы перевернуть на спину.
Тело повернулось само. Глазам мексиканца предстало самое ужасающее зрелище в его богатой на зверства жизни: мертвец поднял голову, и из пробитого лба пролилась толчками струйка крови вперемешку с мозгами; голубые глаза закатились, видны лишь порозовевшие белки. Еще стрелок успел увидеть частокол ослепительно-белых, длинных и острых зубов, прежде чем они сомкнулись на его горле.
Хрипя, мужчина упал, поваленный своим восставшим из мертвых противником. Когда кровь в его жилах иссякла, высокий мужчина поднялся и брезгливо вытер ладонью лицо, затем поднял с земли револьвер с чеканной рукояткой и расстрелял барабан, целясь в шею жертвы. Он бросил оружие и нетвердым шагом направился к дверям под выцветшей надписью «Saloon».
Внутри было прохладно и сумрачно, и вампир с облегчением вздохнул. Солнце? После полудня — ерунда! Но силы оно все равно забирало — и быстроту реакции, и остроту чувств. Он не собирался подставляться, так вышло.
Сев за пыльную стойку, он опустил голову на руки, пытаясь унять пульсирующую боль в висках.
Дверь за спиной скрипнула, и он резко повернулся, выхватывая свой кольт. Однако в проеме стоял не очередной соперник, а мальчик лет девяти. Взлохмаченные светлые волосы сосульками висели у исхудалого лица.
Вампир опустил револьвер, улыбнулся уголком рта:
— Найдется в этой дыре выпивка, а? — Получив в ответ кивок, он убрал револьвер в кобуру. — Тащи сюда.
Мальчик скрылся, раздался грохот, и через минуту он втащил ящик, наполненный звякающими бутылками. Вампир достал одну и разом опустошил, взял другую, намочил спиртным ветошь и принялся вытирать с лица кровь. Раны уже затянулись, оставив едва заметные следы.
— Тебя как звать?
— Люкки, сэр.
— Ты здесь один, Люкки? — спросил он, уже привычно пропуская мимо ушей обращение «сэр», которым местные величали любое отребье из превратно понимаемой вежливости.
— Один, сэр. Все ушли… Давно.
— А твои родители?
— Нету. Никого нету.
Вампир закрыл глаза, не веря его словам и в то же время понимая, что это правда. Один, совсем один…
Когда он открыл глаза, решение было принято.
Вампир встал, отряхнулся и осмотрел плащ: кровь оставила следы, но на общем фоне они не сильно бросались в глаза.
— Нужно сделать одно дело. Пойдём. Поможешь мне?
На улице он поглубже натянул шляпу, пряча лицо от обжигающего света. Заняться мертвецом следовало как можно быстрее. Вампир невольно оскалился, вспоминая, что когда-то идея грабить трупы убитых неприятелей казалась ему дикостью. Новый Свет быстро излечивал от подобной брезгливости.
Начал он с кобуры на широком поясе с патронташем: расстегнул, выдернул из-под тела, закинул себе на плечо, сорвал с пальцев кольца, поскрёб каждое ногтем. Подделки полетели в пыль, золото он сунул в карман, а один перстень, покрутив в руках, надел. Вещица была дорогой и искусно сделанной. И знать не хотелось, откуда бандит ее взял. В кармане жилета мексиканца нашлись часы — старые и недорогие, зато на увесистой золотой цепочке. Кривясь, вампир стащил с трупа сапоги, потряс, держа за подошву, выпрямился и постоял, размышляя.
— Люкки, где его лошадь?
— Он съел ее, сэр.
— Сколько он пробыл здесь?
— Пять дней.
— Что делал?
— Ел. Пил. Ходил к выгребной яме.
— Всё?
— Всё. Я от него прятался и следил. Он меня не видел.
— Молодец. Ты правильно поступил.
Бандит явно обожал деньги, и что он забыл в городе-призраке, вдалеке от туго набитых чужих кошельков и полных музыки и света развеселых заведений? К тому же использовав в качестве пищи свое единственное средство передвижения — от бедной лошади осталось только богато отделанное седло.
Вместе с мальчиком они натащили прямо перед салуном большую кучу из всего, что могло гореть. Вампир закинул труп наверх и полил все местным пойлом, щелкнул курком револьвера и добыл искру. Дырявая и пыльная бархатная портьера быстро воспламенилась, а следом за ней — весь мелкий мусор.
Дым мог привлечь незваных гостей, но вампир хотел убедиться, что мертвец не встанет.
— Пойдем, Люкки, здесь нам делать больше нечего.
Мальчик кивнул, и на миг настороженное выражение на его лице исчезло, уступив место чистой детской радости.
— Да, сэр! Спасибо, сэр!
— Не стоит благодарности. И зови меня Джонатон.
К вечеру они остановились на привал. Поручив мальчику устраивать костер, Джонатон ушел в темноту, поймал пару сусликов и утолил ими голод, а тушки принес к огню. Люкки разделал и приготовил зверьков со сноровкой, но без особого умения. Джонатон не собирался делать вид, что ест, кивком разрешил мальчику распорядиться своей порцией. На удивленный возглас, что в телах зверьков не осталось крови, он ответил, что, должно быть, случайно перебил обоим сонные артерии.
Наевшись, Люкки свернулся на седле мексиканца, которое Джонатон тащил на себе весь этот долгий день — не бросать же было такое сокровище.
Подождав, пока мальчишка не засопит, Джон улегся в ямку, оставшуюся после сваленного ветром засохшего куста, вытянулся во весь рост, поднял руку и смахнул на себя сухую твердую землю.
Как же ему осточертел Новый Свет! Южное солнце не давало продыху и грозило испечь заживо, а холод севера морозил кровь в жилах. С тоской Джонатон вспоминал сейчас промозглый ночной туман, старый дом родителей, уютный маленький склеп, полный теней всех тех, кого он когда-то любил. К сожалению, дорога домой для него была закрыта еще лет на двадцать.
Вспомнив обстоятельства, из-за которых ему и пришлось бежать, Джонатон скрипнул зубами.
Он тогда был влюблен. Ходил к своей возлюбленной, пил ее кровь. Девушка не вполне осознавала свои действия, околдованная его магнетизмом, но как же страстно она отвечала его объятьям! Ах, Гвенет, нежный цветок, облитый лунным светом!
Джонатон уже подумывал о том, чтобы открыться ей, предложить идти через ночь рука в руке, когда из Индии вернулся папенька Гвен. Обнаружив дщерь бледной, мечтательной, анемично-слабой и — самое главное — с отметинами на шее, полковник припомнил всякие россказни и попытался «спасти» ее, призвав на помощь какого-то оккультиста из континентальной Европы. Вдвоем они принялись переливать бедняжке кровь и, конечно же, вскорости таким образом лишили ее жизни. А потом во всеуслышание объявили виновным его — его! — ценившего жизнь Гвенет больше всех на этой земле!
После смерти единственной дочери, которую он видел, дай бог, раз в пять лет, полковник обезумел. Вместе с оккультистом он сыскал склеп «убийцы», вынудил бежать, спасая свою жизнь. Джонатон едва успел сесть на корабль с переселенцами, из которых дотянула до берегов Нового Света в самом лучшем случае треть. Лежа в крепком ящике с землей, Джон слышал, как наверху умирали люди, оставленные без еды, воды и необходимой помощи. Он ничем не мог им помочь и пролежал в своём прибежище все плаванье, продолжая оплакивать потерю Гвенет.
Америка встретила молодого вампира с распростертыми объятьями и тут же вогнала нож в спину, лишив жалких сбережений на темной портовой улице. После Джонатону повезло — оказалось, что он не разучился управляться с огнестрелом со времен своего бытия человеком, а новые многозарядники были куда проще в обращении, чем привычные ему заряжаемые с дула пистолеты. Днем ему случалось пропускать выстрелы, как намедни с тем мексиканцем, и это было чертовски больно, но раны всегда быстро затягивались, особенно если удавалось перекусить своим противником.
Так он и мотался по землям обеих Америк, продавал свое умение стрелять, собирал кровавую дань с преступников и законников, оставляя сожженные трупы позади, почти потеряв себя прежнего в этой нескончаемой череде. Но все же Джонатон продолжал хранить в сердце мечту о том, как однажды встретит девушку — стройную, изящную, с достойным европейским образованием и знанием этикета, чья кожа не хранила следов тяжёлого труда и палящего солнца.
Вздохнув, Джонатон сковырнул еще земли на себя.
Эта девушка сразу поймет, кто он, конечно, ведь она много читает. Примет его таким, какой он есть. Он подарит ей поцелуй, превратив в такое же создание ночи. Они поселятся в ее родовом склепе и будут жить долго, очень долго — и так же счастливо.
Потянув за торчащий корень, Джон обрушил на себя целый пласт земли. Люкки заворочался во сне, что-то неразборчиво бормоча. Повернув голову к мальчишке, Джонатон невольно улыбнулся. Пока дела шли неплохо. Он по незнанию забрался в безлюдные места, но ему посчастливилось повстречать уже двоих. Да, он взял с собой мальчика из жалости. Однако и мыслей о запасе хорошей чистой крови, который еще и сам передвигается, отрицать не следовало.
Джонатон возвращался к жизни тяжело, медленно. Первым вернулся слух — как сквозь слой ваты, уши уловили бряцанье упряжи, храп коней, взволнованные людские голоса.
Разбудить вампира до полудня — задача не из легких, но новоприбывшие оказались упертыми. Джонатон с трудом разлепив слезящиеся глаза и увидел перед собой сердитую девушку.
Оказалось, что его уже наполовину вытащили из лежбища. Люкки обнаружился поодаль, его держал под руки статный парень с явной примесью индейской крови.
— Ну и горазд же ты спать, приятель.
Повернув голову, Джонатон встретился взглядом с третьим — светловолосым подтянутым молодчиком.
— Спроси его про перстень, Сэм!
— Бэкки, не мешай, пожалуйста.
Девушка фыркнула и отошла к полукровке.
— Тебя как звать? — спросил Сэм, присев рядом на корточки, невзначай продемонстрировав два небольших револьвера на поясе.
Не торопясь отвечать, Джонатон приподнялся, провел по влажному лицу ладонью. Его будили, поливая из фляги водой.
— Меня зовут Джонатон. Что вам нужно?
— Откуда у тебя это оружие? — Сэм кивнул на револьвер мексиканца, лежащий на седле у кострища.
— Нашел. — Он ощерился, сощуренными глазами вглядываясь в троицу молодых людей. — А что?
— Не надо шутить, пожалуйста. Нас трое, а ты безоружен.
— Я заметил. — Его пояс с кобурой был у девушки — Бэкки. С трудом дотянувшись до шляпы, Джонатон отряхнул с нее пыль и надел, затем повернулся и обратился к мальчику: — Люкки, они тебе ничего не сделали?
— Нет, Джонатон, сэр!
— Ты нам зубы-то не заговаривай. Быстро отвечай, где перстень взял! — встряла в их разговор девушка.
— Джонни, ты на Бэкки не обижайся. Перстень этот, насколько мы знаем, последний раз на убийце ее брата видели. Так что скажешь?
— Как понимаю, будь я мексиканцем, лежать бы мне сейчас с простреленной головой, да? — Никто не ответил. — Тот, кто носил этот перстень, сейчас мертв. Я сжег его тело в городе в часе езды отсюда.
Сэм опустил плечи и вздохнул.
— То же самое нам сказал и мальчик. — Он поднялся на ноги и повысил голос: — Эйс, пусти мальца. Но ты же понимаешь, что мы должны все проверить?
— Я никуда не денусь. Вы здешние? Я уже с месяц мечтаю о ванне.
Подобрав револьвер мексиканца, Сэм отошел к своим товарищам. Они посовещались, затем полукровка сел на лошадь и поехал в сторону заброшенного города.
Подтянув себя обратно в тень, Джонатон привалился спиной к земляному гребню, наблюдая из-под ресниц за новыми знакомыми. Бэкки немного повеселела, они с Люкки занялись приготовлением завтрака. Сэм сидел на камне чуть в стороне, наблюдая за всеми сразу. Поза его лишь казалась расслабленной: расправленные плечи, зоркий взгляд и руки, будто невзначай замершие у револьверов, выдавали в нем опытного и достойного соперника, но слишком привыкшего к своей силе.
— Эй, есть хочешь? — отвлекла Джонатона от размышлений Бэкки.
— Спасибо, не голоден. — Он лукавил, желудок так и лип к позвоночнику, да только полсковородки бобов тут помочь не могли.
Люкки что-то зашептал девушке, она в ответ пожала плечами, вручила мальчику ложку и подошла к Джонатону.
— Ты вправду его убил?
— Того мексиканца? Да.
— Этот грязный ублюдок лишил меня брата. Просто потому что тот посмел отвечать ему на оскорбления.
— Сочувствую.
— Если ты действительно убил его… — Голос Бэкки дрогнул. — Спасибо тебе.
Отвернувшись, она отошла, вытирая лицо тыльной стороной ладони. Джонатон проводил ее взглядом. Он хотел сказать, что его поступок не стоит благодарностей — в конце концов, он сделал это, защищая свою не-жизнь. Но правда заключалась в том, что ему было приятно слушать ее. И стало вдруг очень обидно, что она видела его в самое дрянное время дня. Джонатон знал, как выглядит — будто с перепоя: красная рожа опухла, глаза заплыли и слезились. Ну почему они не нагрянули вечером или хотя бы после двух пополудни?
Полукровка вернулся, когда солнце перевалило полуденную черту и подтвердил, что нашел кострище, обгорелый труп — и валяющиеся рядом приметные сапоги.
Бэкки запрыгала от радости и повернулась на мгновение, бросив на Джонатона полный благодарности взгляд. Он ответил ей кривой улыбкой.
— Что ж, Джонни, приятно познакомиться. — Сэм подошел к нему с открытой улыбкой, протягивая руку. — Нас с Бэкки ты уже знаешь, а это Эйс. Рад пожать руку человеку, застрелившему Эль Бланко.
— Я тоже рад нашему знакомству, — глухо проворчал Джонатон, отвечая на рукопожатие. — Так что скажешь насчет ванной? Герою полагается награда?
— Да, конечно, — рассмеялся Сэм, показывая превосходные зубы. — У нас временный штаб на ферме, принадлежащей родителям Бэкки и Дрэйка. Если поспешим, доберемся туда к ночи. Честно говоря, я бы поспешил. — Сэм вдруг стал очень серьезен. — У Эль Бланко остались друзья — не исключено, что они рыщут где-то поблизости.
— Отлично, я готов.
— Да, поехали! Хочу обрадовать дядю, — подала голос Бэкки.
Полукровка ничего не сказал, только кивнул.
Сэм обвел свой маленький отряд взглядом, быстро провел рокировку. Эйс уступил лошадь Джонатону, сам взялся за ремень подпруги, собираясь бежать рядом. Джонатону доводилось видеть, как краснокожие таким образом преодолевали большие расстояния, не замедляя всадника.
Бэкки вскочила в седло и протянула Люкки руку, помогая мальчику усесться за своей спиной. Она так и не вернула Джонатону его револьвер, но он был не против. Сэм возглавил процессию, не обремененный ничем, кроме седла мексиканца, взваленного на круп его плохонькой лошаденки.
— Поехали, ребят! Скоро будем дома, пригласим соседей, закатим пир!
Джонатон проводил его взглядом и тронул пятками бока своей лошади. Соседи, пир… Молодая кровь манила, но он понимал, что стоит сдерживаться, если он собирается задержаться среди этих людей.
А он предпочел бы задержаться.
Солнце опускалось все ниже, отдавая прерию во власть прохлады и темноты. Джонатон приосанился в седле, с каждой минутой ощущая, как из тела уходит боль, как обостряются чувства. Все же настоящее время вампира — ночь.
— Ты отдохнул, — заметил Эйс, когда они переезжали мелкую речку.
— Да, не терплю болтаться на солнцепёке. Вечно себя как осенняя муха днём чувствую.
Больше полукровка ничего не сказал — берег дыхание.
Через пару часов после заката их отряд въехал в распахнутые ворота фермы. Сэм проехался вдоль дома, выкликая хозяев, совершенно напрасно, с точки зрения Джонатона, утомляя и так изнуренную лошадь. Остальные тоже не спешили покидать седла. Опасались засады?
Наконец из дома показался мужчина на костылях, Бэкки соскочила с лошади первая и подбежала к нему, чтобы поделиться новостью.
Джонатон обвел взглядом большой неухоженный двор: множество хозяйственных построек, но почти все — полуразвалившиеся, заброшенные; слева от носящего следы недавнего ремонта крыльца дома — распахнутые двери пустой конюшни.
Покинув седло, Джонатон кивнул полукровке, помог слезть с лошади Люкки. Сэм, посмеиваясь украдкой, подошёл к мужчине на костылях и Бэкки. Покачав головой, Джонатон занялся лошадью Эйса. Кобыла всхрапнула, кося темным взглядом. После заката она стала заметно более нервной, однако все же терпела на себе вампира, пока он не выказывал желания поохотиться.
Почистив и разнуздав лошадь, Джонатон завел ее в конюшню, задал корм и на выходе столкнулся с Бэкки, тянущей своего мерина.
— Мисс. — Он подал голос и посторонился, пропуская ее, но девушка все равно вздрогнула, не ожидая застать его в темноте.
— Чего без света сюда полез? Сейчас твой пацан лампу принесет. Тебя Джонни зовут, так?
— Джонатон. Джонатон Бэркли. К вашим услугам, мисс.
На землю упало световое пятно — это из-за угла показался Люкки с керосиновой лампой.
— Сэр? Идите в дом, мистер Холидей сказал, что распорядится насчёт ванной вам.
— Спасибо, малыш. Мисс. — Тронув поля шляпы, Джонатон прошел мимо людей к крыльцу.
Внутри было чуть веселее, чем во дворе. Видно, поредевшей семье Бэкки ещё по средствам было содержать прислугу.
Служанка к этому времени уже подогрела воду, и Джонатон принял ванну, наконец-то смыв с себя многодневную грязь вперемежку с кровью, наслаждаясь ощущением тяжести, которое дарила вода.
После он поужинал вместе с Люкки, тремя ребятами и присоединившимся к ним дядей Бэкки — мистером Холидеем, — искалеченным в каком-то давнем несчастном случае.
Еда не могла его насытить, но и не вредила, так что Джонатон обычно ел в обществе, чтобы не вызывать подозрений.
За столом он помалкивал, сосредоточенно жуя и слушая разговоры своих новых знакомых, подмечая их характеры, отношение друг к другу и изредка задавал интересующие его вопросы.
Оказалось, что родители Бэкки и ее брата Дрэйка сейчас трудились в городе и фактически отдали старую ферму калеке-родственнику, оставив на него обоих своих отпрысков. Денег на гуртовщиков (даже на гуртовщиков-друзей, каковым был для семьи Сэм) у хозяев не было, поэтому и Дрэйк, и Бэкки сами занимались небольшим стадом. Пока однажды Дрэйк не нарвался в салуне на Эль Бланко с парой подручных. Брат с сестрой были близнецами, и Джонатон невольно подумал, что парень наверняка был хорош собой. Черты лица Бэкки казались чересчур мужественными: из-за широких скул, сурового взгляда из-под темных бровей, бронзовой кожи — от частого пребывания под солнцем. И если они были похожи…
— Ну а вы чем на жизнь зарабатываете, мистер Бэркли? — прервал его раздумья дядя Бэкки.
— Продаю своё умение хорошо стрелять, господин.
Люкки рассмеялся — видимо, его насмешило использованное Джонатоном старинное слово. На него шикнули, а потом и вовсе отослали спать — все равно наевшийся до отвала мальчик уже откровенно клевал носом.
— Хорошо, но что-то я не вижу при вас оружия, — продолжил мистер Холидей.
— Это потому что кое-кто, — Джонатон бесцеремонно вытянул руку и указал пальцем на Бэкки, — у меня его забрал. И до сих пор не вернул.
Бэкки вспыхнула, смутившись.
— Это потому что мы тебе не доверяли! Мало ли, вдруг ты на самом деле из бандитов Эль Бланко!
— Но сейчас-то вы убедились? — Мистер Холидей посмотрел на троицу молодых людей.
— Ох, нет, ничего не имею против. Мне даже приятно, что можно забыть про эту штуку.
Бэкки отвернулась, что-то буркнув себе под нос. То, что при первой встрече она была готова выцарапать ему глаза, будучи воплощением его излюбленной добычи, смешило вампира, и сейчас ее поведение вызывало какое-то теплое чувство в груди.
После его отказа от немедленного возвращения револьвера разговор за столом потек более свободно, и в который раз Джонатон подивился вере здешних жителей в силу оружия.
Закончив с поздним ужином, все разошлись по своим комнатам. Джонатону выделили гостевую спальню на втором этаже, с западной стороны. Тщательно заперев ставни, он провел рукой по свежему хрустящему белью, которым была застелена узкая кровать, потом спустился вниз, нашёл в шкафу бутылку и отхлебнул щедрый глоток. Спиртное на него никак не влияло, но само действие уже стало успокаивающим ритуалом.
Дверь слева тихо отворилась, показался ствол ружья, а потом и держащий его Сэм.
— А, это ты, — сказал он, хотя и не выглядел застигнутым врасплох, затем перевел взгляд на бутылку у Джонатона в руках и вздёрнул бровь. — Знаешь, когда я впервые увидел тебя, то решил, что вижу пропойцу со стажем. Но сейчас ты кажешься мне гораздо младше. И не таким уж выпивохой.
— У меня был плохой день, — буркнул Джонатон, отхлебывая из бутылки. — И ночь. Последние лет пять.
Сэм рассмеялся и опустил ружье.
— Здорово тебя помотало, как я погляжу. Чего не спишь тогда?
— У меня бессонница. — И добавил невпопад: — По мне, наверное, не видно, но я обучался в университете.
— Верю. — Сэм снова сверкнул улыбкой и, проверив окно, сел в кресло. — Я собираюсь сторожить до утра. Эйс сменит меня в шесть часов. Хочешь составить мне компанию?
Отогнав мысли о молодой и горячей крови (подойти, прыгнуть, задирая ствол ружья вверх, вцепиться в шею; на следующее утро блондинчик ничего и не вспомнит), Джонатон покачал головой.
— Ты прав. Я устал. Попробую уснуть. Надеюсь, эта малышка мне поможет. — Он поднял в воздух ополовиненную бутылку и потряс ею.
Сэм оскалился.
— Я видел, как ты смотрел на Бэкки, когда думал, что никто не видит.
— Смотреть — это не преступление.
— Конечно, нет. Даже кошка может смотреть на короля.
Отсалютовав молодому человеку бутылкой, Джонатон поднялся в свою комнату, лег и слушал, как дышит ночное жилище, живущее под покровом темноты своей тихой тайной жизнью.
Когда в доме пролилась кровь, он это почувствовал.
Джонатон подскочил на кровати, на которой спал, вытянувшись и сложив на груди руки. Ночью в доме оставалось семь человек, и из вчерашнего разговора он знал, что утром должен был прийти еще один работник.
Рассеянный дневной свет лился из щелей ставень, расчерчивая на полу решетку. Спрыгнув с кровати, Джонатон принялся лихорадочно одеваться в предоставленную ему вчера ненужную одежду мистера Холидея. Теперь он достаточно проснулся, чтобы услышать злые вопли снаружи, во дворе. В следующий миг раздался выстрел — внутри дома.
Скатившись по лестнице, он оказался в облаке порохового дыма. Ставни на первом этаже были частью закрыты, частью разбиты — сгореть немедленно Джонатону не грозило, а запах крови здесь чувствовался сильнее.
— Что происходит?
Сэм оглянулся на него.
— Банда! Приехали на рассвете, твердят про какую-то форму!
Это у него шла кровь — щека была рассечена щепкой, выбитой пулей.
— Сколько их?
— Не знаю! Больше десяти. Двоих удалось подстрелить. Слышишь? Один до сих пор голосит.
Джонатон огляделся, сощурив глаза. У каждого окна было по защитнику: полукровка с ружьем, Сэм с револьвером в каждой руке, Бэкки с маленькой винтовкой, рядом с ней Люкки сжимал трясущимися ладонями револьвер мексиканца.
Джонатон решительным шагом подошел к нему, отобрал у мальчишки оружие и занял его место.
Бэкки посмотрела на Джонатона с обреченным выражением:
— Дядя вышел к ним, пытался поговорить, урезонить…
— Все ясно.
— Еще они убили Джэба, гоняли его по полю…
— Где остальные женщины?
— В задней комнате, там нет окон. Если бандиты прорвутся… Я сказала Сью, чтобы они подожгли масло.
Кивнув, Джонатон поднялся и выглянул во двор в щель между ставнями. Грохнул выстрел, и пуля вошла в его плечо.
— Куда?!
— Все в порядке, это просто царапина, — уверил он Бэкки. По белому рукаву пролег темный ручеёк крови. Ну вот, рубашку испортили. Зато Джонатон успел оценить обстановку снаружи.
Бандитов было девять — девять живых, хотя один сейчас выл на одной ноте, валяясь на земле. Мистер Холидей висел на столбе ворот, уронив голову на грудь. Джонатон не мог сказать отсюда, жив он или нет.
— Чего вам надо, ублюдки? — крикнул Джонатон, возвысив голос, но предусмотрительно не высовываясь.
В ответ ему донеслась отборная брань на смеси английского с испанским.
— Форма… — прошептал Люкки, о котором Джонатон уже успел забыть, расширенными зрачками глядя перед собой. — Форма солдат…
— Куда вы дели наше прикрытие, cojones?!
— Там, в городе… Тот человек привез ящик одежды, мистер Джонатон. — Люкки поднял голову. — Когда вы сказали, что мы должны сжечь его тело, я показал вам на этот ящик.
Не сдержавшись, Джонатон грязно выругался, выпрямился по стенке и крикнул:
— Не стреляйте!
— Не будем, cabron! Неужели тебе есть, что нам сказать?!
Медленно распахнув ставни и не обращая внимания на протестующие жесты остальных, Джонатон показался в окне и поднял пустые ладони на уровне груди.
— Я видел солдатскую форму. Она осталась в городе.
— Мы все обыскали. Ее там нет. — Усатый мексиканец высунулся из-за перевернутой телеги.
— Она там. Я знаю, где она. И это я убил вашего патрона. Если вы возьмете меня с собой и позволите показать…
— Брешешь, joto! Все знают, что эта la caida грозилась отомстить за своего братца!
— Нет! Это сделал я! Эти люди ни в чем не виноваты, отпустите их! — Джонатон добавил с отчаянной надеждой: — У меня оружие Эль Бланко!
Усач снова выругался и вскинул свой револьвер. Джонатон нырнул под прикрытие стен, высунул руку с подхваченным у Люкки оружием и пальнул два раза. Снаружи кто-то вскрикнул.
Воспользовавшись передышкой, Джонатон захлопнул ставни и повернулся к мальчику.
— Почему ты ничего никому не сказал?
— Я… Я не думал, что это важно!
Люкки чуть не плакал.
— Ничего страшного.
Наклонившись, Джонатон обнял его, испуганно отшатнувшегося в первое мгновение. Как глупо получилось: спасти ребенка только для того, чтобы оказаться с ним вместе в ловушке! Похоже, Эль Бланко планировал какую-то серьезную заварушку, для чего ему и была нужна особая одежда. Неудивительно, что остальные члены банды так взбесились.
— Кажется, твой план не сработал. Что дальше? — в голосе Сэма звучало плохо скрываемое за бравадой отчаяние.
Отпустив Люкки, Джонатон спокойно отщелкнул барабан револьвера и пересчитал заполненные каморы.
— Для начала я бы хотел получить обратно свое оружие. Бэкки?
— Оно в комнате дяди на втором этаже, — отозвалась она. — Люкки, сбегаешь? Только осторожнее.
— Почему бы нам всем не подняться на второй этаж? Так мы будем в более выигрышной позиции.
— Там стены тоньше. К тому же тогда бандиты смогут ворваться сюда или вовсе поджечь дом, чтобы выкурить нас.
— Ты же сама говорила, что велела служанкам поджечь масло, если нас перебьют?
— Ну… — Бэкки отвела глаза. — На самом деле они могут переждать пожар в подвале. Вход в него не так легко найти.
Сэм фыркнул.
— Не знал, что у тебя есть секреты от меня…
— Подвал делал отец. — Она взглянула на него с виноватым видом. — Мы никому о нем не говорили.
— Почему бы нам всем не спрятаться там?
— Я не уверена, что перекрытия выдержат огонь. К тому же, не найдя тел, бандиты зададутся вопросом, куда мы подевались.
— Ты можешь спрятаться там с мальчиком и служанками, — предложил Джонатон самое логичное с его точки зрения.
Бэкки покачала головой.
— Они знают, что я здесь. Я буду драться вместе с вами.
Люкки вернулся с поясом и револьвером Джонатона. Пригибаясь, он ловко подобрался к окну, протянул оружие. Застегнув пояс и проверив барабан, Джонатон перекинул револьвер Эль Бланко Сэму.
— Держи. Там четыре патрона. Как обстоит дело с боеприпасами?
— Их не так много, — отозвался Эйс.
— Нам хватит, чтобы не дать бандитам прорваться к дому… — проворчал Сэм. — Если они не побегут все разом, конечно.
— Не побегут. Они же не идиоты. Попытаются придумать какую-то хитрость.
— Жаль, что твой план увести их в город не сработал.
— Мне тоже жаль. Но если мы продержимся еще… — Джонатон прислушался к себе, прикидывая, когда давящая сила солнца пойдет на спад. — Продержимся еще часа три, то я попробую провернуть одну штуку. Я проделывал такое в Мад-Крике.
Эйс вдруг гортанно рассмеялся и выдал какое-то странное индейское словечко, которое Джонатон толком не расслышал. Сэм обернулся на напарника, но не стал переспрашивать: то ли понял, то ли посчитал неважным.
Потянулось томительное время ожидания. Они следили за засевшими во дворе бандитами по очереди, парами: Эйс — Сэм и Джонатон — Бэкки. Пока один глядел в оба, стараясь не пропустить малейшего маневра бандитов, другой отдыхал у его ног.
В стане врага, видимо, избрали такую же тактику. Каждая сторона ждала, что другая сделает первый шаг. Совершить его — не обязательно проиграть. Особенно если хорошенько все обдумать.
Дверь задней комнаты отворилась, и оттуда донесся шепот одной из служанок:
— Мисс Бэкки! Мисс Бэкки, не хотите ли пообедать?
К женщинам послали Люкки: он вернулся минут через пятнадцать с подносом всяческой снеди и передал просьбу кухарки спуститься в подвал, а то им страшно сидеть так.
Бэкки переглянулась с Сэмом, тот пожал плечами, предоставляя ей право решать. Бэкки решила позволить женщинам спуститься.
Джонатон от своей порции обеда отказался, вместо этого попросил вернуть плащ — прикрыть окровавленную рубашку.
— Ты что, постишься, что ли?
— Можно и так сказать.
Где-то через час бандитам окончательно надоело ждать — или, может, они сумели до чего-то договориться. Особо отчаянный и такой же шустрый мексиканец пробежал по двору наискосок и скрылся где-то у конюшни. В него стреляли, но никто не попал.
— Плохо, — процедил сквозь зубы Сэм.
Раздался приглушенный треск дерева, затем — звонкие шлепки, свист, ржание, и все их лошади понеслись галопом к воротам.
— Ублюдки…
На этом шустрый не успокоился. Звуки возни переместились к задней части дома, затем — на крышу.
— Там все заперто, мышь не проскочит. — Бэкки сжала свою винтовку так, что побелели костяшки. — Пойду проверю, может, удастся его подстрелить.
Вскоре после того, как она, крадучись, скрылась за дверью кладовой, где была лестница на второй этаж, из задней части дома раздались спорящие женские голоса.
Эйс поднялся с пола, и, держа оружие наготове, осторожно открыл дверь, кивнул своим товарищам и закрыл ее за собой.
Спор на кухне перешел, судя по звукам, в борьбу. Громко стукнула, распахиваясь, дверь черного входа. Раздался женский взвизг «Нет!», грохнул выстрел, затем еще один.
Джонатон вскочил и, не раздумывая, кинулся туда, оставив Сэма одного. В кладовой он чуть было не свалился в открытый люк под сдвинутой, казалось бы, капитальной лестницей, перескочив темный лаз в последнее мгновение, ввалился в кухню. Дверь черного входа была закрыта, рядом сидел, зажимая рану на плече, Эйс. Он повернул к Джонатону искаженное лицо.
— Кухарка. Перепугалась. Внизу мало воздуха. Попыталась убежать. Сью пыталась ее вернуть…
Выглянув из полуприкрытого деревянным щитом окна, Джонатон увидел распростертое тело. Ветер трепал нижнюю юбку убитой женщины, открывая голые икры. Второй видно не было: похоже, у кухарки оказались быстрые ноги.
Из передней части дома раздались три выстрела.
Бросив на полукровку взгляд, Джонатон поспешил обратно. У лестницы он столкнулся с Бэкки и крикнул ей на ходу, спеша на подмогу к Сэму:
— Помоги Эйсу!
Вдвоем с Сэмом им удалось не подпустить бандитов ближе, но что толку, если один из них засел на крыше?
— Сколько вас там осталось, cojones? Эй, baboso, все еще хочешь показать нам, где форма? — весело крикнул главарь.
— Sacate a la chingada! — прокричал в ответ Сэм.
С кухни, пригнувшись, перебежками, вернулась Бэкки, упала под окном, переводя дух.
— Как Эйс?
— Держится. Я перевязала его и вместе с Люкки спустила в подвал.
Повисло молчание. Джонатон не знал, о чем думают остальные, но сам он пытался осмыслить, как тихая ферма так быстро превратилась в поле боя, усыпанное трупами.
Снаружи снова раздался вальяжный голос главаря — кажется, усач был уверен, что долго им не продержаться:
— Эй! Э-е-ей! А как тебе такое, asqueroso? Эй, puta, ты смотришь?
Издеваясь, он выпрямился во весь рост, повернувшись к защитникам дома спиной, поднял револьвер…
— Нет! — крикнула Бэкки и бросилась вперед.
Усач послал пару пуль в деревянный столб, на котором висел мистер Холидей. Тот слегка дернулся.
— Бэкки, стой, не надо!
Сэм стоял у дальнего окна, слишком далеко, чтобы успеть остановить ее: Бэкки уже отперла засов и выскочила на крыльцо с криком ярости и боли. Джонатон бросился вперед, вылетел вслед за ней, нагнал одним прыжком, повалил, прижимая к земле и принимая спиной предназначавшиеся ей пули. Сэм открыл огонь с двух рук, заставив бандитов снова попрятаться. Джонатон сгреб Бэкки под себя, поднялся, продолжая закрывать ее своим телом, и потащил обратно под защиту стен. Сэм занял позицию у двери, умело орудуя винтовкой — в его револьверах закончились патроны.
Они ввалились внутрь, Сэм захлопнул дверь и сполз по стене вниз: он тоже сунулся было за подругой, но, в отличие от вампира, его раны не заживали в течении пары минут.
— Сэм! Нет-нет-нет, пожалуйста, нет! — Бэкки упала перед другом на колени, пытаясь остановить хлещущую из его ран кровь.
Только сейчас она поняла, что и не смогла бы никак помочь своему дяде, только зря подставила других под пули.
Джонатон опустился рядом с ней. Снаружи раздался издевательский смех главаря.
По всей видимости, одна из пуль оказалась смертельной — Сэм быстро истекал кровью. Бэкки плакала и кричала, пытаясь хоть чем-то помочь — тщетно. Бледнее осеннего рассвета, он стремительно терял силы, терял жизнь. Джонатон привлек к себе Бэкки, чтобы она не видела момент смерти своего друга, коснулся рукой залитого кровью пола и облизал ладонь, прощаясь с молодым ковбоем.
«Мы могли бы стать друзьями…». Через пару минут все было кончено.
Бэкки всхлипывала у него на груди, Джонатон отстранил ее.
— Спускайся вниз. Я сам с ними разберусь.
— Но ты тоже ранен! — Она потянула руку к его груди. — В тебя попали, я знаю!
Он мягко отвел ее ладонь, запахнул плащ, поднялся, подхватил Бэкки в охапку и понес к спуску в подвал, пока она не опомнилась. Эйс и Люкки приняли ее с рук на руки; в слабом свете керосинки их бледные лица напоминали лики смерти, и Джонатон невольно вздрогнул. Он задвинул лестницу на место, не обращая внимания на стук и крики Бэкки.
День кончался — кончалось и время живых.
Джонатон встал в центре холла и прислушался: бандиты переговаривались уверенными голосами, предвкушая скорую победу. Джонатон посмотрел на распростертое в луже крови тело Сэма, затем сбросил на пол плащ, снял изорванную окровавленную рубашку и замер, размеренно дыша, ощущая, как его тело выталкивает из ран бандитские пули, как распрямляется с похрустыванием спавшееся левое легкое.
Отмерянные им самому себе три часа почти истекли, но до заката оставалось еще полчаса. Пожалуй, впервые за время пребывания в Новом Свете у Джонатона была отличная возможность погибнуть. Если бандиты навалятся все разом и нашпигуют его тело свинцом… Прежде он старался избегать подобных ситуаций — и ему везло. Однако сейчас было слишком много свидетелей, перед которыми Джонатон не хотел раскрывать свою сущность вампира.
Бандиты снаружи медленно, осторожно двинулись вперед. Джонатон вздрогнул, очнувшись от размышлений, наклонился, стягивая сапоги, забрал у Сэма винтовку Бэкки, снарядил ее, метнулся на кухню, подхватил ружье Эйса, вернулся и подложил его под руку Сэму.
Затем он поднялся на второй этаж, зарядил полностью барабан своего револьвера и, стоя в комнате мистера Холидея (покойного), два раза выстрелил в матрац его кровати с расстояния в два шага.
Мексиканец на крыше заволновался, перебежал ближе, что-то закричал своим товарищам внизу. Те после первого выстрела частью попадали на землю, частью заметались по двору в поисках укрытия. Джонатон перешел в комнату Бэкки, мазнул взглядом по узкой застеленной индейским одеялом кровати, пучку посеревших сухоцветов в глиняной бутылке на столе, старой фотографической карточке мужчины и женщины — ее родители? кажется, что так — в безвкусной дешевой рамке на стене. Ее комната совсем не походила на покои юных девушек в Англии, да и на будуары здешних дам, в которых ему случалось бывать, тоже. Заметив на подоконнике нож в ножнах, Джонатон взял его в руки, проверил остроту лезвия и, удовлетворившись, сунул за пояс сзади.
Внизу скрипнула дверь, по полу застучали подкованные сапоги: один человек, другой. Убедившись в том, что на первом этаже никого нет, разведчики позвали остальных. Застыв за дверью комнаты Бэкки, Джонатон прислушивался к старому дому: скрипу половиц, звону и хрусту разбитого стекла. Ночь дышала ему в затылок, обещая скорость, силу, неуязвимость… Жажду.
Бандиты сгрудились в холле, переговариваясь на испанском. Затем трое вернулись на улицу, двое остались у входа и еще двое сперва обследовали кладовую и кухню, затем поднялись на второй этаж и тут разошлись: один остался сторожить у лестницы, второй открыл первую попавшуюся на пути дверь, прошел внутрь, распахнул ставни, впуская вечерний свет. В следующей комнате — той, которой провел ночь Джонатон, — бандит поступил так же. Дальше было ещё одно пустующее помещение. После шла спальня мистера Холидея или же его племянницы — зависело от того, выберет ли бандит ближайшую дверь или ту, что напротив.
Джонатон приготовился действовать, его рука сжала нож Бэкки. Бандит выбрал дверь напротив и толкнул. Джонатон увидел руку с револьвером, плечо, спину и мгновенно отреагировал: отпустил рукоятку ножа, сделал скользящий шаг и схватил человека, одной рукой сжимая шею, другой зажимая рот. Тот всплеснул руками, выронил револьвер и попытался разжать хватку. Джонатон сдавил его шею сильнее — до тихого щелчка. Добыча в его руках дернулась и обмякла. Ощущение отлетающего духа прошибло позвоночник разрядом странного удовольствия. Отпустив тело, Джонатон встретил следующего бандита ножом в подреберье. Споткнувшись на полном ходу, тот упал перед ним на колени и уставился круглыми глазами, как Джонатон, наклонившись и вытащив нож, зачерпывает полную пригоршню его крови и выливает себе в рот.
Джонатон вытер нож о куртку мексиканца и, оставив того истекать кровью, прыжком пересек коридор, вскочил на подоконник распахнутого окна. Он убрал нож обратно в ножны и, балансируя на карнизе, вцепился пальцами в идущие внахлёст доски, выбираясь на наружную стену дома. Внутри поднялась суматоха — бандиты, конечно, слышали, как он убивал их товарищей. Загрохотали по лестнице сапоги, грохнула ставень, раздались отборные ругательства. Потом тот, кто был на втором этаже, позвал мексиканца на крыше.
Джонатон подтянулся выше, цепляясь за стену отросшими ногтями, теперь уже больше похожими на когти, подобрался к коньку, замер. Мексиканец на крыше перебегал с одного края на другой, пытаясь высмотреть его и переговариваясь с теми, кто был снаружи.
Выждав, Джонатон оттолкнулся и прыгнул, оказавшись на крыше. Мексиканец обернулся к нему — медленно, слишком медленно. Джонатон бросился на него, выбил из рук винтовку, повалил — тот даже вскрикнуть не успел. В этот момент край солнца коснулся горизонта, и Джонатон замер, увидев, что его противник совсем ещё мальчишка — может, года на три постарше Люкки.
Зажав испуганному парнишке рот, Джонатон откинул ему голову и без колебаний вцепился в смуглую тонкую шею. Юная кровь казалась сладкой, как побитые первыми морозами яблоки. Паренек забился, пытаясь сбросить с себя хищника в человеческом обличье, мыча сквозь зажимающую рот ладонь. Оторвавшись от шеи, Джонатон резко повернул подбородок мальчика в сторону, затем крепко обхватил его голову обеими руками под нижней челюстью и начал проворачивать. Молодые и крепкие связки рвались с трудом, даже с превосходящей человеческую силой у Джонатона это заняло некоторое время.
Сбросив оторванную голову во двор, Джонатон ничком упал на крышу. Снизу принялись стрелять, бешено выкрикивая проклятья. Лежа спиной на нагретой солнцем дранке, Джонатон подумал о том, что мог бы сейчас спросить нового главаря банды Эль Бланко: «Ну что, нужна тебе ещё твоя форма, frijolero?», да только время разговоров закончилось.
До этого он душил охватившую его ярость, не давая чувствам туманить разум — теперь эта ярость нашла выход и, смешавшись с радостью от прихода ночи, переродилась в мрачную решимость изничтожить всю банду. Нащупав пряжку ремня, Джонатон расстегнул ее и стянул кобуру с револьвером, затем поднялся на карачки, отслеживая сердцебиения мечущихся внизу людей. Слух уловил среди их беглой речи слово «fuego» — «огонь».
Этого допустить было нельзя.
Спрыгнув с крыши со стороны конюшни, Джонатон замер, опираясь о землю ладонями. По его телу пробежала дрожь. Плечи поползли вверх, руки удлинились, зарастая жесткой рыжеватой шерстью, ногти окончательно превратились в длинные черные когти. Лицо вытянулось, уши сместились наверх. Потянувшись передними лапами, он встряхнулся.
Из-за угла выскочил невысокий плотный бандит с ружьем-двустволкой. Если бы он бывал в Африке, то опознал бы представшего перед его глазами зверя как чудовищную гиену — по длинным лапам и рыжей шкуре в подпалинах и пятнах, по короткой морде с торчащими на макушке черными ушами. Но бандит в Африке не бывал, поэтому заорал что-то о нечистом духе и открыл огонь из обоих стволов. Джонатон нырнул под ружье, ударил его плечом в живот и вцепился в руку с оружием. Хрустнули кости, и рука бандита повисла плетью. Джонатон толкнул его передними лапами и, повалив, вцепился клыками в шею. Истошные вопли мгновенно захлебнулись.
Две пули вонзились Джонатону в бок. Он вздрогнул, поднял голову, уставившись горящими желтыми глазами на вышедшего из дома главаря банды. Тот резко побледнел, попятился, уронил оружие и судорожно перекрестился. Джонатон нагнал его в пару прыжков и сшиб с ног, поставил лапу на грудь и надавил всем весом, заглядывая в лицо.
Изнутри дома раздались несколько выстрелов. Подняв голову, Джонатон лапой рванул главаря по горлу и оставил его.
Из входной двери выскочили двое, один на бегу оглянулся и выстрелил. В ответ из темноты дома блеснула молния винтовочного огня.
Джонатон замер, раздумывая — похоже, из подвала тоже была возможность сдвинуть лестницу, и кто-то из оставшихся в живых защитников дома выбрался на первый этаж. Двое беглецов были последними из банды Эль Бланко. Поддавшись азарту погони, Джонатон решил, что догнать их важнее. К тому же не стоило представать перед своими живыми приятелями в таком облике — палить начнут.
Бандиты добежали до лошадей, привязанных за оградой, не мешкая вскочили в седла. Размашистой рысью Джонатон выбежал за ворота и припустил следом.
Первого, у которого скакун был похуже, он догнал быстро, с пару минут бежал вровень, примериваясь, потом прыгнул лошади на круп, вцепился человеку в плечо. Они упали все трое и покатились по земле. Лошадь визжала, бандит орал.
Вытащив оружие, он всадил полный барабан Джонатону в бок. Заворчав, в ответ тот клацнул челюстями, вгрызаясь в шею, жадно глотая горячую кровь. Мужчина оказался на диво живуч и продержался дольше, чем прочие жертвы Джонатона. Когда наконец его сердце остановилось, второго выжившего уже и след простыл.
Поднявшись, Джонатон встряхнулся, разбрызгивая по каменистой земле веером кровь. Впервые ему довелось напиться досыта; постоянно терзавшая жажда исчезла, оставив чувство тяжести и оглушенности. Странное ощущение. Пожалуй, оно ему не нравилось.
Не перебей бандиты с такой лёгкостью всех этих людей…
Раненая лошадь била ногами чуть в стороне, жалобно крича. Приблизившись со стороны головы, чтобы не попасть под удар копыт, Джонатон добил ее одним быстрым укусом.
Потом он оглядел учиненное им и двинулся в обратный путь; поднявшаяся из-за зубчатой линии далеких гор луна освещала ему дорогу. Когда впереди показались ворота фермы, Джонатон замедлил шаг, скинул с себя звериное обличье и поднялся на ноги, задержался у висящего на столбе мистера Холидея, коснулся бессильно свисающей исцарапанной руки и прошептал:
— Простите, что принес беду в ваш дом, господин. Племянницу вашу я спас. Я надеюсь…
У крыльца, прислонившись спиной к поилке для лошадей, сидел Эйс. Жажда ушла вместе с обостренными чувствами, и Джонатон не мог понять, жив тот или нет. Приблизившись, он присел перед ним на корточки, потрепал по щеке, потряс за плечо.
Эйс приоткрыл мутные глаза, уже заглянувшие за горизонт, снова пробормотал то свое индейское словечко. Затем он закрыл глаза, собрался с силами и произнес по-английски с усилием:
— Я видел тебя, гуль… Не трогай меня.
— Я не трону тебя, Эйс. Хочешь, я побуду рядом?
Все силы Эйса ушли на последние слова. Он впал в забытьё. Джонатон сидел рядом, пока продолжалась агония. Рядом с полукровкой натекло порядочно крови, пропитав землю вокруг. Джонатон не прикоснулся к ней — и не только потому, что больше не мог выпить и глоточка.
Эйс втянул воздух последний раз и замер. Посидев ещё минуту, Джонатон поднялся, услышав легкие шаги.
С крыльца сбежала Бэкки, сжимая в руках опущенную винтовку.
— Джонатон?! Мы думали, тебя убили!
Выступив из-за поилки, он усмехнулся.
— Живой я, как видишь.
Разрыдавшись, Бэкки бросилась к нему на шею. Джонатон был уверен, что ее отпугнет его вид — полуголый, в продранных штанах, весь перепачканный кровью, луна ведь поднялась уже достаточно, чтобы Бэкки могла рассмотреть его во всех неприглядных подробностях. Но ей было, похоже, все равно. Продолжая сжимать в руке винтовку, она налетела на Джонатона и крепко-крепко обняла, всхлипывая.
Дверь приоткрылась, и выглянул Люкки — бледный, растрепанный, — оглядел с ошарашенным видом двор, а, заметив, в каком виде был его спаситель, уставился на него.
Джонатон сделал мальчику знак рукой, что все в порядке, и обнял плачущую Бэкки, погладил ее по затылку. Как же было здорово прикасаться к живому, теплому существу, которое при этом не кричало от боли или ужаса!
— Соседи далеко?
— Далеко, — тихо ответила Бэкки. Она отстранилась первой, осознав вдруг, что перепачкалась кровью и пылью от него, покраснела и отвела взгляд. — Лучше сразу в город, к шерифу. Не могу поверить, что все так…
— Я думаю, нам стоит выехать сейчас.
— А лошади?
— Ну, этим парням они уже не понадобятся… Только покажи сперва, где тут сарай с инструментами? Мне нужен топор.
Выбрав себе лошадь, которая меньше всего нервничала при его приближении, Джонатон привязал к седлу свой старый свернутый плащ, уже насквозь пропитавшийся кровью. Остальных лошадей, кроме одной смирной кобылы, Люкки завел в опустевшую конюшню, пока Бэкки собирала обломки своей жизни, чтобы ехать в город. Джонатон тем временем пытался привести себя в порядок, соскребал кровь, одевался. Он решил не лезть на крышу за своим револьвером и прицепил на пояс оружие Эль Бланко.
Он снова оказался в седле. Почти как давеча, только без Эйса, держащегося за подпругу седла, без Сэма с его шуточками.
Луна потихоньку садилась. Джонатон подъехал к лошади Бэкки левым боком, свободным от окровавленного свертка, и взял повод, готовясь показывать дорогу.
Бэкки смотрела на то, как он рубил и собирал головы бандитов, с ужасом, но немного успокоилась после того, как Джонатон пояснил — это чтобы не тащить к шерифу тела целиком. Наверняка ведь за многих из них назначена награда (а тела все лучше потом, вернувшись, сжечь, чтобы не было как в прошлый раз).
Ему пришлось хорошенько поработать топором, чтобы у законников в городе не возникло вопросов, откуда следы от чудовищных зубов на убитых им собственноручно преступниках.
Хотя Джонатон не сомневался, что слухи все равно поползут дурные, если последний сбежавший бандит не свернет себе шею где-нибудь на дороге. Он видел его, видел Эйса и небось начнет плести, что полукровка вызвал злого духа из ада!
Небо уже начало сереть, когда их маленький отряд остановился у ручья немного передохнуть.
— Далеко еще? — спросил Джонатон, щуря снова начавшие слезиться глаза.
— Нет. Ещё до восхода будем на месте.
— Хорошо.
Бэкки забралась в седло и протянула руку Люкки.
Джонатон помедлил, глядя на ее силуэт на фоне неотвратимо светлеющего неба, и сел на свою лошадь.
Люкки почти моментально засопел, уронив голову на грудь, Бэкки придержала его за пояс, чтобы мальчик не свалился. Она тронула пятками бока лошади, но увидев, что Джонатон не двинулся с места, остановилась, выжидающе повернув голову.
— Бэкки. Я… Мне необходимо тебе кое-что сказать. — Бэкки испугалась. Нехорошо было подвергать ее еще одному испытанию, но Джонатон впервые в не-жизни решил быть честным и покаянно повесил голову. — Я вампир.
Бэкки резко выдохнула, задумалась и медленно ответила:
— Знаешь, в прошлом году у нас на ферме останавливалась группа последователей Джозефа Смита. После них меня трудно чем-то удивить. Мне все равно, какой религии ты придерживаешься. Ты хорошо стреляешь — этого довольно.
Ударила лошадь пятками, посылая вперед, в сторону скрытого пока за горизонтом солнца.
Джонатон не поверил своим ушам. Возможно ли, что в Новом Свете люди и вправду могли не знать, кто такой вампир? Возможно ли, что она приняла его за последователя странной религии, одного из одурманенных откровениями новых пророков?
А может, это и есть его шанс? Не зря же говорят, что в Америке все возможно.
Улыбнувшись, Джонатон пришпорил своего скакуна, догоняя ускакавшую вперёд Бэкки.